*
Если человек еще не умер, а ест, спит и ездит на троллейбусе, то его постоянно что то манит и зовет. Неважно, живет этот человек в глухой деревне, в пляжном бунгало или в развитом мегаполисе, он всегда безмерно увлечен. Один гражданин собирает на стене гостинной сушеных мотыльков с полинезийских островов, другой коллекционирует карманные часы с откидной крышкой, третий, не имея лишних средств, уносит домой картонные кружочки из под пивных бокалов. Все обуяны страстью и азартом. Престарелые дамы страдают в поисках фарфоровых домиков, юноши выменивают друг у друга диковинные монеты, а пенсионеры охотятся в скверах за разноцветными значками. Водители желтых такси копят кривые зонты, некоторые чудаки отдают состояние за ветхие книги и рукописные иконы. Даже известен случай, когда одного знаменитого хирурга лишили врачебной практики за то, что он собирал в колбы с формалином удаленные человеческие конечности...
Рамир Эльбрусович, начальник охраны при министерстве транспорта, также как и прочие божьи создания был человек горячо увлеченный. И влекло его к двум ипостасям - к холодному оружию и к замужним женщинам. Но если страсть к зрелым женщинам попеременно тухла и воспламенялась, то трепет перед блистающей сталью был негасим и нескончаем, как движение угря на нерест. К своим пятидесяти годам Рамир обладал лучшей в Киеве коллекцией австрийских палашей, непальских кукри и эфиопских сабель. Японские катаны, заирские клевцы, алжирские флиссы и финские леуку составляли смысл жизни увлеченного Рамира, наполняли его мир сдержанным благородством зернистой стали и дамасской вязью старинных клинков. Удивить Рамира было непросто. Его чувствительные пальцы осязали не раз прохладу благородного металла, трогали чехлы пеналов, обтянутых кожей ската и полированные рукояти крисов из рога манильского буйвола.
Его обширная коллекция удивляла всех и содержала все, кроме одного заветного меча: пределом помыслов был хоролужный скрамосакс чуть более ярда в длину. Струящийся мягкой волной, немецкий клинок из серебристого булата был апофеозом желаний начальника охраны, грезился ему по ночам и вытеснял из сонных видений обнаженных девиц с оголенными персями и тугими бедрами. Эротические сны бесследно пропали. На смену грудастым русалкам пришел недосягаемый алмазный меч в филигранной оправе. Рамир Эльбрусович отчаянно худел, не высыпался и катастрофически терял потенцию. Он бредил булатом.
Все эти подробности о частной жизни начальника охраны маэстро Филимон узнал от юной секретарши Сонечки. От нее также стало известно, что у Рамира позавчера скончалась любимая тетя, поэтесса Тамара Цинцадзе, оставив ему в наследство двухкомнатную квартиру и потертую мебель. Отблагодарив Сонечку за ценную информацию ожерельем из зубов того самого сингапурского медведя, апологет высокого искусства погрузился в глубокие раздумья. А размышлять было над чем: картина находилась у любителя холодного оружия, ее цены он не знал и, похоже, знать не желал... Мокроносый Рамир страдал по алмазному булату, однако достать хоролужный скрамосакс не под силу было даже Витьке, который был так ловок и проворен, что мог извлечь занозу из ануса крокодила и побрить мошонку носорога на бегу. Извилистый клинок мог отковать мастер-Йонас, но на выпекание булата, ковку и доводку времени не было. Также не было и подходящих условий... Тем не менее, уголек надежды затеплился в душе маэстро:
-Витька, шалопай, бегом сюда! - закричал он в прихожую, где подсобник возился с пластмассовыми ведрами. Плотно закрытые крышками, два ведра хранились в глубине раздвижного шкафа и тайна пластмассовых ведер была известна лишь их владельцу - Витьке. Антиквар дождался пока тот вылез из шкафа: - Хочешь пожрать от пуза, вошь ненасытная?
Витя утвердительно кивнул головой.
-Будет тебе важное поручение. -Филимон изъял из портмоне несколько хрустящих купюр высокого достоинства. -Дуй в Пирогово. Музей Народного Быта знаешь?.. Там стоят старые деревянные мельницы. Проберись вовнутрь и поищи в жерновах металлические окатыши. Ржавые шары размером с мой кулак. На пушечное ядро смахивают, только они неровные, овальные слегка. Хотя бы пару мельничных шаров добудь... а, и это... Себе купи пожрать че то. Сала копченого или чем ты там с братом питаешься? Можете кролика в йогурте запечь, например... Новый Год, как никак на носу.
Витька сунул деньги в полосатую вязаную шапочку с надписью "СПОРТ" и растворился за дверью. Эти "Голубые апельсины" - притягательные, словно вязкий дурман - стали чуточку ближе. Филимон Петля шумно понюхал толстую сигару, извлеченную из пенала: дело двинулось с мертвой точки.
*
Утром следующего дня бронированная дверь квартиры Филимона Петлевского на седьмом этаже дерзко распахнулась и на пороге предстал подсобник Витя. Он сиял от счастья. Ответственное задание рьяный помощник выполнил с блеском: мельничные овальные шары, пусть и не в большом количестве, всего два экземпляра, все же были добыты из каменных жерновов. Теперь они, словно затянутые в ржавую шагрень яйца, покоились на письменном столе маэстро. Правда, Витьке пришлось пойти на нежелательный контакт со сторожем музея и приобрести у него в довесок молочную свинью, что тоже имело полезную сторону - свинья была съедобна. Теперь новогодний стол предстояло украсить поросенком с ябоками, запеченом в камине. Купленный свин стоял в прихожей рядом с Витькой и не мигая глядел в глаза маэстро Филимона. Грязное тельце животного быстро насытило аппартаменты антиквара кислым ароматом деревни. С розовых копытц поросенка на персидский ковер сыпались мокрые опилки.
-Что это? -охреневший мэтр пытался наладить причинно-следственную связь между деревянными мельницами, акварельной живописью и живой свиньей на веревке. - Зачем это, Витя?
-Как зачем? - удивился Витька, - Патрон, ты же сам сказал: "пожрать от пуза, копченое сало, кролик в йогурте..." Ты че, забыл?
-Так он живой вроде,- Фил потрогал пальцем мокрое рыльце "кролика в йогурте" и глянул на Йончика. - Дышит еще...
-Это временно,- успокоил всех Витька.
Поросенок, он же кролик в йогурте, словно осознав печальные перспективы, излил под собой большую лужу вонючих испражнений.
-В ванну его тащи, придурок! - пришел в себя антиквар. - Обоссыт щас все квартиру!
Витька схватил вонючее животное на руки и бросился в ванную комнату.
Железные слитки, принесенные подсобником, Филимон взял в руки и, подойдя к окну стал тщательно рассматривать. Затем аккуратно вымерял штангенциркулем все диаметры и записал данные на бумагу. Позвал Йончика.
-Йонас, - гениальный мошенник протянул помощнику один шершавый слиток, - аккуратно разрежь этот хлебец на две половины. Получившийся срез отполируй в зеркало и принеси мне. Я жду тебя здесь, наверху.
Йончик взял тяжелое овальное ядро и отправился в подвалы мастерской. Тем временем Фил Петлевский подошел к библиотечным шкафам и долго выискивал какую то книгу. Найдя ее, он устроился удобно у окна и, взяв в руку карандаш, углубился в чтение пыльного фолианта. Книга, судя по надписи, называлась "Секреты художественной обработки металлов". Во время чтения мэтр что то писал на желтый лист бумаги.
Через пару часов вернулся чумазый Йонас. От него воняло горелым железом и в руках он держал две половинки железного ядра. Один срез был идеально отшлифован. Довольный Филимон захлопнул книгу и, прихватив с собой листок исписанной бумаги, отправился с Йонасом назад в подвал. С собой он взял бутылочку хлорного железа, флакон азотной кислоты и канифольный порошок. Назревала очередная хитроумная афера...
*
"Чувствителен, азартен, увлечен". - Петлевский стремительно нырнул в глубокие глаза Рамира.
-Примите мои соболезнования, уважаемый Рамир Эльбрусович. - маэстро Петлевский, приклеив на лицо тоску, ступил в кабинет племянника Цинцадзе. - Ваша тетушка была великая женщина...
-Спасибо, брат, спасибо. - нос у Рамира уже не был мокрым, а хозяин носа, статный красивый мужчина с ловкими пальцами, сидя в кресле, играл африканским топориком. На стенах начальника охраны громоздились древние арбалеты в окружении турецких сабель и ятаганов. Тонкие жала шпаг плясали между широких австрийских палашей. На палисандровой подставке изящно выгнулись японские катаны.
-Что Вы, это я буду Вам благодарен, - адепт вербальных технологий Филимон Петля ловко расставлял ловушки. Сейчас, изобразив восторг, вызванный обширной коллекцией, он диковато озирался по сторонам. - Невероятно! Сногсшибательно! Просто невообразимые экземпляры! Таких я не видал даже в Стамбуле... хотя, мне там представили один ятаган, сочащийся черным ядом. Представляете, Рамир Э-э-э... Эльбрусович? Будучи нагретым у пламени, он источал ядовитую слизь...
-Ничего особенного, дорогой. Такие "плачущие ядом" ятаганы совсем не редкость. -Улыбнулся Рамир. - Это всего лишь кузнечный брак при сварке дамасского железа. В непроварах остался флюс и при нагреве он вытекает из тела клинка. Обычный флюс... Так рождаются красивые легенды.
-Кто бы мог подумать? - Этому открытию Петлевский поразился не меньше, чем продавец комбайнов Семен Иванович, купивший недавно за крупную сумму такой же "ядовитый" клинок у проворного антиквара. - Сразу видно, что Вы знаток оружейной тематики... Буду очень Вам признателен, если Вы поможете мне в одном деле.
-С удовольствием.- Рамир шутя рубил заирским топориком голову бронзового носорога, бегущего посреди стола. -Чем тебе помочь, брат?
-Видите ли, уважаемый, - Филимон извлек на поверхность два тяжелых свертка бумаги и принялся их разворачивать. - Знакомый путешественник привез мне с Гималайских гор вот такие предметы. Ему их презентовали как индийский вутц. Булат, вроде, по нашему...
Танцующий топорик замер в ловких пальцах Рамира. Начальник охраны приподнялся с кресла. Хребет его вытянулся в струну, как у гончего пса при стойке на фазана.
-...По нашему булат, говорят, но я то плохо в этом разбираюсь.- Мэтр положил перед Рамиром отполированный металлический хлебец. - А Вы - известный ценитель оружия и эксперт старинных металлов могли бы мне подсказать... Булат ли это и что с ним можно сделать?
Дрожащими руками Рамир взял увесистый слиток и подошел к окну. Глядя через большую лупу, долго изучал текстуру полированного среза. Да, здесь было все: следы мартенсита, ликвационные волокна, аустенит и необходимая кристаллическая решетка . И самое главное - тот желанный алмазный шелк, отливающий перламутровым зерном... Кудесник-Йонас постарался на славу. Азотная кислота, хлористое железо, канифольный порошок и несколько хитроумных секретов за ночь превратили невзрачный мельничный окатыш в древний булатный хлебец, редчайщий артефакт. Искрящийся индийский вутц безраздельно овладей душой Рамира Эльбрусовича.
-Твой друг не обманул тебя, брат. - произнес Рамир, еле сдерживая волнение. - Это действительно булат. Причем, судя по окислам и коррозионной рубашке, очень древний... лет двести, не менее.
-Не может быть! - искренне удивился порхающий эстет.
-Может быть, может... Зачем он тебе, дорогой? - глаза Рамира вдруг зажглись фанатичным огнем. - Продай его мне, брат. У меня есть выход на русского мастера. В Королево кузнечный цех имеет... как его?... что то божественное. Только он с булатом и может справиться... У нас, в Киеве, с вутцом никто не работает - капризный материал. Как прыщавая девственница.
-Ну-у-у, деньги мне особо не нужны. - Филимон придал лицу безразличие. - Разве что... Ваша тетушка мне картинку одну желала продать... "Голубые апельсины " называлась. Пастель-акварель, тряпочки-цветочки... так, ничего особенного, но мне приглянулась. Можем обмен совершить. Ля транзаксьон, так сказать.
-Как же, помню, помню... - Рамир не отрывал глаз от увесистого слитка, вертел его, ловя отсветы солнца, наслаждался игрой стальных зерен. - Но картинку эту я вчера Снежане подарил. Мне, брат, эта мазня ни к чему, а у Снежаны душа тонкая, пусть развивается... Хочешь заирский клевец? Ручная работа, начало прошлого века. Или арбалет средневековый? Трех человек пробивает навылет!
Петлевский крякнул от досады. Он был прошит навылет без арбалета. Поездка к деревянным мельницам, свинья на веревке, ночные эксперименты с алхимией: вся эта возня с фальшивым булатом оказалась напрасной. Теперь еще надо сближаться с какой то недоразвитой Снежаной... Впрочем:
-Не та ли это Снежана, дочь Семен Иваныча, продавца уборочных комбайнов? - с надеждой в голосе спросил Филимон.
-Она самая. - Отстраненно молвил Рамир Эльбрусович: он был уже далеко, в снежной России, в цеху непревзойденного русского кузнеца.
Не помня себя, Филимон брел по холодным улицам и лишь тонкие оранжевые ленточки, привязанные к деревьям и столбам, трепетали в его сердце тревогой. В подворотне бездомная псина грызла кожаную сумку. В мусорных баках шуршали крысы. Падали крупицы снега. Возле Бессарабского рынка толпа возбужденных людей что-то напористо скандировала и, взявшись за руки, шевствовала к Киевской Администрации. Пьяный гражданин с плакатом "Долой фальсификации" увязался за Филимоном. Словно в бреду, Петлевский пересек холодный Крещатик и поднялся на Ярославов Вал.
Очнулся виртуоз мысли Филимон уже в антикварной лавке. В руках у него каким то чудом оказался африканский клевец ручной работы. Петлевскому вдруг страшно захотелось засадить острие заирского топора в нежный затылок румяной аптекарши, бесцельно застывшей у деревянной статуи вождя... "Хотя, -решил мэтр,- еще не все потеряно: желанная картина в доступной близости, нужно лишь грамотно распределить усилия". Петлевский сжался и приготовился к решающему прыжку. Добыча - Снежана, дочь олигарха - была ясна и предопределена.