Таллинн
- Таллин, Таллин! Души отрада. Здесь ум не нужен, тут денег надо. – Чей-то хриплый голос на все помещение протяжно и нудно пел, или, скорее, просто читал стихи.
- О-о-о-о! – На весь коридор раздался стон. Голос был слаб. Слаб на столько, что определить его источник сразу не удалось. – Кто бы помог бедному несчастному пострадавшему в борьбе с зелёным змием.
- Мэйби! Ты жив?
- Так точно, господин предводитель! А у тебя ещё есть силы на песню?
- Да. Крепок я, крепок. А где Ромео?
- У себя. – Ответил тот же слабый голос. Послышалось шлёпанье босых ног по линолеуму. – Кажется у себя.
Через открытую дверь в помещение, со свежим прохладным пахнущим соляркой и йодом ветерком, залетал ленивый шорох волны и резкие, режущие слух, крики чаек.
- А Шкорлупа?
- Вроде бы пришел часов в пять утра.
- Опять мужчину прокинули талабонские девочки? Или в этот раз удачно?
- Ну, почему опять? Подумаешь, один раз пролетел, так теперь всю жизнь смеяться будете. А вообще, по части пролётов, это к Ромео.
- Ладно. Хорош оправдываться. У тебя там ничего поправиться не осталось?
- Нет. Может Жмеля с Оленем послать в «Сельпо»? – С надеждой на поддержку не выходя из каюты, простонал слабым голосом тот, кого Господин Предводитель назвал Мэйби.
- Ща у Тухиса спросим, у него спиртяжка должна остаться.
- Какая спиртяжка! Студенты! – Без промедления ответил приглушенный бас, по тембру которого также стало ясно, что прошедший вечер и у его обладателя также удался. - Ну? Что? Сходили в музей? Старый Томас, Толстая Маргарита….
- Кровавая Мэри. – Из двери показалась голова, русые волосы на которой торчали пучками соломы в разные стороны, будто перед явлением народу эту голову только вытащили их стиральной машинки. Лицо бледное, поэтому густые сросшиеся на переносице брови казались лишними, ненастоящими, будто подрисованными. Через секунду в коридор вывалилось и всё его тело. В руке бутылка кефира, на лице удовольствие, нет, не удовольствие, а просто счастье и просветление, будто благословение небесное снизошло.
– Это всё из-за «Кровавой Мэри». Надо было побольше томатного сока и меньше спирта.
- Завидую я тебе Ромео. Кефирчика выпил и ожил, будто пивка глотнул. Вон, на глазах лицо распрямляется. Не спирт, а водку надо было с томатным соком. – В коридоре появился невысокого роста светловолосый кудрявый человек очень похожий на лидера рок группы «Машина времени», весь вид которого говорил о том, как ему плохо. Это и был обладатель слабого голоса.
- А давайте следующий раз не водку, а пиво используем в Кровавой Мэри. – Зная пристрастие Мэйби к пиву, пошутил Ромео.
- Мэй би, мэй би. – Скрываясь в дверном проеме, ответил похожий на Макаревича.
Спор о приготовлении общеизвестного напитка под названием «Кровавая Мэри» лениво продолжался ещё минут пять. Потом все стихли.
Как вы думаете? Кто это и где мог состояться подобный разговор?
Не поверите! Это поутру проснулся командный состав новенького, недавно полученного с судостроительной верфи в Финляндии и перегнанного в Таллин морского буксира.
«МБ-29». Так, согласно надписи на борту и ходовой рубке называлось это судно.
А как накануне всё культурно начиналось!
- Молодёжь! – Наливая по стаканам холодное, искрящееся золотистыми пузырьками пиво, огорошил всех, сидящих на диване за круглым столом в комнате отдыха командного состава старший помощник капитана Николай Александрович Лысыч. Он мог себе позволить так обратиться ко всем присутствующим, как самый старший по возрасту, да и по должности тоже. На вид ему было лет сорок. Остальные в этой компании, даже старший механик, были значительно моложе.
Среднего роста грузный, почти круглый, особенно в районе талии, вернее там, где она должна была быть, а был, начинающийся со спины огромный живот. Очень гармонировал с внешностью его мощный басистый громкий голос. Не знающим старпома близко людям, один только внешний вид и взгляд внушали трепет и уважение, а если услышать голос, особенно если это случилось неожиданно, без предварительной подготовки, мог быть и шок. Прозвали его, почему-то, Тухис. Уверенные, что это слово означает большое пузо, произносили его не стесняясь. Если бы старпом знал, что в переводе с иврита тухис это большая задница, нам бы не поздоровилось. Хотя, на что обижаться, ведь происхождение общепринятого слова «пацан» ещё обиднее, а ведь ничего, определённая часть населения даже с гордостью так себя называет.
- Судьба забросила нас в прекраснейший город. – Продолжил Николай Александрович голосом, будто читал политинформацию в огромном зале без микрофона. - Другого такого шанса может и не быть. Хватит, ребята, мотаться по злачным местам! Предлагаю сходить в какой-нибудь музей.
Некоторое время, после его солидного баса, стояла абсолютная тишина. Стало слышно, как шипели, превращаясь в белую ароматную соблазнительную пену, пивные пузырьки. Даже солнечные зайчики, отражавшиеся от ряби морской гавани порта Таллинн, залетевшие через открытые иллюминаторы в комнату отдыха командного состава, суетливо метавшиеся по пластиковым переборкам и подволоку помещения, и те, на мгновение, замерли.
- Точно! - Будто обрадовавшись неожиданному предложению, согласился третий помощник капитана. Лицо у него выражало полную серьёзность, но по глазам было ясно, уж он-то прекрасно понимает, что сказано это просто для поддержания разговора, ну, или так положено по какому-нибудь плану культурно-массовых мероприятий, и, скосив глаза в сторону старпома, приподняв вверх густые тёмные брови, сросшиеся на переносице, тихонько потянулся к бокалу.
- Предлагайте. Кто что знает? Куда пойдём? – Старпом знал, что если не решить вопрос немедленно, он не будет решён никогда. – Ромео! Пиво поставь на место!
Несколько рук замерли в воздухе, так и не дотянувшись до бокалов.
- В большой башне у парка, в Старом городе, ну, в той на которой эстонский флаг, говорят, что-то вроде музея есть. – Неожиданно поддержал старпома старший механик.
- Николаичь! Это башня называется Толстая Маргарита, там, кажется не музей, о чем ты прекрасно знаешь, а шикарный бар. – Не отреагировав на запрет старпома, начальник радиостанции, слегка привстав, пригладив свои светлые кудри, взял бокал с пивом и быстрыми глотками ополовинил его огромным глотком. Взгляды всех находящихся в помещении с завистью следили за движением его кадыка.
- Я слышал, что там и музей есть.
- Мэй би, мэй би. – Прикрыв от блаженства глаза, на мгновение замер начальник радиостанции.
- Я согласен на музей, я согласен на кино, можно вообще на экскурсию по городу и даже строем по парку кругами ходить, вообще куда угодно, только дайте пива! После вчерашнего страшно сушит. – Самый молодой из всех присутствующих, двадцатидвухлетний симпатяга, весельчак, а поэтому всеобщий любимец, второй радиооператор Андрей Куравлёв, через голову третьего помощника, задев его локтём по макушке, потянулся к столу.
- Осторожнее! Жмель! Или ты на правах сбегавшего за пивом решил, что всё можно? – Скорее для вида возмутился Сергей Славин, третий помощник капитана, тот, кого называют Ромео. С Андреем они были друзьями. У них даже джинсовые штаны были одни на двоих. И что интересно, умудрялись каким-то образом носить их по очереди, без претензий и конфликтов. Почему Ромео? А никто не знает, просто Ромео и всё.
Один только первый радиооператор Миша Киселёв, развалившись на диване, не произнёс ни звука. Он, по молодости лет, вместе с Андреем и были «штатными» гонцами в магазин. Жмель и Олень. Два радиста, Андрей шустрый, вёрткий как пчела, Миша высокий, спортивного вида длинноногий атлет.
Сегодня пиво пили чисто символически, без продолжения, как это бывало почти всегда. Как будто бы отметили окончание рабочего дня и всё.
- Завтра в десять утра общий сбор. Вечером не надираться. Мы должны выглядеть как культурные люди, а то подумают аборигены, что в Мурманске одни алкаши живут.
Через полчаса на борту из комсостава остались только вахтенные. Таллин манил своей необычностью, красотой и неограниченными возможностями по части увеселительных мероприятий.
По Старому Городу, так называется исторический район Таллина, через парк, в колонну по одному, шла группа мужчин. Шли молча. Впереди, как и всегда, широким уверенным шагом шёл стармех. Он так ходил всегда, впереди всех, огромным шагом. Лет тридцати пяти, широкоплечий высоченного роста всегда уверенный в своей правоте, приятный внешне и в общении человек. Старший механик морского буксира Александр Николаевич Маликов. Прозвище Предводитель приклеилось к нему в первый же выход в город. Как и всегда шёл он уверенно, будто знал дорогу, хотя… может и в самом деле знал. Вот только во взгляде его уверенности не было никакой. Впрочем, кроме старпома, такой же взгляд был у всех.
Летнее, ближе к полудню, утро. Непривычная тишина, из-за которой особенно отчётливо слышалась многоголосая птичья какофония. Судя по внешнему виду все идущие в этом строю, погуляли вчера неплохо. Писк свист и трескотня, доносящаяся из окружающих сплошной стеной тропинку густых кустов, отдавались острой болью в ещё не совсем отошедших от вчерашней гулянки головах. Всё вокруг напрягало, всё казалось ненормальным и непривычным. Где родной для слуха моряка непрерывный гул судовых механизмов, мерный гул которого, словно ватный фильтр, если не глушил совсем, то смягчал любой звук, даже если это стучали металлом по металлу. Тот, почти родной судовой шум, воспринимался как естественное, а вот тишина и птичье пение, как это не покажется парадоксально, резали слух. Не нравился и звук шагов, пропадающий в шорохе гравия, что тоже казалось чем-то нереальным. Вроде бы идёт толпа мужиков, а от них, один шорох. Странно как-то.
- Кто может сказать, отчего это тут, в этом Старом Городе, чувствуешь себя как-то не так. Лично мне чего-то не хватает. А? – Электромеханик, оглянувшись по сторонам, решил нарушить всеобщее молчание.
- Отсутствие автомобильного движения.
- Тишина.
- Чистота. Урны для мусора на каждом углу.
- И воробьи тут у них как-то по эстонски свистят, наши дружелюбнее.
- Ну, это ты хватил, воробьи как воробьи. Башка после вчерашнего, поди, болит?
- Тут даже материться как-то неудобно, среди такой красоты и чистоты.
- Удивительно, но отсутствие русской речи режет слух.
- Отсутствие не может ничего резать.
- А мне режет.
- Наоборот. Как только вы рот раскрываете, так сразу полная дисгармония. Лишние, видимо, вы тут люди.
Вот так, уныло перекидываясь короткими фразами, прошли половину пути.
- Ты смотри! Такая рань, а «Каролина» уже открыта.
- Какая рань? Скоро полдень!
Одновременно, как по команде на «Раз-два!», колонна экскурсантов остановилась и опять же, одновременно, выполнили команду «Равнение налево!».
А там, метрах в десяти, манил открытыми дверьми глинтвейн-бар «Каролина». Сделанный в виде каменного грота, бар притягивал к себе не только необычным видом, но и прохладой, которой так не хватало в изнуряющем летнем зное, особенно среди каменных стен Старого Города.
- И даже не думайте. Сегодня музей в «Толстой Маргарите», а уж потом и всё остальное. – Канцлер, он же старший электромеханик Валлийский Самуил Францевич, шедший в колонне последним, попытался телом протолкнуть остановившуюся колонну мимо злачного заведения.
Внешне Канцлер напоминал одноименного героя одного мультфильма по какой-то сказке о дровосеке катавшемся на вязанке хвороста, ну, будто прямо с него рисовали. Невысокий толстячёк на коротких кривых тонких ножках, черные тоненькие усики, аккуратно и коротко постриженные густые темные волосы.
- Нет. Действительно. А что будет нам, здоровым мужикам, со стаканчика глинтвейна! – Вспугнул старпом своим голосом стайку пернатых отдыхавших в густой траве на ближайшей клумбе. – По стакашке и в «Маргариту». - Чувствуя себя виноватым за культурную инициативу, вот таким вот образом он решил реабилитироваться перед коллективом.
Молча, повинуясь какому-то внутреннему голосу, уже более уверенным шагом, чем шли пять минут назад, колонна двинула в сторону «Каролины». Удивительно, но Канцлер семенил короткими ножками впереди Предводителя.
Взгляд у многих приобрёл осмысленность.
Даже шикарный бар в «Толстой Маргарите» не помог им хотя бы дойти до этой самой «Маргариты». После пятого или шестого стаканчика замечательно приготовленного глинтвейна, было по паре бутылок пива на скамейке в тени огромных, почти вековых деревьев парка. Потом пляж, опять же с пивом. Вечером ресторан.
- Таллин, Таллин! Души отрада. Здесь ум не нужен, тут денег надо. – Нудно, хриплым голосом, в очередной раз начинал день песней на собственные стихи Предводитель.
- О-о-о-о! – На весь коридор раздался чей-то стон. Голос был слаб…
- Не, так нельзя! На этом пароходе есть хоть один нормальный человек? Ну что я дочери расскажу про Таллин? Быть в таком городе и ничего не увидеть. Я же для неё примером должен быть.
- Будь! Францевич! Будь! В конце-то концов, кто там знает, в чем смысл этой жизни. Может и надо её прожить, эту жизнь, так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые на трезвянку молодые годы. А о нереализованных возможностях можно сожалеть даже если ты каждый день в театр или музей ходить будешь, так и не попробовав такой замечательный глинтвейн или местную куру-гриль с пивом. – Ромео был в своем репертуаре.
- Да, бары и рестораны тут класс. Один «Саку» чего стоит. Таких гриль-кур я нигде не едал.
- А где ты вообще гриль-кур, кроме как в Таллинне ел?
- Ну… А ведь действительно, нигде.
- Студенты! Завтра всем быть трезвыми! Идем в Музей. И никакого спиртного. – Пророкотало львиным рыком по всем трём этажам надстройки судна.
А в ответ тишина.
- Я сказал!..
Чайка, присевшая на леера напротив старпомовской каюты, каркнув как ворона, просто упала за борт, с перепуга забыв раскинуть крылья. От этого крика не то, что чайки, всё в порту на некоторое время замолкло.
- Это уже серьёзно. – Олень, как и всегда, был трезв, бодр и не выражал никаких эмоций.
Где-то за густыми, ярко зелёными, будто свежевыкрашенными судовой «зеленью», так у нас называлась краска едко-зелёного цвета, по-прежнему попискивающими всевозможными птичьими голосами кустами, должен был быть глинтвейн-бар «Каролина». В колонну по одному, снова в направлении «Толстой Маргариты», шла та же, опять же с неуверенными потухшими глазами, компания.
- Саня! – Крикнул, как всегда шагающему впереди Предводителю Канцлер. – Сворачивай вправо. Так короче будет.
- Это он боится идти мимо «Каролины». – Хихикнул Жмель.
- Ну, это не серьёзно, ребята. Как дети. Ну «Каролина». Ну и что? – Потирая руки, ехидно улыбаясь во все свои тридцать два белоснежных, остановился и повернулся в сторону бара Мэйби.
- Действительно. Ну что нам, здоровым мужикам, будет со стаканчика глинтвейна. – Радостный голос старпома затерялся среди высоченных стволов вековых деревьев парка.
- Таллин, Таллин, души отрада!...
- Да прекрати ты. От твоей песни уже рвотный рефлекс появляется. И больше никаких идиотских предложений про какие-то там музеи. Предлагаю сразу в «Каролину», потом по пиву, потом на пляж, а уж потом у кого куда сил хватит. – Удивил всех, кто уже проснулся, почему-то совершенно не ослабленный вчерашним походом в «музей» голос Мэйби. Наверно сказалась ежедневная тренировка.
- Быть искренним и честным, верным себе, своим стремлениям и желаниям, а не каким-то там кем-то выдуманным ценностям типа культуры и прочего, вот каким примером надо быть для дочери. Ты понял? Францевич! Ты уже проснулся? – В коридоре показался Ромео со стаканом кефира в руке.
- Идиоты вы все.
- И тебе доброе утро.
Рабочий день прошел как обычно. Вечером никто ничего не планировал. Кто сидел в каюте, «чистил пёрышки», кто сразу, как только закончился ужин, пошел в город. В основном уходили, разбившись на пары.
- Что-то непонятное творится в нашем коллективе. Не по классике, а как же сообразить на троих? – Глядя на тихо переговаривающихся начальника радиостанции и второго радиооператора, удивился Ромео.
Приняв вахту, сделав соответствующую запись в судовой журнал, он пошел смотреть телевизор, чем и занимался весь вечер.
Первыми на борт вернулись Тухис и Канцлер. Поддерживая друг друга, едва не свалившись с трапа в воду, подошли к вахтенному помощнику, который, насмотревшись на мир глазами телеведущего Сенкевича, вышел на ют покурить, а заодно подышать бодрящим прибалтийским вечерним воздухом.
- Ну вот, студент. Были мы в «Толстой Маргарите», потом в «Старом Томасе», потом в «Келдыре», в «Кикасе» потом ещё где-то, и пришли к выводу, что музеев в этом городе нет. Похоже, что сам город как музей, а на каждом углу и за каждым поворотом этого музея питейные заведения. Ну и алкаши же эти эстонцы.
Пахло от этой парочки так, будто они купались в бочке с пивом.
- Да, - в тон старпому возмущался электромех, - их тут просто нет, музеев этих. Обманули талабонцы, фашисты проклятые. Не любят они нас русских.
- Идите спать. Русские. Один белорус, другой поляк.
- А один недобиток старый, мне, сыну белорусского партизана, «Зик Хайль!» крикнул. Хорошо, что я сильно пьян был, а то бы догнал, суку! Убил бы!
- Да. Я тоже хотел ему по балде дать, да старпома бросать не стал. Упал бы он.
Как только парочка скрылась в двери кормового коридора, у трапа появился Мэйби и Жмель.
- Мать моя родная! Трезвые! Заболели, что ли? Или деньги кончились? – Ромео присел на крышку трюма.
- Ну почему же кончились. Мы на концерт Тыниса Мяги ходили.
- Концертный зал тут в Таллинне… Я таких нигде не видел!
- Да и сам концерт класс! Музон, что надо. Я даже не представлял, что от рока можно так закайфовать.
- Идите, порадуйте старпома, сбылась его мечта. Народ культурно отдохнул.
- Эй! Радисты! Стоять! – Со стороны портовой проходной шагал Предводитель за которым едва поспевал длинноногий Олень.
- Вот это номер! И эти трезвые. А вы, голуби, откуда такие непривычные?
- Гуляли по Кадриорку. Какой парк! Представляешь? Белки людей не боятся, прямо с рук едят. Потом по набережной гуляли, с такими девчонками познакомились… Помнишь кино «Город мастеров»? Любимый фильм детства, Мы на развалинах замка, где его снимали, были. А Шкорлупу никто не видел? Он в кино собирался.
- Я ща умру от смеха. Зерно, посеянное старпомом, упало на благодатную почву. – В голосе Ромео послышалась зависть.
- Да если бы не старпом, со своим глинтвейном, мы бы уже весь город осмотрели. Тут столько всего. А то всё «Каролина», да «Каролина»! Мол, что нам будет со стаканчика глинтвейна.
- Надо меньше пить! Советую, как и я, найти хорошего экскурсовода, желательно женского пола и в этом городе культурно развлекаться можно хоть круглые сутки. Были бы деньги. – К трапу подошел улыбающийся второй помощник капитана. Несмотря на абсолютно деревенское происхождение, выглядел просто красавцем. Ещё бы. Костюм-тройка, ослепительный воротничок подчеркивающий удачно подобранный галстук, золотая цепочка, скрывающаяся в кармашке жилетки, наверно на ней крепились золотые часы. Шкорлупа это не прозвище, это фамилия такая странная у него, что значительно облегчило друзьям острякам жизнь, которым не потребовалось придумывать для него прозвище.
- Да! Старпом с электромехом протрезвеют и повесятся от зависти.
И тут, откуда-то издалека, на весь порт прогремело:
- Завтра всем быть трезвыми! И никаких пьянок! Музей!....
- Ну, вот. Опять. Похоже, что я культурных мест в этом городе так и не увижу. – Качая головой, прошептал Ромео.