В интернете прочитал "Нордвикские дневники" - материалы "Мемориала" двадцатилетней давности. Понял ясно, до галлюцинаций, что я - "Последний из могикан"; никто, кроме меня, про Нордвик уже не расскажет. Обещаю говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.
Девять месяцев в утробе, пять лет поселения без права переписки, затем "побег" на материк в трюме американского парохода.Такое вот веселенькое многообещающее начало моей биографии.
КАРТИНА ПЕРВАЯ.Кубик сливочного масла на ломтике хлеба и запах какао из большого (коммунального) алюминиевого чайника - первое детское впечатление. Это - ленд лиз. Спасибо американцам,мы не смогли бы выжить без этого.
КАРТИНА ВТОРАЯ. "Василиса Прекрасная" и "Пархоменко" - это кино. " Любо. братцы, любо! Любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить!.." Кино было и был клуб.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ. Ночь, улица, фонарь...Лошадь, сани. сено...Холодно. На мне башлык, концы которого завязаны узлом у меня на спине. Я пытаюсь накормить чужую лошадь сеном. Лошадь хватает зубами за узел башлыка, поднимает меня и швыряет наземь. Но, на этом моя биография не заканчивается.
Следующая картина. Гигиенические процедуры. Табуретка, большой таз. Я стою в тазу. Мать меня подмывает. Из чего я делаю вывод, что в тундре туалетов не было. Ни платных, никаких. До перестройки оставалось полвека.
На "берегу пустынных волн" лежали замороженные моржовые туши, нарубленные большими ломтями. Моржовым мясом кормили собак в поселке. Когда я на Поклонной Горе, в Москве, впервые увидел "Георгия Победоносца", то вспомнил про эти моржовые туши. Дело в том, что "поверженный Змий" у Зураба Церетели не только заколот, но и нарезан ломтиками.
Из летних сцен помню "Гигантские шаги". Большой столб , на нем обруч и , прикрепленные к обручу несколько канатов. Этот аттракцион любили взрослые мужики, но пацаны тоже катались.Вот, пожалуй и все, что сохранила память.
Да, еще помню большой американский пароход,который вывозил нас на материк. Впечатление об этом плавании сохранилось у меня на всю жизнь. Я долгое время оставался "маринистом" - рисовал только пароходы и всем присваивал одно название.Но сейчас мне не удается вспомнить название этого американского парохода. Помню трюм, невыносимый запах, я задыхался от этой вони. Мать укутывала меня во все, что было и выводила на палубу. Мы вдвоем с капитаном (он - на мостике, а я - на полубаке) вели пароход по морям, по волнам. Почему меня не смыло с палубы - не понимаю. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.Мы добрались до Москвы к началу денежной реформы. Это был 1947 год.