Вячеслав Демидов,
к. филос. н.
Получив Восточную Германию в качестве вознаграждения за победу над Гитлером, Сталин никак не мог предположить, насколько обременительным окажется трофей, без конца нуждающийся в продовольствии для населения и сырье для промышленности, в гигантских расходах на содержание оккупационной армии.
Поэтому в 1951 году Сталину пришла мысль: предложить объединение оккупационных зон – создать единую Германию, которая учла бы послевоенные интересы СССР. А согласятся ли на это США, Великобритания и Франция, должны были ответить советские агенты, получившие соответствующий вопросник.
Сталин умер 5 марта 1953 года, но дело его жило.
В конце апреля Павел Судоплатов, один из главных руководителей КГБ (здесь и далее опираемся на его книгу “Разведка и Кремль”), услышал от своего начальника Л. П. Берии, что “...нейтральная объединенная Германия с коалиционным правительством укрепит наше положение в мире”.
Восточная Германия, ГДР, мыслилась как автономная провинция, а Объединенная Германия – как буфер между Западом и Советским Союзом. А Запад должен был, согласно проекту Берии, Маленкова и Молотова, 10 лет поставлять в СССР промышленное оборудование и дать деньги на шоссейные и железные дороги (по которым, мечтали авторы, их войска “в случае войны” двинутся на этот самый Запад).
Словом, Восточную Германию надумали продать этак за 10 миллиардов долларов. По Судоплатову, именно такой кредит Сталин надеялся получить у международных еврейских организаций,– но времена изменились.
Итак, Москва решила, что базы для строительства социализма в ГДР нет.
Среди немцев пошли слухи, что генеральному секретарю Социалистической Единой партии Германии (СЕПГ) Ульбрихту пришел конец. Ярым сталинистом люди были весьма недовольны. Ведь это он в июле 1952 года провозгласил “построение социализма”: рост промышленной продукции почти вдвое, а производительности труда – на 70%. Для рабочих всё обернулось весной 1953 года новыми производственными нормами, увеличенными где на десять, а где и на тридцать процентов.
Поднялась волна недовольства. В апреле на профсоюзном собрании в лейпцигском “Дома Печати” один из рабочих сказал: “Те, кто поднимают нормы – идиоты, не умеющие ничего, кроме как командовать”. На электростанции “Цейтц” близ Галле рабочий по фамилии Вальтер крикнул: “Товарищи! То, что с нами делают, оскорбительно: Карл Маркс уже 70 лет как умер, а мы всё боремся за свои права!..” Волновались рабочие в Айслебене, Финстервальде, Фюрстенвальде, Хемнице и других городах...
А в Берлине 28 мая запротестовали плотники на Сталин-аллее: они говорили, что уже несколько месяцев зарплата не соответствует трудовому договору. Как бы в ответ, их нормы выработки 1 июня были подняты на 10 %. Тогда утром 12 июня люди не приступили к работе и потребовали старых норм.
Через несколько часов к ним пришли пятнадцать представителей администрации и профсоюза. Они увещевали: "Потерпите немного! Повысится производительность труда, и жизнь улучшится! Если вы будете работать быстрее, все станет дешевле!” Им отвечали: “Старые песни! Их мы слышим уже пять лет! У вас пухлые животики, а посмотрите-ка на наши! Вам не 144 марки платят, вы по 1200 имеете!”
Чаша терпения переполнилась во вторник 16 июня. В тот день профсоюзная газета “Фрайхайт” напечатала статью, что новые нормы “совершенно правильны”, что их надо энергично вводить и закончить кампанию к 30 июня.
Рабочие на “Блоке 40” бросили свои инструменты и пошли по Сталин-аллее, призывая всех присоединяться. Когда в 11 часов дня люди пришли на Александер-платц, они увидели, как разбегаются “народные полицейские”, и почувствовали, что демонстрацию уже никто не остановит.
Зазвучали лозунги: “Долой высокие нормы выработки! Долой полицию! Долой правительство!” От Александер-платц демонстрация пошла по Унтер ден Линден, а на Лейпцигер-штрассе забастовщиков было уже около 10.000! Они кричали: “Не хотим быть марионетками! Хотим свободы! Долой Ульбрихта и Гротеволя!”
Ни тот, ни другой не осмелились выйти к народу. Пришли другие. В 2-30 министр тяжелой промышленности Фриц Зельбманн поднялся на принесенный откуда-то стол. “Дорогие коллеги!”– начал он и услышал в ответ: “Ты не коллега нам, ты дерьмо и предатель!” Он говорил, что увеличение норм было ошибкой, что оно будет отменено,– обещания вызывали только смех и ярость.
Толпа кричала: “Хотим Ульбрихта и Гротеволя! Они виноваты – они пусть нас и слушают!” Спустя несколько часов лозунги стали еще радикальнее: “Долой СДПГ! Долой бородатого, толстяка и очкарика!” (Ульбрихта, Пика и Гротеволя). Несколько министерств и местных полицейских управлений были подожжены.
В 4 часа дня по всему Берлину стали ездить автомобили с громкоговорителями и сообщать, что увеличение норм аннулировано. Но это уже никого не интересовало.
Более того, несколько таких автомобилей были захвачены, и из громкоговорителей зазвучали призывы ко всеобщей забастовке. Радиостанция RIAS передавала из американского сектора резолюцию забастовщиков: вернуть старые нормы, определить прожиточный минимум, организовать свободные и тайные выборы, не преследовать демонстрантов.
Забастовщики были ошеломлены своей смелостью. Один из них вспоминал: “Когда я шел домой вечером 16 июня, я еще не понимал, что завтра стану участником революции. Но утром 17 июня нам стало ясно, что мы должны бороться, не думая о последствиях, бороться до конца. День 16 июня преобразовал нас”.
Да, 17 июня по всей Восточной Германии началась революция. В Дрездене 34-летний Ричард С. вместе с двумя товарищами сформировал революционный комитет и организовал демонстрацию, которая шла от фабрики к фабрике. Он говорил рабочим: “Вы слышали, что делается на Сталин-аллее? Мы должны поддержать их! Идемте! На улицу!”.
В Мерзебурге центр города – площадь Уланда – заполнили 200.000 демонстрантов.
В Магдебурге забастовочный комитет взял власть в городе.
В Галле свыше 50.000 человек пришли на рыночную площадь, избрали Учредительный комитет, а тот объявил всеобщую забастовку и приказал занять редакцию местной газеты и радиостанцию.
Радиостанцию захватили и восставшие в Горлиц-на-Нейссе.
В Биттерфельде забастовочный комитет приказал пожарным снять все лозунги СЕПГ.
Повсюду разоружали полицию, освобождали из тюрем заключенных – и политических, и, порой, уголовников... К демонстрантам, как это всегда бывает, примазались мародеры: в нескольких городах были разграблены магазины.
...А в Берлине с раннего утра 17 июня шел дождь, и Ульбрихт, как рассказывали, обронил, что дождь всех разгонит.
Но уже несколько тысяч человек заполнили Штраусбергер-плац.
“По булыжнику прогрохотали деревянные подошвы заводских ботинок 12.000 сталелитейщиков Хеннингсдорфа, которые в своих брезентовых робах пришли в центр Берлина с севера, через весь французский сектор, разметав заграждения из колючей проволоки. Все промокли. Но они шли на Берлин! До центра было 20 километров. Никто не думал повернуть назад, хотя конечная цель похода была еще туманной”, – писал журналист Кайо Брендель в брошюре “Рабочий класс в восстании 17 июня 1953 года”.
Со всего Берлина к демонстрантам присоединялись школьники, студенты, домохозяйки, пенсионеры, мелкие предприниматели, даже государственные служащие.
Когда толпа шла мимо Бранденбургских ворот, двое молодых людей взобрались наверх и сорвали советский красный флаг. Они сбросили его вниз, и он был разорван под ликующие крики. Этот совершенно неожиданный эпизод стал кульминацией.
Пока рабочие старались показать, что берлинские события не касаются СССР и перед советским посольством прекращали скандировать свои лозунги, советский комендант не вмешивался. Но оскорбление флага!?.. Через час на улицах Берлина появились советские танки.
В 13 часов радио ГДР прервало передачи и зачитало приказ советского военного коменданта:
Для соблюдения общественного порядка в советском секторе Берлина приказываю:
1. Ввести в советском секторе Берлина 17 июня чрезвычайное положение, начиная с 13-00.
2. Запретить любые демонстрации, собрания и иные скопления людей в количестве более трех человек повсеместно на улицах, дорогах, площадях и в общественных зданиях.
3. Запретить любое передвижение пешеходов, автомобилей и других транспортных средств с 21-00 до 5-00.
Нарушителей наказывать по законам военного времени.
Военный комендант советского сектора Берлина,
генерал-майор Дибров
На улицы вышли вооруженные советские пехотинцы и танки.
Демонстранты атаковали их булыжниками, пытались ломать радиоантенны. Появились среди демонстрантов первые раненые и убитые. Силы были неравными.
К моменту начала комендантского часа все магистрали и перекрестки были заняты советскими войсками и “народными полицейскими”. На следующий день, 18 июня, демонстрантов на улицах Восточного Берлина уже не было.
Но в других городах Восточной Германии, несмотря на осадное положение, бушевали беспорядки. В Цвикау и Дельнице 15.000 шахтеров вечером 18 июня не позволили полиции занять угольные шахты, а полицейские перешли на сторону забастовщиков.
Полицейские отряды в Мекленбурге и Гарце отказались стрелять в рабочих.
Тысячи рабочих вели яростные сражения с полицией и советскими войсками в Иоганнгеоргенштадте, Мариенберге, Айбенштоке, Фалькенштайне и Обершлеме.
А 19 июня в южном горнопромышленном районе в забастовках и демонстрациях участвовало до 110.000 человек. Они захватили не менее 65 урановых шахт, склады взрывчатки.
Советские войска были развернуты против восставших в количестве, сравнимом со взятием Берлина в 1945 году. Только в субботу 20-го июня, через несколько дней ожесточенных схваток, войска смогли восстановить спокойствие.
Власти ГДР сообщали: “Как известно, в ГДР примерно 10.000 городов и поселков, но беспорядки произошли только в 272 из них – там, где секретные службы империалистов имели резидентуры или смогли забросить своих агентов”.
По западным данным, восстание охватило 373 города и поселка. Число бастующих рабочих оценивалось в 300-370 тысяч, – но в восстании участвовало и сельское население, и современные исследователи говорят: всех его участников было не менее трех миллионов.
Так что в сравнении с 18,3 миллионами жителей тогдашней ГДР “События 17 июня” достойны быть названы народным восстанием. Да и политические требования демонстрантов показывают, что дело было не столько в производственных нормах, сколько в бедственном положении большей части населения.
Но для СЕПГ все демонстранты были “наймитами иностранных агентов”, “пособниками западноберлинских провокаторов”, “участниками фашистского путча”.
Говорят, что в те дни советские солдаты стреляли поверх голов. Тем не менее, убито было, по данным ГДР, 25 человек, ранено – 378. В разных западных источниках информации фигурировали цифры от 50 до 569, а в 1994 году появилась официальная цифра, по-видимому, наиболее близкая к истине: 125 погибших. Однако Судоплатов утверждает: “...Тысячи людей погибли”. Неужели он прав?
Восстание ясно показало: сооруженная Советским Союзом в ГДР диктатура держится только террором. Но, увы, оно же помешало отстранить Ульбрихта от власти, чего хотело большинство членов Политбюро СЕПГ, в котором он имел только двух явных сторонников. Восстание спасло его: Москва рассудила, что отставка подорвет престиж СЕПГ.
Хотя за четыре дня до восстания, 12 июня, ЦК КПСС приняло секретный (даже сегодня!) документ: “О мерах по оздоровлению политической обстановки в ГДР” – как мы уже знаем, с целью объединения Германии. Ульбрихта и прочих вызвали тогда в Москву, там они узнали об новом политическом курсе СССР.
“Немецким товарищам” предложили повернуть руль. Ульбрихт яростно возражал, ведь в такой Германии для него просто не было места! Ну, что ж... Берия, Маленков и Хрущев решили тогда его убрать,– пишет Судоплатов
И здесь возникает вопрос: кто же был мотором всеГДРских беспорядков 16 июня, перешедших на следующий день в восстание?
“Руку Запада” приходится отвергнуть по причине крайней пассивности военных комендантов западных секторов Берлина и вообще войск в оккупационных зонах США, Великобритании и Франции.
Тогда получается, что беспорядки были спровоцированы либо Ульбрихтом, либо еще одним ведомством, подчиненным Берии и вряд ли остававшимся пассивным… Не случилось ли так, что операция “Устранение Ульбрихта руками забастовщиков” вдруг вышла из-под контроля – и пришлось наводить порядок военной силой?
Это кажется тем более правдоподобным, что, по словам Судоплатова, “Берия не оставил мысль о воссоединении Германии. Демонстрация силы, как он надеялся, лишь усилит наши шансы в достижении компромисса с западными державами по вопросу мирного объединения Германии”.
Но 26 июня Берия был арестован, и через три дня Президиум ЦК КПСС отменил свое же решение, датированное 12 июня.
Объединение было отложено на тридцать шесть лет...