Отредактированная статья.
Оригинал был опубликован в газете «Байкальские вести» в 2011 году, 10 лет назад.
***
Скоро первое мая. День рождения ИВВАИУ, военного училища, где я учился и преподавал. Трудно и больно рассказывать о нем в прошедшем времени, хотя здравый смысл говорит: пиши -- «было»... В этом году училищу исполнилось бы 90 лет.
Наверное, нет смысла пересказывать всю историю вуза, начиная от создания военного училища в Иркутске в 1872 году. Или от даты основания школы авиатехников 1 мая 1931 года. Об этом десять лет назад была написана толстая книжка «Мы-Иватушники», выпущенная к 80-летнему юбилею. Сейчас хочется рассказать об училище, каким оно осталось в моей памяти курсанта и в памяти преподавателя.
***
В июле 1982 года я впервые оказался в Иркутске. Лагерь набора, где поселили абитуриентов, располагался в том месте, где сейчас стоят жилые дома по улице Ядринцева 19, 21 и соседние. В 1982 году там была обширная площадка, обнесенная высоким деревянным забором. В центре располагалась пара длинных дощатых бараков -- штаб набора и что-то вроде учебного корпуса. Вокруг стояли армейские палатки, где и разместили многосотенную ораву 17-летних пацанов, вчерашних школьников.
Порядки в лагере были совсем не пионерские. Никаких контактов с внешним миром, никаких мам-пап и прочих родственников в гости, не говоря о друзьях и подругах. Жесткий распорядок дня. Железная дисциплина. Консультации, экзамены -- по расписанию. Построения после подъема, перед завтраком, обедом и ужином, перед консультациями и экзаменами и после них, а также перед сном. В палатках -- собачий холод утром и невыносимая духота вечером.
Самым жестоким испытанием был «хлорный режим», когда перед переходом в столовую нас строили в колонну по два, и у выхода из лагеря каждый должен был обмакнуть руки в ведро с крепчайшим раствором хлорной извести. За тем, чтобы никто не отлынивал от «омовения», строго следили курсанты третьего курса, специально откомандированные в лагерь для поддержания порядка. У входа в столовую стояли умывальники, где можно было смыть едкую дрянь с рук. Но для смывки использовалась тоже, мягко говоря, сильно хлорированная вода. Так что «осуществлять прием пищи» приходилось в весьма специфической атмосфере.
Все маменькины сыночки за день-два лагерной жизни отказались от золотопогонных иллюзий и уехали. Мы, не передумавшие бороться дальше, после каждого экзамена с надеждой читали списки. Настал день, когда вывесили последние «простыни» с именами поступивших. Там уже все мы были расписаны по учебным группам и отделениям... С таким восторгом я, наверное, больше никогда в жизни не кричал «ура»!
Нас постригли наголо и отвели в баню, где мы с наслаждением смыли с себя хлорную «ауру» абитуры, переоделись в новенькую форму, получили сапоги и впервые в жизни увидели портянки. Первое время с трудом узнавали друг друга -- все одинаково лысые, лопоухие, зеленые и неуклюжие...
Первый курс был самым трудным. Все было впервые, ко всему нужно было привыкать и приноравливаться, менять привычки, манеры, поведение. Постоянно хотелось есть, хотя кормили от пуза. Невкусно, но много. «Жор» первокурсников продолжался месяца три. Потом и мы заметили, что каша -- без масла, сало -- без мяса, а вечерний отварной минтай подозрительно похрустывает на зубах. Повара в ту пору по-своему воплощали лозунги коммунизма: готовили по способностям, а воровали по потребностям.
На левом рукаве парадной формы и шинели курсанты носили нашивки, обозначавшие курс обучения. Единственную желтую полоску первокурсника называли «минусом». Этот злосчастный «минус» закрывал нам дорогу во многие места, куда очень хотелось заглянуть -- на дискотеки и вечеринки в педагогическом и медицинском институтах. «Мальчик, ты куда?» -- со смехом спрашивали на входе девчонки-первокурсницы, наши ровесницы. Было очень неловко, от смущения мы краснели до кончиков ушей и спешно ретировались куда-нибудь в кино...
Но всё проходит, прошел и тягостный первый курс, насыщенный высшей математикой, физикой и прочей химией горюче-смазочных материалов. Общеинженерные дисциплины, от высшей математики и начертательной геометрии до сопромата включительно, давались нашему брату сложно, и среди курсантов (как и среди студентов) в ходу была присказка -- «сдал сопромат -- можно жениться». Эта светлая пора наступила на третьем курсе, когда начались более интересные спецпредметы, от одних названий которых трепетала душа: теория и конструкция авиационных двигателей, аэродинамика, конструкция самолета. А еще -- стажировки на заводах и в боевых полках. Какая тут женитьба!
Преподаватели в училище были отличные. На всю жизнь запомнились безукоризненные лекции полковника Конышева, с фантастической точностью рисовавшего мелом на доске диаграммы и графики. Захватывающие занятия аэродинамиков Харченко и Авраменко. Едкий юмор полковника Зинова, читавшего конструкцию самолета. Удивительная эрудиция и мастерство полковника Барсукова (того самого, что позже стал начальником училища). Барсуков приходил на лекции по теории вероятности лишь с мелом и указкой. Расписывал на доске громоздкие формулы, поясняя их простейшими примерами из жизни курсантов «Пупкина и Анти-Пупкина». То они играли у него в спортлото, то бросали монету, то решали, кому пойти в увольнение... И мудрёная теория превращалась в совершенно понятную и совсем даже не сложную науку. По крайней мере, так казалось до экзамена.
...Многие из нас хранят свои курсантские конспекты. Время от времени приходится пользоваться этими тетрадками. Там, кроме лекций, порой находится много интересного. Например, «кривые сна» -- когда строчка вдруг начинает скакать, прерываться и вдруг срывается до конца листа длинной линией (это я уснул на лекции!) Или чудом сохранившаяся записка: «Серега, в «Гиганте» -- Челентано, «Укрощение строптивого». Надо с обеда послать Синего за билетами, иначе фиг попадем!».
Нашим курсом командовал подполковник Виктор Алексеевич Зайцев. По установившейся с незапамятных времен традиции, курсантским подразделениям давали прозвища по фамилии командира. У майора Бича курс был «Бичами», у Паламарчука -- «Паламарями», у Безотосова были «Бесы». А мы были «Зайцами».
Наш командир был человеком строгих правил, несгибаемой силы воли, да и физической силой Господь его не обидел. Одно время у нас стало модным подгибать пряжки ремней. Зайцев на дух не переносил издевательства над формой, называл это «дембелизмом», намекая на попугайские наряды демобилизующихся солдат срочной службы. Бывало, на построении увидит гнутую пряжку, выведет «модника» перед строем и обратится ко всем: «Кто не знает, какой должна быть пряжка? Показываю!» На глазах у всего курса пальцами выправит пряжку до нужной кривизны и скажет: «Вот так -- правильно!» Впечатляло...
Зайцев относился к нам по-отечески строго, если наказывал -- то за дело, если поощрял, то после его похвалы словно крылья вырастали. Если видел несправедливость -- не боялся вступиться за своих «зайчат» перед командованием. Мы искренне любили и уважали Виктора Алексеевича! Годы спустя, в 1994-м, как личное горе все мы переживали известие о внезапной смерти нашего любимого командира...
***
После окончания адъюнктуры академии им. Н.Е.Жуковского я оказался в сложном положении. Начало 1994 года, научные организации МО исчезали на глазах. Всякое устройство в Москве требовало либо персонального приказа министра обороны, либо конкретных взяток кадровикам (цену назначали от 3000 долларов и выше, что для обычного капитана было тогда невообразимо огромной суммой).
Мне на выручку пришло ИВВАИУ с предложением должности старшего преподавателя кафедры конструкции авиационных двигателей. Так состоялся мой второй приход в училище. Преподаватели, когда-то учившие меня, стали коллегами. И снова -- учителями, ведь чтобы преподавать, нужно самому знать предмет, по крайней мере, не хуже лучшего из отличников. Самат Аманович Бекишев и Михаил Александрович Репнёв помогали освоить премудрости топливной автоматики. Павел Константинович Кузин и Владимир Федорович Диденко научили методическим тонкостям. Мудрый и невозмутимый Петр Филиппович Горчаков стал верным помощником на лабораторных работах. Его полная противоположность, горячий и эмоциональный Глеб Борисович Галькевич дал бесценные уроки по организации курсового проектирования, да и просто помог многими житейскими советами... Весь коллектив кафедры стал родным. Я счастлив, что служил вместе с этими светлыми людьми, одним знакомством с которыми можно гордиться всю жизнь.
Училище стойко держалось в водовороте перемен, который уже поглотил без следа Рижское, Даугавпилское, Харьковское и Киевское ВВАИУ. Пришел черед прославленных средних училищ, готовивших техников. Одним из сокращенных стало Ачинское ВАТУ -- крупнейшее в стране. Нам довелось принимать на доучивание курсантов из Ачинска, разворачивать базу для обучения техников.
Тогда, в 1998-м году, впервые шевельнулась в моей голове тревожная мыслишка: неужели и нас могут вот так, запросто, под зад коленом? Но ничто не говорило о том. Напротив! У нас открылся диссертационный совет, ИВВАИУ оставалось единственным полнопрофильным авиационно-инженерным вузом ВВС России, если не считать непревзойденную академию имени Жуковского, которая всегда была вне конкуренции... Нет, нас так просто не свалишь!
Но – в апреле 2000 года ушел в отставку генерал-майор Александр Григорьевич Барсуков. Последний из легендарной плеяды начальников училища, которых уважали и любили курсанты и офицеры... Действительно, последний. Больше таких не было.
На освободившуюся должность начальника ИВВАИУ прибыл полковник Владимир Вячеславович Федоров. От него можно было ждать много чего нового и полезного для вуза: Федоров пришел из эксплуатации, «с бетона», отлично знал тонкости инженерно-авиационной службы. Поговаривали, что он имел личное отношение к знаменитому полету В.В.Путина на Су-27. Раз пришел на генеральскую должность, значит, связи в верхах. Словом, заинтриговал...
Проходили дни, недели, месяцы, а «новая метла» никак не давала о себе знать. Учебный процесс и научная работа в училище были отлажены прекрасно и вполне обходились без вмешательства начальника.
Были в училище проблемы, которые требовали безотлагательного решения, в том числе ремонт помещений и благоустройство территории; нужно было продолжать строительство жилья, оборудовать компьютерные классы, получать новую авиатехнику. Но -- что-то продолжало делаться по инерции, что-то потихоньку останавливалось, что-то -- откладывалось до лучших времен.
Были проблемы и другого характера, назревавшие внутри коллектива и разъедавшие его, как плесень. Появление неформальных лидеров, нездоровой «кастовости» в курсантских подразделениях, бесконтрольные командирские поборы в дни получки, отправка курсантов на сомнительные работы. Некоторые командиры считали в порядке вещей использовать курсантов в качестве денщиков: послать в магазин за куревом, выпивкой и закуской, отправить подчиненных для работ по дому или в гараж. В преподавательской среде тоже появились свои «инноваторы», определившие стоимость пересдачи экзамена или зачета. Эти явления еще не носили массового характера, но и скрывать их было невозможно.
Федорову докладывали. Сообщали в личных беседах. Говорили, что нужно делать и как. Командир слушал, но поступал по одному ему ведомым принципам. Судя по всему, Владимир Вячеславович не хотел ни во что вникать, потому что знал: его задача -- продержаться до получения генеральского звания, а потом, оттолкнувшись от ИВВАИУ и отряхнув с ног иркутский прах, двигать дальше по карьерной лестнице. Так и получилось. Чтобы подготовить лейтенанта, училищу требовалось пять лет. Генерала сделали за четыре года.
...На мой взгляд, к 2004 году в ИВВАИУ произошло разделение внутри коллектива на большинство, по старинке работавшее ради воспитания и подготовки офицеров, и меньшинство, состоявшее из тех, кто «модернизировался» и стал работать на себя. Проще говоря -- на тех, кто служит, и тех, кто прислуживается.
К сожалению, когда общество перестает соблюдать элементарные правила самосохранения, оно заболевает. В нем начинают работать не общественные, а физические законы. Например, перефразируя древнюю пословицу, принцип непотопляемости известной субстанции. В соответствии с этим принципом, в больном обществе на руководящих должностях оказываются не талантливые руководители и прирожденные организаторы, а граждане с совершенно иными качествами. Эта срамная болезнь появилась и в военном училище. И, в конечном счете, погубила его.
...После Федорова ИВВАИУ возглавил полковник Игорь Иванович Величко. Этот кандидат в генералы тоже не скрывал своего намерения долго не задерживаться. Впрочем, при нем как будто начались положительные (по сравнению с Федоровым) сдвиги. Училище получило новые самолеты и вертолеты для учебного аэродрома, новые компьютеры. Однако прочее -- развитие новых научных направлений, совершенствование методик, -- шло, как мне кажется, без какого бы то ни было участия командира. Где-то по инерции, а где-то и по новым понятиям.
Многих потрясла скорость, с какой Игорь Иванович написал и защитил кандидатскую диссертацию. Недюжинным талантом нужно было обладать! Молодые адъюнкты, работая по 10-12 часов в сутки без выходных и отпусков, добиваются результата в лучшем случае за три года. Величко уложился в адъюнктский срок, при этом ни на минуту не покидая своего командного кресла. Много было на сей счет пересудов и ехидных комментариев, но факт оставался фактом: во главе училища вновь оказался, скажем так, ученый. Можно было надеяться, что теперь ИВВАИУ получит новый импульс, тем более что и обстановка в вузах ВВС, несмотря на всю ее трагичность и необратимость, складывалась как будто в нашу пользу.
В то время серьезные проблемы начались в Военно-воздушной инженерной академии им. Жуковского. Ей не повезло оказаться в престижнейшем районе Москвы, и терпеть такое «безобразие» в городе столичные власти больше не могли. В 1998 году Петровский дворец, целых 75 лет бывший главным корпусом, сердцем и одним из символов академии, передали в ведение мэрии Москвы. Саму академию переименовали в Военный авиационный технический университет (ВАТУ). Новое название стало издёвкой над Альма-матер отечественной авиации: «ВАТУ» -- это военное авиационно-техническое училище. Назвать так академию -- все равно, что, скажем, Государственный политехнический университет назвать «ГПТУ» (в советское время так назывались городские профтехучилища, готовившие рабочих для предприятий. Это самая нижняя ступень профессионального образования). В начале 2008 года поползли слухи, что Жуковку переведут в Монино, соединив с академией им. Гагарина. В это не хотелось верить, но – именно так и произошло 1 сентября 2008 года. Из академии в массовом порядке стали увольняться преподаватели и ученые. Стало ясно, что дни Жуковки сочтены.
...Итак, к осени 2008 года ИВВАИУ оставался ПОСЛЕДНИМ стабильно работающим полнопрофильным инженерным вузом ВВС России. В руках Величко был козырный туз! Как же им распорядился Игорь Иванович? Благодаря достижениям ИВВАИУ он без проблем получил генеральские погоны. Но при нем на территории училища развернулись непонятные стройки: дома росли как грибы, а квартир офицерам училища доставалось все меньше и меньше. Ремонт корпусов, казарм и служебных зданий едва-едва двигался. Намечался серьёзный развал.
...В начале сентября 2008 года Величко поехал в Москву. Вроде бы как ему на смену должен был прибыть очередной блатной полковник из числа стоящих в очереди за штанами с лампасами.
Обреченно дожидаясь прибытия очередного карьерного волка, училище потихоньку продолжало работать. На период отсутствия начальника ИВВАИУ временно исполняющим его обязанности (ВРИО) был назначен полковник Сергей Николаевич Салтыков. Прекрасный командир, выпускник самого первого выпуска иркутского авиационно-инженерного училища (1980 год), в разные годы бывший и преподавателем, и начальником факультета, и заместителем начальника училища. Знавший всё и вся, настоящий патриот ИВВАИУ. Он должен был и мог стать тем человеком, которого бы, возможно, курсанты тоже величали «папой», как легендарных генералов Калицова и Рожкова, прежних начальников училища... Но в сложившихся условиях Салтыков не имел ни полноценных прав, ни полномочий. ВРИО в армии назначают лишь для того, чтобы подстраховать службу на время отсутствия назначенного сверху командира. Бедный Сергей Николаевич даже представить себе не мог, какую подлую штуку готовят ему в Москве!
Дальнейшие события раскрутились с невероятной быстротой и необратимостью. 16-30 октября 2008 года в училище работала инспекция Министерства обороны. Накопав уйму недостатков, инспекторы уехали. Позже полковник Салтыков даст оценку состоянию вуза перед проверкой: «Зама по вооружению не было, замов по учебе и по воспитательной работе назначили лишь накануне начала работы комиссии. Всю работу по подготовке к инспекции надо было организовывать в условиях полного отсутствия финансирования».
Салтыков скромно промолчит, что всё это явилось прямой или косвенной заслугой гг. Фёдорова и Величко, которые – осознанно или нет, но – подтолкнули прославленный авиационный вуз страны к позорному краху. Не стали эти генералы «папами», как их предшественники. Нет! Они были, скорей, равнодушными отчимами, чем заботливыми отцами. Бог им судья.
...Оставшиеся руководители вуза во главе с Салтыковым сделали всё возможное, чтобы сохранить училище. Но спасти ИВВАИУ они не могли. 1 декабря 2008 года на совещании у министра обороны Сердюкова было принято решение о переводе ИВВАИУ в Воронеж.
Когда-то Воронежское училище готовило метеорологов и специалистов по строительству и эксплуатации аэродромов. В 2001-м году его возглавил Геннадий Васильевич Зибров - амбициозный и волевой руководитель, четко понимавший ситуацию и видевший всё, что происходит в стране, не хуже кремлёвских аналитиков. Пока господа Величко и Фёдоров зарабатывали себе генеральские оклады и пенсии, Зибров планомерно выводил свой вуз на самые передовые позиции в стране. К 2004 году неприметное Воронежское авиационно-инженерное училище стало Военным авиационным инженерным университетом, который, благодаря неутомимой работе своих командиров и преподавателей, развивался невероятными темпами. В ИВВАИУ своего Зиброва не оказалось, увы. Неудивительно, что, когда встал вопрос выбора между молодым, сильным и целеустремленным Воронежским университетом и обезглавленным, обескровленным ИВВАИУ, московское командование не колебалось.
Едва стало известно о закрытии училища, в Иркутске поднялась шумная кампания по сохранению ИВВАИУ. Но скоро местные политики и общественные деятели, поначалу гордо возвысившие свои голоса в защиту «единственного и уникальнейшего», почему-то стали один за другим умолкать.
Последним отчаянным шагом стала голодовка женщин в клубе ИВВАИУ, начавшаяся 4 января 2009 года. Это привлекло внимание общественности и военного руководства. Оно – руководство – даже изволило посетить Иркутск. Из выступления приехавшего генерала Шевченко иркутяне узнали, что «на территории от Новосибирска до Владивостока проживает всего 8% населения, и 70% из них -- это спившиеся люди» (цитата иркутских СМИ). Чудовищное хамство столичного военачальника было "проглочено" всеми, включая тогдашнее руководство Иркутской области. Если не ошибаюсь, на Шевченко даже в суд никто не подал – ну в самом деле, «спимшись мы»! Зачем нам училище, зачем нам эта эта «Кемская волость» -- забирайте!
7 января, аккурат в светлый праздник Рождества Христова, началась отправка курсантов ИВВАИУ в Воронеж. Транспортными самолетами, с вещмешками и матрасами, будто эвакуация из зачумленной зоны. Голодовки и прочие протесты потеряли смысл. Власть в очередной раз показала, что ей нет дела до мнения граждан. Граждане в очередной раз поняли, что спорить против ветра – пустое дело.
Кстати, иркутский Интернет-портал «Бабр.ру» тогда проводил опрос среди своих посетителей, где предлагалось назвать худших руководителей минувшего, 2008 года. Вот как тогда распределились голоса:
Премьер-министр РФ Путин, -- за решение по повышению ввозных пошлин на иномарки -- 49 %
Министр обороны РФ Сердюков -- за закрытие ИВВАИУ -- 19,5 %
Начальник ИВВАИУ генерал-майор Величко -- за «сдачу» института -- 7,8 %
Выходит, проблема сохранения пошлин на иномарки волновала жителей Иркутской области в два с половиной раза больше, чем сохранение какого-то там ИВВАИУ. Вот и всё.
***
...1 апреля 2010 года моё родное училище было расформировано окончательно. Без возможности возобновления своей деятельности даже в «особый период». То есть -- навсегда. Вечная память!