ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ.
1.
Эйде потеряла сон – от сына уже почти месяц не было никаких известий. Последнее, что она узнала - Иво выехал из Самары в Новосибирск. Это сообщил телеграммой брат Николай. Тогда, увидев извещение о телеграмме, засунутое в дверную ручку, она как сумасшедшая бежала по лесной тропинке на телеграф. Он находился в двух километрах от квартала, где жила Эйде - в посёлке Сорокино. Сердце выскакивало из груди, мысли путались. Ей казалось – что-то случилось с сыном.
Тропинка, усыпанная сухими хвойными иглами, сосновые ветви, выглядывающие из чащи и перегораживающие путь, корявые корни, выпирающие из земли – всё, казалось, мешало, вопило, цеплялось, не давая ускорить бег. Даже воздух стал плотным, как вода, и дышать было так трудно, словно Эйде и вправду двигалась по дну водоёма.
Она помнила свои слёзы – они хлынули, когда телеграмма была прочитана. Волна счастья сначала захлестнула Эйде, но потом почему-то ей стало плохо. Вернувшись домой, она долго не могла успокоиться, но, в конце концов, приказала себе:
-Прекрати истерику! Иво едет домой. Всё будет хорошо.
Четыре дня она ждала сына, держала себя в руках, надеялась, что, действительно, чёрная полоса в их жизни закончится. Но прошёл четвёртый, пятый, шестой день… Иво не появился, не прислал письма или телеграммы, не позвонил.
Стало ясно, что предчувствия не обманули. Значит, случилась беда… Эйде заказала переговоры с братом, но разговор мог состояться только через сутки – у Николая не было домашнего телефона.
(Продолжение следует)
2.
Эйде сидела на вытертом до блеска деревянном сидении в старом мрачном зале телеграфа. Двадцать минут назад она отдала свой заказ на переговоры с Самарой дежурному. Но назначенное время ещё не наступило.
По залу, громко разговаривая на своём языке, разгуливали двое мужчин азиатской наружности. Их атласные цветные халаты с бисерными орнаментами делали их похожими на артистов, обсуждающих спектакль. В одну из кабин забилась целая цыганская семья, и все они, по очереди разговаривали с кем-то, убеждая поскорее приехать и привезти товар.
-Ай, дорогой! Не обманывай, не обманывай, - смеясь, кричала молодая цыганка в трубку, – мы ждём. Встретим тебя!
Её бархатная тёмно-бордовая юбка высовывалась из кабины, золотая заколка в волосах сверкала, глаза сияли.
Эйде думала о том, что делать, если брат не придёт на переговоры – вдруг он не получил вызова. Это могло быть, если он куда-нибудь уехал или ночевал у друзей, или заболел. Да мало ли причин для не получения телеграммы. И она с завистью смотрела на цыган, которые вели себя как хозяева жизни. Ни малейшей тени страха, тревоги или сомнения не было в их лицах.
-Они живут большими семьями, помогают родственникам и поддерживают друг друга. Им не страшна ни жизнь, ни смерть. И даже беда не страшна – всегда кто-нибудь придёт на помощь, - думала Эйде. – А я одна…
Время не двигалось. Позолоченные стрелки больших круглых часов нехотя перескакивали с одного деления на другое. Ожидание между этими скачками растягивалось подобно резине. Что-то внутри организма растягивалось, истончалось и напрягалось вместе с этим нестерпимо медленным движением – Эйде чувствовала это физически.
Наконец, часы показали восемнадцать ноль-ноль. Но прошло пять, десять, пятнадцать минут, а вызова из Самары не было. Вдруг резко затрезвонил телефон. Дежурный взял трубку, что-то пробормотал и объявил через микрофон:
-Владивосток, третья кабина.
Эйде вздохнула и приготовилась ждать до конца назначенного часа. Телефон звонил ещё несколько раз. Дежурный приглашал то Иркутск, то посёлок Зональное, то Ташкент. Самара молчала. Прошло уже сорок пять минут, но вызова не было. Эйде уже решила попросить дежурного дозвониться до самарского телеграфа и узнать в чём дело. Но дежурный вдруг объявил:
-Самара, пятая кабина.
Эйде вошла в кабину, прикрыла дверь и сняла трубку аппарата.
-Говорите, - услышала она голос телефонистки.
-Алло, алло, - крикнула Эйде.
-Эйде, это ты? – совершенно отчётливо и спокойно произнёс голос брата. Казалось, он находится рядом. – Что случилось?
-Коля, скажи, когда Иво выехал из Самары? В какой день?
-Он выехал в прошлую пятницу – неделю назад поездом до Новосибирска. А почему ты спрашиваешь?
-Коля, Иво не приехал. Его нет в городе, иначе бы он позвонил мне на работу. С ним что-то случилось. Придётся обращаться в милицию.
-С этим ты подожди, ведь неизвестно, как поступят менты, если Иво попадёт в их руки. Он до сих пор может числиться в розыске. Ты просто навредишь ему.
-Но что же делать? Как быть? Я не могу сидеть и ждать. Чего ждать? – кричала Эйде.
-И всё-таки, нужно подождать. Может быть, он в Новосибирске задержался у каких-то своих знакомых. Могут быть у него знакомые в этом городе?
-Могут, - с надеждой сказала Эйде. – Он часто бывал там вместе с друзьями.
-Ну, вот, - обрадовался брат, - а вдруг у него девчонка в Новосибирске? Тогда понятно, почему он не добрался домой. Я бы и сам, может быть, задержался из-за девчонки. Не паникуй. Давай подождём. Иво молодой, а молодые мало думают о том, что должны – им подавай то, что хочется.
-Нет, Иво не такой. Он бы позвонил из Новосибирска, - снова засомневалась Эйде.
-Мать моя, ведь переговоры денег стоят. А, может быть, у него и рубля-то лишнего нет. Скорее всего, так и есть. Давай ждать. Успокойся, работай, живи, как будто ничего не произошло. Я уверен, Иво объявится сам. Вот увидишь! Договорились?
-Хорошо, - согласилась Эйде. – Давай ждать. Но сколько ждать? А вдруг Иво не появится? Тогда что?
-Я чувствую, что всё будет нормально. Купи валерианы, возьми себя в руки и жди! Через неделю я закажу переговоры. Тогда и будем решать, что делать дальше. Ну, всё – до скорого!
Эйде вышла на улицу, остановилась на высоком крыльце. Она ощущала спиной пустоту, возникшую при разговоре. Этот вакуум как живое существо двинулся за нею по пятам, преследуя её и высасывая изнутри – из души - всё живое. Колючий неуют неопределённости и ощущение потери внедрялись куда-то в самое сердце, не давая дышать и успокоиться. Эйде спустилась по ступеням и медленно пошла в сторону своего лесного квартала. Дорога была пустынна – вечером здесь почти не ходил транспорт, только рейсовый автобус нарушал тишину один раз в час.
В лесу уже почти стемнело, лишь еле видна была светлая полоска под ногами - узкая тропинка, засыпанная сухими листьями и хвоей. Тонкий месяц в тёмном ультрамарине неба висел золотым украшением. Тишина нарушалась далёкими звуками - где-то позади, в посёлке, лениво лаяла собака. Из городского квартала доносились обрывки мелодии – низкий печальный голос какого-то инструмента. Казалось, кто-то играет на виолончели, останавливаясь в задумчивости, и снова налегая на смычок.
Но этот покой и гармония вечера странным образом ещё больше нагнетали ощущение тревоги. Эйде чувствовала, что мир живёт своей красивой жизнью, а всё, что не попадает в тон, остаётся в стороне и должно существовать отдельно, выживая в одиночестве. Она понимала, что помощь не придёт ниоткуда. Мир гармонии велик и могуществен, но он также и равнодушен ко всему чужеродному – так в природе масло не смешивается с водой, так дерево не реагирует на магнит.
Милиция, которую Эйде всегда считала охраной и защитой для любого человека, теперь не поможет ей. А если и поможет найти Иво, то тут же и отберёт его, засадив за решётку.
-Иво, Иво, что ты наделал – одним дурацким поступком сломал себе жизнь, - шептала Эйде.
Один неверный шаг, и ты уже один, и мир отторгает тебя. Не убивает, но отторгает. Так остаётся в стороне от стаи старый вожак, промахнувшийся при охоте. Стая, всегда следовавшая по пятам, перестаёт замечать его. И это равнодушие мира, который уже не принимает тебя в расчёт – всё равно инструмент гибели.
Эйде брела по лесной тропинке и плакала беззвучно и безнадёжно. Она, мать, которая должна охранять своё дитя, которая должна помогать ребёнку, теперь ничего не в силах предпринять – даже обычный поиск может закончиться тюрьмой для сына.
-Где ты, деточка моя? – мысленно кричала Эйде. – Отзовись!
В ответ тонкий месяц заглядывал ей в лицо, да чужая красивая музыка печалилась о чём-то далёком и прекрасном.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ