Овощ

Муниципальная психиатрическая клиника находилась за городом. Обычный стационар, разве только что решётки на окнах.
Палаты имели всё необходимое: кровати, тумбочки, раковину. Скромно, но на всю жизнь здесь никто оставаться не собирался.
Андрей не спеша поднялся по грязным полуразрушенным ступенькам. Одна, вторая, третья…
Старая массивная дверь подалась тяжело и натужно. Словно каждый входящий был нежеланным гостем. Санитарка легонько подтолкнула мальчика в спину:
— Проходи, сынок. Ребята тебя уже ждут.
Несколько человек стояли у входа и с любопытством разглядывали поступившего.
— Привет!
В знак солидарности и поддержки каждый старался хлопнуть Андрея по плечу.
— В какую палату?
— Сейчас посмотрим, — ответила санитарка — где место есть.

Сев на заправленную постель, мальчик безучастно уставился в одну точку. Запах лекарств и бытовой химии давил на психику. Где он? Почему здесь? Кто эти худые с зелёными лицами дети?
Казалось, всё, что происходит, не имеет к нему ни малейшего отношения. Затухающее сознание, отчаявшись и устав сопротивляться, погружалось в хаос. Панические волны становились темнее и тяжелее. Андрей понимал: рано или поздно бездна раскроет спасительные объятия и примет его в свой непостижимый гротескный мир. Мысленно он давно смирился. Спорить и возражать не имело смысла. Он был ведомым. Голос уже не просил — приказывал: "Останься!"

Зашедшая взглянуть на новенького врач мгновенно оценила ситуацию. Ласково потрепав ребёнка по голове, она сказала:
 — Что пригорюнился? Всё у тебя будет хорошо. А сейчас переодевайся — скоро обед.
Сняв джинсы и свитер, Андрей надел спортивный костюм. А вот сменную обувь он взять забыл.
Санитарка принесла больничные тапочки и унесла домашние вещи.
Постепенно пришло осознание, что отныне он пациент, такой же, как остальные. С историей болезни, лечением и выписным эпикризом.
Ознакомившись с медицинской картой, Ольга Владимировна приняла решение начать с лёгких транквилизаторов. В начальной стадии седативные антидепрессанты давали положительный эффект. Благодаря своевременному обращению, правильное лечение могло дать неплохой результат. Как правило, в подобной ситуации до тяжёлой артиллерии дело не доходило.

Врач заполнила лист назначений и отнесла на пост. Глядя на медсестру, она с сожалением подумала, что подобные заведения для наивных молодых девочек не место — слишком разнятся миры. Здешний имеет иной ракурс и другое понятие о добре и зле. Со временем приходит осознание, что жизнь можно отождествлять с чем угодно, только не с таким понятием, как справедливость. Отсюда и профессиональное выгорание. Однако зарплата в отделении была немаленькой. К тому же доплаты за то, за сё, существенно увеличивали сумму оклада.
Персонал клиники не бедствовал, но через несколько лет становился профнепригодным — нервы.
— Ты присматривай за ним внимательнее, мало ли... не дай бог рецидив — предупредила врач медсестру.
Люба кивнула. Она старалась выполнять обязанности безукоризненно. Место в стационаре решало если не все, то многие проблемы. Съёмное жильё стоило недёшево. Но даже с учётом этих трат у неё оставались деньги и на одежду, и на вполне сносное питание. Девушка считала, что с работой ей повезло. Что касается специфики... то она надеялась со временем привыкнуть.

Ночь прошла относительно спокойно. После укола он не помнил, что ему снилось и снилось ли вообще.
Утром депрессивное состояние усилилось. Стоя у окна, Андрей с надеждой всматривался в больничные ворота. Он знал, что свидания разрешены только по выходным, но ему так хотелось, чтобы мама пришла вне графика. Наверное, если хорошо попросить, то ей бы позволили его навестить.
Асфальт под лучами весеннего солнца почти высох. Лишь кое-где сохранились грязно-серые остатки льда.
Пожухлая прошлогодняя трава даже на солнцепёке не спешила уступать место молодой поросли. Весенняя капель, скользнув по стеклу, стекала вниз, чтоб напитать собой землю.

Чёрный котёнок сидел на карнизе и смотрел в окно. Андрей постучал пальцами по стеклу. Точь-в-точь такой же, как жил у них, с белой манишкой и башмачками.
Встав на задние лапки, кот игриво следил за передвижениями пальцев. "Видимо, правду говорят, что у кошек девять жизней".
Несколько лет назад, невзирая на запрет, он пригласил школьного приятеля в гости. От компьютерных игр они перешли к играм с питомцем. Гость сказал, что если кошку сбросить с четвёртого этажа, то ей ничего не сделается. Для них это то же самое, что спрыгнуть с дивана.
Андрей спорить не стал — считая утверждение глупым.
Отлучившись в туалет, он вдруг услышал весёлый вопль.
— Смотри, смотри! Я же говорил — живой!

Старый кот сидел на грязном асфальте.
Не помня себя от ужаса, Андрей сбежал вниз. Васька уже отполз в кусты, и под ним растекалась лужа из смеси мочи и крови.
В ветеринарной клинике, взглянув на результат анализов, сказали, что кота лучше усыпить. Единственное, что могло бы его спасти, это гемодиализ.
Притихший Васька сидел на смотровом столе. Перед тем как уйти, Андрей обернулся. Их глаза встретились. Кот не пытался идти следом, он просто смотрел.
Андрей навсегда запомнил этот взгляд. В нём не было ни упрёка, ни мольбы, ни надежды.
Андрей шёл домой, нёс пустую переноску и плакал. Он не слышал ни шума проезжающих машин, ни людских голосов. Кругом стояла звенящая тишина. Его мир оглох, умер или просто исчез.


Заступив на ночное дежурство, Люба первым делом проведала новенького. Андрей ни с кем не общался. Он либо смотрел в окно, и, словно с кем-то играя водил пальцами по стеклу, либо лежал, плотно укрывшись одеялом. О том, что назначенное лечение может оказаться неэффективным, ей даже не хотелось думать. Редко, но в их отделении подобное происходило.
Этого мальчика почему-то ей было особенно жаль. Мир людей жесток и эгоистичен. Детский мир ничем не отличается от взрослого, порой он бывает даже более суров.
При виде Андрея пацаны глумливо кривили рот и вертели пальцем у виска.
— Овощ! Овощ идёт!
Просмотрев историю болезни, Люба обратила внимание на возраст — всего четырнадцать. А на вид и того меньше.
Как-то, наблюдая в холле за родителями и детьми, она обратила внимание на миловидную блондинку, пришедшую проведать Андрея. Люба смотрела и думала, что мальчику повезло. Некоторых не навещали вовсе. И даже не в передачках было дело — кормили в больнице неплохо, да и она угощала их чем могла. Но ведь пациентам, тем более детям, общение с близкими жизненно необходимо.
Взяв в процедурном шприц, она вошла в палату.
Андрей нехотя лёг на живот.
Лекарство подействовало не сразу, какое-то время он прислушивался к голосу.
Монотонно, словно мантру, тот повторял один и тот же вопрос: "Останешься?"
Скомканные, вязкие, словно тягучая смола, мысли текли нескончаемым потоком.
Он снова уходил, погружаясь всё глубже и глубже. Туда, где ему всегда были рады.

Со временем Андрей в отделении освоился. Персонал не злобствовал, но Люба как-то по-особенному была с ним ласкова. С соседями же по палате не повезло.
Вопли и крики напрягали. Дети или о чём-нибудь спорили, или дрались, или тупо слонялись по коридору. Слушая их откровения, он содрогался от отвращения. "Дома я помогаю папе баранов резать — башку держу, чтоб не крутили". "А у меня мама сама скотину режет. Недавно тёлку заколола. Та дурочка носом в пустой таз тычет, думает, мама ей поесть принесла. А таз-то для крови, которая течёт из перерезанного горла".
Андрей совершенно не понимал: что прикольного в таких разговорах? И что смешного в поедании живых рыбок из аквариума?

Наступил полный штиль. Погружения прекратились. Изредка память дарила воспоминания. Но чаще, не успев собраться в картинку, мыслеобразы, словно потревоженный пчелиный рой, хаотично разлетались в стороны.
Иногда их удавалось собрать воедино. И тогда...
Вот он, семилетний пацан, поднимается по ступенькам. Рядом дверь в подвал. Она почему-то всегда открыта. Замок ломают с настырной регулярностью. Андрей боится туда смотреть. Кажется, что в темноте кто-то есть. Поднявшись на крыльцо, он достаёт чип и облегчённо вздыхает.
— Мальчик, ты здесь живёшь?
— Да.
 — А ты не подскажешь…
Сильная мужская рука крепко сжимает запястье. Резкий рывок в сторону, и они оказываются у Той двери.
Мужчина сильнее, гораздо сильнее, но Андрей, крепко ухватившись за перила, держится изо всех сил и... молчит. Молчит потому, что мальчикам кричать стыдно. На счастье из подъезда выходит сосед с собакой. Андрей вырывает руку и бежит. Маме он ничего не скажет: он же мужчина, а мужчины не должны жаловаться и плакать.

В субботу утром котёнок не появился, днём тоже.
Напрасно Андрей ждал его у окна. А может, не его...
Мама не пришла.

В воскресенье Любочка сказала, что его ждут в холле.
Мама хорошо выглядела и приятно пахла духами.
— Как ты?
— Нормально. Когда меня выпишут?
— Не знаю, врач сказала, что недели через две. Нужно пройти полный курс.
– А школа?
 — Ты умный, пропущенный материал наверстаешь быстро. Ну ладно, мне пора.
Чмокнув сына в щёку, она отдала пакет с фруктами и поспешила к выходу.
Андрей ушёл не сразу. Он долго смотрел в окно. До тех пор, пока мама не села в ожидавшую её машину и не уехала.

В сестринской Люба раскладывала таблетки по контейнерам.
— Можно? — Андрей робко постучал в приоткрытую дверь.
— Входи.
Присев на свободный стул, он выложил на стол конфеты.
 — Угощайся.
— Спасибо. Мама принесла? — Андрей кивнул.
Голубые глаза, смешная чёлка наискосок, ямочки. У него никогда не было девочки.
Разглядывая её лицо, он мечтал, что когда-нибудь, когда станет взрослым, встретит такую же: хрупкую, нежную, женственную.
У него всё получится, должно получиться. Он справится. Может быть.

Ночью Андрей не мог уснуть. Желудок сосало. Растущий организм требовал дополнительных калорий.
Достав из кармана прихваченный в столовой хлеб, он ел и думал о себе, о матери, о жизни. Наверное, мама его любила. Родители должны любить детей. Если не они, то кто же? Ему не в чем было её винить. Она жила своей жизнью, независимо от того, нравилось это ему или нет. Имела право. Её личная жизнь его не касалась, и те мужчины, которых мать приводила, оставались для него чужими. Но не для неё — мама их тоже любила. Пусть недолго, но не её вина, что они уходили, прежде чем Андрей успевал к ним привыкнуть.
Сначала он мечтал об отце, потом, став старше, понял, что неправ. Нельзя решать за других, как им жить, пусть даже этот другой — мать.
Если приходили гости, Андрей, стараясь не мешать, уходил в свою комнату. Ему хватило и одного раза...
В тот день он пришёл из школы раньше обычного. Дверь в материну комнату оказалась открытой. Взгляд упал на кровать. Смуглая волосатая задница ритмично поднималась и опускалась. Снова и снова… Андрей развернулся и вышел.

Вечером он долго не мог уснуть. Казалось, в соседней комнате кто-то ведёт диалог. Он точно знал, что там никого нет — мать уехала в гости.
В последующие вечера чувство тревоги усилилось.
Утром, невыспавшийся и разбитый, он вставал и шёл в школу.
На уроках Андрей практически не работал. Да и общение с одноклассниками свёл к минимуму.
Школьный врач, обеспокоившись неадекватным поведением, пригласил его мать на собеседование.
Депрессивный психоз, как предварительный диагноз, не внушал оптимизма. В частности, большинство детских самоубийств совершаются именно в таком состоянии.
Врач посоветовал обратиться к узкому специалисту.
После посещения психиатра мама предупредила, что если Андрей не возьмётся за ум, то ему светит психушка. Ей почему-то казалось, что сын притворяется. Что причиной нервозности служит пресловутый подростковый пубертат.

Утром во время обхода Ольга Владимировна задала дежурный вопрос о самочувствии. После чего улыбнулась и сказала, что Андрею пора готовиться к выписке.
Голос, донимавший его последние месяцы, молчал. Сознание больше не дрейфовало.

Что произойдёт дальше, предсказать было трудно. Никто не знает достоверно природу психозов. И ни одно лечение не может дать стопроцентной гарантии, что подобное больше не повторится. В психиатрии можно уповать лишь на Господа Бога.

Люба сидела за столом и что-то писала. Андрей подбежал с сияющим лицом и выпалил:
— А меня выписывают!
— Я знаю. Рада за тебя. 
Андрей не мог так просто уйти — это было бы неправильно.
— Люба, нам сегодня на завтрак такой вкусный хлеб давали! — он вытащил из кармана и положил на стол припасённый с утра кусочек хлеба.

Медсестра смотрела Андрею вслед и понимала, что с выбором профессии поспешила: привыкнуть можно ко всему, но не к изуродованным болезнью детским лицам.
В психиатрии усилия зачастую оказываются тщетными. В отделении пациенты живут в иной, только им ведомой реальности. Они слышат нечто такое, чего не слышат остальные, и видят то, что для других незримо. И никогда никому не рассказывают, о чём им шепчет их тайный друг.
Иногда, словно сжалившись, Голос берёт тайм-аут. Но проходит время, и он возвращается снова, чтобы продолжить прерванный диалог.