Это невыносимо. Невыносимо прекрасно. Что может сделать человека более счастливым, чем чувство, переполняющее душу при взгляде на любимое чадо. Маленький нежный комочек чувств создает меня заново каждое утро и наполняет странным удовлетворением, словно я нашла свое завершение, и теперь спокойна и счастлива.
Сначала было страшно. В свои двадцать четыре я казалась себе все еще слишком молодой и неготовой к такой ответственности. Муж был на седьмом небе от счастья и чуть ли не до потолка прыгал. Но я была обеспокоена, на моих плечах лежало немало обязанностей, в том числе и поддержание магического купола.
Когда целители сказали, что малыш абсолютно здоров и причин для волнения нет, мне стало намного спокойней. Так началась наша с ним совместная жизнь.
Я временно отошла от дел, вытянув свою магическую нить из общего защитного купола; и у меня появилось много свободного времени, которое я проводила с малышом. Мы говорили с ним о разном и о вечном, читали Карнеги долгими вечерами, и Канта, и Ницше, и многих других немагических философов, до которых у меня раньше не доходили руки. Мы философствовали, временами вовлекая друг друга в такие дебри, что подумать страшно, а потом сами же увязали в попытках разобраться в своих изысканиях.
Через какое-то время наши загребущие руки попали сказки, и вот тогда наша фантазия разгулялась в полную силу, и мы с ним усиленно додумывали множество подробностей. К примеру, Красная Шапочка была из немагических людей, а Волк, напротив, одним из лучших магов, злых правда, но тут уж ничего не поделаешь. И он не дошел, а долетел до Бабушки, которая была против брака Волка и Шапки, вот он и собирался съесть ее (Бабушку, разумеется, а не Шапку). Но появились охотники на злых магов и убили его. С помощью некромантского заклинания Волк возродился и забрал-таки свою Шапочку. И жили они долго и счастливо.
И так далее, и в том же духе. Мы с малышом испортили дополнили таким образом немало сказок, и хохотали после каждой правки.
Мне было приятно в его обществе, временами я уже представляла его почти взрослым человеком, который просто понимает меня лучше всех остальных, а иногда сама как будто становилась ребенком, заново познавала мир, магический и не очень.
Иногда мы готовили что-нибудь особенное для нашего главы семейства. Мы могли провести на кухне целый день, превращая ее в нечто невообразимое. Это был настоящий кулинарный карнавал: повсюду летали продукты, тарелки маршировали под потолком, а чашки вальсировали под наши с малышом тихие напевы. Временами получалось неплохо, и эти дни становились для Джонни (моего благоверного) самым настоящим праздником. Но чаще получалось так, что мы забывали продукт нашего энтузиазма в духовке, и тогда ему приходилось молча давиться нашим «шедевром», дабы не расстроить наше и так хрупкое душевное равновесие.
А бывало, мы просто заказывали еду в ресторане, когда лень одолевала совсем, или когда Джонни становилось совсем жалко.
А еще я посвящала своему малышу стихи. Да что там! целые поэмы. Я! Волшебница, никогда в своей жизни не увлекавшаяся стихосложением, не написавшая ни одной рифмованной строчки даже в юности! Он вдохновлял меня все время, да так что ни о чем кроме него я и не могла писать. А потом, торжественно встав напротив камина, читала вслух и с выражением. Джонни с недоумением взирал на эти мини-спектакли, но благоразумно молчал. Вообще он частенько пользовался этой стратегией.
Время от времени, на меня накатывало умиление, и даже спокойствие, от того, что я никогда уже не буду одна, что он всегда со мною будет рядом. И нежность… я просто тонула в нежности, она захватывала меня, и я могла лишь наслаждаться этими чувствами, потому что они казались мне самыми правильными на свете. Сюита номер три Баха, ласкающая наш слух, разливалась по комнате, усиливая мои ощущения.
Малыш казался мне продолжением меня, и я любила его, полно, от всей души, как любила себя каждую секунду своей жизни. И я говорила: «Я люблю тебя, маленький». Много много раз повторяла ему и шепотом, и вслух. Очень часто мне хотелось замедлить время, чтобы мы никогда не расставались, ни на секунду. Но, увы, подобное не входило в рамки моих возможностей, несмотря на всю мою магическую мощь.
Когда срок уже подходил, я вдруг вспомнила, что не придумала ему имени, и всерьез взялась за дело. Я долго рылась в книжках и в Интернете в поисках подходящего, идеального, в общем, того самого имени. И вот когда надежда найти нужное была потеряна, я отыскала совершенный, на мой взгляд, вариант. Данталиан! Не правда ли прекрасное имя? Возвышенное, изящное, мелодичное. Данталиан – читающий мысли, изменяющий мыли, тот, кому подвластны чувства и науки, кого нельзя обмануть. Приняв подобное решение, я вызвала к себе мужа, торжественно посадила на кресло возле камина и тоном, не допускающим возражений, сообщила ему обо всем. Я ожидала ласковой улыбки, нежного взгляда или сдержанной похвалы, или все той же стратегии молчания, однако ничего из этого я не дождалась. Ведь Джонни (кто бы мог подумать!) был против. По его мнению, идеальное имя должно быть простым и понятным, и вообще он уже все решил, и отступать не собирается. Я грустно посмотрела на него, опустила голову и согласилась с его весомыми мужскими доводами. На время.
Через пару недель, когда мы втроем – я, малыш и мой драгоценный избранник спешно добирались до Центрального госпиталя, я вновь вернулась к теме имени. Глазами, наполненными слезами и широко распахнутыми, я жалобно глядела на супруга. А потом горько вздохнула и срывающимся голосом сказала: «Давай назовем его Данталиан… пожалуйста… обещай мне, что назовешь!» Разумеется, он обещал.
Спустя определенное время и некоторое количество моих мучений мой малыш родился.
Наверно, никогда не забуду этого мгновения, когда впервые взяла его на руки. Это было единение даже еще большее, чем прежде, хоть я и думала, что подобное невозможно. Я смотрела в его глаза и видела отражение своей жизни, в нем, в его жизни. Магия кружилась вокруг нас, связывая все сильнее и крепче. Меня переполняли счастье и нежность, и это было так прекрасно, так идеально, что почти невыносимо.
P. S.
Через пару дней, когда я впервые после появления малыша на свет услышала мысли моего Данте в своей голове, я поняла, что имя, данное мной, было пророческим. И что еще важнее – наша связь действительно не прервалась, и, судя по всему, прервется еще совсем не скоро.
Все будет. Так говорила Великая Королева. Что ж, все есть.