…Если человек уверен в собственном спасении, то его восторгу не будет предела. Не избегает этого и известный в 19 веке английский проповедник баптизма Сперджен: «Мой Господь! Я с Тобою. Я ввергнут в Тебя. Я растворен в Тебе, подобно тому, как капля растворяется в море. Мой цвет померк на фоне величия Твоей радуги! Я растворился в Тебе, величественный Иисус! .. О, Иисус, Иисус, Иисус! Ты - рай! Мне большего и не надо. Я растворился в Тебе» . Несколько напоминает мусульманскую мистику с ее растворением личностного начала. Впрочем, кальвинизм с его жестким предопределением тоже приводит к размыванию личности. Даже Бог в теологии такого типа из Личности превращается в Волю. Поскольку протестантизм вообще означает «бегство от свободы», бегство от ответственности за свое спасение, то и здесь человек стремится убежать от себя к Богу, распылиться в Нем, чтобы не отвечать за себя. Райская мечта эгоиста.
Критика Спердженом католиков подчас любопытна. Вот цитата для примера: «Неужели Иисус Христос – это то, что изображено в католических костелах? В их понимании Иисус – ребенок на руках у своей матери: такой маленький, немощный, беззащитный. Не говоря уже о том, что основа поклонения всех верующих католиков заключается в поклонении Деве Марии. Образ Матери заслоняет образ праведности Христа, нашей греховности и образ искупления кровью. .. Почему везде, куда не посмотришь, Он показан мертвым, пригвожденным ко кресту или завернутым в саван? Казалось бы, что в этом плохого, ибо и мы веруем в умершего Христа, хотя и не воздвигаем Его образ, ведь сегодня Иисус жив. Воскреснув, Он возвысился над смертью. Но в католической церкви Он все еще мертв .. Но наш Спаситель жив, Он среди Своего народа! .. В противном случае наша вера была бы безнадежна: мы бы служили мертвому Христу и верили в бездыханного Спасителя» . Разумеется, основа поклонения католиков не заключена в Деве Марии, хотя такие термины как «соискупительница» намекают на что-то подобное.
Противопоставление гнева Сына и милосердия Матери сослужило католикам недобрую службу. Однако, в чем Сперджен прав, так это в том, что католическое искусство искажает христианские догматы. Образ пухленького «бамбино» совершенно не напоминает Богомладенца. Зато он замечательно отражен на византийской иконе, которая, очевидно, была незнакома Сперджену. Естественно, своеобразный культ смерти Христовой у католиков, и подчеркнутый экспрессионизм их образов Страстей, наводит на мысль, что Мертвый Христос реальнее Воскресшего. В православной иконописи это совершенно не так, но для западной живописи кровавый Христос распятий заслонил Воскресение. Поэтому в словах о том, что «в католической церкви Он мертв», есть доля истины. Хотя, если почитать проповеди о Страстях самого баптистского проповедника, возникает еще большее ощущение смерти Христовой.
Сперджен приводит интересную историю. Католические миссионеры проповедовали в какой-то языческой стране. Они показывали картинку, на которой было изображено древо Церкви. Прогнившие ветви, такие, как Лютер и Кальвин, были обрезаны и брошены в костер. Самые большие ветви были символами епископов и кардиналов. Как выяснилось, папа – это ствол. Местные жители спросили, а где же здесь Христос? Им сказали, что Христос – это корень дерева. Немудрено, что при таком подходе, когда большую часть дерева занимает папа, протестанты предпочли остаться гниющими ветвями. Непонятно, где в этом образе остальные верующие, кроме иерархии? Отсюда убеждение протестантов, что и у католиков, и у православных, церковь – это только иерархия, хотя Церковь – это все истинно верующие в Иисуса Христа.
Говоря об искушениях, которые подстерегают человека, Сперджен пишет: «Остерегайся своего соседа и жены своей, ибо не знаешь, с какой стороны сатана может напасть на тебя. Наши привычки, радости, печали, наше уединение и даже наши должности – все это злейший враг народа Божьего может превратить в орудие против нас. Ловушки расставлены повсюду: в постели, за столом, у камина в гостиной, на улице. Когда мы в компании, на нас расставляются силки и капканы светской жизни, а, оставшись наедине, мы рискуем угодить в топь уныния. Искушения могут быть обнаружены как в доме Божьем, так и за его пределами» . Но констатировать такую очевидную ситуацию, - это, по сути, оправдывать необходимость монашества. Монашеское «бегство от мира», бегство к Иисусу для борьбы с греховными искушениями, - это и есть выход из того ада, который описывает Сперджен. Православный аскетизм - это и есть средство для духовной борьбы. Но поклонники реформации обходят эти проблемы восторженной доктриной «гарантий спасения». Они бегут не от мира, но к миру, чтобы стать такими же, как он.
А в результате получается вот что: «Став настоящими профессионалами своего служения, мы проповедуем, как автоматы. Мы, как заведенные, тараторим свою проповедь, а потом, когда разговор окончен, мы внезапно умолкаем. Разве нам есть дело до людских душ? Они для нас ничто. Поиски технологий завлечения людей, а не упование на Бога, завладели нашими умами. Да простит нас Господь, если мы впали в такое прискорбное состояние» . Стоит задать риторический вопрос: а почему поиски технологий ловли душ так легко завладели протестантами, а не, скажем, злобными папистами? Для Сперджена, конечно, реформация, вне подозрений. Откуда же еще эта суетность и обезбоженность ваших проповедей? Откуда еще это безразличие к человеческим душам? Да все оттуда же, - из протестантской догматики. Эти слово Сперджен сказал более 130 лет тому назад, но сегодня они еще ярче описывают состояние неопротестантизма. Все «спасены», все тараторят, лихорадочный блеск в стеклянных глазах, но – какое им дело до человеческих душ?
Когда теологи реформационных исповеданий говорят о спасительной вере, всегда интересно узнать, каковы же все-таки ее признаки. Этого вопроса касается и Сперджен: «Раскаялись ли вы искренне в своих грехах? Поменяли ли вы полностью свое отношение ко греху, ненавидите ли вы то, что раньше любили, и любите ли то, что раньше ненавидели? Чувствуете ли вы отвращение ко греху, желаете ли избавиться от него? Не обманывайте себя. Вам не спастись в грехах. Вы должны спастись от греха .. Делайте все возможное, чтобы избавиться от всякого греха и идти по правильному пути, иначе ваша вера будет мертвой, они никогда не спасет вас» . Кажется, что при таком подходе недалеко и до православия. Но не все так просто. Настораживает то, что в своих вопросах Сперджен касается в основном теоретической, субъективной области. Хорошо, умом я ненавижу грех, и хочу от него избавиться, но так ли обстоит дело в реальности? Действительно ли я избавляюсь от греха? Ощущение, что Сперджену достаточно и одного желания избавиться от греховности. Советуя избавиться от греха, он практически не дает конкретных рекомендаций: только – возместить ущерб тем, против кого согрешил, и молиться. Но это известно и без Сперджена. А нельзя ли подетальнее? Когда читаешь аналогичные пассажи других протестантских авторов, всегда возникает вопрос: сами авторы могут, положа руку на Библию, заявить, что они полностью изменили свое отношение к греху? Если да, то можно только пожать плечами и усмехнуться. У кого же тогда спасительная вера?
За отсутствием реальной духовной практики кроется кальвинистское убеждение, что при наличие желаний, Бог обязательно, с «железной необходимостью», превратит их в действия, которым человек не сможет противостоять. Церковь для этого не нужна. Наш проповедник убежден: «Церковь может ошибаться во многом, но все же быть принятой Богом, потому что совесть церкви не может просвещаться, но зато просвещена может быть совесть ее членов» . Читая такие рассуждения, понимаешь, насколько протестанты обедняют содержание веры. Для них важно не столько то, во что ты веришь, сколько сам акт веры. Получается некая абстрактная вера, которая не может не вести к безверию. Здесь не осознают, что ошибка в вере порождает объективные духовные препятствия для спасения. Если при этом человек не принадлежит к Церкви, то как он сможет врачевать эти раны? Протестанты скажут: Христос индивидуально нас вылечит. Но если вы реально исповедуете ложь и не даете Христу пребывать в вас, то, что же, Он должен вылечить вас насильно? Видимо, у протестантов остается только такой, кальвинистский выход. Они не могут понять, что нельзя быть истинным, принадлежа к ложной церкви. Если это не так, то христианский мир обращается в полный духовный кавардак, где нельзя знать истину вообще.
Сперджен пытается представить свое видение церкви: «Есть люди, которые говорят: «Служители от Бога – это проводники благодати». Другие перебивают их, говоря: «Нам не нужны проводники. Мы сами способны постигать истину, нам не нужны наставники». Мне кажется, что истина лежит где-то посередине. Служитель – не священник, но все же Бог воздвигает пасторов по Своему усмотрению. Мы за служителей, но мы против возведения их в недосягаемый ранг. Не будем же принижать служение пасторов, но и раболепствовать перед ними тоже не станем. Эта истина верна и в отношении таинств крещения и причастия. Некоторые считают, что крещение и участие в Вечере Господней спасают людей, другие полагают, что и то, и другое – пустые ритуалы. Безусловно, в свете послушания Богу, человек должен креститься и принимать участие в Вечере, кроме того, крещение и вечеря – видимые символы благодати Божьей, они поучительны и посему полезны для святых. Ими нельзя пренебрегать. Но спасения они действительно не дают» . Автор, похоже, не видит, что середины между этими позициями на самом деле нет. Или есть благодатное священство, или все священники, все одинаково благодатны (или безблагодатны), и тогда никакие пасторы не нужны (естественно, в Православной Церкви никто не должен «раболепствовать» перед священником и они не имеют «недосягаемого ранга», если под этим понимать какие-то особые привилегии в спасении; какая воля Бога может быть в рукоположении пасторов, если в этом нет никакой благодати?). Если нам скажут, что пастор нужен для того, чтобы его прихожане не отпали от истины, то на это легко возразить: большинство протестантов верят, что от истины в принципе нельзя отпасть; если же кто-то «отпал», значит, он не был в истине – разве вас, господа, не учили этой простой до омерзения доктрине?
Кроме того, если церковь может ошибаться, а отдельные ее представители все равно спасаются, то пастор тем более не нужен: мы же все спасаемся «поодиночке», зачем мне какой-то проповедник? Если крещение и причастие спасения не дают, то в них нет никакой пользы, они пусты. К тому же, у баптистов причастие еще менее «благодатно», чем у пресвитериан: у тех хотя бы присутствие Христа в хлебе уравнено с Его присутствием в Писании; у баптистов нет и этого: зачем тогда эта «вечеря», если есть моя любимая Библия? Настоящую же Евхаристию Сперджен ненавидит настолько, что в одном месте сравнивает чашу причастия с позолоченным кубком, которы подает сатана … Так баптист критикует надежду на спасительность «обрядов». Он думает, что православные или католики настолько глупы, что пустоту, которая только и есть в баптистских «хлебопреломлениях», считают приносящей спасение. Сперджен разражается гневными речами против «таинства алтаря». Как всегда, задаются узнаваемые вопросы: где в Писании говорится о благовониях, о позолоченных крестах, о ризах? . Конечно, об обрядах говорится еще в Ветхом Завете, и в Новом явно отменены только обрезание и принесение жертв, но ведь для радикально настроенного протестанта буква Писания важнее духа, они почти тождественны. С таким же успехом можно спросить: а что, про пиджаки пасторов и кафедры на сцене, за которыми пританцовывает проповедник, тоже написано в Библии? И что больше соответствует христианскому духу: голые стены и одежда пастора, напоминающая «секьюрити», или распятия и красивые ризы священника, напоминающие о небесах? Одна знакомая дама как-то сказала, что увидев баптистского пастора в черном пиджаке и белой рубашке, она сразу поняла, зачем нужны обряды. Потому что иначе повеет могильным холодом. Человек, критикующий Церковь за одежды священников, пишет: «Я желал бы, чтобы проповедники носили белые галстуки, но если они грязновато-серого цвета, то это никуда не годится» . Да как не наряди тьму, она останется тьмой!
Митрополит Евлогий, посетивший в 1921 году женевский храм, где проповедовал Кальвин, говорит о нем просто: «Не храм, а огромное, нежилое помещение» . Розанов, побывавший в этом храме в 1905 году, так описывает свои впечатления: «Прошли мимо длинных скамеек. Церковь без алтаря и без всякого вообще средоточия. Где же главная часть - алтарь? Задумчивая девушка помотала отрицательно головой: «Вот стол трапезы. Алтаря здесь нет». Действительно, на месте, где у нас устраивается алтарь .. стоял длинный коричневый стол .. Верно, это в память Тайной Вечери, и, казалось, один этот стол был перенесен сюда из воспоминаний евангельских: все прочее дышало суровым духом библейского Иеговы .. «Voila la chaise de Calvin» (вот стул Кальвина) .. Оно как блин, узенькое и сухое. Боже, что значит «стиль» души. Выбрал же он себе такое сиденьице, с которого рисунок, право, можно дарить вместо портрета Кальвина: до того они похожи» . И вот, этот «узенький и сухой» стиль был навязан всем кальвинистским исповеданиям: что в нем от Нового Завета? Эти храмы именно «нежилые», - в них не живет Бог. В них живут пасторы со своими «спасенными» прихожанами, в них поют примитивные и унылые песнопения, но Бога в этом трудно узреть..
Часто говоря о «возрождении», протестанты не всегда четко определяют это понятие. Сперджен говорит об этом так: «Святой Дух творит в нас новую небесную и бессмертную природу, которая в Писании называется «дух», и таким образом отличается от души. Наше понятие о возрождении таково, что падшая природа человека состоит только из тела и души, и когда человек возрождается, в нем создается новая, высшая природа – «дух», - который есть искра от вечного огня Божьей жизни и любви» . Отцы Церкви под «духом» понимали, как правило, либо благодать Святого Духа, либо душу после благодатного обновления. Но здесь дух понимается как новая субстанция, отличная от души, и существующая в ней как самостоятельное и чужое начало. Считается, что это начало управляет телом и душой, но не преображает их. Правда, говорится о том, что эта природа «творится и создается», что напоминает католическое учение о сотворенном даре благодати. Сперджен понимает «дух» как отдельную часть человека, которая является властвующей силой. Стало быть, божественное в человеке здесь присутствует как необходимое звено предопределения: через это звено Бог предопределяет человека к спасению, но никакого благодатного обожения не происходит. Божественное и человеческое не соединяются в энергии Всевышнего. Одна «вещь» управляет другой «вещью», принудительно ведя ее в рай, но не обновляет ее, не дает ей реальную причастность. Кстати, Сперджен видит подлинность возрождения в том, что человек ненавидит всякое зло; если он находит удовольствие хотя бы в одном грехе, то он не возрожден. Судя по тому, как сам автор любит купаться в райских наслаждениях, он не является возрожденным христианином.
Между тем, не испытав возрождения, Сперджен ополчается против истинного возрождения в крещении: «Они берут тазик с водой, окропляют младенца, произносят установленный набор слов – и в одно мгновение этот младенец стал чадом Божьим, членом тела Христова, наследником Царства Небесного! Такое «водное возрождение» превосходит мое понимание, этот трюк для меня абсолютно непостижим» . Далее вконец распоясавшийся автор называет таинства «обманом» и «мерзостью». Конечно, если крещение превосходит понимание м-ра Сперджена, тогда ему вообще не стоило бы об этом говорить, потому что у него нет той самой благодати крещения, которая позволяет понять его смысл, а способностей естественного разума, видимо, не хватает. Уму этого протестанта неподвластно, что начало христианской жизни мистично: не мы сами себя рождаем, но нас рождают. Мы становимся наследниками вечной жизни, но наше окончательное спасение, конечно, зависит от нас. Сперджен недоумевает, что в одно мгновение младенец становится чадом Божьим. А разве у протестантов недостаточно сказать, - «я верю в Иисуса как Личного Спасителя. Аминь», - и все, братья запрыгают от радости и скажут: это классно, брат; теперь ты будешь в раю!
Эта «технологическая магия» и не снилась католикам, которых так не любит Сперджен. У нас благодать крещения подается детям по вере крестных родителей. Предполагается, что у всех есть свободный выбор, с помощью которого мы можем обрести спасение. Но в протестантской «магии» никакой свободы нет и в помине. Наш «герой» называет таинства «духовным театром» и при этом сам не замечает, что именно «купания в воде» баптистов, - это и есть театр, ибо зачем еще они нужны? Только для красивых воспоминаний о том, как братья и сестры пели, как одевали в белые одежды, как приветствовал пастор. Есть все, кроме благодати, - вот формула театра. Эти никому не нужные действия действительно превосходят всякое понимание. Впрочем, бывает ведь и театр абсурда. Только зачем в нем участвовать христианам? Зачем молиться на эту пустоту? Если протестантам непонятно возрождение в воде, то зачем Бог создал мир? Очевидно, чтобы материя была причастной Его благодати. Почему же вы не хотите этого, не хотите пускать Бога в мир и собственные души? Ненавидя таинства, Сперджен оправдывает сектантство: «Христианин, если никто из людей тебя не посылает, все равно иди, потому что Бог посылает тебя. Возможно, на тебя никто не возлагал рук. Но какая польза от возложения рук? Боюсь, слишком часто это всего лишь возложение пустых рук на пустые головы, так что, если никто тебя не рукополагал, иди без рукоположения во имя Того, Кто возложил на тебя Свою пронзенную руку» . Такая проповедь самосвятства может только порождать многочисленные расколы. Я согласен с тем, что возложение рук у протестантов, - пустая трата времени. Это, кстати, опровергает его же тезис о необходимости пасторов. Если от рукоположения нет пользы, и каждый должен слушать только «зов Христа», т.е. в конечном счете - себя, то каждый - «сам себе церковь и пастор», и не нуждается в других. Вот такая «свобода», легко превращаемая в рабство собственным страстям.
Свободу Сперджен, как и его праотцы Лютер и Кальвин, не жалует. Классическая цитата: «свободная воля – это нонсенс. Свобода не может быть качеством воли, так же как, например, тяжесть не может быть качеством электричества» . Сравнение свободы с тяжестью, а воли с электричеством весьма симптоматично… Вообще, для кальвинистского мышления воля – это нечто вроде стихий неживой и неразумной природы. Это лишний раз подтверждает их воззрение на человека как на мертвеца, потерявшего образ Божий. Автору не приходит на ум, что в случае человека все как раз наоборот: несвободная воля – это нонсенс. То, что тяжесть и электричество не свободны не вызывает удивления, но если воля человека не свободна, то это – не человек. Критикуя арминиан, которые, пусть и с грехом пополам, но все же признавали свободу воли, Сперджен говорит: «Вообразите себе такую молитву: «Господи, я благодарю тебя, что я не таков, как эти бедные самоуверенные кальвинисты. Господи, я родился в славной свободной воле, я родился с силой, благодаря которой я могу обратиться к Тебе сам, я смог воспользоваться данной мне благодатью. Если бы все остальные так же хорошо воспользовались своей благодатью, как я моей, то они все могли бы спастись. Я знаю, Господь, что если мы не хотим, то Ты не заставляешь нас хотеть. Ты даешь благодать всем, не все могут ей воспользоваться, но я смог. Многие пойдут в ад, хотя Христос заплатил за их грехи так же, как за мои, они получили столько же Святого Духа, сколько и я; у них был точно такой же шанс, как и у меня, и они были благословлены так же. Но не Твоя благодать отличает меня от них; я, конечно, знаю, что благодать сыграла важную роль, но все решал я, я воспользовался тем, что мне было дано, а другие не воспользовались – в этом разница между мной и ими». Это дьявольская молитва, ибо никто, кроме него, не смог бы вознести Богу молитву такого рода» .
Это гораздо больше похоже не на молитву, а на пародию на размышления арминиан. У Сперджена черно-белая логика. Он думает, что если человек признает свободу воли, то он тут же должен на нее полагаться как на Бога. Но это глупость. Опять перед нами незамысловатые лабиринты протестантизма: или настоящий Бог, или бог – наша свобода. Это ложный выбор. И, конечно, признание свободы не ведет к тому фарисейству, которое Сперджен рисует в начале своей «молитвы». Православные молитвословы полны молитв, где всегда подчеркивается первенство благодати: там нет и следа какой-то особенной надежды на наше волеизъявление: мы просим милости Господа, чтобы спастись, а не выставляем напоказ нашу свободу как главное условие искупления. Совершенно напрасно баптистский проповедник приписывает сторонникам свободной воли пелагианство: никто не думает, что своей волей, совершенно самостоятельно, можно придти к Богу, что мы «все решаем». И уж, конечно, никому не придет в голову благодарить свою свободу за спасение: за все благодарят Творца, ведь без Него не было бы и нашей свободы. Участие свободы в спасении никто не рассматривает как заслугу: вся заслуга – в Господе.
Русская пословица гласит: «На Бога надейся, а сам не плошай». Вряд ли кто-то скажет: «На свободу надейся, она тебя спасет». Это формула атеизма, а не христианства. Признание свободы не ведет к гордыне, оно просто прекращает бессмыслицу: если одни спасаются, а другие – нет, то причина не может быть только в Боге. Иначе нужно считать, как считают кальвинисты (в т.ч. Сперджен), что Бог изначально относится к одним лучше, чем к другим. Но так думать о Нем, - богохульно. Впрочем, Сперджена волнуют другие вопросы: «Если каждый спасется, кто будет проклят?» . Очень хочется, чтобы большая часть людей была проклята: если нет свободы, эту идею легче протащить в богословие, - тайна промысла, дескать, и т.д. Я совсем не приписываю Сперджену антигуманизма: обрести большинство человечества на проклятия жаждет кальвинистский Бог. Что же касается свободы, то для любого верующего человека она ничего не стоит, ибо спасает Бог. Отрицать же ее, - значит, отрицать христианский образ Бога и пролагать путь к Аллаху мусульман.
Иногда проповедник баптизма вроде бы допускает синергию: «мы можем действовать так, чтобы получить Святого Духа .. Если мы хотим, чтобы Святой Дух непременно был с нами и ниспослал нам благословение, мы должны с Его помощью живо представлять себе место, в котором нам предстоит трудиться .. Ты хочешь спасать людей, живущих в трущобах? Тогда ты должен пойти туда» . Более того, комментируя 33 стих 118 псалма, Сперджен говорит: «нам надлежит бодрствовать, как будто наша неотступность зависит исключительно от нас, ибо, как гласит этот стих, наша твердость зависит не от какой-либо силы или принуждения, а от наставления Господнего .. Никто не в силах научить человека, отказывающегося учиться» . Вот вам и взаимодействие благодати со свободой! Кажется, что Сперджен на время превратился из кальвиниста в арминианина. Ведь только что (см. выше «молитву») он именно арминианам приписывал мнение о том, что Бог никого не заставляет, если человек сам не желает. Видимо, это минутная слабость.
Думается, речь не идет о спасении, а в лучшем случае об освящении. Это видно, хотя бы из того, с каким упорством Сперджен защищает малую веру: «Малая вера была избрана Богом до сотворения мира. Она искуплена кровью Христа, уплаченная за нее цена была такой же, как и за Большую веру. «По полсикля с человека» .. Малая вера уверена в небесах, поскольку Бог начал благодатную работу в ней и Он продолжает ее .. Он приготовил для нее венец и не позволит венцу пылиться на небесах без головы» . Эта апология маловерия впечатляет. Возможно, автору казалось, что он тем самым избавляет души от отчаяния, но выходит, что сильной веры не требуется: спасает Бог, и только Бог. От маловерия прямая дорога к неверию. Как-то у Сперджена спросили: где гарантия, что я верю в Христа? Он ответил: «право верить во Христа основано не на том, что представляет собой грешник или что он чувствует, а на повелении Божьем, данном каждому существу под небесами: «Будешь веровать – спасен будешь» . Здесь же автор признается в ненависти к мысли о том, что исповедь ведет ко спасению…
Получается, что если ты уверен, что ты веришь, то этого достаточно. Зато исповедь не нужна! На самом деле кальвинисты не очень-то ценят веру. Вот вам пример: «вера - только канал или провод, а не источник. Нельзя строить исключительно на вере, ставя ее значение выше .. благодати Бога. Не делайте никогда из вашей веры Христа; не думайте о вашей вере, что она независимый источник вашего спасения. Мы должны взирать на Иисуса, а не на свою собственную веру» . Потом Сперджен говорит, что слабость веры не погубит человека. Все эти слова направлены против попытки считать веру условием спасения. Если угодно, это более жесткая трактовка предопределения: здесь уже нельзя сказать, - я спасен, потому что я верю. У лютеран была попытка объявить веру неким самодостаточным источником спасения. Но веру нельзя обожествлять, иначе это приведет к самообожествлению. Кальвинисты более последовательны. Выходит, что вера не нужна для спасения: Бог открывает в вас этот канал спасения помимо вас самих. Видимо, нельзя считать даже, что Бог спасает через веру. По-кальвинистски можно просто сказать: Бог спасает; мы называем это обретением веры, в котором нет никакого нашего участия. Интересно, что пуритане объясняли слово «вера» словом «прислонение», т.е верить, - значит, прислоняться ко Христу. Это многое обнажает. Стало быть, достаточно прислониться, а не соединиться с Христом.
Иллюстрируя спасение по вере, Сперджен приводит такой пример: «Вера, принимающая Христа, совершает такое же простое действие, какое совершает ребенок, принимающий протянутое ему яблоко .. Рука ребенка не творит яблоко, не заслуживает, она только берет его» . Для человека, исповедующего кальвинистские взгляды, здесь слишком много антропоцентризма. Какая может быть вера до принятия Христа? Вера уже есть, а Христа еще не приняла?! Что это за пелагианство? Нужно говорить, что действенное действие благодати одномоментно появлению у грешника желания веровать. Конечно, ребенок не творит яблоко, не заслуживает его. Но он же проявляет свободу: берет яблоко, а мог бы и не взять. Или кальвинисты считают, что ребенку яблоко вкладывают насильно?! Что это за родители такие? А вдруг ребенок капризный, и подержав яблоко, не захочет его съесть? Мы все у Бога капризные дети… Наконец, вспомним притчу о талантах: первые пять талантов не были заработаны, но благодаря им появилось еще пять. Может ли отец дать ребенку еще одно яблоко, если он видит, как хорошо тот обходится с первым? Разумеется, это нельзя понимать так: мне дали яблоко (благодать), я отработал подарок определенное количество раз, а потом мне дали еще одно яблоко.
Скорее, имеет место известный «параллелизм»: яблоки умножаются по мере нашего усердия, и наоборот, наше усердие возрастает по мере умножения благодати. Впрочем, здесь нет какой-то математической пропорциональности, - Бог всегда дает больше, чем мы того «заслуживаем». Никто не сможет сказать: я помог Богу спасти меня. Твоя «помощь» - ничто без Господа. Спасение – всегда милость, а не ответ на нашу «самоправедность», но эта милость ненасильственна, она свободна, как и мы свободны принять ее или нет. Для верующего сердца в нем самом нет никаких оснований для милости спасения (которые я якобы «заработал»). Но для Бога такие основания могут быть, поскольку Он есть любовь, а это значит, что если есть хотя бы малейший шанс спасти человека, то он спасает его. Но Бог не может спасти беспечных лентяев, которые отталкивают его, говоря, - я и так спасен по одной вере без всяких дел. Вообще в рассуждениях о вере, необходимо задавать множество вопросов: насколько вера сильна, насколько она связана с богопознанием, насколько с желанием следовать ей в жизни, насколько с любовью к Богу, с сердечным упованием и т.д. Без ответа на все эти вопросы, утверждения о спасении по вере бессмысленны уже хотя бы потому, что не дано определение веры. Вера может быть синонимом жизни, может противопоставляться делам, а может сама являться делом. К тому же, вера непостоянна, и может возрастать или умаляться. Поэтому «спасение по вере» выглядит наивным, и выливается в «я верю, что я верю, что я верю».
Сперджен говорит: «Ты никогда не будешь ценить помилования, если не испытаешь покаяния; ты никогда не выпьешь до дна чашу покаяния, пока не будешь знать, что ты помилован .. Не смотрите на покаяние как на причину помилования, а как на следствие из последнего» . Если первая половина этой фразы вполне приемлема, то вторая вызывает определенные сомнения. Естественно, истинное покаяние невозможно без благодати Божьей. Но некоторое основание к помилованию должно содержаться и в самом человеке, иначе мы приходим к парадоксу «помилования без покаяния». Покаяния должно быть «вторичной причиной» помилования, в противном случае необходимость в нем отпадет совсем. Проблема в том, что протестант, зная об окончательном помиловании, отнюдь не спешит выпить до дна чашу покаяния. Да и куда ему спешить, если последняя глава цитируемой книги называется: «встретимся в небесах!». Комментарии в данном случае излишни.
Поскольку Сперджен жил в Англии, то он постоянно критикует Англиканскую церковь. Особенно достается представителям «высокой церкви», чьи воззрения наиболее отличаются от доктрин реформации: «Трудно пройти по улице, не встретив на пути папской кумирни, так называемой епископской церкви, где самозванные «священники» заманивают глупых женщин в исповедальню, очаровывают людей массовыми мероприятиями и шествиями. Подлые обманщики! Священники признанной протестантской церкви, поддерживаемой народом, они, как стервятники, пожирают протестантизм. Есть достаточно дураков, верящих в этих священников, в их распятия и прочий мусор, и эта мерзость быстро, как на дрожжах, растет и распространяется» . Может ли человек, называющий распятие «мусором», называться христианином? Что же касается стервятников, то на уроках биологии в школе учат, что стервятники нападают только на слабых и больных животных… Чувства баптиста можно понять, ведь англиканство не оправдало надежд кальвинистов на полную протестантизацию, а тут еще такие, явно «папистские» тенденции! Есть от чего придти в ужас.
Но тут же Сперджен спохватывается, и говорит, что это еще не так плохо. А то на протестантских кафедрах появились проповедники, которые отрицают богодухновенность Библии! Почему же у этих «англиканских папистов» такого нет? Нашему автору духовная эволюция видится следующим образом: «Сначала кальвинизм был слишком строгим, затем евангельские учения устарели, теперь само Писание подвергается изменениям и улучшениям, придуманным человеком» . Честно говоря, приходит на ум, что в этом перечислении есть причина и следствия: а не потому ли, что кальвинизм был слишком строгим, «устарели» евангельские учения и возникла библейская критика? Значит, сам кальвинизм не был основан на библейской почве. Сперджен признает, что в таком положении есть доля вины самих протестантов: «мы гораздо хуже ранних христиан, которых преследовали за то, что они были истинными христианами; нас же не преследуют, потому что нас едва ли вообще можно назвать христианами» .
Этот замечательный аргумент следует помнить американским протестантам, которые любят упрекнуть православных в советском безбожии, а католиков - во французской революции. Ваша «тишь да гладь», господа, означают, что вы не опасны для врага рода человеческого. Обращает на себя внимание, что в данной брошюре Сперджен говорит о спасении детей в тонах, приближающихся к традиционным: «Обращение ребенка в веру требует такого же труда Божьей благодати, приносящего те же благословенные плоды, что и обращение в веру взрослого человека» . Но если возможно обращение ребенка в веру, и если дети не чужды Божьей благодати, как и взрослые, то почему их нельзя крестить? Ответ на этот вопрос у автора отсутствует. Зато он есть в учении Церкви. В других книгах Сперджен поддерживает учение об избранности умерших детей: если так, то зачем их спасать. Если у детей есть грехи и они нуждаются в спасении, значит, нет никакого автоматического попадания в рай в силу возраста. Отсюда и благодатное крещение младенцев.
Проповедник радикальной реформации ставит перед нами диллему: «Спасен я или осужден? Вы можете находиться только в одном из двух состояний» . Да, мы можем находиться в одном из этих двух состояний, - но только после смерти; окончательно же - после Страшного Суда; сейчас же все люди только на пути - в рай или в ад. Но для автора речь идет о земной жизни, и о самом начале духовной. Это сразу настраивает на ложный лад: зачем тогда жить, если ты заранее спасен или осужден? Сперджен понимает, что истинное покаяние – это не слезы, не регулярное чтение Библии, и не глубокие богословские познания. Оно – в достойных делах. Но именно этих дел как раз и не хватает протестантам. Сперджен даже молится: «Мы хотели бы не столько делать, сколько быть» . Чувствуется, что дела автора не удовлетворяют в сиду своей мелочности и недостатка божественного присутствия. В результате протестантизм превращается в «религиозную болтовню» (термин Сперджена), которую автор однозначно осуждает: «Они измерили величину Божьего милосердия и обозначили узелком предел всепрощающей любви; что же касается тайн, в которые желают проникнуть ангелы, то они видели их, как мальчики в ярмарочных панорамах. Совершенно лишенные скромности и возомнив себя умнее своих учителей, они воссели на борзого скакуна и смело прыгают через все «за семью печатями» тексты Писания, противоречащие их утверждениям» . Очень похоже на автопортрет. Или на портрет реформации в целом. Из протестантов получились выдающиеся и непревзойденные «прыгуны» через тексты Писания!
Молитвы Сперджена отражают его радикально-протестантский настрой. Огромное количество восклицаний «О!», повышенная восторженность: «О Господь, мы хотели бы насладиться Тобой сегодня», «мы наслаждаемся путями святости больше, нежели чем-либо в жизни» . В целом моления Сперджена проходят под знаком того, что «Теперь Ты не здесь, ибо Ты воскрес» . Поэтому, кстати, настоящее причастие Телу и Крови Христа невозможно. Поэтому Сперджен просит Бога: «Даруй нам новую Пятидесятницу» . Нужно поистине мало верить в Бога, чтобы просить Его об этом, ибо эта просьба означает, что настоящая Пятидесятница умерла; баптист не чувствует ее благодати. Я не думаю, что Сперджен был бы в восторге от тех людей, которые сегодня разжигают огонь своей призрачной сектантской «пятидесятницы». Автор взывает: «Да вырвется церковь Твоя из цепей национальных, из всех сектантский ограничений, и да испытаем мы благословенное единство» . Казалось бы, вот и благоразумие посреди опьянения. Но в другой молитве это не мешает автору молится против «козней Ватикана»: «да одолеет Царство Мессии ту, что сидит на семи холмах» . Сперджен еще довольно «скромен» в своих молитвах по этому поводу: Лютер просто желал множества проклятий «папизму». Между тем, лондонский проповедник просит: «Даже поклоняться многим кажется нелегко. Кажется, что их преследует дракон, и потоки огня, извергающиеся из его пасти, сметают прочь их преданность. Дай им большие крылья, как у орла, чтобы каждый мог улететь туда, где для него приготовлено место, и сегодня же успокоиться в присутствии Бога» . Увы, ваши крылья орла давно превратились в крылья Икара, который с шумным плеском волн упал в Женевское озеро. Дракон не преследует вас, ибо ваши крылья срослись с его крыльями. Полет вашего аэроплана – не в райские обители, а действительно туда, где вы сами себе уготовали место, и куда летит этот огненный дракон. Но Бог милостив, и, быть может, ваша церковь избавиться от сектантских цепей, как молил Сперджен.
Как порою оригинально оправдываются кальвинисты, защищая свое «предопределение». Тот же Сперджен говорит, что кальвинизм берет свое начало не от Кальвина, а от Самого Господа Иисуса Христа! Схема такова: Кальвин заимствовал это учение у Августина, Августин якобы у апостола Павла, а св. Павел как будто бы у Самого Христа через посредство Святого Духа! 11 веков между Августином и Кальвином эта «великая истина», видимо, была под спудом. 350 лет между Павлом и Августином «предопределение» тоже где-то таилось. Остальные 12 апостолов баптистским проповедником не упомянуты: они как-то прошли мимо кальвинистских доктрин. Кроме упоминания блаж. Августина, другие звенья цепи выглядят крайне сомнительными. Достаточно посмотреть на послания Павла, чтобы понять, как он был далек от кальвинистской схоластики «декретов Божьих». Можно вспомнить хотя бы притчу Христа о сеятеле, чтобы уяснить, что Господь говорил о возможност потери спасения и о том, что эта потеря совершается не по принуждению, а добровольно. Но разве это аргументы для протестанта?
Сперджен пытается доказать, что кальвиновское предопределение и мусульманский фатализм – это совершенно разные вещи. Он говорит: «Мы не отрицаем, что все предопределено так, что обязательно должно состояться, однако все происходит не потому, что оно просто не может не произойти, а потому, что так определил Бог .. Колесо провидения вращается со строжайшей точностью, в этом есть и мудрость и цель» . А что, мусульмане не верят, что все происходит так, как предопределил Аллах? Что же касается колеса провидения, то, помнится, римские язычники говорили что-то о колесе Фортуны. Учитывая, что кальвиновский образ Бога был связан с Волей самой по себе, которую никто не контролирует, даже она сама, то сравнение со слепой необходимостью язычников не кажется таким уж безпочвенным. Итак, в этой фразе мы не видим никакого отличия кальвинизма от ислама. Пытаясь найти другие отличия, Сперджен пишет: «Если кто-то погибнет, то сам в этом виноват, если кто-то спасется, то спасение целиком от Бога» . Автор полагает, что это сохраняет справедливость Бога. Но никакой справедливости нет и в помине! Если спасение целиком зависит от Бога, то почему спасены не все, остается непостижимой тайной, которая, видимо, была известна только Кальвину.
Все люди своими грехами заслужили ад, но если Бог проходит мимо большей части человечества, и спасает остальных безо всяких причин, то о какой справедливости может идти речь? Сперджен приводит такой пример: «Несколько преступников, совершивших тяжелейшие отвратительнейшие злодеяния, справедливо осуждены на смерть, и они должны умереть, если только король не воспользуется своим правом даровать помилование. Если по благим и веским причинам, известным только ему одному, король решит помиловать нескольких осужденных на смерть преступников, а остальных отдать в руки правосудия, то можно ли обвинить его в жестокости и несправедливости? Если каким-то образом правосудие в большей мере будет удовлетворено прощением некоторых, нежели их казнью, и одновременно наказание остальных будет подчеркивать справедливость судьи, то кто станет осуждать его?» . Давно замечено, что у кальвинистов весьма странные представления о справедливости. Представьте себе, что преступник – вы. Вы сидите в одной камере с такими же несчастными. Если вы оказываетесь в числе помилованных, то вы, конечно же, безумно счастливы: есть справедливость на свете, есть Бог на небесах! Правда, когда вы узнаете, что помилованы почему-то не все, то это должно омрачать вашу радость. Они ничем не хуже вас, но… королю так захотелось! Если же известие о том, что остальных ваших сокамерников все-таки казнили, вас не огорчает, то вот вам и идеал эгоиста: главное, что меня помиловали; казнь остальных – полная тайна. В этом смысле кальвиновское учение об избрании должно очень нравится эгоистам.
Но подумаем, а что произойдет, если вы окажетесь не в числе помилованных, а в числе обреченных на казнь? Все время, которое вам осталось, вы наверняка будете склоняться к тому, чтобы проклинать несправедливость такого короля, который, несмотря на равные преступления с другими, решил умертвить вас. А если вы еще узнаете, что вас наказали для того, чтоб подчеркнуть справедливость короля, то из вас может получиться отменный богоборец. Представьте, что все осужденные – ваши ближайшие родственники. И вот, вас выпускают, а ваших мать и отца, - нет. Сочли бы вы такого Бога справедливым, если ваши родители виновны не более вас? Было бы трудно смириться с таким решением, даже если бы они были значительно виновнее, т.к. это – отец и мать. Вы желаете им спасения, зная, что и Бог желает этого. Но, по никому не известным причинам, Бог решил помиловать именно вас. Будет ли такая «милость» вам по душе, сочтете ли вы ее таковой, или она станет костью в горле? Если же вам по сердцу такое «милосердие», то у вас нет сердца. Но я верю, что у Бога есть бесконечно любящее сердце. После этого забавно читать, что кальвинизм непротиворечив и его нельзя победить. Определенная логика (хочется сказать, - безумная) в кальвинизме, конечно, есть, но – «противоречив» в этой системе Сам Бог. Он не может быть до конца справедливым (иначе всех следовало бы осудить), но и не может до конца любить (если все одинаково мертвы и не свободны, то можно спасти, предопределить всех). Он постоянно мечется между любовью и справедливостью, и не знает, что же ему избрать. В конце концов, Он избирает несправедливую любовь и нелюбящую справедливость. По Кальвину получается, что мы вообще не можем понять такую «справедливость» Бога, но это равносильно признанию, что в таком важном аспекте Бог непознаваем, - это постепенно приводит к агностицизму.
Видимо, чувствуя недостаточную логичность кальвинистских доктрин, Сперджен переходит к прямым угрозам: «Для чего противопоставлять себя Божьему учению? Вспомните, что произошло с детьми, которые решили посмеяться над Божьим пророком: «Иди, плешивый! Иди, плешивый!». Не говорите ничего плохого о Божьих учениях, чтобы дикое животное случаем не вышло из леса и не поглотило вас» . Что ж, замечательный по своему аргумент, коли нет других. Господь Иисус Христос мыслил иначе, и когда апостолы хотели свести огонь с неба и погубить людей, Он сказл им, что они не знают какого они духа: души надо спасать, а не губить. Но в мир кальвинистов Новый Завет еще не пришел. Кальвин, как известно, со своими противниками расправлялся, отнюдь не считаясь с евангельскими нормами. Сперджен только поддерживает дух своего великого предшественника. Вспоминается, как Розанов говорил: представьте, что Толстой казнил бы Горького за занятия литературой ! Если кого-то из нас за критику кальвинизма поглотят дикие животные, мы будем знать, что они посланы Кальвином с того света. Неслучайно баптистский автор хвалит людей, веривших в предопределение таким образом: «Магомет делал то, что он делал, будучи твердо убежден в том, что Бог предназначил его для этого. Кромвель никогда не одолел бы своих врагов, если бы не был укреплен этой могучей истиной» . Сравнение с мусульманами очевидно: и Мухаммед, и Кромвель вели убийственные войны, думая, что этого от них требует Бог… В традиционном христианстве, что бы ни совершал человек, он всегда понимает, что его воля может не совпадать с волей Бога, отсюда сомнения в правильности своего пути, и постоянная необходимость в покаянии. У сторонников безусловного предопределения такой проблемы нет: они уверены, что их воля полностью совпадает с волей Бога. Отсюда возможность любых действий, в том числе, и в области зла, что блестяще доказывают приведенные Спердженом примеры.
Сперджен отрицает предопределение через предвидение. Делает он это с помощью таких рассуждений: «Допусти, на улице я встречаю двадцать нищих и одному из них даю шиллинг. Можно ли сказать, что я решил дать этот шиллинг потому, что избрал человека к обладанию этим шиллингом на основании предвидения того, что у него будет эта монета? Это абсурд. Также абсурдно утверждение, что что Бог избрал людей на основании того, что Он предвидел их веру, которая есть спасение в зародыше» . Т.е. защищается безусловное предопределение в кальвиновском, «чистом» варианте. Пример действительно абсурдный. Абсурден он потому, что здесь совершенно ничего не говорится о действиях самого человека. Арминиане сказали бы, что когда Бог дает человеку «шиллинг», то он спасает его, предвидя, что человек возьмет этот шиллинг. Здесь кальвиновское предопределение смягчается тем, что вера становится некоторым основанием для избрания: если ты поверил, то, значит, ты именно поэтому спасен, - вера превращается в «заслугу». Умеренные кальвинисты сказали бы так: Бог дает «шиллинг» только тем, которые, как Он знает, примут его (ни те, ни другие не дают человеческой свободе должного места). Православные сказали бы, что Бог избирает человека, предвидя, что он возьмет «шиллинг», и в течение жизни с помощью Божьей умножит это богатство. Для Сперджена эти варианты неприемлемы, поскольку он убежден в абсолютной мертвенности человека: если Бог дает «шиллинг», то человек не может не принять его, у него нет выбора.
В некоторых местах Сперджен как будто удаляется от жесткого кальвинизма. Впрочем, это свойственно практически всем приверженцам «женевского папы». Если у человека сердце задето Христом, он не может всю жизнь оставаться маниакально одержимым «предопределением». Сперджен говорит, что «Он избрал вас к святости, если вы любите святость» . Но вот вопрос: в моей любви к святости есть ли какое-то участие моей свободы, или нет? Если есть, то это избрание на основании предвидения. И что делать, если на «головном уровне» я люблю святость, а в жизнь ее воплощаю «не очень»? В других местах своих проповедей Сперджен поясняет, что избраны только те, которые живут в святости: «Если вы ходите в страхе Господнем, стараетесь угодить Богу и повинуетесь Его заповедям, тогда не сомневайтесь в том, что прежде создания мира ваши имена были записаны в книге жизни Агнца /../ Тот, кто гордится своим избранием, не избран. А тот, кто смиряется при мысли о нем, может быть уверен, что избран, ибо в смирении заключается один из самых благословенных плодов учения об избрании» . Со многим из этого согласится и православный, за тем исключением, что никто из нас не может думать, что живет свято, поскольку, если он думает так, то он не свят, а, значит, по Сперджену, не избран. Как можно не гордиться своим избранием, если оно понимается как привилегия, которой Бог по неизвестным причинам одарил часть человечества? Бог желает спасти всех, и в этом смысле избраны все. Наша жизнь всегда является извилистым путем ко спасению и осуждению: никто не может сказать, что он постоянен хотя бы в своем желании следовать Божьим заповедям. Увы, мы постоянны в обратном… Поэтому можно адресовать еще один вопрос стороннику кальвинизма: сегодня ваш единоверец скажет, что он живет «свято», а завтра, - что нет; как быть в случае такого «непостоянства», которое демонстрируют ваши прихожане?
Сперджен и сам понимает, что без гордыни тут не обойтись: «Человек, знающий о своем избрании, слишком горд, чтобы грешить. Он не снизойдет до того, чтобы творить беззакония, которые творят обычные люди» . Какое-то странное понимание святости, смешанное с высокомерием и презрительностью. Получается, что «избранные» святы не в своем смирении перед Богом и людьми, а потому, что они в своей недоступной другим «высоте» не снисходят до грехов «обычных» людей. Этакий духовный аристократизм или элитарность. Один человек возразил нашему проповеднику: если бы я верил в это учение, то стал бы жить во грехе. Вот что ему ответил «король проповедников»: «Думаю, что вы – да, вы бы действительно стали жить во грехе .. потому что, вы человек, а я – новое творение во Христе Иисусе» . Это очень похоже на ответ «смиренного» человека! Конечно, ведь его пронизывает ощущение, что он – не такой, как все, он «необычный», он принадлежит к «высшей касте».
Поскольку аргументов против кальвинистского избрания превеликое множество, то Сперджен не устает парировать их. В частности, он говорит о том, что все мы молимся о ниспослании благодати нашим родственникам, друзьям и единоверцам. Он считает, что тем самым люди якобы соглашаются с кальвиновской теорией о том, что Бог изначально относится к одним лучше, чем к другим . Но это совершенно не так. Если мы молимся о ниспослании благодати одним, то совсем не значит, будто мы желаем, чтобы другим было дано меньше благодати. Церковь молится о «мире всего мира», а не отдельных его представителей в противовес другим. Никто не думает, что молясь о родителях, человек считает, что Бог должен быть справедливее именно с ними. Да, мы можем любить родителей больше всех остальных, но это не значит, что остальных мы должны ненавидеть или желать им спасения в меньшей степени. Такие мысли – не от Христа. Бог может оставаться справедливым, давая кому-то больше благодати, а кому-то меньше, только в том случае, если это зависит от нашего благочестия. Иначе это будет не библейский образ Бога, хотя кальвинистов это вполне устраивает. Наши разногласия с кальвинистами касаются не того, существует ли вообще предопределение. И православный богослов может сказать, что еще до сотворения мира Бог предвидел, кто будет в раю или в аду, поэтому в данном аспекте каждый человек еще до своего рождения уже попал на небеса или в преисподнюю. Но для нас это не исключает свободы человека, православие различает предопределение и предвидение, понимая первое в свете последнего, а не наоборот, как делают реформаты. Церковь никогда не отвергала идею сотрудничества человека с Богом, а ведь здание предопределения может быть построено только на нем. Иначе рухнет все христианское учение о спасении.
Между тем, Сперджен утверждает, что Бог не может избрать нас на основании чего-то доброго в нас, поскольку Он избирает нас именно для того, чтобы мы стали добрыми и святыми . Если говорить о природно добром, о нашей поврежденной грехом природе, то, естественно, Бог не избирает кого-то более доброго, чем другого. Он избирает для святости всех, т.к. жаждет, чтобы все были святы. Для этого Христос и спас нас. Но если говорить об окончательном спасении, то оно не может не быть связано с тем, как мы откликаемся на благодать Божию во всей нашей жизни. С одной стороны, мы избраны для святости, с другой, - избраны святые, т.к. если человек не соглашается с Богом, то как он может спастись? Одно избрание - всеобщее, другое – зависит от нашей жизни согласно Христу: если мы не живем в Нем, значит, мы не избраны. Обсуждая признаки избранности, Сперджен спрашивает: «положились ли вы полностью на Иисуса Христа? Верующее ли у вас сердце? Размышляет ли ваше сердце о небесном? .. Смиренное ли у вас сердце? Охотно ли вы воздаете за все славу Божьей благодати? Святое ли у вас сердце? Жаждете ли вы святости? .. Храброе ли ваше сердце ради Бога? .. Сосредоточено ли оно на Боге, не желая покидать Его?» .
Ни один человек, включая и автора этих вопросов, не сможет ответить на них утвердительно. Или вместо молитвы мытаря, он должен выбрать молитву фарисея, и благодарить Бога за то, что он свят и смиренен не так, как все прочие «обычные» люди… Это дьявольская ловушка, в которую попадает человек, верящий в кальвиновское предопределение. Ему говорят, что он только положительно должен ответить на эти вопрошания, иначе он не избран. И он обязан, закрывая глаза на гордыню и прочие «мелочи», все время говорить «да». Потому что, если не избран, тогда – проклят: Бог прошел мимо тебя. Остается только трепетать в страхе и ужасе, что приводит к духовной парализации. Боязнь кальвинистского осуждения может избавить человека от части грехов, но разве это евагельское стремление к святости, разве это вера, действующая любовью? Это сплошное отчаяние.
Тогда остается плюнуть на все эти «признаки избранности», и утешить себя тем, что поскольку ты веришь, значит, ты избран. Протестанты всегда прибегали к такому «лекарству», понимая, что в их жизни святости явно недостает. Но должна же церковь врачевать раны. Вот она и врачует их снадобьями, которые хуже яда. Однажды Сперджен скажет: «Надо остерегаться, чтобы кальвинистское учение не стало самым опасным, если оно будет излагаться людьми, ведущими недостойную жизнь, использоваться для прикрытия греха /../ боюсь, что многие говорят о господстве Бога таким языком, что отталкивают от Кальвинистской церкви всех, кто верит в свободное посредничество» . Можно подумать, Кальвин вел достойную жизнь, а его учением нельзя успешно прикрывать грех… Видно, что этот проповедник сам боится крайностей кальвинизма: «От имени нашего Господа мы должны призвать их .. Да не удержат вас от этого те ультракальвинистские богословы, которые говорят: «Можете наставлять и предупреждать неверующих, но не призывать и не просить их войти». А почему? «Потому что они мертвые грешники, и потому бессмысленно призывать их, так как они не могут прийти» . Но если нужно призывать неверующих ко спасению, то это значит, что вы де-факто признаете у них наличие свободы воли, иначе нужно поступать как эти ультракальвинисты и вообще отказаться от всякого миссионерства (такие группы и у кальвинистов, и у баптистов были). Кальвинисты вынуждены подспудно признавать свободу: «У меня на руке гангрена, но я не соглашаюсь на ампутацию, потому что не знаю, определил мне Бог умереть от гангрены или от чего-то другого. Ну, кто, кроме абсолютно ненормального человека, станет так рассуждать?» . На вопрос Сперджена можно дать простой и ясный ответ: так может рассуждать абсолютно последовательный кальвинист. Но если никто так не рассуждает, то таких кальвинистов не осталось на свете. Думаю, что и сам Кальвин не был и не мог быть таковым: своя рубашка (свое здоровье) всегда ближе к телу, чтобы пренебрегать свободой выбора.
Постоянно проповедуя и трактуя Писание, протестанты попадают порой делают это так, что неизбежно возникает анекдотическая ситуация, как в «белом», так и в «черном» смысле. Множество таких примеров приводит Сперджен в своих лекциях. В одной баптистской проповеди было сказано: «Мы не хотим врываться к Тебе подобно безрассудной лошади, бросающейся в сражение» . Сравнение более чем странное, хотя, действительно, протестантское отношение к Церкви и ее Преданию порой напоминает именно безрассудство. Методистский проповедник Джейкоб Грубер, услышав, как проповедник кальвинизма осуждает его учение, помолился Богу о том, чтобы сердце этого кальвиниста стало столь же мягким, как и его мозги… Что же, протестантская этика более снисходительна к таким вещам, чем этика православная. Ну пошутил, подумаешь. Один студент протестантского колледжа должен был сказать проповедь в присутствии своего наставника Филиппа Додридджа, имевшего обыкновение становиться прямо перед студентом и смотреть ему в глаза. Незадачливый ученик начал проповедь на слова Христа из Ин. 14, 9: «Столько времени Я уже с вами, и Ты не знаешь Меня, Филипп?». С кем не бывает, - проповедовать-то надо..
Кальвинист Уильям Кунтингдон решил истолковать текст Ис. 11, 8: «И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи». «Младенец» - это новообращенный, «аспид» - это арминианин, а «нора аспида» - это уста арминианина. Как видим, в своих «разборках» с арминианами кальвинисты не чураются такого своеобразного «символизма». Этот же кальвинист однажды истолковал седьмую заповедь в том смысле, что Господь говорил со Своим Сыном и сказал: «не пожелай жены дьявола, т.е. неизбранных» . Бред, конечно, но бред, который имеет своим истоком учение об «избрании». А вот вам пример протестантского буквализма. Проповедник Эверард взялся истолковать фрагмент Ис.Нав. 15, 16-17: «И сказал Халев: кто поразит Кириаф-Сефер и возьмет его, тому отдам Ахасу, дочь мою, в жену. И взял его Гофониил, сын Кеназа, брата Халевова, и отдал ему в жену Ахасу, дочь свою». Толкование было решено основать на переводе еврейских имен. Получилось следующее: «И сказал храбрый: кто поразит город письмен и возьмет его, тому отдам цепочку (повязку на ногах для украшения), дочь мою, в жену. И взял его лев Божий, сын охоты, брата храброго, и отдал ему в жену цепочку, дочь свою». В таком варианте трактовка напоминает истории Фенимора Купера про индейцев… Другой проповедник, д-р Жилль, толкуя притчу о блудном сыне, заявлял, что «откормленный телец» - это Иисус Христос! «Не повезло» и притче о милосердном самарянине. Оказывается, что осел, на которого самарянин посадил раненого – это опять Иисус Христос, а два динария, которые он дал хозяину – это Ветхий и Новый Заветы или заповеди о крещении и причастии . Кажется, что люди, которые слишком рьяно настаивали на буквализме толкования, при попытке символически трактовать слова Писания, склонны впадать в какой-то абсурд. Что поделать, каждому свое. Кому-то пригодились и вышеизложенные «премудрости». Куда попали души людей, «просвещенных» такими проповедниками, - лучше не спрашивать.
Сперджен говорит, что первым признаком божественного призвания проповедника является его ненасытное желание обращать других людей. О себе он говорит, что чувствует внутри «всепоглощающий огонь», хотя ненасытные желания и чувство огня вполне могут быть дьявольщиной. Он призывает своих слушателей: «Будьте тихи, как серафимы, и неистовы, как ураган» . С тишиной у протестантских проповедников всегда было не очень, а вот неистовства, - хоть отбавляй. Баптистский автор сам приводит примеры, когда одни проповедники пытались выразить духовное помазание неестественным тоном или закатыванием глаз, другие кричали, третьи вонзали свои ногти в ладони, как бы корчась в «небесных судорогах». Он понимает, что все это отвратительно, но с антропоцентризмом реформации ничего поделать не может. Вообще-то, божественное призвание в первую очередь должно проявляться в том, что человек стремится обратиться и смириться сам, иначе, как он обратит других? Но у кальвинистов нет этой проблемы. Поэтому, - «Вперед! Вперед! Труба зовет!». «Обратив» первого человека, Сперджен даже был готов почтить Богоматерь, но как: «Ни одна мать не была так счастлива при виде своего первенца, как тогда. И я мог воспеть хвалу Пресвятой Деве Марии, потому что вся душа моя величала Господа, призревшего на мое убожество и поручившего мне дело, за которое все поколения будут меня благословлять за то, что так высоко я оценил спасение одной души» . Подумать только, какая невиданная скромность! Стоило г-ну баптисту совратить одну душу, и он себя уже сравнивает с Матерью Христа, и думает, что за это его будут прославлять все поколения! Классик пуританства Джон Буньян в книге «Воздыхания из глубин ада» сказал замечательные слова: «Сколько душ погубило невежество слепых пастырей? Их проповедь была не менее гибельна для душ, чем мышьяк для тела .. Не тяжко ли будет тебе, когда весь твой приход явится за тобой в ад, вопия: «Это тебя мы должны благодарить, ты боялся раскрыть нам грехи, чтобы не лишиться нашей хорошей платы!» . Слепыми могут быть и настоятели православных приходов, но у православных есть Единая и Апостольская Церковь, а у протестантов с их индивидуализмом мнение одного человека может означать закон для данного прихода (конгрегационализм). Сколько душ погубило невежество Лютера и Кальвина?
Надо сказать, что иногда Сперджен осознает недостаточность и узость протестантской духовности. Например, он говорит: «Безмолвное созерцание, тихая молитва, невыраженный восторг – для меня это самые драгоценные алмазы мира .. Исаак Амвросий, бывший прежде проповедником в Престоне .. ежегодно удалялся на месяц в хижину в Гарстангском лесу .. у католиков есть обычай устраивать «уединенные обители», куда некоторые священники удаляются на определенное время, проводя его в полном безмолвии, посте и молитве, чтобы не дать угаснуть в своих душах священному огню. Мы могли бы поучиться у них» . Перед нами – тоска протестантского сердца по нормальной аскетической практике. Тараторит проповедник, размахивает руками, суетиться на сцене, но что-то подсказывает ему: остановись, утихни, перестань нести ахинею, - где твое общение с Богом? У потомков реформации вся активность уходит в общение с людьми. Интересно, что в подтверждение того, как священное безмолвие, уединение с Богом, помогает обрести Истину, Сперджен приводит пример блаженного Иеронима, удалившегося в святую землю, где он сделал латинский перевод Библии (Вульгату), лучше которого уже никогда не будет, как замечает баптистский пастор.
Недаром сторонники англиканской церкви упрекали пуритан, что они собираются в молитвенных домах слушать проповедь, в то время как англикане приходят молиться и поклоняться Богу. Интересно, что у пуритан и баптистов долгое время существовал обычай снимать шляпу, когда начиналась молитва, и одевать ее, когда была проповедь. Происходило так потому, что, по мнению верующих, во время проповеди не происходило прямого обращения к Богу. Здесь мы наблюдаем ощущение того, что проповедь не является общением с Богом, а поскольку проповедь занимала большую часть времени, то выходит, что собрания реформатов в отличие от литургических традиций англикан не направлены на соединение с Богом: люди приходят поговорить с людьми. Однако Сперджен критикует литургическое направление, считая, что у первых христиан его якобы не было. Это выдает его полное незнание истории древней Церкви. Чтение молитв и определенный порядок богослужения как раз и настраивают на созерцательный лад, о котором с симпатией отзывался данный автор. А вот «свободная молитва», импровизации пастора означают уничтожение созерцательности, подчинение всех не Богу, но кипящим страстям одного человека: Сперджену ли этого не знать? В результате пространство храма заполняется человеческими эмоциями, и для божественной благодати не остается никакого места. Но ее легко можно подделать огненными стенаниями по поводу «спасенности», «радости», «восторгов», «ликования».
Читая лекции, лондонский оратор не забывает и о врагах протестантизма. Ему не нравятся монахи, начиная со св. Симеона Столпника (это вообще любимый пример баптистских авторов, неспособных понять, зачем все это) и кончая католическими монахами, постоянно напоминавших друг другу о смерти при встрече. Сперджен даже говорит, что он был бы рад смерти этих монахов, поскольку это лучшее, что они могли бы сделать . У нас это вызывает возмущение, но реформаторская мораль смотрит на эти вещи несколько по-иному: уже вожди реформации 16 века нередко позволяли себе желать зла и смерти своим оппонентам из католического лагеря (те тоже в долгу не оставались). Но особенно «попало» от Сперджена сторонникам Оксфордского движения в Англиканской церкви: «Огромный прогресс движения Высокой Церкви в Англии показывает, какую большую силу имеет усердие. Ритуалисты верят в свои доктрины и потому имеют влияние. Для меня их символ веры просто невыносимая чушь .. но надо отдать им должное, они храбро боролись; когда их церкви стали ареной бунта и безпорядков и низшее духовенство подняло вопль: «Нет папизму!», они храбро встретили своего противника и ни разу не дрогнули. Они пошли против течения, которое считалось глубоко укоренившимся в Англии чувством протестантизма, и, имея поддержку со стороны епископов, питаясь только хлебом и рыбой, они превратились из кучки приверженцев в господствующую и самую жизненную партию в Церкви Англии. К нашему огромному удивлению и ужасу они снова обратили людей к папизму, который мы считали уже мертвым и похороненным. Если бы 20 лет тому назад мне сказали, что аэндорская ведьма станет королевой Англии, то я бы скорее поверил в это, чем в то, что Высокая Церковь получит сегодня такое распространение» . История с англокатоликами лишний раз доказывает, что англиканство нельзя без остатка относить к протестантским исповеданиям, поскольку в этой церкви римское наследие не было полностью утрачено. Как видим, Сперджен не столько ругает, сколько восхищается англиканскими «ритуалистами»: они смогли пойти против течения, как когда-то протестанты. Эти события могут послужить уроком и для нас, православных. Если даже в протестантском окружении, в стране, пропитанной кальвинистскими идеями, эти люди смогли убедить немалую часть общества в том, что древнее наследие Церкви – это не «язычество» и «обрядоверие», но – апостольская истина, то и мы не можем сидеть сложа руки. Россия – православная страна, количество возрожденных храмов и монастырей огромно, поэтому жаловаться на активность сектантов и недостаток финансирования смешно. Нет оправдания пассивности, надо проявлять усердие. Иначе и без агрессивного напора сектантской проповеди, мы будем терять души. Будем же усердны.
Англокатолики в 19 веке переживали возрождение, а вот у настоящих протестантов дела явно не шли в гору. Сперджен не скрывает своего возмущения поднявшейся волной скептицизма: «Разные люди критикуют разные части Библии, и разные системы направляют свой артиллерийский огонь на разные вопросы .. Многострадальный Иов не избежал предвзятости интеллектуализма нашего времени. Исаия не перепиливается деревянной пилой, а четвертуется и разбирается на куски. Рыдающий пророк тонет в собственных слезах. Иезекииль размалывается в пыль колесами своей же колесницы. Сам Даниил пожирается учеными львами .. История и события книги Паралипоменон считаются во всем противоречивыми друг другу, потому что какой-то школьный учитель не в состоянии на бумаге свести концы с концами. И каждое чудо, которое Господь Своим всемогуществом творит во благо Своему народу или на погибель его врагов, попирается как абсурдность, потому что эти ученые профессора не в состоянии своими чарами сделать того же .. наши великие мужи ублаготворяются, когда думают, что их игрушечные жезлы поглотили жезл Аарона; но когда Ааронов жезл угрожает им поглотить их жезлы, они говорят, что эта часть повествования не достоверна и что чуда этого никогда не было» .
Что и говорить, картина чудовищная. Сперджен рассказывает о директоре одного колледжа в Оксфорде, который сказал, что девиз его колледжа, - «Просвещающий свет Божий». Но тут же признался, что это можно было бы назвать и иначе: «Аристотелевский туман». Не это ли указывает нам на движение западного христианства? В начале этот туман (схоластика) подвергал Истину рациональному исчислению, затем мрак Лютера и Кальвина начал разрезать ее на части, в 19 веке Писание уже разорвали на куски, а сегодня их сжигают и пепел развеивают по ветру. Успехи науки поглотили богопознание, оккультная магия пытается представить евангельские чудеса «мелкими», наступает ислам, который низводит Христа до уровня простого пророка, а протестантская критика традиционного богословия только помогает ему в этом. 500 лет назад протестанты отказались от практики изгнания бесов, и Божьи чудеса вытесняются сатанинскими. Сам человек меняется и становится демоноподобным. Теология Содома успешно превращает людей в соляные глыбы. Что им объяснять, поймут ли они проповедь Евангелия? Интересно, что Сперджен сравнивает кафедру протестантского проповедника с.. гробом, поскольку оратор по плечи закрыт срезками кафедры. Это более глубокий символ, чем может показаться на первый взгляд. Это действительно гроб: гроб для благодати. Утверждение кафедроцентризма вместо прежнего алтароцентризма означало, что Бог изгоняется из пространства Своего присутствия, и Его место занимает человек. Бога хоронят, чтобы дать место выходу человеческой активности. Бога загоняют в Писание, поскольку в храме Ему не место. Бог, заключенный на белых страницах с черным шрифтом, совершенно беззащитен перед хищными волками, которые притворяются овцами Его стада. Его извлекают из Писания и отбрасывают прочь: разве им нужен Бог? Они хотели спасения лично для себя, и они получили просимое; теперь они – хозяева на земле, и могут жить на ней в свое удовольствие. Но этот срок постепенно подходит к концу: человек, думающий, что он хозяин жизни, а не Бог, вдруг понимает, что пришел другой хозяин, который стремится занять Божье место. Наедине конкурировать с ним невозможно. Но пока его послушное орудие не воссело в Иерусалимском храме, надо бодрствовать, хотя протестанты давно уже засыпают смертным сном.
Кстати говоря, Сперджен хвалит св. Иоанна Златоуста, говоря: «Как величественна, как внушительна поза Иоанна Златоуста, каким его обычно изображают!» . У Святителя Иоанна действительно было величие, поскольку он смиренно стоял перед Богом: это было величие святости. Но у современных протестантских проповедников нет этого величия: они все в изгибах постоянных телодвижений, им трудно стоять на месте, они должны метаться из стороны в сторону и постоянно двигать своими лицевыми мышцами. Это происходит потому, что восполняется нехватка божественного: где нет движения Божьей благости, там обязательно будут человеческие судороги. Баптистский проповедник говорит: «этот век предоставлен самому себе .. якоря подняты и судно несется к своей погибели. Оно мчится сейчас на юго-восток и приближается к мысу Ватикана, и если оно будет нестись еще дальше в этом направлении, то разобьется о скалы Римского рифа .. Я был бы очень рад, если бы смог повести его вокруг мыса Кальвина и ввести прямо в залив Голгофы и бросить его якорь в славной гавани, которая совсем близко от Веракруса (Креста Истины)» .
Беда, беда с твоим кораблем. Он удалился от мыса Ватикана и миновал Римский риф, но при этом все больше удаляется от залива Голгофы. Да и не корабль это вовсе, а «Летучий голландец», призрачное судно протестантской церкви, где нет в живых никого из экипажа, и только скелеты в грязных лохмотьях неподвижно сидят на палубе за столом, на котором изъеденный червями хлеб и давно прокисшее вино; вода в их бочках прогнила и жутко пахнет. Иногда, встречая проплывающие корабли, эти живые мертвецы встают и начинают пугать окружающих своими чудовищными движениями. В их мире все так хорошо устроено, что они видят корабль Церкви разбитым, а себя полными сил: протестантская матрица, созданная демонами, работает на славу. Сами они думают, что живы дыханием божественных уст, но ледяной ветер ереси касается их костей, и они падают на палубу, продолжая нестись в сторону полюса, где их корабль разобьется об огромные айсберги ада. Да оживит Господь светом рабов своих, да избавит нас от грехов, из-за которых, они не видят Истины.