Жаркое лето. В доме прохладно и пахнет яблоками. Мама вместо цветов всегда ставила на круглый стол в комнате большую низкую вазу с яблоками: в начале лета розовобокую столовку, потом полосатую пеструшку, ярко-желтую лимонку, а осенью - алма-атинскую гордость - знаменитый апорт. С тех пор запах яблок для меня всегда ассоциировался с родным домом. А цветы украшали двор и палисадник. После бесконечно длинных коридоров и палат больницы дома было тепло и уютно. Когда все разбегались по делам, мы с бабушкой Стешей шили платья, она для себя или для мамы, я - куклам, а потом и себе.
А еще, именно в то лето, мы с бабушкой ткали половики. Этому событию предшествовала большая подготовка. Мы нарезали тонкими полосками собранный материал, сшивали его в длинные ленты и сматывали в разноцветные клубки. Когда принесли и установили в большой комнате, взятый на прокат у соседей станок, нужно было тщательно заправить в него толстые нитки, чтобы переплетение утка и основы было правильным и ровным. Бабушка садилась ткать, а я заправляла ей челноки и, вообще, всячески помогала. Я тоже пробовала ткать, но у меня не хватало силенок утрамбовывать продернутые ленты, и изделие получалось рыхлым. Станок дали ненадолго, поэтому бабушка отстранила меня от работы, дабы не тратить время на исправление брака, и назначила помощником. Половики получились красивыми и добротными, так как мы использовали качественное сырье - обрезки однотонной пальтовой ткани.
Сижу на крылечке и любуюсь яркими красками нашего сада. Цветущие фруктовые деревья, яблони, вишни, сливы. Изумрудная трава под ними, с золотистыми одуванчиками. Ровные грядки лука, укропа, редиса и клубники. А вдоль дорожки и под окнами цветы: весной тюльпаны, нарциссы, ирисы и сирень; летом золотой шар и флокции, ромашки и розы; осенью георгины и хризантемы. И вся эта красота - дело маминых рук. Я как могу, помогаю маме. Мне хватает терпения собирать смородину и крыжовник. У нас в саду были удивительные ягоды - китайская вишня или, как ее еще называли - таментоза. Небольшие кустики росли вдоль забора. У этого растения маленькие гофрированные, бархатные на ощупь листочки и кумачово-красные ягоды по размеру средние между вишней и облепихой. Способ расположения этих ягод на ветке как у облепихи. Ягоды сладкие, но не очень сочные, на варенье не годились, добавлялись только в компоты, да очень удивляли своей необычностью приезжающих в гости родственников. Маме не хватало времени собирать их, а я любила эту карликовую вишню за вкус и красоту, и мне доставляло удовольствие ее собирать. Жалко было когда, в конце концов, мама заменила эти кусты на более привычную и полезную малину.
Недалеко от крыльца, создавая тень своей пушистой кроной, росла необыкновенная яблоня - медовка. Плоды были крупные, наливались медовым янтарем. Очень было трудно поймать момент оптимальной спелости яблока. Сегодня висит еще зеленоватое, а завтра под тяжестью спелой мякоти падает и в дребезги разбивается о дорожку. Только маме удавалось снять яблоко в идеальном виде. Этими яблоками мы только лакомились, они не годились ни на варенье, ни на сушение. Они зрели на радость душе и плоти.
В центре сада была еще одна удивительная яблоня. На ней зрели яблоки сразу двух сортов, столовки и пеструшки. Это мамины опыты. Она работала в хозяйстве института плодоводства и виноградарства, где специалисты занимались селекцией и где когда-то в далеких тридцатых годах был выведен методом прививки дикой яблони знаменитый Алма-Атинский апорт. Маме были интересны эти изыскания, и опыт работы был успешно применен дома. Красавица-яблоня была маминой гордостью и удивляла всех соседей и родственников.
В конце лета обычно начинались заготовки. Мама варила варенье, повидло, компоты из разных ягод. Сушила яблоки. Здесь тоже пригождалась моя усидчивость, и я помогала ей резать яблоки, вынимать косточки из вишен и абрикосов, перебирать ягоды. Еще мама делала замечательную пастилу из слив и урюка: повидло ровным тонким слоем наносилось на лист с бортиками, заранее смазанный маслом, затем этот лист прикрывался марлечкой и ставился на верстак сушиться. Высохшая пастила легко снималась с листа, затем она, как белье, недолго сушилась на веревочке, а потом скручивалась в трубочки. Все мои друзья обожали это лакомство.
Вино из вишен, малины и винограда тоже у мамы получалось отменным. Всякий раз, угощая гостей своим изделием, мама говорила, что это последнее из прошлогоднего урожая. Все мои братья любили потчевать маминым вином друзей, а фраза - «Нет ли у нас последнего?», всякий раз произносимая кем-нибудь из домочадцев, стала, чуть ли не паролем и дожила до моей молодости. Я с гордостью за мамины таланты угощала своих подружек в дни рождения и по другим великим праздникам.
Плавный переход из лета в осень. Также плавно переходят мамины заботы по заготовке. Вот родители приехали с огорода. Я еще маленькая, лет восьми, и мне очень интересно греметь, как погремушкой, коробочкой с маком, перебирать разноцветную фасоль и удивляться разнообразию рисунков на ней. Тыквы приводят меня в совершенный восторг, особенно маленького размера и необычной формы, да еще мама занимательно рассказывает, что когда-то из них делали домашнюю утварь: ковшики, черпаки, вазы и чашки. Одна такая чашечка была подарена мне мамой к моему великому удовольствию. Где она нашла такую уникальную вещицу или сделала ее сама, осталось для меня загадкой.
Хоть наша многодетная семья и жила трудно, Мама удивительно умела делать дешевые, но очень интересные дорогие подарки. Она и передачи мне в Аксай привозила необыкновенные: если это черешня, то обязательно виноградной гроздью сложенная на веточку. Если клубника - то самая крупная, самая яркая или, наоборот, мелкая светло-красная с загнутыми вверх лепесточками плодоножки, вкусом и ароматом напоминающая землянику, самая моя любимая. Причем, мама обязательно говорила мне название сортов клубники, малины, вишни, сливы. Из этих названий помню только Ванету - это сорт необыкновенно вкусной крупной сливы баклажанного цвета, растущей в нашем саду. Однажды на Пасху вместе с прочим, положенным в этот день, угощением она привезла мне в больницу ярко-розовое деревянное яйцо, вырезанное отцом. Этот подарок долгое время хранился у меня и не потерялся, к моему удивлению, за долгие годы в больнице, где почти все было общим.
Длинный отцовский верстак осенью превращался в натуру для художника, пишущего маслом натюрморты. Яркие, умытые, с хрустальными капельками воды, плоды поражали многообразием красок. Здесь и отливающие фиолетовым светом крутобокие баклажаны; красные, зеленые и желтые болгарские перцы; розовые, желтые и красные помидоры, разных размеров; ярко-оранжевая морковь; свежая зелень укропа, петрушки и смородины. Все это живописно лежало на застеленном чистой белой клеенкой верстаке, являя собой прекрасную картину богатства матушки-природы, и ожидало переработки, чтобы долгой зимой поддержать дух и плоть большого семейства. Живописными были даже стерильные банки, навешанные на штакетник для прожарки на солнышке. Хлопочущая среди всего этого великолепия мама, казалась волшебницей, Марьей-искусницей!
При всей своей занятости мама всегда находила время для меня. Во время моих приездов домой она старалась взять отпуск на работе, чтобы наверстать упущенное в санатории время для общения своей дочки с миром, отличным от больничного. Традиционными были обязательные поездки в центральный парк культуры и отдыха и в зоопарк. Туда мы с ней уезжали на целый день. Территория очень большая и с моими способностями к ходьбе, предприятие трудное. А я непременно хотела покататься на всех аттракционах, полюбоваться всеми фонтанами и цветниками, посмотреть выступление артистов на летней эстраде и сходить в кинотеатр «Родина».
Особый восторг у меня вызывало катание на лодках и поездка по железной дороге на пионерском поезде, а также головокружительное катание на высочайшем колесе обозрения. Оттуда красавица Алма-Ата была как на ладони. Обрамленный великолепными горами с снежными шапками на вершинах, запутавшихся в облаках, под ярким солнцем и бирюзовым небом, зеленый город казался сказочным. Однажды к нам приезжали фантастические парни, они носились внутри железного сетчатого шара на мотоциклах с бешеной скоростью, вниз головой, с оглушительным ревом моторов. Это было упоительно страшно, но взгляд от этого зрелища невозможно было оторвать. Незабываемое впечатление, даже теперь, в наше продвинутое время этот трюк вызывает у меня большое уважение.
Если в город в это время приезжал чешский «Луна-парк», то в зоопарк мы уже не успевали. В «Луна-парке» мне нравилось все, но больше всего меня поражал автодром с разноцветными машинками и необычные сувениры, призы и невиданные жевательные резинки, заполонившие вскоре все киоски и вызывающие теперь отвращение видом постоянно жующих людей. Мы перекусывали в маленьком кафе в оставшееся от аттракционов время, потом гуляли по аллеям, ели необыкновенно-вкусный шашлык и лакомились мороженным. Усталые и довольные мы продвигались к выходу, а я все не унималась, и жалела, что не могу прыгать с парашютом и играть в большой теннис.
Зоопарк меня пленял возможностью видеть не на картинке а живьем жирафа и бегемота, крокодила и слона, павлина и прекрасных белых и черных лебедей, белых медведей и черных, наших родных бурых мишек, любимых кошек, тигров, гепардов, леопардов, рысь, пантеру и царя зверей - льва. Участок молодняка особенно привлекал своими ребятушками-зверушками, хулиганистыми и смешными, прямо как мы. Нравились мне и грациозные ламы, газели и серны, а еще пятнистый олень. А наши казахстанские архары, сайгаки и винторогие козлы имели важный вид хозяев, они гордо несли свои рога и глядели кругом очень строго, будто следили за порядком, как милиционеры. Около вольеров с обезьянами всегда было весело, а в террариуме стояла уважительная тишина.
Пока у нас в городе не было своего здания Цирка, Цирк Шапито приезжал регулярно. Весть о его приезде молниеносно распространялась, и народ специально собирался на большой площадке в центре города, чтобы понаблюдать за приготовлениями артистов к гастролям. Интересно было смотреть, как ставили большой шатер и строили временные вольеры для животных, как наряжалась площадь, как выгружали животных и помещали их в только что отстроенные клетки, как клоуны смешили приставучих мальчишек, а потом те с радостью помогали артистам таскать многочисленный реквизит. Мне тоже однажды удалось видеть эту далеко не праздничную работу, но все равно было здорово все это наблюдать. Мы с мамой старались не пропускать новых цирковых премьер. Когда построили в городе цирковое здание, мне удалось посмотреть цирк на воде, цирк на льду, аттракцион братьев Запашных, цирк под руководством Дурова и еще много чего интересного. Мама водила меня и на балет на льду и на концерты Московского и Ленинградского Мюзик-холлов. Так что, после кратковременного домашнего отдыха впечатлений мне хватало на весь длительный больничный сезон. Пару раз я была дома зимой. Дома мне никогда не было скучно, но и зимой мама катала меня на санках, водила на елку в Оперный театр, а Сашкин отец-сосед возил нас с Сашкой на «Москвиче» зимой на центральную площадь с огромной нарядно-сверкающей елкой, вокруг которой был залит каток. Там играла музыка, было многолюдно и весело.
Говорю об этом так подробно, потому что с высоты своих теперешних лет, удивляюсь, как мама все успевала, как она при такой трудной жизни не теряла жизнерадостности, легкости, доброты. Она умела класть печи, белить и штукатурить, делать мясные консервы. Она выкраивала время и ездила помогать своим родным сестрам в поселок. Никогда я не видела маму праздно сидящей. В доме поддерживался строгий порядок и чистота. В этом она была строга и требовала порядка от других. При этом мама прекрасно выглядела, была легка на подъем, любила ходить в гости и танцевать. Она не любила халатов, дома ходила в платьях, никогда не позволяла себе выйти в магазин в домашней одежде. Неудивительно, что при такой мамочке, я выросла такой стойкой, но веселой.
Два моих брата были на шестнадцать и пятнадцать лет старше меня. Один почти сразу после армии женился. Другой служил в Смоленске, остался там служить сверх срочно и не был дома долгих семь лет. Из Смоленска он привез себе жену, статную, похожую на певицу Ольгу Воронец и внешностью и голосом. С тех пор наши семейные праздники никогда не обходились без песен Ольги Воронец, Людмилы Зыкиной и Валентины Толкуновой. Валя была любимой снохой отца, он ее обожал за певучесть и легкий нрав. Сестра моя рано вышла замуж за служившего у нас в городе парня. После свадьбы и его демобилизации молодые уехали в Краснодарский край к его родителям. Так что, все жили отдельно и пересекались только на семейных праздниках.
Лишь Гена был мне не только братом, но и нянькой, а потом и лучшим другом. Это он возил меня на иглоукалывание и писал мне письма из армии. Он много читал, немного занимался альпинизмом и играл на гитаре. Он много рассказывал мне о горах и озере Иссык, которое было уничтожено в 1963 году страшным селевым потоком и до сих пор не полностью восстановилось. Однажды Гена принес мне замечательный горный цветок, который сам нашел в наших горах. Он рассказал мне прекрасную легенду об Эдельвейсе. Его
рассказы привили мне тягу к путешествиям, вот только тогда я еще не задумывалась, смогу ли я путешествовать, я просто мечтала о дальних странах
и походах по горным тропам, чтобы самой найти этот романтичный цветок любви.
Пока Гена учился играть на гитаре, я была его первой терпеливой слушательницей.
«Ой, васильки, васильки,
Много вас выросло в поле,
Помню у самой реки
Я собирал их для Оли» -
пел Гена, а мое сердце сладко томилось и страдало от жалости к Оле. Когда он учился в техникуме и готовился к экзаменам, я тоже была рядом. Мы уходили в сад к маме на работу вместе с четвероногим другом Волчком. Гена зубрил сопромат, Волчок носился как угорелый, почуяв свободу, потом лежал рядом с хозяином и благодарно его облизывал, мешая готовиться к экзамену, а я блаженно валялась на травке и тихонько разговаривала с муравьями и божьими коровками.
Ну а когда Гена уходил на занятия или на работу, я брала у него книги и читала запоем. «Атомная крепость» и «Женщина в белом», «Консуэлло» и «Записки следователя», «И один в поле воин» и «Щит и меч» не давали мне скучать.
Уже учась в интернате, я стала бывать дома по субботам, воскресениям и во время всех каникул. С этого времени ни одно важное семейное событие не обходилось без меня. Я наконец стала домашней девочкой и равноправным членом семьи. А жизнь моя в доме перестала быть калейдоскопом.