Любовь

Владимир Степанищев
     Любовь…. Любовь, друзья, это… А вот что есть любовь? Насчет влечения, пускай и даже самого безумного, мы все знаем: мужчина глупеет, женщина умнеет, внизу живота у обоих пожар, в головах шторм, в груди землетрясение и к чертям солнце… Влечение, это сумасшествие. Ну вот что, однако, держит наплаву любого живущего? Конечно же… система ценностей. Система ценностей, не что иное, как гироскоп, который, нечета компасу, вряд ли отклонится на всякую там магнитную аномалию, он всегда и строго указывает на заданное направление. Человек ведь не живет мудрыми книжками да тривиальными наставлениями. Повзрослев, отряхнувшись от образования и воспитания, он быстро понимает что хорошо, а что плохо, что на самом деле ценно в мире, но в мире именно для него. И вдруг… появляется некто, который, ни с того ни с сего, становится важнее чего бы то ни было на свете, важнее тебя самого и тогда летит к черту вся твоя система ценностей, гироскоп начинает визжать и крутиться волчком, и трудно даже понять где север, где юг, где зенит, где надир. Любовь, словно Геракловы Алфея и Пенея Авгиевы конюшни, вымывает душу, вычищает ее стенки до блеска, до скрипа, сметая бурным потоком своим всю эту пресловутую систему твоих ценностей и заполняет ее прозрачной родниковой водою по самое горлышко, не оставляя место более ни для чего кроме себя. Беда (а может и счастье) лишь в том, что ты никак не можешь напиться. Точнее, если ты вдруг начинаешь пить эту святую воду, то сосуд души твоей постепенно пустеет, запуская в себя всякую, как правило, мерзость. Редко когда случится, что вода эта, божьим прикосновением, сделается нектаром, и что нектар этот, хорошо постояв и перебродив, превращается в доброе вино под названием «дружба», но тогда и не смей пить, страдай жаждой, умри наконец, но не прикасайся к напитку под названием любовь. Довольно с тебя того, что он в тебе… Но не так мы с ним поступаем. Слишком велик соблазн и неодолима до тошноты сушь. Любовь хочется пить, да пить так, чтобы чаша твоя стала неупиваемой. Неупиваемой считается, может быть, только чаша любви Господа к нам (или нас к Нему), да только что-то плохо верится, гладя на то, что творится с миром. Великий Шопенгауэр, при всей строгости своей философской системы, способной объяснить даже природу юмора или там, гомосексуализма, совершенно был растерян перед фактом самоубийства Ромео и Джульетты (ну и, вообще, довольно часто встречающегося двойного самоубийства влюбленных). В его картину мира, как воли и представления, никак не вписывался подобный казус. Он, правда, почти даже по-детски пытался оправдать такой их поступок тем, что воля, якобы наткнувшись на необоримую преграду, сама, де, себя уничтожает, но это противоречит парадигме его философии, что воля есть воля к жизни любой ценой. Любой ценой… Пожалуй, это и есть ключевое словосочетание в объяснении такого заболевания, как любовь.