Жокею Саньке Шлындину нравились дамы, оснащенные крупом владимирского тяжеловоза, а их сердца он обычно брал наглым кавалерийским наскоком.
День падал в темноту, когда изящный жокей в порыве джентльменства, выхватив из пухлых рук, жены мясника Мити Щуплоухова, две пудовые авоськи с говяжьей вырезкой, сопровождал красавицу к двухэтажному особняку. Припадая к земле, обильно потея и натянуто улыбаясь, Шлындин искал контакт с незнакомкой, но нашел влажным лбом, пупок мясника. Щуплоухов ждал вырезку, но никак не жену с кавалером. Митя бывал не всегда талантлив, у него случались крупные недостачи, но всегда краток:
- Наконец. Вырезка и сопровождающие ее лица. Ты кто ?
- Конь в пальто!
- Ну что лошадиный сморчок, давай знакомиться,
Митя Щуплоухов, сплюнул “Шахтерскую” и внимательно посмотрел вниз.
- Совет вам да любовь,- объявил Митя, хрустя зажатыми в руках ушными хрящами худосочного джигита
- Ну харэ мужик. Тпру! Отпускай, - тужился бледнеющий наездник, пытаясь вырвать на свободу свои уши, на которых сейчас повисли:
его мужское достоинство, тело и два пуда говяжьей вырезки.
- Митинька, сука, перестань - робко попросила жена.
- А ты окорок, потухни. Просто созерцай, - сказал Митя.
Профессия лишила Митю жалости, а его природная ревность зверела от дон-кихотства. Возня длилась недолго. На прощание Щуплоухов напутственно лягнул кривоногого ловеласа, отчего Шлындин стал удаляться быстрой легкой и аккуратной рысью. Без авосек, бежать было легко и Шлындин перешел на галоп. Под ногами сухими листьями шамкала лысеющая осень. Когда с глаз скрылось место шлындинского позора, где осталась его мужская честь и четыре передних зуба, жокей остановился, чтобы перевести дух.
Между звёзд пористым мандарином болталась луна. Шлындин жадно жрал воздух, пылал от негодования, и только ветерок обдувавший уши, смягчал его страдания.
- Погусарил. – полушёпотом подвёл итог Шлындин, массируя седалище, при этом собирая лицо в гармошку.
…
«Рыцарство дорогое удовольствие» - размышлял Шлындин в очереди к стоматологу. После потери четырёх резцов Шлындин почуствовал стойкое отвращение к мясу и стал приворовывать овес у любимого жеребца Саркофага. Конюшня, открыто издеваясь, ржала над свистящими речами Шлындина, отчего он становился замкнутым и злобным.
Раньше Шлындин по-волчьи рвал потерянными зубами жилистые шашлыки и на спор перегрызал уздечку, а сейчас люди из стонущей очереди отмечали взглядами натруженные борцовские уши (два корявых щуплоуховских автографа) и беззубый рот жокея.
За Шлындиным в очереди сидела дамочка в надвинутой на глаза модной шляпке, похожая на драчливого ковбоя из прокуренного вестерна, от ее вида Саше стало плохо.
- Товаищ беззубый, ваша очеидь ? – спросил старик – дантист.
- Дса – свистнул Шлындин.
- Пыошу
Изо рта Саши валил дым и он, вывалив глаза, второй раз в жизни ждал преждевременной кончины. Но и во второй раз все обошлось: из кабинета его вынесли с благородной проседью, но живого. А еще через семь дней он своей «золотой» улыбкой вызывал легкий ужас у школьных товарищей сына и вынуждал суеверных старух загонять по домам своих внуков. На него со страхом косились кони и испуганно обходили девушки.
Шлындин жаждал реванша.
Он долго рыскал по городу в поисках экзекутора (палача).
Наконец фортуна оскалилась ему белозубой, хамской, улыбкой из-за прилавка мясного отдела, мимо которого он проходил, что бы купить соли для жеребца Саркофага. Мясник излучал столько обаяния, что Шлындину захотелось заорать «Мир Дружба Фестиваль!», но он превозмогая охвативший его паралич, мужественно подплыл приставным шагом к табличке, которая высокомерно откинувшись стояла на прилавке.
- Вас сегодня обслуживает Щуплоухов Дмитрий Валентович, - полушепотом прочел жокей.
Мяснику что-то в любопытном посетителе было знакомо, но голова Щуплоухова, заправленная вместо мозгов мясным фаршем, разбухнув от напряжения, не хотела отдавать тайну. Митя жил сегодняшним днем и такая вещь, как память была для него обременительным рудиментом. От неожиданной умственной нагрузки Митя почувствовал слабость и вернулся к мосластой действительности, ласково погладив своего кормильца – любимый топор.
…
Утром на ипподроме Шлындин пытал известного своей коммуникабельностью конюха Угрюмова.
- Федорович, кто из обэхээсников ходит на бега ?
- Да хоть этот … «Танцующий пират».
- Какой?
- Ну, этот. Пятки вместе, ноги врозь. Вася Тюбетейко.
- Молодой неопытный?
- Ну да-а! Вася тертый калач. – сказал Угрюмов и добавил: - Да вон он!
«Тертый калач» был одет в тертые брюки, выцвевшую рубаху, а на темечке у Васи наждак времени беспощадно вытер тонзуру, как у католического монаха. Но пуританством Вася не отличался. Это был сторонник гедонизма и известный гурман.
- А чё он одет, как «бурлаки на Волге» ? Может уволили ?
- Брось, это он прикидывается чувалом.
- Маленьким мешочком, так сказать. – сказал жокей
- Да, полиэтиленовым кулечком – согласился конюх.
- Познакомь
Дружба Шлындина с Тюбетейко была трогательна, но с глубоким расчетом. Для Тюбетейко перестала существовать туманность тотализатора, а Шлындин получил возможность вникнуть в нюансы мясной торговли.
И, наконец, арендовав на сутки, у своего дедушки удостоверение к медали ВЕТЕРАН ТРУДА, Саша пошел за мясом.
План его был инквизиторски жесток. Пигмеистый Шлындин был мстителен и неудержим.
В магазине стоял раздражающий гул. Тщательно завернутые в платочки старухи в очереди, переминаясь с ноги на ногу, флегматично кляли подрастающее поколение. Было скучно.
Внутренне, собранный Шлындин занял очередь за ненавистным ему мясом. Он был суров и в строгой шляпе. За прилавком непроницаемо, несгораемым шкафом, стоял Митя Щуплоухов. Торговля шла бойко, но без шума. Митя, под шорох купюр, слегка, придавливая весы с самым серьёзным видом обвешивал пожилую публику, не поднимая глаз на обманутых клиентов. Щуплоухов был скромен, как дисциплинированный мерин. Он не завидовал заработкам квалифицированных токарей – его устраивало мизерное жалованье мясника, но проверки нервировали. Желудок превратился в комок нервов и больно сжимался двухсотрублевыми джинсами 62-размера. Подталкиваемый старухами Шлындин, как на дуэли, оказался с глазу на глаз с Митенькой.
- Вон тот кусочек. –попросил побледневший жокей.
Митя исполнил желание, добавив на весы и свой пальчик.
- Мне пожалуйста без костей.
- А кости я буду жрать? – как бы между делом, спросил Митя.
- Ну тогда к костям мне еще книгу жалоб.
- Следующий… - Шлындин заартачился, но очередь была на стороне мясника
- Ну, давай там! Не хочешь проходи…
- Книгу жалоб!!!- не унимался Шлындин, но услышал, лапидарное:«На», и вместо книги увидел добротный кукиш с подноготной грязью, величиной с баранью голову. И еще раз услышав из очереди: «проходи» перешёл на астматический режим дыхания. Жокей, как на полном скаку задыхался от воздуха, а очередь бормотала вразнобой:
- Не зевай, не зевай! Проходи!
Сверкая глазами Шлындин, покопавшись в кармане, как саблю, выхватил удостоверение.
Подавленный огнем красной книжицы Митя как то поник и терпеливо, как железобетонная свая, сносил удары судьбы и изощрённые оскорбления «ревизора». Проверять книжицу Митя боялся: он помнил, что предыдущий ревизор, обозленный недоверием лишил его двух сотен вместо традиционной сотни.
- Итак, уважаемый. Как вас?
- Митя. – простонал мясник
- Дмитрий… по отчеству?
- Просто Митя…
- Отвечать будем по всей строгости закона.
Ничего нового в голову Шлындина не лезло оттого, что его периферическое зрение все время наталкивалось на Митины кулачки величиной со среднюю дыню «колхозницу». Сашу нехорошо знобило, но жажда мести брала свое и он все больше наглел. Он даже начал неопытной рукой щупать весы.
- Пройдите, посмотрите – взмолился мясник.
Уходить с мясником в отдельное помещение Саша долго не решался и разорялся на виду у притихшей очереди, но когда, увидел Митины потухшие, глаза он почувствовал «Пора спуртовать».
- Пройдемте. сказал жокей.
- Публично униженный мясник, шаркая «адидасовскими кроссовками» побрел в подсобку конвоируемый жокеем.
В подсобке задумчиво висели говяжьи туши.
Ой – ой – ой. Какая прелесть. Цена – племенной жеребец в расцвете сил, качество - младенец пони. Жокей Саша был на коне.
- Может, ребрышек возьмете на бульончик? Вырезочка свежая…
От слова «вырезочка» в ушах жокея начался звон и резкие боли, но Шлындин настолько вошел в роль, что ему захотелось беф-строганов из бесплатной мякоти. Он долго думал, но усилием вегетарианской воли он опять направил свои мысли и действия на реваншистскую колею.
- Может кусочек мякоти, всё таки? –продолжал ласково соблазнять Митя.
- Здрасте, кони я Будённый! Что же ты, хомут, так с населением обращаешься? А?! Это тебе не голяшку разрубить, - жонглировал новой терминологией жокей.
- Если что не так - плюнете мне в рожу, - безвольно поклялся Митя, отдавая на поругание свой носорожий экстерьер. Через десять минут дотошность Шлындина, была вознаграждена Щуплоухов был по-верблюжьи был оплёван с ног до головы. «Не так» было всё.
Всякие неприятности случались в мясной практике Мити: устраивали скандалы из-за каких то двухсот грамм обвеса, писали пакостные повести в книге жалоб, не предупреждали о ревизиях, на медицинских проверках находили глистов, а раз с похмелья отхватил себе пол-пальца. Бывали проверки, но такие… От ревизора зловеще веяло неподкупностью, тюремным распорядком и конским навозом. Митя надув шею послушно сопел, как обречённый бык на Чикагской бойне.
Склеротическая память мясника цепко держала события недавних дней, когда он бесплатно трудился пятнадцать суток на стройках народного хозяйства, из-за обиженной жены.
эти дни основательно расшатали его устойчивый оптимизм. Митя скис.
- Бумаги на мясо, - добивал жокей.
- Что?
Шлындин забыл, как называются документы на мясо, и так и не выдернув из памяти дефицитный термин, скатился до истерики:
- Вы что, глухой! Откуда у вас овес?! Мм это … мясо?! А?! Бумагу!
Это был последний и самый точный удар. Митя понял – это все.
Бумагу Митя покупал полутонными бухтами по десять копеек за килограмм, а продавал вместе с мясом по цене первого сорта. Это выдумал не Митя, но кару нёс он.
- Я щас. Митя спотыкаясь ушел.
Шлындин самодовольным гладиатором скалился в ожидании поверженного мясника.
- Сейчас поставлю его в стойло – решил Саша. Время шло, очередь шумела, Шлындин стал посматривать на секундомер, и наконец не выдержав, приоткрыл дверь, за которую нырнул Щуплоухов…
Импульсивный, вспыльчивый Митя грустно раскачивался на грязном канате.
Люди с таким, как у Мити внутренним содержанием, зубами цепляются за жизнь, но Митин дух
Люди с таким, как у Мити внутренним содержанием, которое наполовину состоит из инстинкта самосохранения, без особого удовольствия рвутся в петлю, но Митин дух был сломлен 15-ю сутками изоляции. Митя боялся лишений. В отличии от мясника Шлындин жалел животных, хотя и крал овёс у жеребца Саркофага, спасать Щуплоухова бросился. Саша боялся трупов. Обхватив половину митиной талии, Саша мелко дрожал, тонкими жилистыми ногами и вздувая на шее вены заорал:
- Ветеринара! На помощь! Ветеринара!
Потрясённый и обессилевший он повис на Щуплоухове. Прогнивший канат не выдержал, довеска и Митя прикрыл своим телом спасителя от любопытных, глаз сбежавшихся продавщиц и грузчиков. Через десять минут вокруг Саши и Мити суетились три вспотевших от неожиданных забот милиционера.
Шлындин ударившись, об пол после яркой вспышки отошёл к бессознательному сну.
…
Саша отдыхал в больнице с сотрясением мозга и паховой грыжей. Готовился в юридический институт. Митя писал из заключения своему спасителю ласковые письма. Обещал, что кровь из носу поступит в Хреновское СПТУ-51, что в Воронежской области на отделение «тренер- наездник рысистых лошадей».