Представь себе белый лист заснеженной земли перед глазами. Настолько идеально-белый, что, как ни вглядывайся, различить снежинки не получится: все они как одно целое. И кажется, что всё здорово, что всё так и должно быть. Идеальный порядок. Идеальная чистота. Всё просто и понятно, нет никаких различий между "там и здесь". Белый снег, в котором утопаешь взглядом, замерзаешь, и ничего больше не существует.
А потом ты поднимаешь голову: вокруг-то целый мир, оказывается. Деревья, кусты, дома, люди, небо. Небо такое прозрачно-голубое, деревья такие высокие, дома такие большие, люди… И снег не везде; лишь там, куда ты только что смотрел. Вокруг - голый асфальт со стремящимися по нему ручейками воды. Солнце светит откуда-то из-за домов, и понимаешь, что оно уже тёплое. Холодом веет только от снега, лежащего у твоих ног.
Тогда ты видишь, что у тебя есть ноги. Где-то там, далеко-далеко наверху, на них приделана голова, и ты представляешь смутно, что между головой и ногами тоже что-то есть – но оно пока тебе не нужно. У тебя есть голова – чтобы видеть и думать, и ноги – чтобы идти. И ты думаешь, что нужно идти.
Куда, в какую сторону? Выбор, конечно, есть. Ты начинаешь крутить головой, пока на глаза не попадается дорога. Что-то в ней тебе нравится – и ты двигаешь ногами и идёшь.
Но голова всё ещё невообразимо далеко от ног, они сами по себе. Они не мешают друг другу. Голова вертится и принимает в себя образы из обволакивающего тебя мира. Пока ты их только видишь, не можешь ни слышать, ни чувствовать. Но и увиденного тебе хватает.
Ты спускаешься по переулку вниз, на широкую дорогу, и идёшь по тротуару мимо неё. Проходишь строящийся отель с синими фонарями, на которых особенно долго задерживается взгляд.
Ты проходишь мимо высоких, трёх одинаковых домов, о них кто-то когда-то сказал, что они построены правильно, и ты начинаешь думать, что да, они построены правильно. И покрашены они красиво, и люди в них живут замечательные. Скорее всего. Дома заканчиваются, и ты заканчиваешь о них думать, вместо этого снова начинаешь думать о фонарях.
С этими мыслями ты идёшь ещё какое-то время. Внезапно, в твой спокойный и тихий мир врывается что-то чужое, что-то непереносимо-громкое – звуки. Ты начинаешь шарахаться от каждой проезжающей мимо машины. Быть может, если у тебя есть сила воли, ты шарахаешься только внутренне. В нос, неожиданно оказавшийся недалеко от глаз и ушей, начинают попадать лёгкие запахи выхлопных труб, преющей под снегом и солнцем прошлогодней травы и оттаивающей грязи.
Смириться с новыми чувствами оказывается нелегко. Ты останавливаешься и садишься прямо на землю, может быть, ты ложишься на подсохшую траву, и смотришь в небо. По небу плывут облака. Хотя нет, уже не плывут; ты понимаешь, что прошло сколько-то времени, но ты не понимаешь, минута прошла или несколько часов. Вставать тоже трудно: между головой и ногами всё отчётливее проступает тело, назначение которого ты не можешь себе представить. Тогда ты пытаешься не обращать на него внимания. После нескольких попыток это удаётся. Ты снова оказываешься на ногах, вернее, пока что высоко над ними. Ты ещё не понимаешь, что именно то тело, которое ты недавно видел, связывает твои ноги с головой.
За прошедшие несколько часов или секунд ты научился не бояться машин, и уже почти не вздрагиваешь, когда они проносятся мимо. Но появляется другая проблема: что-то не даёт тебе идти вперёд. Ты смотришь прямо перед собой и ничего не видишь, но не можешь идти. Вдруг тебя охватывает паника, и тебе кажется, что ты наступил себе на хвост. Через несколько проведённых в ужасе минут ты убеждаешься, что у тебя нет хвоста, зато есть задница, из которой этот хвост не растёт, и руки, которыми ты можешь пощупать свою задницу. Потрясающе! Руками ты можешь проверить, есть ли у тебя ещё что-то, и ты находишь, что невероятно высок и прекрасен, раз у тебя есть столько всего между головой и ногами.
Руки нащупывают впереди забор, который не давал тебе идти. Теперь, когда ты знаешь, что он здесь, его можно перешагнуть, что ты и делаешь. И ты идёшь дальше, по дороге под раскидистыми деревьями.
Ты видишь, что кто-то бежит к тебе. Это красивая девушка, длинные русые волосы развиваются на ветру, на лице блестит улыбка и немного – глаза. Она подбегает к тебе, красивая и тёплая от бега, её мягкие волосы касаются твоих рук. Она нежно целует тебя.
«А ты ещё, к чёрту, кто?», думаешь, «Я ещё не знаю, есть ли у меня пальцы, почему мне иногда щекотно, а иногда весело или холодно, я не понимаю, почему мне нравится вкус твоих губ и собственных мыслей, а ты налетаешь на меня и взрываешь пургу из чувств у меня в голове.»
И пока ты так думаешь, вы быстро трахаетесь в ближайших кустах, и она становится растрёпанная и от этого, почему-то, ещё более красивая. А ты до сих пор не понимаешь, кто это.
Вы берётесь за руки и идёте под деревьями. Вы слышите где-то вдалеке воду и шум голосов, и сворачиваете туда, где ничего этого нет.
Вам навстречу попадаются люди, некоторые из них девушки. Ты смотришь на чью-то попу, и понимаешь, ах, вот оно в чём всё дело, а она видит, куда ты смотришь, и бросает тебя. И ты даже не можешь ничего про неё подумать, потому что запомнил только мягкие прикосновения её волос. Нет, оказывается, ты можешь думать о них, но ты почти сразу забываешь и её волосы, и идёшь дальше один.
Но недолго.
Кто-то хлопает тебя по плечу, всовывает в руку бутылку пива. Вы садитесь с этим кем-то на лавку и выпиваете каждый по бутылке. Ты, кажется, даже что-то говоришь, иногда улыбаешься на в меру удачные шутки, но бутылки подходят к концу. Так повторяется несколько раз, но бутылки неизменно подходят к концу, и ты, наконец, избавляешься от обязанности улыбаться этим чужим тебе людям оттого только, что пиво такое вкусное.
В голову вдруг, совершенно не к месту, приходит мысль, что ты счастлив. Тогда ты бежишь, пока не начинается полоса снега, словно пытаешься убежать от этой мысли. Нет. На самом деле ты бежишь от какой-то идиотской радости, потому что тебе хочется бежать. Но на дороге впереди тебя лежит снег, и ты останавливаешься, и понимаешь, что совсем на самом-то деле не счастлив. Просто солнце так удачно на траву легло.
Ты не понимаешь, в чём разница между сейчас и минутой назад. Но минуту назад тебе было хорошо, а сейчас нет. Видимо, в этом и разница. Но почему сейчас именно так, а не так, как было? Даже спросить не у кого.
Кто-то окликает тебя по имени, и ты оборачиваешься. Твоё имя такое интересное, непривычное. Там такие интересные буквы; ты произносишь их, и они тебе нравятся. Да, похоже, это действительно твоё имя.
К тебе подходит человек, двигает в бок кулаком и говорит, что страшно рад тебя, такого идиота, видеть. Ты вспоминаешь, что этот человек тебе почему-то нравится. Ты не можешь произнести его имя, не помнишь, что вас с ним связывает. В голове при виде его лица лишь видится образ залитой водой и ещё чем-то ванной, где ты лежишь на полу, а рядом, определённо, лежат его ноги.
С ним ты говоришь о своей, о его жизни. Рассказываешь о странной девушке, на которую натолкнулся сегодня. Он смеётся и вновь называет тебя идиотом, а ты не обижаешься, потому что подсознательно понимаешь: он прав. И он рассказывает тебе, как у него всё замечательно дома и хреново на работе и на учёбе. А потом за разговором проходит время, и он говорит, что ему пора идти, что его уже ждут. А ты понимаешь, что так и должно быть.
Ты идёшь медленно и поднимаешь носком ботинка каждый сухой листок, что лежит на траве. Трава совершенно не зелёная, но тебе хочется представлять её зелёной, красивой, и почему-то вокруг фонтана. На ум приходит огромный газон в каком-то британском колледже, где после пар люди выходят из душного корпуса и ложатся прямо на солнечно-зелёную траву: читают, спят, обнимают друг друга. Тебе хочется есть.
Тогда ты поднимаешься с аллеи на широкую улицу и ищешь глазами Макдональдс. И, надо же, находишь, совсем недалеко, и идёшь туда. Внутри, как всегда, много народу, но почти никто не сидит за столиками – все толпятся в кассу. Ты встаёшь в конце одной из бесконечных очередей, но когда, спустя миллион лет, подходишь к кассе, ты всё ещё не придумал, что взять. Поэтому ты берёшь Биф Ролл и кофе, потому что они первые попались на глаза в меню, и с облегчением проталкиваешься через людей. Выйдя на улицу, ты садишься за открытый столик.
Тебе не удаётся спокойно поесть. Рядом усаживается какая-то строгого вида девушка и начинает повышать на тебя голос, это очень неприятно, говорит тебе, что давно вышли все сроки, и что если завтра ты не принесёшь законченный и идеальный проект, тебя выкинут к чёртовой матери и ни черта не заплатят. У тебя здорово портится настроение, и свой Биф Ролл ты жуёшь уже безо всякого аппетита.
Кофе тебе она допить не даёт, хватает за рукав и волочёт в какую-то контору. Там ты стоишь, понурив голову, выслушивая ругань начальства, долго стоишь, терзаемый всё это время единственным желанием – уйти отсюда. Ты уже перестал удивляться тому, что не понимаешь, что происходит вокруг, и молча стоишь и слушаешь, как на тебя орут. А когда тебя, наконец, выпускают, уволив, кажется, а, может, и нет, ты с облегчением вырываешься на улицу и вдыхаешь свежий воздух. Замечательно.
Время неумолимо катится к вечеру. На улице становится больше людей. Мир кажется тебе правильным и сложным.
Ты постоял, подышал, и теперь снова идёшь. Мимо мелькают люди с детьми, с парами, с проблемами, с цветами, с бутылками, куртками в руках, с телефонами и гарнитурами, с ключами от машин, с тетрадями и альбомами, с гитарами, с бутылками, с пакетами-маечками, в которых видно носки и крем для бриться, с сумочками, с собаками, с зонтиками, с чемоданами, с тубусами, с бутылками, банками и коробочками из-под йогурта, с книгами, с картинами, со словами и чувствами. А ты – только с мыслями в своей голове, которая находится не так уж и далеко от ног. И постепенно ты осознаёшь, что же всё-таки с тобой происходит.
И тогда ты приходишь, наконец, туда, куда (теперь ты понимаешь) ты всё это время шёл, и садишься в мягкое шуршащее кресло. И говоришь:
- Здравствуйте, доктор. Похоже, у меня большие проблемы. С чего начинать?