Был промозглый весенний день. С неба сыпал дождь, на дорогах слякоть. Грязь налипала на ботинки, невозможно было идти. В лесу на эту грязь налипала листва, трава – просто мрак. Ноги весили по пуду каждая. Мы были в пути уже вторые сутки. За это время дважды вступали в бой. В первый раз уничтожили случайную группу в 15 боевиков, просто банально наткнувшись на них. Они нас не ждали, ну а мы, мы с перепугу их просто перебили. Им просто не повезло. Отработав без потерь, пошли на основную цель. Необходимо было перехватить банду, которая переправляла пленного полковника. Расписывать подробности не буду, да и незачем. Вышли в квадрат, встали на тропе, по которой они должны были пройти. Пленного вели в хвосте колонны. Снял замыкающего ножом, оттолкнул полкана в зеленку, "Гром" рванул заряд на тропе, ну а потом началось веселье. Работа началась. Я снял двух нохчей с АКМа, шмальнул с подствольника, пошла пляска. Стрельнуть мне не дали после этого, все закончилось за полминуты. Взяли мы этот мешок с костями и мясом (ну и жирен оказался заложничек, мать моя женщина, нам по горам скакать, а он задыхается два шага сделав), и ну дай бог ноги. Вышли на бронегруппу мотопехоты, как и было условлено, сдали. Сами пошли дальше, у нас помимо этого еще зачистка. Часа через два с половиной подходим к селу, осматриваемся. Встречаем группу десанта. Координируем действия. Двигаемся синхронно, мы со взводом десанта заходим на старый коньячный завод, два взвода проходят дальше, чешут село, навстречу им идут ВВшники. С завода нас должна была забрать вертушка. С завода, с характерным хлопком, фыркает снаряд РПГ. Взорвался в трех метрах перед БМД. Заводик из красного кирпича, половина окон заколочена досками. По тем, что открыты, начинаем мочить из всего что есть. БМДшка сориентировавшись, лупит так, что крошево кирпича отлетает на метры, в воздухе висит красная пыль. Кто-то шмаляет в окно из "граника", сам кладу выстрел из подствольника точно в окно первого этажа. Маячу своим – распределиться, два справа, два слева, передвижения скрытно, снайпер – прикрывать, сам веду еще двоих во фронт. Запрыгнули в здание. Короткая стрельба. Начинается чес. Распределяемся. Не знаю, что меня дернуло отделиться от своих, что в принципе всеми правилами запрещено. Мои чешут первый этаж, я пошел на второй. Одна комната – пусто, вторая – пусто, в третьей у пулемета застыл труп чеченца с выбитыми мозгами. Картина тошнотворная. Красно-серо-белое месиво стекает по спине. Голова в пол-оборота, вместо левой глазницы заплывшая кровью дыра. Кровь опадает на бетон хлопьями. Нет красивых луж и подтеков, как в фильмах. Вода ушла, дальше умирающее сердце давило клетки эритроцитов. И кровь под ним не растекается, как в фильмах, а оседает тяжелой грязной массой. Из раскрытого рта пузырится кровавая пена, видимо прострелено легкое.
Следующая комната. Захожу, и остаюсь прикованный к полу.
Подвешенный к потолку висит вниз головой русский солдат, парень – лет восемнадцати. Кроваво-грязный камуфляж лежит в углу. Подвешен на стальную проволоку. Проволока врезается в мясо, из которого даже кровь не бежит, от общего обезвоживания организма. Ступни черные. Я отхожу к стене, прислоняюсь спиной, и начинаю сползать… На парне нет живого места, с него просто лоскутами содрали кожу. Голое мясо, из которого бежит сукровица. Желтоватая, прозрачная жидкость капельками выступает на оголенных мышцах. Местами виднеются следы ожогов, видимо прижигали, чтобы не умер от потери крови. Все, не жилец. Борясь с комом тошноты, подкатившим к горлу, пытаюсь уйти. Но тут этот обезображенный кусок мяса открывает глаза. Из горла раздаются хрипы. Кричать уже не может. Голубые, мертвенные глаза, которые ничего не видят. Видимо его еще накачивали наркотой, чтоб не умер от болевого шока. Смотрит сквозь меня. Что он там видит. Может нохчей, которые его пытали, может маму, которая обнимает его, спасая от всех невзгод. Под ним лужа крови, в которую с размеренной монотонностью с его скальпированного лысого черепа падают противно-тягучие капли крови. Первая реакция - снять его, спасти. Потом понимаю, что все это абсолютно бессмысленно. Не может выжить человек без 70 процентов кожи, воздух причиняет ему боль, а если начать его снимать, то он просто умрет от болевого шока. Слезы бегут у меня по лицу, я вою, как белуга, готов валяться здесь, в луже крови, лишь бы это помогло. Подхожу к нему, встаю на колени, боясь прикоснуться. А он хрипит. Изо рта идет кровавая пена. Я отхожу в сторону, поднимаю автомат… «Прости братишка, ради бога, прости меня…» - шепчут губы. Навожу ствол, отворачиваюсь. Раздается выстрел. На звук прибегают мои пацаны. Перовое, они шарахаются от подвешенного обезображенного тела, двоих вырвало. Фидель кидается ко мне, ощупывает, понимает, что я жив, бросается к телу пацана, перерезает проволоку, на которой он был подвешен. Укрывает тело его же окровавленной одеждой, сваленной в углу. А я сижу в углу, на коленях автомат. Я смотрю на окровавленные конечности, выглядывающие из под одежды, и меня трясет, так что зуб на зуб не попадает.
И это только один из моментов. Один из тех моментов, которые мне иногда снятся. И я до сих пор очень сильно хочу, чтобы тот парень меня простил. Чтобы смог простить себя я, и знать, что я все сделал правильно.
В том бою мы взяли троих пленных, одного негра нашли оглушенным после взрыва гранаты, двое "чехов" сдались сами. После увиденного, мои пацаны просто перерезали им горло штык-ножами. И я их не остановил, поскольку просто не хотел их останавливать…