Привет, друзья! Живу я в зоне. Не хорошо не плохо – а так как все! Нас тут много таких. Практически на каждой двери кнопочки. Мне повезло больше, чем другим, я располагаюсь между первым и вторым КПП. И меня редко кто нажимает грубо, а тем более поджигают или топят до тех пор, пока, мой друг, глазок возмущаться не начнет. Обычно меня нажимают два раза, только некоторые неграмотные могут нажать либо один, либо больше раз.
Сколько видела я - столько, наверное, видел только тот дуб у Л.Н.Толстого в романе «Война и мир». Боль и страдания, освобождение - и вновь за решетку. Вот помню, освобождался один парень. Хорошие перспективы, вроде бы понимающая семья, сам далеко не глуп. Сотрудники колонии отработали его случай как никогда лучше, и какого же было мое удивление, когда вновь его тонкие пальчики нажали меня, я бы сказала почти любовно, нежно дотрагиваясь.
Попал.
Здравствуй, дорогой, здравствуй! Рада тебя видеть. Молчит, смотрит пытливо, пытаясь вспомнить всех тех, кто с ним работал до этого. Радостно приветствует ДПНК, воспитателей, учителей. Только, последние, почему то не радуются, грустно качают головами. И вот зона принимает в свои объятия нового – старого члена. И каждый из этих участников спектакля под названием жизнь понимает, что раз пришел снова, то это уже надолго, и боюсь, что навсегда. Хочу ошибиться в своем прогнозе, но не получается.
Мимо меня прошло много ребят, много разных судеб. Как - то вечером я подслушала разговор двух мальчишек. И то, что я услышала просто поразительно …..
Реальная история из жизни пацана.
Сам родом из Шатуры. Имеет мать. Она на сегодняшний день предприниматель (по продаже женского белья). Отец ушел из дома, когда мальчику исполнилось 2 года. Были в последующем короткие встречи, но крепкой мужской дружбы так и не сложилось.
С 11 лет жил вместе с отчимом-Саней и мамкой. Мама в прошлом, по его словам, много пила, запойно, поэтому мальчик жил вместе с бабушкой, а точнее рвался на части между собственным домом и домом бабушки. Конечно, ему хотелось благополучной счастливой жизни в родных стенах, но почему-то так не получалось (а кому же не хочется: вот и я тоже мечтала находиться в офисе и ощущать прикосновения наманикюренных ручек.)
Так вот:
Однажды бабушка привела 5-ти летнего мальчишку в церковь. Какими же прекрасными были эти дни, которые переросли в такие же прекрасные годы. Кирилл пел, подражая тетушкам в темных платках, надвинутых на самые глаза, затем помогал протирать подсвечники и в итоге, был удостоен большой чести – он шагал впереди батюшки и держал свечу. Вот так вот шагая впереди всех, парень представлял, что ни эти люди в черном – служители церкви, ни батюшка, ни даже господь, а именно он, Кирилл, является центром Вселенной, тем идолом, ради, которого люди пришли в это святое место, бьют поклоны, разбивая лбы о каменный пол. И это чувство заставляло идти Кирилла как–то особенно, его лицо с мелкими кудряшками волос действительно выражало нечто необъяснимое, ужасное, но и в то же время манящее и приковывающее к себе взгляд. Был бы он по старше, имел бы идею, люди бы побросали бы все, и пошли бы за ним хоть на царское ложе, хоть на каторгу. И он своим детским еще разумом понимал это, чувствовал дыхание толпы, стоящей за ним, но что делать со всем этим не знал.
И потому день начинался в пять утра с автобусной остановки, толстой тетки – кондукторши, которую он просто ненавидел. Та не разрешала ездить с собакой без билета, а откуда у парня деньги на провоз собаки, он на себя - то еле наскребал. Но, зато, добравшись до церкви, мальчик получал за все свои мучения долгожданный отдых и душой, и сердцем.
Матушка, относилась к нему несколько странно, но это Кирюху не смущало и он порой из вредности делал ей мелкие пакости. Вот такая пакость и повернула жизнь пацана совершенно в другое русло. Как - то после службы он вернулся в дом, где жили монашки, немного раньше обычного. Одна старушка готовила на стол нехитрую закуску, собираясь встретить служителей господа.
-Кирюшка, чего ты так рано явился?- удивленно спросила она.
-Да вот на автобус тороплюсь, в школу еще успеть надо, можно я у вас немного покушаю?-спросил Кирка и не став ждать ответ, уселся за стол, ему здесь никто никогда не отказывал. Слегка набив желудок, он вскочил с места и тут заметил вазочку с баранками – Ой, а можно мне еще бараночек с собой прихватить? Тетка причмокнула губами, потеребила в пальцах узел платка
– Нет - матушка их трогать не велела.
И отвернувшись от стола, продолжала заниматься своими делами.
-Ага - подумал пацан, - и запустил в вазу с баранками руку чуть ли не по самый локоть и осталась матушка без баранок.
На следующий день мальчика не допустили до своих привычных обязанностей, требуя покаяться в содеянном, но тот упорно врал, что ничего не трогал. Батюшке Михаилу было жаль мальчишку, но делать нечего, придется учить разуму.
Обида Кирилла на жизнь была ужасной, слезы душили, подступали к горлу. Он спрятался за дерево и, грозя пальцами в небо, проходящим мимо людям в рясе, матушке, которая, как ничуть не бывало, гоняла хулиганивших мальчишек, дал клятву самому себе, что на зло всем он от ныне будет пить, курить и заниматься всем тем, чем никогда бы не стал заниматься, будучи мальчиком при церкви. ( « И сколько их упавших в эту бездну – разверстую вдали»)
Кражи, угоны, грабежи – срок. Не выдержал испытаний на звания пацана в тюрьме – теперь относится к категории обиженных. Сначала было больно, противно, а потом смирился, даже понравилось. Дно жизни оказалось не таким уж и вонючим и приносило свою пользу - банки консервов, конфеты, хорошие сигареты, да и еще самое главное – теперь, поправ мораль, можно позволить себе ох как много. То, чего ПАЦАН позволить себе не мог бы. На самом дне прав оказалось больше, чем на вершине, да и опасности свалиться еще ниже, нет совсем никакой.
И вот он снова с нами, значит, не получилось жить по-другому, по правильному. Я – кнопка и то, иной раз похулиганю. Как зацепит своей красотой, погонами, статью молодой офицерик, так и хочется, чтобы он так сжал меня… Балуюсь, бывает, зажимаю контакт. А он глупый не понимает, что я от большой любви к нему, и ну старается, и ну жмет. А мне того и надо.
А вы говорите, живи по - правильному. И хотел бы, да не получается.
Предположим, другой случай, освободился ты. Пришел домой к маме, к отчиму, весь такой обновленный, с желанием выстроить свою жизнь согласно закону.
Вот она мама. Приезжала, подбадривала, за это время слегка постарела и, наверное, очень устала. Один день, другой - я креплюсь, она тоже. Держит в своих объятиях, не выпускает, боится. Мама – я другой, я понял! Она – не понимает. Не было у нее колонии, проверок, тюремной каши. И я понимаю, что проблемы семьи остались теми же. Это еще у меня может быть более менее благополучная семья, заботливые родители, а у кого - то ….. о – о – о. И что с этим всем делать?
Потыкаешься туда-сюда да и плюнешь. Эх, жизнь моя жестянка, а ну ее в болото. Вот только ребята со двора всегда рады меня видеть. В желудке тепло – в мозгах пусто. Да зачем они мне эти мозги, только неприятности от них. Чем больше думаешь, тем хуже становится. Понимаешь безысходность своей «счастливой» жизни. И вот снова эта кнопка… Привет, дружище!!!
Страшно, дорогие мои, страшно. Все больше и больше знакомых побывали в местах лишения свободы. Смотрю в окно и уже легко отличаю тех, кто был там и кто там не был.
Не всякий взрослый сможет выстоять и не сломаться в таких условиях, а дети тем более.
Один ребенок спросил меня: « А какая погода там, на воле?»- чем вверг меня в ступор
-Такая же, как здесь! - ответила я.
- нет, там не может быть такой погоды! Там все другое!
Другое солнце, другой ветер. Только находясь в заключении, не имея возможности видеть свободу, человек начинает понимать и ценить небо без решетки, маму без стекла, мечтает поймать каплю дождя свободной жизни.
Вот письмо одного парня своему отцу. Неизвестно дойдет ли оно до него или нет, но в любом случае поможет любому из нас еще раз задуматься о судьбе наших собственных детей и нашем стиле их воспитания.
Я хочу сказать тебе папа…
Я много о чем хотел тебе сказать, но не говорил, сам не знаю почему. Когда мне было 5-7 лет, я думал, что ты волшебник. Ты меня многому научил, гулял со мной, играл. Позже, когда мне стало9-12 лет я не хочу тебе сказать ничего плохого, но волшебство стало куда уходить.
Лет с 14-16 я считал, что я всегда прав, а ты объясняешь мне то, что я уже знаю, считаешь меня глупым.
И я думал, что ты учишь меня глупостям, - я то сам все знаю.
Теперь, когда в 17 лет жизнь заставила с тобой расстаться, я понял, что в мире нет человека, который бы мне больше желал добра, чем ты, кто бы также сильно меня любил и заботился обо мне.
Папа я помню, ты мне говорил одну фразу М. Твена. Я был маленьким и не понимал ее, но сейчас одной этой фразой можно выразить все, что я хотел тебе сказать раньше.
«Когда мне было 7 лет, я считал, что мой отец волшебник, когда мне исполнилось 14 лет я считал, что мой отец – полный дурак, а когда мне исполнилось 24 года я понял, что мой отец обыкновенный человек».
Поэтому папа хочу тебе сказать спасибо за все, что ты для меня сделал и продолжаешь делать. Прости меня за мое упрямство и своенравие.
Я только сейчас понял, что главный дурак - это я сам!
Любое преступление должно быть наказуемо. Каждый человек после тюрьмы сделает свои выводы. Но, можно с уверенностью сказать, что тюрьма не столько меняет людей, сколько показывает их истинные лица. Истинные лица и тех, кто сидит, и тех, кто за этим наблюдает.
И снова кнопки, двери, решетки. Хотелось бы в заключении, но оставаясь все-таки свободной душой кнопочкой, сказать словами еще одного воспитанника перед его освобождением.
Здравствуй, Артур!
Как ты уже понял, пишет тебе твоё Я!
Очень рад поздравить тебя с освобождением и пожелать никогда больше сюда не попадать. В следующий раз обязательно подумай, стоит ли делать что-нибудь плохое или нет. А то у вас у подростков вечно проблемы из-за того, что сначала делают, а потом думают. Сразу же берись за голову, продолжай учиться и будь лучшим. О здоровье тоже не стоит забывать – это самое важное в жизни. Ну, все, пока,
если понадобится верный совет, то просто загляни сам в себя.
С уважением к тебе, твоё Я!