Человек смог бы запросто заметить эту дорогу, просто выглянув в окно поезда в нужный момент. Она представляла собой покрытое ямами, трещинами и ухабами, тонкое полотно асфальта. Все время заворачивая в право, от железной дороги в лес, дорога вела путника в неизвестность. Прекрасный сосновый лес вдоль дорог перемешивался с изящными березками и часто сползал высокой травой в небольшие заболоченные низины.
Свежий воздух неудержимо носился по этим местам, но становился с каждой минутой все тяжелее, приближалась гроза.
Вместе с тем комары и мошки чувствовали себя пришибленно, и всё меньше роем окружали нашего героя.
В детстве эта дорога казалась ему более короткой, многие места он видел впервые, и иногда в голове возникала мысль: А ничего ли я не перепутал?
Томное движение вперед предрасполагало скорее не к раздумьям, а к воспоминаниям, которые всплывали все больше.
Подошва обуви шлепала уже по мокрому. Пыль начала превращаться в грязь. Дождь нарастал. Очень не хотелось попасть сейчас под ливень.
Внезапно где-то вдалеке послышался звук двигателя отечественного автомобиля.
Две светящиеся фары появились позади, разрезая поток небесной жидкости.
Алексей поднял руку, прося водителя остановиться и подобрать его.
Иван Петрович заметил на дороге юношу, вид того вызвал чувство жалости, и добродушный старик согласился подвезти промокшего парня на своей далеко не новой шестерке. Вообще в этих краях редко можно было встретить новое, незнакомое лицо. И как всякое неизведанное оно должно бы было вызывать чувство настороженности. Но характер у здешних людей был совершенно иным. Они привыкли ждать подлости скорее не от посторонних, а от тех, с кем жили всю свою жизнь.
Дверь громко хлопнула, и по коже парня пробежали мурашки.
- Ну, здравствуй путник, куда направляемся?- спросил старик, трогаясь с места.
- В Солнечное. - парень посмотрел в лицо водителя.
Седые волосы остались лишь на висках и затылке, наверху красовалась гладкая лысина, густые белые усы и средних размеров борода компенсировали этот недостаток. Годы проведенные с бутылкой оставили свой отпечаток.
- Солнечное? По делу или как? - старик внимательно глядел на дорогу, но задав этот вопрос, уставился на парня.
- Я к матери еду.
- Ого, здешний, небось? Не видел тебя раньше!
Пару секунд в воздухе повисла пауза.
- Постой-ка, ты случаем не Волков? Как же тебя, Алексей?
- Я самый. - удивленно произнес парень.
Многие знают, что в поселке нельзя утаить ни слухов, ни каких-либо громких событий. Особенно в таком маленьком как Солнечное. Сколько же сейчас тут жителей? Из детства всплывали картины прошлого, уже тогда, в начале девяностых, все старались перебраться из поселка в города, в надежде заработать денег. Многие находили себе место там, и переезжали жить на постоянной основе, многие же навсегда затерялись где-то на полпути. В картинах детства никто не был похож на этого старика, что сейчас так неаккуратно вел автомобиль.
- Ты сын Екатерины? Что ж мамку то забыл, оставил одну?!
- Я не забывал. - Алексей растерялся и больше ничего не успел добавить.
Да, действительно, он хорошо помнил свою мать, и их отношения полностью потерялись после развода родителей. Отец не пускал бывшую жену на порог, и пугал ей мальчика так, как пугают непослушных детей милиционерами.
Однако со временем память не пропадает, она приобретает новые черты, и в итоге образ матери для Леши стал образом собирательным, чем-то средним между милым ангелом и чистым воплощением зла.
-Как это не бросил? Столько лет прошло, и ни разу не приехал. - казалось, что старик выполняет роль этакого воспитателя, но чувство стыда, призываемого им, никак не возникало в душе парня.
- Мой отец…
- Что твой отец? Как трудности сразу убежал, испугался.
Парень поначалу не знал что ответить, но потом в голову вкралась мысль: Откуда он так много знает?!
- Вы мой родственник?
- Еще бы, дядьку не узнал, обижаешь! – старик громко засмеялся, и напряженность в воздухе растворилась в простоте его смеха.
Парень на секунду впал в ступор, он даже имени его не помнил.
- Эх ты! Повезло тебе, сейчас сразу тебя и привезу по адресу! – переключив передачу, произнес старик.
Алексей все пытался выйти из назревающей неловкой ситуации, связанной с тем, что парень совершенно не помнил своего дядю.
Дорога неслась навстречу автомобилю. О дорожной разметке здесь никогда не слышали, да что там, и о ремонте тоже.
Разговор утих не минуту, пока старик зажигал сигарету.
Справа и слева появлялись и исчезали за полосами деревьев засеянные и чаще брошенные поля, посреди которых стояли хлюпкие сарайчики. Дождь сбавил свою интенсивность и теперь неприятно накрапывал. Дворники с характерным поскрипыванием ползали по почти сухому лобовому стеклу.
- А далеко ещё?
- Да тут пара километров!
Спешка. В минуты, когда разум Леши не был занят решением дел насущных, он представлял себе встречу со своей матерью. Он связывал свои воспоминания со своим воображением. И получались интересные, почти голливудские картины. Но кто мог предположить, что все получиться не так, просто и быстро.
Машина подъехала к воротам покосившегося серого заборчика, но старик не освободил парня от своего присутствия, а решил зайти лично вместе с ним.
- Как там твой отец то?
- С ним все в порядке. Жив, здоров, дай Бог. – Алексей быстро закрыл эту тему, чтобы избежать расспросов. На самом деле за два дня до того, как он получил письмо от матери, они с отцом сильно поругались, по причине известной с древних времен - “Проблемы отцов и детей”.
Машина была брошена на краю дороги.
Канавка перед заборчиком имела толстую дощечку длиной сантиметров в двадцать, как раз на один необходимый шаг до ворот.
Те оказались открытыми.
“Я помню! Я вспомнил! Но Господи, как же, здесь все изменилось! Это “всё” потеряло свои краски, оно больше не то “все”, что жило в сознании детства. Теперь это то, что есть сейчас. А Мама?”
Алексей уверенно вошел в покосившуюся избу, предварительно отбив всю грязь собранную при проходе через двор, оставил свою обувь у входа, в сенках второй двери. Дядя повторил за ним.
Затем он открыл плотную деревянную дверь, причудливо украшенную нарезанными в виде ромашки, разноцветными пластиковыми крышечками от бутылок с газировкой и пивом. Вошел внутрь.
Обстановку нельзя было назвать бедной, имелось все необходимое для жизни, и даже некоторые предметы роскоши. В уголке дома были видны три иконы с ликами святых. На столе стояла тарелка с пирожками, накрытая сверху еще одной тарелкой, для защиты от мух. Прямо у противоположной стены стоял диван и тумбочка с телевизором.
Слева от входа располагалась печка, ближе к двери рукомойник. Вышедшая из-за угла большая серая кошка уставилась на гостей, выдержала паузу, и помчалась прочь.
Ничто из этой обстановки не напомнило Алексею о его детстве. Все было чужим.
- Эй, хозяйка! Покажись-ка! Ты дома? Смотри, кого я к тебе привел! – старик, стоя за спиной парня, или прокричал, или сказал это нарочно, очень громко. Как будто посол, принесший добрую весть, рассчитывал получить скорую награду.
- Здесь? Это ты Дима? – послышалось из дальней второй маленькой комнатки, которая являлась, видимо личным уголком пожилой женщины.
“Дядя Дима, нет, ничего не вспомнил наш герой.”
В следующую секунду из-за того же угла, откуда появилась кошка, вышла она.
Для своих лет она выглядела намного старше. Морщинки паутиной бегут ото лба, спускаются через уголки глаз к щекам, и там незаметно спадают.
Правая её рука была приподнята, как раз для того чтобы поправить свалявшиеся волосы на голове.
Она смотрела пару секунд прямо в глаза Алексея. Что-то попыталась сказать, но челюсть её задрожала. Женщина подошла ближе, и осмотрела парня с ног до головы. Затем она ещё раз так же неуверенно дернула губами, создавая впечатление, что все мысли её были перепутаны сейчас.
- Леша?! Милый! – и она бросилась к нему.
“Это не моя мать! Это не она. Это женщина отдаленно похожа на неё, но она не может быть моей мамой. Я не верю. Как же время и обстоятельства могут изменить человека! Они, как вода точит камень, разрушили её плоть, испытали на прочность, но это только внешне. Внутри время и обстоятельства сотворили ещё больше.”
Женщина быстро взяла себя в руки. Но волнения от этого не стало меньше. Она предложила поесть, и парень не отказался. Суета вскоре утихла. И настало время для разговора, который, к сожалению, не мог никак сложиться. Эти люди не знали с чего начать, о чем рассказать в первую очередь, что спросить из тех двух десятков лет, проведенных в разлуке.
Назойливая кошка была прогнана за дверь дядей Димой.
Предложение матери внезапно прервало эту неудобную ситуацию:
- Надо в церковь сходить, свечку поставить, Господу Богу поклониться. Я могу и одна сходить.
- Я с тобой. – возразил Алексей – сам хочу пройтись по селу, тем более что дождь закончился и выглянуло долгожданное солнце. Да и в церкви я давно не был.
Дядя предложил довести их, но они отказались, и тогда он сам уехал к себе, на другой край поселка. Человек он был не верующий.
Мать и Алексей вышли на дорогу. Солнце выглядывало через густые черные, уходящие вдаль, дождевые тучи. Дорога и крыши домов, листья деревьев, блестели в его лучах.
Прибитые на время насекомые вновь оживились. Двое людей просто шли под руку, и молчали.
На встречу, по всем кочкам промчался молодой мальчишка на велосипеде, он почти поравнялся с женщиной, и только тогда буркнул “Здравствуйте”.
Сосед справа вышел к себе в сад, и что-то там искал. Мошка залетела в ухо, что вызвало крайне неприятные ощущения. В памяти все было пусто.
Они тихо вошли в деревенскую церковь, где мать купила себе свечу, и отправилась ставить её тому святому, которому молилась. Пережившая гражданскую войну, и время советской власти, пройдя сквозь ад и осквернения, это святое место было восстановлено на те не большие деньги выделенные правительством и собранные прихожанами. Оно вновь воссияло резным, украшенным алтарем, и свежими сюжетам на стенах и под куполом. Алексей остался в самом центре, он внимательно следил за своей матерью.
И в душе его впервые возникло это чувство огорчения, за те пропущенные годы жизни, которые он провел без этой женщины. Прошлое молчало.
Обратил внимание он и на то, что мать его не знает как правильно креститься. Она делала это слева на право, и дотрагивалась лишь лба. Но при этом она что-то шептала про себя.
“…не знаю, верила ли она на самом деле, но она молилась по настоящему, извлекая слова из глубины души, и пусть я их не слышал, я знал это наверняка.
Она не только благодарила Бога. Она пыталась ещё раз, извиниться сама перед собой, за те ошибки, что она совершила когда-то. Ведь каждый знает, что самый страшный ад, который может быть во вселенной, это тот, что творит человеческая совесть…”