Четыре года я выводил на тетрадках «Барышевская начальная школа». Иногда перо застревало в шероховатости обложки, разбрызгивало чернила. Приходилось брать новую тетрадь, или, накалывая пальцы, менять обложку тетради. А иногда тетради были из хорошей, «лощеной» бумаги. Перо скользило. Буквы сами по себе становились красивее, стройнее.
Да еще если перо было хорошее, лучше – «уточка», похуже – «звездочка». Совсем не подходил «казачок», он писал толсто, не удавалось писать «с нажимом».
Конечно, многое зависело и от чернил, как их приготовили, какой порошок попал. Больше всего подходили темно-синие, с зеленоватым отливом. Особенно хорошо они смотрелись на хорошей, отбеленной бумаге. Качество чернил можно было определить по бутылке. Хорошие окрашивали стекло бутылки изнутри, поблескивали на свету зеленоватым перламутром.
Даже чернильница имела значение. Удобные керамические - настоящие «непроливайки», тем не менее, очень затупляли перья. А пластмассовые, внешне красивые и не тупящие перья, были не надежными, чернила из них выливались, да и часто из-за малого веса они просто падали с наклонных поверхностей парт на пол.
Вот сколько неведомых современному ученику премудростей было в наше время. И они совсем не были лишними, не мешали учиться, даже придавали учебе какой-то дополнительный смысл.
Школа наша была центром села, центром нашей детской жизни. Она действительно стояла в центре – посреди большой поляны, с одной стороны – родная Салдыбовка, с другой – огороды «поселка». С самой дальней окраины села до школы – не больше десяти минут неспешного хода.
Стояла школа на высоком каменном фундаменте. Таких фундаментов в наших саманных хатах и домах не было. Это отличие тоже заставляло нас воспринимать школу как нечто особенное.
Строили школу давно, наверное, сразу после войны, а может, и раньше. Длинное строение из толстых бревен, покрытых, правда, штукатуркой. Большую часть занимала сама школа, в другой части была квартира директора – Ольги Иосифовны. Там же был пристроен и сарайчик для коровы. Сама Ольга Иосифовна хозяйством не занималась. Мы так и считали, что учителя не могут убирать навоз, доить корову, даже на кухне возиться. У Ольги Иосифовны всем этим занималась «тетка», сухонькая женщина, вероятно, ее сестра. Но и Ольга Иосифовна, и дочери ее Людка и Лилька называли эту женщину «теткой».
Была Ольга Иосифовна статной женщиной, русского склада, с правильным, даже красивым лицом. Запомнилось ее темно-серое платье с пояском, белый кружевной воротничок. Она была строгой, но в меру. Да излишняя строгость нашим учителям была и не нужна. Все мы относились к школе так, как и положено, как напутствовали и контролировали родители. Не всегда они требовали пятерок по предметам, но, не дай бог, если пятерки не было за «поведение» или за «прилежание»!
Все же помню, что в первом классе вначале к нам пришла Эмилия Михайловна. Она в Барышевку приехала недавно, да и уехала, впрочем, вскоре. Так вот она была строгой. Надо сказать, что в одном классе у нас всегда училось по два класса: первый с третьим или второй с четвертым. В школе было всего две классных комнаты.
Так вот, тогда мы учились с третьим. Конечно, «старшеклассники» вели себя не так, как первоклашки. И вот, когда их поведение стало неприемлемым, Эмилия Михайловна начала очень сильно кричать на них, да еще при этом стучать линейкой – деревянной, метровой, по столу или по первой парте, не помню. Линейка разлетелась на куски, в руках у учительницы остался полуметровый кусок, заостренный, опасный. Она опомнилась, отбросила его к печке, замолчала. Молчали и мы, в том числе и третьеклассники.
Вскоре с нами стала заниматься молодая учительница Анна Егоровна, красавица, умница. Она, как и вторая новенькая учительница Раиса Павловна, приехала, по-моему, из Белоруссии. Анна Егоровна учила наш класс до самого «выпуска», т.е. до пятого класса. Пятого класса в нашей школе не было. Нужно было уезжать в интернат, на центральную усадьбу совхоза. Это уже совсем другой этап в школьной жизни, почти завершение детства, которое вне родного дома, без родителей теряет свои привлекательные черты.
Я упомянул о печке в классе. Печки - это особые, очень важные места. В каждом классе – своя. В нашем классе топить ее нужно было из класса, а в соседнем – дверца печки выходила в коридор. Каждое зимнее утро, задолго до нашего появления, тетя Броня приносила из школьной сараюшки большие ведра угля. Перед этим счищала снег с высокого, в три или четыре ступеньки, школьного крыльца, заносила дрова для растопки, затапливала печи.
К нашему приходу печки пылали. И между уроками, на перемене, было очень здорово прижаться к горячей печке после того, как раздетыми, если не видели учителя, мы выскакивали на улицу, бросались снежками, в общем, замерзали.
С этим связано и одно не очень приятное воспоминание. У меня была новая школьная форма, суконная, не из «чертовой кожи», как у некоторых. Впрочем, такая же форма была у Франца, моего брата. Мама и тетя Юзя купили их в Москве, куда ездили к дяде Саше. Францу сразу привезли и фуражку, форменную, с гербом. А мне фуражку почему-то не купили. Уже позднее такую же фуражку привез старший брат Коля из города.
Так вот, в тот раз, набегавшись на морозе, мы все окружили печку и грелись. Край моей формы прикоснулся к раскаленной печной дверце. Мне-то горячо не было, зато через какое-то время все мы почувствовали запах гари. Это тлела моя новая форма!
Как я пришел домой, не помню. Правда, не помню, чтобы сильно ругали. Вскоре приехала старшая сестра Юля, которая уже работала портнихой в другом селе, в Ак-куле. Она аккуратно вырезала подпалину, вставила заплатку из откуда-то взятого такого же материала, прошила на машинке. И получилось так красиво, что я потом всем в классе демонстрировал ее мастерство. В подремонтированной форме я не чувствовал никакой ущербности.
А в другой раз, в почти аналогичной ситуации, мне помогла другая сестра – Галя. Это уже когда мне купили форменную фуражку. Мы играли после уроков на поляне, с портфелями. Я чем-то досадил однокласснику Толику Туманову, он побежал за мной и выплеснул прямо на мою новую фуражку чернила из чернильницы, которые у нас всегда болтались в специальных сумочках, привязанных к портфельчикам.
Я снял фуражку и ужаснулся. Огромное фиолетовое пятно расширялось на глазах по ее поверхности. Дрались мы после этого или нет, не помню. Домой я шел с фуражкой в руке. И не сразу ее показал маме.
А Галя в том же Ак-куле училась в медицинском училище, на фельдшера. И она, так же, как и тогда Юля, приехала на выходной домой. У нее был для чего-то флакон эфира. Его запах я ощущаю и сейчас. Конечно, не только в связи с фуражкой, запах этот был неизменным на всем моем медицинском пути. А еще в детстве этот запах всегда присутствовал в медпункт Анны Адольфовны – нашего барышевского фельдшера, где приходилось бывать часто.
С Анной Адольфовной я встретился много лет спустя. Она по какому-то поводу, которых на девятом десятке прожитых лет всегда достаточно, лежала в больнице, в которой я проходил практику после третьего курса. Конечно, меня она не помнила, но семью нашу помнила. Мы немножко посвпоминали, но недостаточно. Это я осознаю уже сейчас. Она была умной женщиной, не по барышевски интеллигентной, из немцев, переселенных в начале войны. Но не дорасспросил…
Так вот, Галя взяла мою фуражку, эфир, тряпочку, и через некоторое время вручила мне ее совершенно чистой. Правда, сукно на месте «кляксы» стало чуть светлее.
Несмотря на нашу деревенскую глушь, в школе нет-нет, да и появлялись новые учителя. Уже говорил об Анне Егоровне с Раисой Павловной. Была еще некоторое время Клавдия Иннокентьевна («Икеевна» – как произносили мы), Эмилия Михайловна…
Клавдия Иннокентьевна запомнилась тем, что вышла замуж за нашего, барышевского, жила в большом доме рядом с клубом. А Геня Онсович, наша одноклассница, которая помогала учительнице нянчиться с ее детишками, рассказывала, что у Клавдии Икеевны есть стиральная машина – чудо, о котором мы только слышали.
И всегда, как нам казалось, была в Барышевке Ольга Иосифовна Атавина. Но раньше, рассказывали мои сестры и брат, директором школы был Иван Филиппович - мужчина.
И вот, когда одновременно в школе собралось одновременно три или четыре учителя, родителям пришла мысль, что настало время школу расширить, до восьмилетки. Особенно это было важно для тех, чьи дети должны были скоро уезжать в интернат. Тетя Франя - мама Толика Марченко, Иван Демьянович Заремба, чей Толик тоже скоро должен переходить в пятый класс, другие родители несколько раз ездили в район, ходили по кабинетам и таки добились своего. В школе появился пятый класс! Набралось чуть ли не десять учеников.
Правда, перед родителями поставили условие строить в Барышевке новую школу. Это никого не испугало. Все лето взрослые возили с сопок камни для фундамента, забили колышки, очертив периметр будущей школы. Эти камни долго потом там лежали, покрываясь зеленоватым мхом. Мы любили на них играть по вечерам. Металлическими «саблями», высекали из камней искры, сбивая все больше разрастающийся мох. На камнях же поджидали своих коров из стада.
Школу тогда так и не построили. Пятый класс просуществовал только один год. Все, наверное, поняли, что без нужных учителей, без соответствующей базы хорошего образования не дашь. Да и учеников с каждым годом становилось все меньше.
Электричество в наше село провели, когда я уже был учеником. Так как в школе занятия были с утра и до обеда, а уроки делались сразу после возвращения из школы, отсутствие электрического освещения как-то не особенно сказывалось на нашей жизни. Хватало лампы. Наступал вечер, мама свернутой комком газетой протирала стекло у лампы, подливала керосин, подворачивала и зажигала фитилек… И не припомнить более уютной обстановки, чем наша маленькая кухня, освещаемая только у стола колеблющимся язычком пламени лампы, сероватые движущиеся тени на стенах, гудящее пламя в печи, в которую только что засыпали целое ведро угля, разговоры родителей о прожитом дне, о завтрашних заботах. А уж если кто зайдет из соседей или родственников по каким-нибудь делам, для нас вообще праздник.
Но вот отец принес весть, что скоро проведут электричество, что ему предложили работать на электростанции. Что это за станция, я, конечно, не представлял. И как будут проводить электричество, тоже не знал.
Все развивалось быстро. И интересно. Сначала вдоль улицы, возле каждого дома установили большие деревянные столбы. Потом привезли огромные катушки с витым алюминиевым проводом. Катушку устанавливали на телегу с высокими бортами, при движении телеги катушка разматывалась, оставляя на земле растянутые провода.
Потом мужчины, в том числе и отец, поднимали провода на столбы, укрепляли их на белых фарфоровых изоляторах. Мужчины для этого поочередно надевали «кошки» - специальные приспособления для лазания по столбам. Главным при этом всегда был «Колюша» - единственный электрик в селе. Он же инструктировал мужчин, как делать проводку в домах, как устанавливать выключатели, розетки. Все делали сами, но под присмотром Колюши.
А вот нашу школу Колюша электрифицировал собственноручно. И позднее, когда школе купили фильмоскоп, он установил дополнительную розетку в классе, и учителя по воскресеньям, а то и чаще, стали показывать нам диафильмы. Это было существенным дополнением к нашим повседневным развлечениям.
С тех времен сохранилась только одна фотокарточка – мы двумя классами сидим на скамейках перед школой, в центре – с легкой улыбкой Анна Егоровна. Почти всех соучеников помню, среди них мои двоюродные братья, сестры. Мы щуримся от яркого солнца. Лица наши счастливые, чуть смущенные. Кто-то недавно выложил эту фотокарточку в интернете.
Когда несколько лет назад заехал в Барышевку, она показалась чужой. На месте родной хаты высился курган из ее обломков. Но два тополя сохранились. Они не такие стройные, ветки местами обломаны, но деревья живут. Стоит и колодец, немножко покосившийся.
Бывшая школа тоже стоит. Но вокруг нее стога сена или соломы, гуляют телята, овцы. Забор местами порушен. Высаженный с нашим самым активным участием сад как-то уменьшился в размерах, многие деревья засохли.
Старое барышевское население почти все уехало, заселилась деревня переселенцами из Китая – оралманами, так, кажется, их называют.
И все равно я с нетерпением жду того момента, когда решусь, наконец, вместо Турции или Хорватии поехать летом в Казахстан, в Барышевку.