Симпатичная деревянная церквушка на холме будет видна примерно минуту. А потом опять исчезнет – на полгода, а то и на год. Все зависит от того, когда он в следующий раз окажется на этой дороге.
Кошечкин с грустью проводил ее взглядом. По этому шоссе он ездил уже раз сто, а то и больше, постоянно мечтая о том, как однажды он никуда не будет спешить и сбавит скорость, после чего осторожно сползет с асфальта на грунт и подберется к церквушке поближе. Но в итоге всякий раз несся дальше, выискивая разрывы в сплошной полосе, на грани фола обгоняя кого-то по встречке и нервно тормозя на каждый писк радар-детектора. Времени категорически не хватало, и он не мог позволить себе роскошь разбазаривать его на сантименты.
Обиднее всего было то, что сегодня было воскресенье. Но недремлющий мозг Кошечкина поднял его с кровати в шесть утра и усадил за руль, чтобы добраться на песчаный берег Волги хотя бы к восьми. Потому что уже в десять все вокруг будет утыкано машинами, к одиннадцати начнется бедлам, а часам к двум обратная дорога замрет до глубокой ночи в одной нервно трясущейся пробке.
Церквушка исчезла из виду. Но тут Кошечкин неожиданно для самого себя затормозил и быстро развернулся. В Волге он купался раньше – искупается и впредь. А вот церквушка так и останется для него немым укором, если сейчас он не сделает то, что собирался сделать давно.
*
Съезда с шоссе не было. Карта и навигатор презрительно отказались помочь. Опрос аборигенов также ничего не дал – если не считать того, что каждый второй тут же попросил у Кошечкина «немного денег на хлеб». Церквушку на далеком холме видели все, но при этом искренно не понимали, зачем пришелец из города пытается туда попасть.
– Ее с берега хорошо видать! – сообщила ему древняя старушенция лет пятидесяти. – Но там никто не ездит и не ходит. А вы купить хотите, да?
Еще через час Кошечкин, проклинающий себя за сентиментальность и слюнтяйство, все-таки продрался по какому-то оврагу к берегу. Надежды на то, что искупаться можно будет прямо здесь, сразу же отпали: вместо песочка его ожидали поросли кустарника, грязная тина и прочие неприглядности, включая остатки жизнедеятельности то ли мамонтов, то ли аборигенов. А проклятый холм опять оказался где-то совсем рядом, но вовсе не перед носом: вокруг были какие-то покосившиеся изгороди времен Третьего Интернационала и бурые заросли неизвестной мерзости. Недовольный всем и вся Кошечкин запер машину и полез к цели напролом.
*
Забравшись наверх, Кошечкин остановился, переводя дух: изнеженное лошадиными силами дыхание запросило пощады.
Вид был хороший. Волга поблескивала на солнышке, и даже обкаканный мамонтами берег казался отсюда вполне пристойным. Но самым приятным оказалось то, что деревянный храм не обманул ожиданий. Это не было ни покосившейся развалюхой, ни ярмарочным новоделом «а-ля рюс» на потеху зевающим туристам. Кошечкин, не умеющий жить без водопровода, канализации и городского шума за окном, ни за какие деньги не согласился бы переехать из московской квартиры в деревянный дом, но вид матерого, пахнущего столетиями строения, уверенно вросшего корнями в землю, покорил его моментально.
Чем больше Кошечкин озирался вокруг, тем больше ему все нравилось. Острый шпиль, окруженный дюжиной резных маковок, пытался проткнуть небо, но ни крестов, ни распятий Кошечкин нигде не увидел. А вот затейливые лесенки с резными перилами, то исчезающие, то появляющиеся на разных уровнях домика, незаметно опоясывали его со всех сторон. Каким-то образом для дальних зевак дом умело маскировался под древнюю церковь без креста, но и тем, кто подобрался к нему вплотную, не спешил раскрыть свою истинную суть.
А затем Кошечкин увидел тень. Восхитительно четкую и ровную тень, которую шпиль домика отбрасывал на окружающую его лужайку, сплошь усеянную ярко-желтыми одуванчиками, не пожелавшими превратиться в безликую серую труху. Тень уверенно пролегала через всю макушку холма и, казалось, готова была дойти до горизонта, будь лужайка побольше. Мало того, Кошечкин поймал себя на том, что видит и другую тень, которая была чуть тоньше и стройнее первой. А прежде, чем он успел по-настоящему удивиться, появилась и третья тень – совсем тонкая, но шустрая. Она скользила по одуванчикам, приближаясь к своим соседкам.
В яркий солнечный день это было невозможно. Кошечкин даже посмотрел наверх, надеясь найти разгадку в каком-то рваном облаке, но ничего подобного там не было. Между тем тоненькая тень, подобно секундной стрелке, пересекла всю лужайку и скрылась по ту сторону дома, явно намереваясь вскоре вынырнуть с другой стороны и пойти на следующий оборот.
А когда угол между первыми двумя тенями стал чуть меньше, Кошечкин уже не сомневался в том, что перед ним – самые необычные в мире часы.
– Нет, это не часы! – услышал он сзади чей-то голос.
*
Рядом никого не было.
– Не крути головой – все равно не увидишь! – посоветовал Кошечкину голос. – Достаточно того, что ты все-таки сумел притормозить и – главное! – пришел сюда. Присаживайся – я накормлю Слона и скоро выйду.
Кошечкин уже не сомневался, что как раз сзади него находится скамейка. Он послушно сел. Вскоре рядом уселся Погонщик Слона.
– Я уж решил было, что опять мимо проедешь! – вздохнул Погонщик Слона. – Как Галлеева комета – почитай, две тыщи веков болтается туда-сюда. Раз в 76 лет хвостом махнет и почти сразу же обратно к Плутону спешит, бедняжка. Ну, с ней-то все ясно: Первый закон Кеплера не отпускает. А вот тебя-то кто не пускал? Часы спешат? Так это поправить можно…
Кошечкин машинально схватился за запястье – часы были на месте.
– Настоящие часы – они не на руке! – хмыкнул Погонщик Слона. – Они в голове… Ладно – рассказывай. Тебе же опять было некогда!
Кошечкин кивнул.
– Мне вдруг стало совершенно ясно, – пояснил он, – что я бегу куда-то не туда. Такое ощущение, будто где-то что-то сломалось… У меня от деда остались старинные часы – однажды я снял с них маятник, чтобы отполировать помутневший диск. Наверное, их нужно было сначала остановить, но я не придал этому значения. И вдруг заметил, как все эти шестереночки, степенно крутившиеся в заданном ритме полтора столетия, вдруг задергались, сошли с ума! Длина маятника влияет на темп хода часов, а его отсутствие они восприняли как сигнал к максимальной скорости! Я уже давно мечтал остановиться, но на это нет времени: опять надо куда-то спешить… Кто-то снял с меня мой маятник.
– Ты сам же и снял! – заметил Погонщик Слона. – Говорю же: время – оно в голове. Подумай сам: зачем ты купил мощную машину? Наверное, чтобы шустрее ездить... Ну и как – стал ли ты хоть куда-нибудь добираться быстрее? Живешь от елки до елки: не успеваешь игрушки снять, как опять Рождество на дворе… А вот в поездах и кибитках была своя мудрость: тебе давали время подумать! Но вы заупрямились и решили тупо переводить время в энергию. Ваши моторы стали мощнее, но стрелки тут же побежали быстрее. Не нравится? Ну, либо одно, либо другое…
– Оттого, что я пересяду обратно на лошадь, все равно ничего не изменится! – криво усмехнулся Кошечкин. – Да, сегодня я немножко взбунтовался: сбавил скорость, развернулся, и в итоге остался без купания… А вот Ленинградка скоро намертво встанет: придется возвращаться ни с чем.
– Часы – они в голове! – упрямо повторил Погонщик Слона. – И свое время ты решил сжать сам. Каждый человек и каждый народ живет в своем времени. На Памире давно не был? Таджики сидят себе в юртах: чай пьют, барашков пасут, детей растят. И плевать им на часы, да календари. Почему так? Скажешь, тупые очень, да? А, может быть, у них время совсем иначе тянется, чем у тебя? И, между нами, порой от них и пользы больше! Будешь там – накормят, напоят, спать уложат и еще обидятся, если рано от них уедешь! Это плохо?
Кошечкин про себя решил, что это хорошо.
– Вот то-то и оно, – согласился Погонщик Слона. – Легко объявить их бездельниками, но куда труднее понять, чем занят ты сам – с твоими лошадиными силами, гигагерцами и терабайтами? Все время куда-то звонишь, презентации проводишь, от гаишных радаров шарахаешься… Даже ешь порой стоя, как лошадь – фуршеты или как их там… А если вечером выбираешься в театр, то думаешь только об одном: как бы после спектакля первыми ворваться в гардероб… Так что, пересесть обратно на лошадь или того же слона тебе было бы очень даже полезно. Они вернут правильный ритм.
– А кто его сделал неправильным? – буркнул Кошечкин. – Я, что ли?
– А то кто же? – удивился Погонщик Слона. – Про теорию относительности в детстве книжки читал? Редкостная чушь, надо сказать, но кое-что разумное из нее можно почерпнуть. Помнишь, как там с ростом скорости время замедляется? Космонавт ничего странного не чувствует, а нормальная жизнь на Земле пролетает мимо! Вроде бы, только вчера улетел, а там глядишь – уже другое поколение откуда-то взялось. И ты для него чужой.
– Для этого надо приблизиться к скорости света! – неуверенно возразил Кошечкин.
– Что ты успешно и сделал! – хихикнул Погонщик Слона. – Скорость – это не только мелькание столбов за окном… Тактовую частоту процессора в своем компьютере помнишь? Ну-ка, прикинь, с какой скоростью он перекачивает данные из регистра в регистр? Кстати, в Калифорнийском универе недавно прикинули: чтобы создать первые 12 эксабайт информации, человечеству потребовалось 300 тысяч лет. А вот вторые 12 эксабайт были созданы всего за два года! Как тебе такое ускорение?
Кошечкин долго соображал, что такое эксабайт. Наверное, речь шла о чем-то очень большом.
– И вся эта информация проходит, между прочим, сквозь тебя! – спокойно продолжал Погонщик Слона. – Повторяю: это и есть ускорение, причем сумасшедшее! Только у тебя, в отличие от космонавта, идет цепная реакция: вместо того, чтобы перевести дух, ты идешь вразнос и уже тупо стремишься ускоряться дальше... Совсем жить надоело, что ли? Так и в черную дыру свалиться недолго. Учись у Слона: уже сколько веков стоит, а ни сутки, ни год у вас тут не меняются! Старая школа – уважаю…
– А где ваш Слон? – почему-то спросил Кошечкин.
– Где полагается! – буркнул Погонщик Слона. – На черепахе: держит Землю. И заодно крутит, естественно. Впрочем, там устройство довольно сложное – куча степеней свободы, да еще кормежка. Но Слон умный: справляется.
– А взглянуть на него можно? – поинтересовался Кошечкин, кивая в сторону строения. – Вход – он где-то здесь, правильно?
– Это служебный вход! – отрицательно покачал головой Погонщик Слона. – Категорически запрещено. Да и опять ты торопишься… Ты же в детстве мечтал сам дойти до горизонта! Туда, где рельсы сходятся в точку! Туда, куда уходят Луна и Солнце! Дойти до края света, найти дырку в небесном куполе, засунуть туда голову… Оттуда и Слона видно, между прочим.
– Хотел! – кивнул Кошечкин. – И действительно завидовал тому путешественнику с древней картинки, который добрался до края света и выглянул наружу… Но тогда все интереснее как-то было – и плоская Земля, и Слон на черепахе.
– Путешественник шел пешком, – заметил Погонщик Слона. – И поэтому дошел, куда хотел: времени ему хватило. А вот на автомобиле уже не успеть. Тише едешь – дальше будешь: так ведь предки говорили? Когда вы, наконец, поймете, что они вовсе не имели в виду скорость перемещения в пространстве?
– А машина времени… она существует? – вдруг брякнул Кошечкин.
– Опять он за свое… – разочарованно протянул Погонщик Слона. – Ну, если тебе так легче, то считай, что ты в ней находишься! Спидометр ты уже заметил, хоть и перепутал его с часами. Ладно – смотри, как должно быть: представь, что на дороге висит знак «40», в кустах – менты с радарами. Но ты не пытаешься кого-то перехитрить, а просто сбавляешь скорость…
Изумленный Кошечкин увидел, как тоненькая тень Дома, вновь готовая обогнать своих соседок, вдруг замедлила свой бег, словно уткнувшись в один из одуванчиков. Точно так же дул легкий ветерок, где-то вдали привычно гудела Ленинградка, а волжский плес по-прежнему поблескивал на солнышке. И все же что-то изменилось.
Кошечкин вдруг понял, что у него прекрасное настроение. Давно забытое им детское ощущение радости спокойно унесло все его мрачные мысли насчет завтрашнего дня. Да, все последние годы воскресенье неизменно было отравлено грядущим понедельником, но чем понедельник принципиально хуже воскресенья? А предстоящее совещание у придурковатого Начальника представилось ему чем-то настолько мелким и смешным, что он даже улыбнулся. Волга течет, Солнце светит – ну какому хаму под силу все это изменить?
– Ну и как? – довольно усмехнулся Погонщик Слона. – Вот с такой скоростью и езжай! И не по шоссе, а по жизни. А при случае купи себе мультик – «Паровозик из Ромашкова» называется… Наверное, в детстве видел, только самого главного не понял. Ну, счастливого пути – мне к Слону пора.
Кошечкин благодарно кивнул Погонщику Слона и весело побежал с холма вниз.
– Кстати, ты все-таки искупайся, когда спустишься! – услышал он сзади. – Там сейчас очень даже чисто – и песочек чистый, и водичка прозрачная. А декорации я потом на место верну – тину, фекалии все такое. Я их специально ставлю, чтоб не шлялись, кому не надо…