Как принимают пароходы

Горбунов Андрей
     Незаметно, в делах и заботах прошел год. Командование не нашло ничего лучшего, как вновь отправить наш славный экипаж в Приморье. Но на этот раз целью командировки был прием отремонтированной лодки от завода.
     Те из нас, кто посчитал предыдущий перегон аварийной лодки на ремонт вершиной мучений и кошмара, как показали дальнейшие события, крупно ошибались. Все только начиналось.

Пополнение
     Хотелось бы сразу, чтобы лучше понималось происходящее, напомнить о времени повествования - конец 1991 года.
     По прибытию на завод начали оглядываться и привыкать к здешней жизни. Ремонт есть ремонт. Свои правила, свои порядки. Радовало одно – экипаж дружный, как-нибудь устоим.
     Перво-наперво пополнились личным составом. Если с матросами все было более или менее нормально, тогда их еще хватало. Правда, за счет узбеков и хохлов. Но дали сколько  просили.  То с мичманами пришлось повозиться. Забирать их надо было из школы техников. Молодых и, как водится, бестолковых. Командир отправил за ними минера, как самого наглого и к тому же знающего Владивосток.
     В отделе кадров Школы усталый капитан 2 ранга с подозрением посмотрел на прибывшего.
   - Ты что, старлей, один их сопровождать будешь?
   - Ну да, а что такого?
   - Разбегутся. Особенно хохлы, и опомниться не успеешь. У них теперь самостийность, и плевать они хотели на наши приказы.
     Он шумно закурил и прошелся по кабинету, еще раз оглядывая фигуру минера.
   - Хотя парень ты крепкий, может, кого и довезешь. Удачи тебе.
     После такого напутствия минер решил предпринять свои контрмеры.
     Построив в меру пьяных после вручения кортиков мичманов, он с демонстрацией своих сбитых на тренировках кулаков объяснил, что бить будет без предупреждения.
     Строй зашумел, но не сильно. Так и поехали. В итоге отставших не было, а экипаж полностью укомплектованный был готов к приему корабля.




Быстро сели и быстро поплыли

     Штаб флота, конечно же, не волновали наши проблемы, а потому лодку заставили принять волевым решением. Раз - и мы уже на корабле. Сытый и довольный ремонтный экипаж, посмеиваясь, передал нам то, что еще не успели разворовать и пропить.
     Лодка представляла собой жалкое зрелище. Облупившаяся на переборках краска, кое-как постеленный, старый изодранный линолеум. В каютах только решетки коек, даже без матрасов. Везде, где только можно, смонтированы из щитов ДСП нары. Предстояло на государственные испытания принять на борт около 200 рабочих и инженеров. Грохот, стук молотков, беготня матросов, загружающих продовольствие и аварийное снаряжение. Несколько недель прошли, как один кошмарный сон. 
     Сидя у себя в первом отсеке, минер с тоской смотрел на нары, лежавшие поверх стеллажей для запасных торпед. Сколько сюда народу влезет? Судя по доскам человек 40-45, да еще свои ребята. Волосы вставали дыбом.
     Но еще более они поднялись, когда сдаточная бригада разместилась в отсеке. Крики, гвалт. Почти все пьяны. Попытки заставить всю эту шумящую, неуправляемую массу подчиняться приказам успеха не принесли. Надо было искать радикальное средство. И оно вскоре было найдено.
     Как только наименее стойкие товарищи, не дожидаясь выхода в море, приняв по 100 грамм, решили, не утруждая себя выходом на пирс, покурить в отсеке, терпение минера было окончательно потеряно. На его глазах нагло попирались святые морские законы. Слова на работяг не действовали, и пришлось придумывать выход из ситуации. Жаловаться начальству и тем самых хоронить свой командирский авторитет минер не пожелал.
   - Трюмный, пожар на верхней палубе! Огнетушитель наверх!
     В отсеке на эти слова никто из рабочих внимания не обратил. А зря. Прибежавшему трюмному был указан очаг пожара, и тот с особым наслаждением вылил содержание огнетушителя на головы незадачливых курильщиков.
     В отсеке мгновенно установилась тишина.  Минер стоял с каменным лицом, наблюдая за происходящим.
   - Ну, что? Кто еще хочет покурить?
     В ответ тихий мат и негромкое бурчание. 
   - Еще кто закурит, дам в отсек ЛОХ. Издохнете – значит, такая судьба. Жалеть не буду.
     Развернувшись, бросил мокрым работягам:
   - Навести порядок. Приду - проконтролирую.
     Через час в его каюту постучали. Вошел немолодой уже мастер.
   - Сынок, мы этот вопрос сами урегулировали. Все будет нормально. Командуй смело.
     На следующее утро, провожаемая гудками портовых буксиров лодка пошла на государственные испытания. Из восьми отсеков, где были размещены представители сдаточной команды, трезвыми  были только в первом.   




     Хроника глубоководных испытаний, или все у нас через…

     День шел за днем. Испытания проходили скучно и обыденно. Все работало. Аварий почти не было. И оставалось пройти самую малость – глубоководные испытания.
     К этому времени экипаж и сдаточная бригада притерлись друг к другу. Быт налаживался. Рабочие обучали матросов работе на новых приборах,  показывали их особенности.
     Взаимоотношения между нашим командованием и руководством «промышленности»,  установились почти, что дружеские, и требовали соответственного продолжения. Поэтому  старший на борту заместитель командира дивизии вместе с ответственным строителем и сдаточным механиком пили «шило». Хорошо шло, легко. И вскоре разговор двух начальников из области житейской перешел на техническую. Заспорили, и начали ругаться. Для выяснения истины перешли на главный командный пункт. Предмета спора кроме спорщиков никто не знал. Но что-то вроде бы про прочность корпуса. Это соответствовало теме предстоящих испытаний. Вдруг замкомдива, обняв за плечи боцмана, тихо скомандовал:
     - Погружаться на глубину 200 метров. 
     Старпом, будучи старшим в центральном, пытался сопротивляться, но его отодвинули в сторону.
     Сдаточный механик подсел к находящемуся на вахте командиру 3 дивизиона.
   - Товарищ замкомдива! - официально обратился старпом, - с какой целью погружаемся?
     Но его возглас остался незамеченным. Начальство было увлечено происходящим.
   - Глубина 200 метров!
   - Внимание! Глубина 200 метров! Осмотреться в отсеках!
     Доклады из отсеков настраивали на позитивный лад.
   - Боцман, ныряй на 280 метров!
   - Есть!
    И опять слабые протесты старпома.
     Неожиданно в спор вмешался пульт управления главной энергетической установкой:
  - Центральный, что случилось, чем вызвано погружение на такую глубину?
     Ответа не последовало.
   - Глубина 280 метров!
   - Есть, боцман! Давай 320!
   - Надо объявить тревогу!
   - Старпом, не доставай!
   - Глубина 320!
   - Есть! Давай еще метров 50.
   - Почти предельная!
   - Заткнись, боцман!
   - Глубина 370 метров!
   - Есть! Осмотреться в отсеках.
    Мат с нижней палубы.
   - Какая сука!!!
     Это из рубки связи. Давлением сжало корпус лодки, и там заклинило дверь. Тревоги не объявляли, и закрытые  двери кают и рубок заклинило сжавшимся корпусом.
     - Ну что, промышленность, что я говорил!
     Взгляд замкомдива победоносен.
   - Боцман! 400 метров! Аккуратно только.
     Ну, это уже перебор! Пульт ГЭУ включившись огоньком «Каштана» изрек:
   - Врагу не сдается наш гордый «Варяг»! Погибаем, но не сдаемся! В связи с роспуском коммунистической партии просим всех считать демократами!
     Но смешного было мало. Наступал критический момент.
   - Глубина 400 метров!
   - Так держать! Осмотреться в отсеках!
     По докладам было все гладко, но голоса вахтенных бодростью не отличались.
   - Ну и что вы теперь на это скажете? – замкомдива сиял, как именинник. – Да я лодку каждой клеткой чувствую! Еще метров пятьдесят добавим - и на всплытие.
     Скомандовать он не успел. В центральный вихрем влетел командир.
   - Боцман, всплывать на 120 метров. Быстро и аккуратно. Командиров отсеков вызвать в отсеки для тщательного осмотра. Командирам дивизионов проверить заведования.
     Замкомдива удивленно смотрел на него с высоты своего почти двухметрового роста. Но рта раскрыть ему не дали.
   - Товарищ капитан первого ранга! Я еще пока командир этого корабля. Если у вас есть на этот счет особое мнение, то отразите его для начала в вахтенном журнале.
     Возражать было нечем. И отважная троица тихо проскользнула в каюту.
     Командир устало и печально посмотрел на старпома.
    -  Не быть вам командиром, Сергей Егорович!
     Тишина. Стрелка глубиномера ползла влево, придавая уверенности в жизни.
     А назавтра глубоководные погружения прошли по плану. Со всеми мерами предосторожности погрузились на 320 метров, и на том программа заводских испытаний была выполнена.





О вреде спешки или о том, что всему свое время.

     Все государственные испытания на нашем флоте заканчиваются в конце декабря. Ни весной, ни летом, а именно в декабре. Числа 29, а то и 31. Связано это с годовой премией заводу.
     Ну а раз так, то комиссии во главе с нашим замкомдива надо было что-то делать, чтобы попасть домой на Новый год, а не встречать его по гостиницам. Долго думали, совещались и решили всплыть раньше запланированного срока, чтобы до темноты проскочить  к заводскому пирсу. За ночь подписать приемный акт, а утром уже отбыть на аэродром для вылета на Камчатку.
     Командир решения, правда, не одобрил, но приказу подчинился.
     Всплыли западнее Аскольда и полным ходом рванули в сторону Большого Камня. Донесения не дали, шли втихаря.
     Заступила вторая боевая смена. Экипаж ужинал. На мостике несли вахту старпом и минер. Зябко кутаясь на ветру, курили. Море было тихим и спокойным.
   - Мостик - метристу! Справа по борту цель! Пеленг 102, дистанция 105, быстро приближается.
   - БИП рассчитать элементы движения цели!
   - БИП  - мостику курс 280 скорость 40 узлов.
     Привычно ответив боевому информационному посту, вахтенный офицер пытался было продолжить начатый разговор, но осекся.
     40 узлов! Это что за монстр так летит? Скоростные катамараны ходили в Находку только летом. А сейчас на дворе декабрь, и навигация для этого типа судов закончена. Странно!
   - БИП, Штурман! Уточнить скорость цели!
    Почти одновременный доклад обоих постов сомнений не оставлял – 40 узлов.
     Доложили командиру. И он, сам начал проверять расчеты.
   - Мостик – метристу! Слева по борту пеленг 265, дистанция 120, цель!
   - БИП, штурман! Рассчитать ЭДЦ!
   - Цель номер два, надводная! Курс 150, скорость 42 узла!
     Холод пробежался по спинам стоящих на мостике. Что это такое? В эфире сохраняли радиомолчание, так что спросить не у кого. Темнело, и горизонт просматривался уже с трудом.
     Вдруг, с левого борта поднялась вверх сигнальная ракета. Траектория ее была несколько странной. Достигнув определенной высоты, она не начала падение  вниз, как ей было и положено, а пошла параллельно воде, на пересечение курса лодки.
     На мостик выбежал командир. К этому времени свет ракеты потух. Все быстрее наступала темнота, и всем становилось ясно, что ночевать придется на рейде.
     Прибыв в точку, доложились оперативному, как и положено. В ответ была получена странная радиограмма с приказом стоять на якоре до особого распоряжения командующего флотом и ждать прибытия начальника штаба флота.
     Утро началось с подхода буксира и дикого, даже для флота, мата. Материлась комиссия штаба флота и, сев на борт, не затыкаясь при этом ни на минуту, закрывшись в кают-компании,  приступила к работе.
     Встали к пирсу, но суть происходящего была не ясна. Сдаточная команда убыла к семьям, а экипаж нервно курил на пирсе.
     К вечеру обстановка прояснилась.
     Замкомандира дивизии получил неполное служебное соответствие от командующего флотом и был лишен допуска к командованию соединением. На столь «минорной»  ноте члены штаба убыли на аэродром, а командир, собрав офицерский состав, объяснил, что всплыв раньше назначенного времени, лодка попала между двух ракетных катеров, производящих стрельбы. И только по огромной случайности ракета не попала в нас.
     Что ж, бывает. Живы - и ладно. Задним числом бояться было как-то неудобно. Запили услышанное шилом и пошли праздновать Новый год.
     Акт приемки лодки от промышленности, не смотря на огромное количество недоделок, был подписан. Ну, в самом деле, - не лишать же заводчан премий из-за всяких пустяков.






Бунт, или старпом рулит.

     Сложности наступившего 1992 почувствовали быстро. Вначале перестали платить деньги. Родина есть, а денег нет, но защищать ее вроде бы надо. Так что терпите, ребята.
     Затем пропали харчи. Есть стало нечего. На камбузе появлялись какие-то консервные банки с надписями по-немецки снаружи и хлебными отрубями внутри. Моряки шутили: «То, что по концлагерям в 45-м не додали фашисты, то сейчас нам додают их потомки». Хотя, честно говоря, веселого было мало.
     Работяги ушли бастовать, а экипаж, лишенный такого права, стал работать еще и за промышленность.
     График доделок рушился на глазах, и старпом, решив доказать, что он все-таки достоин быть командиром, приказал работать по выходным.
     Надо сказать, что зараза демократии и сепаратизма в тот период жизни нашего государства, достигла большого градуса. Половина экипажа – украинцы по национальности, начали реально поговаривать об отъезде на историческую родину, со всеми вытекающими последствиями. И дурные приказы старпома о выходе на работы в выходные только усиливал эти настроения, дисциплины явно не прибавляя.
     Но старпома было уже не остановить. Утром в субботу, не дождавшись офицеров и мичманов на подъеме флага, он резво рванул в общежитие. Ураганом проносясь по комнатам, попытался поднять спавших и отдыхавших, но как водится, был послан в известное всей стране место и вынужденно отступил.
     Хотелось бы заметить, что старпом наш росточком был меленьким, соответственно с этим, амбициями обладал большими, и подобного оскорбления перенести не мог.
     Вернувшись на корабль, он на короткое время заперся у себя в каюте, а потом, пошептавшись к дежурным по кораблю, резвой рысью рванул обратно.
     Тяжело дыша, Егорыч ввалился в общаговскую комнату.
   - Ну кто еще не слышал приказа прибыть на корабль?
     Из-под расстегнутой «канадки» шел пар.
     Все напряженно молчали. Старпом хоть и отличался драчливым характером, но тут сидели не хлюпики, могли и сдачи дать. Видимо, он это тоже понимал, поэтому давал нам время на раздумье.
   - Считаю до трех! Раз!
   - И что?
     Это Василий. Метр девяносто ростом, фигура гребца.
   - Два!
   - Мы уже все сказали, не утруждайте себя счетом.
   - Три!
     Ответить не успели. Старпом выхватил из кармана куртки пистолет и, быстро передернув затвор, выстрелил от бедра.
     Тишина. Запах пороха.
     Белые лица сидящих на кроватях офицеров. В 30 сантиметрах над головой Васи черная дырка. Общага старая, стены из мягкого красного кирпича, с толстой штукатуркой. Пуля, не срикошетив, застряла.
     Ошеломленные такой решимостью старпома, матерясь,  но уже тихо, офицеры и мичмана побрели  на корабль. Бунт был пресечен.




Повторные испытания повторны во всем.

     Повторные испытания, они и есть – повторные. В слегка сокращенном виде опять проходим все заново. Значит опять в море и опять куча народу на борту.
     Эх, веселый 92-й год. Страны, которой присягали, нет, денег – нет. Жратвы нет. Но привычка служить осталась. И даже самые «щирые» хохлы пока не  торопятся на самостийную Украину.
    Бухта Ольга представляла собой красочное зрелище. С одной стороны богатая природа, даже слабым на цвета зимним пейзажем подавлявшая человека. А с другой стороны- убогость военно-морской базы, находящейся на ее берегу.
     Не успели подойти и встать на якорь, как к борту, расталкивая мелкие льдины, подошел катер. На баке, в позе Наполеона стоял человек в офицерской шапке и постовом тулупе.
     Как только катер ткнулся в борт лодки, человек зашевелился, крикнув по-пиратски:
   - Всем наверх! Приготовиться к абордажу!
     И не успел стоявший на мостике старпом сообразить, что к чему. На палубу катера из рубки высыпала ватага лиц женского пола и самого разнообразного возраста.
   - Ну, что, морячки, отдохнем?
     И вслед за этой командой женщины завизжали, показывая полную готовность к оказанию помощи героям-подводникам в осуществлении этого процесса.
     Старпома понесло. Он орал и визжал, но на его потуги никто из прибывших внимания не обращал. От высадки этой своеобразной абордажной команды спасал только лед, толстой коркой покрывавший легкий корпус.
     Поднялся на мостик командир. И резонно осознав, что сторонам конфликта надо дать возможность «стравить пар», молча,  с высоты рубки, наблюдал за гостями.
     Первым сдался старпом. Осознав, что ему физически невозможно переорать эту веселую компанию.
     Затем, озябнув на мартовском ветру, замолчали и дамы.
     Тут в происходящее вмешался командир:
   - Это что тут твориться? Вы кто? Или стрелять начать?
     Перспектива быть застреленными у собственной базы, проникла в разгоряченные спиртом головы амозонок. Они дружно повернулись к старшему. А вот тот трезветь не собирался:
   - Значит так! Доставить ко мне сюда моего друга Саню, меняю на половину теток!
     Еще полчаса разбирались, что к чему. И наконец поняли.
     Прибывшим требовался связист Саня, чей одноклассник по училищу, будучи начальником местного узла связи, встречал нас со всеми своими подчиненными.
     Первое правило командира – с пьяным не разговаривай. Но ждать, когда настырный связист протрезвеет, было чревато. В итоге вызвали Саню на мостик и заставили все перевести в шутку. Еще через час катер, ускоряя ход, увозил от нас продрогший, но веселый личный состав узла связи.
     Командир вздохнул с облегчением и тут же наказал старпома. Тот рыча, как тигр, одним махом соответственно, наказал всю боевую часть связи во главе с ее командиром, абсолютно положительным, кстати сказать, мужиком.
      А остальному экипажу, сидя за ужином, оставалось только переживать о том, как несправедлив этот мир. Одним «железо» и матросы, а другим райскую службу в окружении прекрасных дам. Нда-а-а-а….



     Наши летчики смелые ребята, небо - их дом!

     Испытания подходили к концу. Особых проблем в работе техники не было, и мы радовались скорому завершению всей той заводской канители.
     Воздух прогрелся, и даже несмотря на холодные океанические ветра, запах весны становился все ощутимее. Днем, если шли в надводном положении, все как могли пытались вылезть наверх и вдохнуть этот свежий, ароматный воздух.
     Складывалось впечатление, что с серостью зимы уйдет и то плохое, что творилось вокруг. Хотелось перемен к лучшему.
     В один из таких солнечных и радостных дней, старпом с минером стояли на мостике. Только что заступила вторая боевая смена, и солнце начало свой ход на закат, но все равно было чертовски хорошо!
     Лодка неспешно шла  мимо островов Рикорда. Тихий ход, отсутствие целей на горизонте, побуждали к такому же тихому, неспешному разговору «под сигаретку».
     Канадки расстегнуты, шапки сдвинуты на затылок. Здорово! По правому борту в далеко в небе появилась черная точка.
   - Похоже, самолет? – минер зашевелился.
   - Похоже, что да.
   - Что-то низковато идет, около километра высота, не более.
   - Да, похоже, противолодочники, будут сейчас вокруг нас круги вить, весь пейзаж испортят.
   - Да и хрен с ними.
   - И то верно.
     И беседа вернулась в прежнее русло.
     Минер, все-таки краем глаза поглядывал на незваных гостей.. И, как оказалось, был прав.
     За первой точкой появилась вторая, шедшая на такой же примерно высоте. В бинокль стали различаться контуры самолета, но тип его разобрать было еще невозможно.
     Вдруг идущий первым резко нырнул вниз, и от него отделилась маленькая точка.
   - Наверное, буи кидает или сигнальные бомбы.
Но точка до воды не долетела. Она скользила вдоль поверхности моря по направлению к лодке.
      Пока соображали, что к чему, над мостиком с диким ревом пролетела крылатая ракета. Старпом с минером рефлекторно присели. Им показалось, что они видели заклепки на ее крыльях.
   - Твою мать!!!
   - Связистов на мостик!
     Прибывший по приказу вахтенный БЧ-4, не сразу понял, что от него хотят.
   - Выходи на открытом канале на связь с этими балбесами. Пусть прекратят пуски ракет.
      Связист Стас и так не обладал быстрым умом, а тут совсем растерялся. С кем выходить на связь, кому прекратить пуски?
     Пока ему объясняли, что и как, второй самолет сбросил свою ракету, которая к счастью прошла кабельтовых в двух по носу. Увидев ее и услышав этот ужасный рев, связист все сразу понял и нырнул в рубочный люк исполнять приказ.
     Летчики на связь не вышли, а сделав еще один круг над лодкой, помахали крыльями и ушли на северо-восток.
     К вечеру разобрались, что к чему. Но каким образом лодке был определен район в непосредственной близи от авиационного полигона, так никто и не объяснил. По случаю царившего тогда на флоте всеобщего разгильдяйства выводы сделаны не были, виновные не наказаны. Живы все - и то слава Богу.




   Андреевский флаг

     Посмотрев выступление Президента на Всероссийском офицерском собрании, решили поднять обещанный им Андреевский флаг. Нет, ну а что? Страны СССР нет, а флаг остался. И по мнению нашего боцмана Гриши, это был непорядок. Тем более, что Президент не сказал ни слова о том, как должен происходить порядок подъема новых флагов.
    Достав хорошей ткани, Григорий собственноручно синей краской нарисовал диагональные полосы. Края флага прошили, и получилось все очень прилично.
     Командира уговаривать долго не пришлось, ему тоже осточертели однообразные будни заводской жизни. И вот уже в один из дней, над грязно-черным облупившимся корпусом нашей лодки взвился Андреевский флаг. Заводские экипажи буксиров, завидев такое дело, в поддержку, просигналили гудками и сиренами. Красота, да и только.
     За время стоянки в заводе мы как-то привыкли к этому флагу и не считали его чем-то из рук вон выходящим. Но прибывший старшим на переход, заместитель командира дивизии, так не считал. Увидев полосатое полотнище, он вначале потерял дар речи. Затем максимально открыв рот, орал в течении минут 20-ти. После чего, уже успокоившись, задал совершенно логичный вопрос:
   - Кто разрешил?
     И, конечно же, получил на него абсолютно логичный ответ – Президент! 
     Крик продолжился, и только потом мы узнали, что после решения президента о возвращении на флот Андреевского флага была выработана целая церемония по его подъему, ну а нас, как стоящих в заводе, об этом оповестить забыли. Так мы и стали первым кораблем ВМФ новой Росси, начавшим ходить под новым флагом.




Возвращение
    
     Всей этой истории нужен был красивый финал.   И он наступил. 
     Провожаемые ярким Приморским солнцем, и гудками заводских буксиров, мы вышли в море и взяли курс на Камчатку.
     Благодушное настроение царило в отсеках. Не хотелось даже ругаться по поводу тех гнилых харчей, которыми нас снабдили.
     Подошли к Сахалину, и перед  проливом Лаперуза  всплыли. Но пройти его нам не дали, и причиной тому послужила личная просьба командира сахалинской бригады кораблей охраны водного района о том, чтобы его орлы потренировались в поиске подводной лодки,  используя нас в качестве цели.
     Не знаю, подпиралась ли эта просьба чем-то вроде «шила» или икры, но с подошедшего катера что-то перегрузили, и мы, зайдя в отведенный район, легли на заранее оговоренные галсы. Учения начались.
     Нудная эта вещь – обеспечивать чью-то работу. Ходишь монотонно туда да обратно и, что самое противное, все время по тревоге. Ни перекусить, ни поспать. Хотя поспать, в общем-то, было можно.
     В первом отсеке дремали все. От минеров в этом деле ничего не требовалось, вот они и радовались жизни. Взрыв! Свет в отсеке задрожал, но, к счастью, не потух. Затем второй, третий и так еще несколько подряд.
     Корпус лодки дрожал, его бросало из стороны в сторону.  В отсеке стояла тишина.  Зачем-то еще раз объявили учебную тревогу. Затем аварийную. Но место аварии названо не было. После этого начали продувать все цистерны, и лодка гигантским поплавком выскочила на поверхность.
     Для всего экипажа великой тайной остались те слова, которые  в течении почти часа наш замкомдива высказывал местному комбригу. А жаль. Мы бы послушали и даже бы добавили пару выражений.
     Долго выясняли, что произошло. И, разобравшись, поняли – это должно было стать красивой жирной точкой в почти полуторогодовалых мучениях экипажа. Нас просто могли утопить. И даже обязаны были это сделать. Но отсутствие опыта боевых стрельб из реактивных бомбометных установок у коллег-противолодочников помешали им похоронить экипаж. Они всего-навсего перепутали данные стрельбы и, отработав обнаружение подводной лодки, решили не церемониться и тут же, вопреки всем запретам, по ней еще и отстреляться.
     Учения прервали.
      Душевные травмы залили спиртом и решив, что нам сам черт теперь не брат, пошли на базу. За весь период перехода не было ни одного ЧП. Набор отрицательных событий, в соответствии со всеми математическими законами, перешел в положительное качество,  еще долго хранившее экипаж и корабль от бед и напастей.