Не только в России, но и в Европе происходят протесты и демонстрации против сноса старой архитектуры. На слуху изречения «Архитектура - застывшая музыка», у Ницше: «Архитектура – властное красноречие». Обычно заархитектуристы говорят об исторической памяти. Но тут есть некоторый нюанс. Архитектура – не память, она больше, она самая история и есть. Сохраняя старую архитектуру, мы реально сохраняем фрагмент того времени, того быта, который эту «брусчатку», «фасад», «девушку с веслом» произвели. Увидев вдруг над дверями эстетического техникума гипсовых рабочих, я как в «Сказке о потерянном времени» или фильме «Зеркало для героя», попал туда, где мама отводит меня в детсад, а папа пишет кандидатскую, а брата принимают в пионеры. Возникает нечто, вызывающее трепет, дрожь, не могу подобрать слово.
И это не обязательно связано с личными воспоминаниями. Когда вдруг на аэроплане перемещаешься в другую страну , где совсем другой ландшафт, или даже просто в другой город (Севастополь, Кишинев или Ригу) , чувствуешь другое, с другими смыслами, другими временами. И эти времена не просто годы тому назад, там всё другое. Потом мы понимаем, что оно тоже наше, и наше «наше» меняется. Раньше мы абстрактно знали, что в Алапаевске вырос Чайковский, а в Екатеринбурге – изобретатель Попов. Но архитектура не абстракта, а реальна и даже очень реальна. Новодельный Пушкин возле пединститута ничего не производит, а гипсовая статуя с обломанным носом производит.
Новые застройки тоже несут на себе печать времени. Они наглые, тупые, они «стекляшки», они отражают лишь какие-то передвижения капиталов. Одни магазины сменяются другими, появляются новые, чужое, агрессивное стекло с рекламой, нужной не мне, а им. Больше ничего, просто ничего...
Иду по Радищева, беседую с приятелем, вдруг прохожий спрашивает: «Где улица Хохрякова?» Я несколько лет жил в квартале находящемся на этой улице, но я огляделся и спросил, удивив и прохожего и сам удивившись: «А мы на какой улице?» . Я знал, что иду по Радищева, но не мог понять в каком месте. Улицы застроены, непонятно чем, и неузнаваемы… Я находился на улице Вайнера, в самом центре. Посмеялись. Город становится чужим, и каждое старое здание - как соломинка.
Эти люди, которые застраивают и рушат, они - уже как роботы. Они, конечно, живут, но они живут не во всем объему времен и культур, они не чувствуют никакого объёма, никакой музыки, истории, никаких «девушек с веслом», не помнят как мама водила их в детсад, а папа писал кандидатскую… Они очень энергичны, но очень уж очень, не остаётся на другие отправления, начинается болезнь...
Как-то года два-три назад Даник посоветовал выбросить старую печатную машинку, а заодно - старый телефон и коробку радиолы, заржавевший велосипед «дорожный» с балкона, захламляли... Выкинул, но до сих пор жалко, щемит.
Как-то лет 20-25 спустя оказался мимо дома, где провел детство-юность на Первомайской. Ничего там особого не было в этом доме, просто жил, лазил по забору, катался с горки, играл в ляпки… «акатыбакаты чукоты мэ, абуль фабуль думанэ» …
Поэтому архитектура прошлых даже десятилетий производит священный озноб, она сакральна. И чтобы при этом не говорилось, общество будет сопротивляться, потому что разрушение исторической среды ведёт к потере самой культуры, которая в отличие «некультуры» расположена не в трёхмерном сегодня, а в четырёхмерном пространстве всей истории . И по некоторым причинам, хотя папа может плавать брасом и искать грибы, но создать старую иновременную архитектуру и даже просто архитектуру с какими-то смыслами новые застройщики просто не могут. В 30-ые, в 40 годы могли, даже примитивные черемушки хрущёвок производят тепло, а нынешний глобальный стеклобетон даже не производит классового чувства «небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой». Эта новая архитектура бург-стайловая эклектика, она тоже говорит, говорит о периферийном капитализме, то есть, просто о капитализме, о той его окраине, где начинается гангрена. Там в Париже ещё шумят шик, богатство, там бродили мушкетёры, Кот Давинчи, Мопассан, Гоген, Жан Гобен. Там гангрена пока не так видна. Там помогают сохранить "четырехмерное пространство" Монмартра Дюма, Гоген, Жан Гобен. Но и у нас есть ведь свои хранители. Здесь были Маяковский, Лиля Брик, Чехов (и они записали на скрижалях своих партийных книжек гимны для моей священной родины. Я могу показать то место, с которого я видел Фиделя Кастро...
Эти ХАЯТТЫ снесли дом, жил Гайдар, куда-то подевали домик Бажова. Кстати, даже на домах где жил их Ельцин, они не удосужатся повесить мемориальную доску. Наверное, потому что эти домам говорят: «Когда Ельцин жил в этих домах, он был нормальным свердловским парнем, волейболистом, строителем, успешным партийным руководителем, а когда переехал туда в далекие краснодеревные кабинеты кремлей, он стал расстрельщиком народных депутатов, предателем страны, пьяницей, дирижёром уличного оркестра».
--
Дома, где жил Ельцин. Ссылка: http://ako-polis.livejournal.com/433482.html
Ещё "концептуальное":
http://www.proza.ru/2012/04/06/500