15.
Беда, как известно, не приходит одна. Тихим осенним днём, когда уже выпал первый снег и лежал повсюду чистыми пухлыми клочками, Иво вдруг позвонил матери на работу.
-Мам, приезжай к Женьке на квартиру. Я здесь один. Мне плохо. Приедешь, расскажу почему.
-Иво, что значит «плохо»? У тебя температура, голова болит? Это всё твои жуткие травмы.
-Нет, мам. Приезжай, тогда и поговорим.
-Жди. Сейчас буду. Может, вызвать «скорую»?
-Мам, приезжай сама.
Время было обеденное, значит, «увольнительную» Эйде брать не нужно. Это упрощало уход с работы. Возвращаться она не собиралась – до Женькиной квартиры не меньше часа езды. Пока дойдёшь до остановки, пока добежишь до дома… Там и рабочий день закончится. Заметят её отсутствие - и чёрт с ним. За работу по-прежнему ничего не платили, поэтому Эйде считала, что имеет право в случае нужды уйти, не объясняясь лишний раз.
Долго пришлось ждать трамвай на остановке в лесу – сюда вела тропинка, протоптанная вечно спешащими сотрудниками НИИ. Наконец, вдали на горке замаячил бело-синий вагончик. Терпение Эйде было почти на исходе, когда медленный старый трамвай докатил, гремя и качаясь на поворотах, до остановки «Центральная гостиница».
Бегом бросилась она по знакомой тропинке между старыми деревянными домами – этот путь знала наизусть. Когда они с Иво жили в этом районе в одном доме с Женькой, каждое утро ходила на работу именно здесь. Слава Богу, лифт работал, и Эйде быстро поднялась на пятый этаж. Позвонила в дверь.
Сын открыл ей спустя секунду, словно ждал, стоя у порога. -Что случилось, Иво?
-Мама, погиб Казак. Мы с Женькой потеряли всё – работу, крышу, будущее…
Эйде только охнула. Ощущение пустоты и безнадёжности моментально передалось и ей. Иво был бледен, подавлен и растерян.
-А где Женька?
-Он уехал в больницу – забрать вещи Казака.
-Так он в больнице. Может, ещё обойдётся?
-Нет, мам. Он там умер от травм. Его уже увезли в морг.
-Иво, деточка моя! Что делать – жизнь и смерть всегда рядом. В жизни надо быть готовым ко всему.
-Я был готов ко всему, но только не к этому. Я думал, что Казак- это навечно.
-Как же он погиб?
-Ты не поверишь – на совершенно пустой трассе. Он ехал на своём Лэнде в Барнаул. И вдруг на каком-то паршивом перекрёстке, где никогда никакого движения не случается, сбоку вырулил КАМАЗ. Преимущество движения было у Лэнда, поэтому он даже не замедлил скорости. А КАМАЗ не остановился – разогнался и врезался прямо в дверцу со стороны водителя. И всё - всмятку! Это было сделано специально. Грузовик только нос помял. У водителя – ни царапины.
- Может, всё-таки это случайность?
-Не похоже.
-Кто же мог такое сделать?
-Хоть кто. Конкуренты, менты, обиженные какие-нибудь.
-А были и такие?
-Мам, в бизнесе, да ещё в таком, как у нас в России, не только обиженные бывают, но и похуже.
-Иво, мальчик мой! Надо быть стойким. Как-то пережить всё это.
- Как-то мы переживём. Но как? Чем теперь нам заниматься? Ни у Женьки, ни у меня капиталов нет. Все торговые каналы были Казака. У нас - ничего! Самостоятельно мы не сможем действовать. Если только Женька что-то придумает. Но вряд ли.
Эйде обняла сына. Они сидели в чужой квартире. Тишина, плотно заполнившая все комнаты, давила почти осязаемо. Вот это провальное состояние, когда ушла из-под ног единственная, пусть шаткая, но опора, снова вернулось откуда-то из далёкого прошлого. Снова остались они без всякой помощи - одни в оскаленном животном мире. Этот мир, занятый только выживанием, только поиском добычи, существующий только здесь и сейчас, этот мир и не помышлял о том, что такое «завтра». И это было страшнее всего. «Завтра» могло стать синонимом слова «смерть». Да так оно и было.
16.
Входной звонок запиликал настойчиво и однообразно.
-Это Женька, - вскочил Иво.
Женька вошёл, сбросил с плеча большую сумку. Разделся.
-Женя, я понимаю, что тебе тяжело. И мне тоже. Иво совсем вышел из строя. Нам всем будет сейчас труднее жить. Но жить надо – другого не дано, - сказала Эйде.
-Да, это так. Будем жить. Будем что-то пробовать, постараемся зарабатывать сами. Для начала можно поговорить с другом Казака – они всё делали вместе. Может, он найдёт для нас работу.
Женька говорил негромко и как-то безнадёжно. Одновременно он открывал сумку, которую принёс.
-Иво, набери воды в ванну, - попросил он.
-Ты что, мыться будешь? – спросила Эйде.
-Нет, здесь, в сумке, свитер, штаны спортивные и рубашка Казака. Это надо выстирать, потому что всё в крови.
-Может быть не нужно стирать? Ведь человек-то погиб.
-Н-не знаю… Выбрасывать тоже как-то не хорошо.
-Да, наверное.
Иво выглянул из ванной и сказал сквозь шум воды:
-Можно стирать.
Женька вытащил вещи из сумки и бросил в воду. Она постепенно стала окрашиваться. Эта дикая картина – вещи погибшего Казака, плавающие в воде цвета крови - так и осталась в памяти Эйде, как Знак смерти, непоправимого несчастья и безысходности.