На лесной поляне издавна росла огромная раскидистая липа. Вокруг нее постоянно бурлила жизнь: высоко в дупле устроились дикие пчелы, собиравшие нектар с ее цветков, среди ветвей гнездились мелкие птахи, в коре селились всякие жучки, у корней с одной стороны вырыла нору мышь, а с другой расположился муравейник. По весне из ее кроны доносилось соловьиное: «Липа- любимая наша отрада, липа- любимая наша семья!».
Ничто не предвещало каких-либо перемен, пока в один из теплых весенних дней из земли не выполз молодой майский жук. Поначалу его мало кто заметил, но когда он заговорил, сорока от изумления замолчала, а хозяйственные муравьи, направлявшиеся в свое жилище, выронили из лап огромную гусеницу.
Свою речь он начал издалека: что-то о тектонических сдвигах, кое-что о солнечной активности, и наконец, о том, что старая липа, возле которой вывелось не одно поколение насекомых, находится в опасности: корни-де уже не те, что лет пятьдесят назад, да и снизу слышен подозрительный треск. Майский жук знал, о чем говорил,- как-никак он несколько лет тщательно подгрызал эти самые корни, будучи личинкой.
Внимавшая ему живность сначала замерла, затем зашумела: пришлая муха зажужжала: «Не можжжет этого быть!», мышь, обойдя дерево, пропищала, что жукам вообще свойственно все преувеличивать, пчелы сверху сообщили, что ничего необычного не замечали. Муравьи, обвинив майского жука в паникерстве, немедленно затащили его в муравейник, где сразу и съели. Впрочем, кто и когда любил тех, кто приносит нерадостные вести?
Тем не менее, обитатели коммунальной липы решили все-таки проверить слова съеденного трибуна, выписав Дятла, признанного эксперта в области лесного хозяйства. Последний прибыл довольно скоро; оглядев липу со всех сторон, устроился на толстой ветке и начал простукивать ствол. Едва он успел клюнуть гусеницу непарного шелкопряда, доедавшую молодой лист, как дерево неожиданно треснуло и разломилось.
Возможно, майский жук оказался прав, и липа действительно была слишком стара, кто знает? Но в глазах работодателей Дятел был единственным виновником катастрофы. Мудрые головы в конце концов выдвинули убедительную теорию в подтверждение его злодеяния, пусть и невольного. Версия о генетически модифицированной дятловой чумке, предложенная жабой, обитавшей на краю поляны, казалась самой правдоподобной. Жаба в свое время умудрилась сбежать от студентов-медиков не только живой, но и поднабравшейся знаний. Эта самая дятлова чумка, немедленно переименованная в чумищу, перекинувшись на дерево, мгновенно его и сгубила.
Упавший ствол липы перегородил поляну, на шум сбежалась почти вся лесная живность: медведь, дикий кабан со своими домочадцами, десяток зайцев и пара лосей.
Невесть откуда взявшийся кузнечик быстро запрыгнул на лосиные рога и с их высоты сообщил, что «у него есть идея». Восстановление липы, к счастью, дело совсем не сложное, главное - поднять бревно и правильно совместить щепки на сколе. «Дайте мне,- стрекотал он,- точку опоры, и я переверну мир!».
Обитатели липы призадумались: план кузнечика казался вполне реалистичным и реализуемым. Пчелы, наслышавшись где-то про «бизнес-ангелов» и венчурное финансирование, пообещали медведю 50% липового меда будущего урожая за содействие в восстановлении дерева. Последний привлек к проекту двух кабанов покрепче и одного лося. Общими усилиями они безуспешно пытались водрузить упавший ствол на место, едва не уронив его на муравейник. Муравьи, с тревогой наблюдавшие за происходящим, сразу окружили автора проекта- кузнечика, и тут же съели- за излишний идеализм, не совместимый с реальностью. Медведь попытался было получить хоть что-нибудь в качестве компенсации за лапу, оттоптанную кабанами в ходе операции, но пчелы платить отказались, заявив, что проект был венчурный, а риски надо было хеджировать.
Тем временем настало лето, вокруг пня расцвел иван-чай, пчелы деловито собирали нектар, а однажды в гудящем и жужжащем рою был замечен даже важный шмель, стремившийся застолбить в душистом эльдорадо небольшой участок. Казалось, сообщество, сложившееся вокруг старой липы, переживает новый расцвет.
Радужные надежды на светлое будущее рассеялись довольно скоро: с первыми осенними ветрами пышные заросли иван-чая поникли, и лишь тонкие былинки напоминали о прошлом великолепии. Птицы, когда-то гнездившиеся на липе, давно улетели в теплые края, пчелиный рой переселился на другое дерево, а хозяйственная мышь почти не выходила из своей норы, до потолка набитой зерном. Муравьи же, приспособившиеся было ловить насекомых, слетавшихся на медонос, доедали последнюю муху из неприкосновенных запасов, намереваясь впасть в зимнюю спячку почти натощак.
Незадолго до устойчивых холодов на обломки старой липы вскарабкались жук-щелкун и жук-долгоносик, созывая оттуда всех лесных обитателей. «Вы, могучее племя термитов,- обратился к муравьям жук-щелкун,- достойны лучшей доли, чем ютиться в своем муравейнике!». «Ты, мышь, можешь иметь просторное зернохранилище!»- вещал жук-долгоносик. «А вы,- обращаясь ко всей любопытной живности,- можете жить лучше, не глодая зимой еловые ветки и лишайники».
Все собравшиеся внимали жукам с небывалым интересом. Пришельцы цитировали «Эдду», где описывались цверги- духи земли с их огромными неисчерпаемыми богатствами, обитавшие где-то около большой липы.
- Но позвольте,- воскликнула жаба,- там, кажется, упоминался ясень…
- Ничего подобного, в новом переводе это липа.- Возразил долгоносик. - Именно наша липа. Центр Вселенной.
- Вы еще скажите, что цверги- это гномы из диснеевской «Белоснежки»,- съехидничала уязвленная жаба.
- Это их потомки… Измельчавшие родственники. Да и какая, собственно, нам разница, мы же не родословную составляем, а ищем их золото, оно-то никуда не делось!- парировали жуки.- И мы все вместе должны его найти,- добавил щелкун с показным миролюбием.
Лесная живность была не очень сведущей в мифологии, но речи о гномах слушала, не перебивая. Когда ораторы сообщили о гипотетическом золотом запасе подземных жителей, припрятанном под липой, аудитория и вовсе затихла, боясь пропустить даже слово.
Неугомонная жаба попыталась было выяснить, насколько точно определены координаты клада, но окружающие посмотрели на нее с немым укором. Жук-щелкун обиженно замолчал, картинно заламывая сразу две пары лап, а долгоносик, косясь на жабу, возопил:
- Темнота и дремучее невежество! По данным последних исследований конголезских ученых, ясень, простите, липа из «Эдды»- это наша липа, и вход в хранилище цвергов- здесь, что подтверждает и расшифровка снимков со спутников.
Космические изыскания специалистов из Конго окончательно убедили последних скептиков,- разумеется, с экватора все виднее. Никто уже не сомневался в существовании гномов и их золота, а вот вокруг способов добывания сокровищ разгорелась невиданная дискуссия. Каждый обитатель проявил недюжинные познания в области геологоразведки. Старый кабан предлагал просто выкорчевать пень, а лиса- вырыть проход прямо к хранилищу богатств. У мыши были сомнения насчет целесообразности рытья, она опасалась, что в ходе работ в прорытый тоннель могут провалиться ее запасы зерна, а кормить из своих кладовых ни цвергов, ни их предполагаемых потомков-гномов ей совсем не хотелось. Поэтому мышь настаивала на точечном бурении как наиболее современном методе поиска сокровищ.
Жуки тем временем достали высокоточный эхолокатор- два связанных ивовых прута, и в полуметре от входа в мышиную нору инструмент в их лапах нервно задергался. Мышь в преддверии масштабных земельных работ срочно направилась укреплять стены своего зернохранилища. Остальные, стоя на пороге новой эры, с трепетом следили за каждым движением жуков. Едва осознав историческое значение великого открытия, лесная живность, объединившись в Товарищество обитателей липы, принялась обсуждать варианты инвестирования добываемого золота.
Муравьи, ощущая себя настоящими термитами, собирались построить муравейник-небоскреб, кабан требовал возвести современную липу из металла и пластика, украсив ее иллюминацией и снабдив фумигатором для отпугивания комаров. Медведь предлагал вложить все деньги в разработку новейшей технологии производства меда без участия пчел, и даже зайцы, к липе никакого отношения не имевшие, надеялись профинансировать поставку партии моркови.
В ожидании будущих доходов товарищество немедленно выделило жукам аванс на закупку всех необходимых материалов и оборудования, включая лопаты и телескоп. Взяв деньги на начало изыскательских работ, жуки, помня о судьбе своих предшественников, ведомых добрыми намерениями, пробурили тайный ход в сторону зарослей папоротника, где и исчезли навсегда. Всю зиму участников товарищества мучили два вопроса: добрались ли долгоносик и щелкун до вожделенного золота и зачем им понадобился телескоп?
Наступила весна, а новостей от жуков все не было. Уныние лесных жителей продолжалось недолго: жуки, героические исследователи подземного мира, были признаны съеденными цвергами; эхолокатор, оставшийся бесхозным, поместили в созданный Музей липы, а на оставшиеся деньги товарищество отправило в Конго подробную телеграмму об итогах изысканий, в которой выражало надежду на то, что наука когда-нибудь раскроет тайну клада гномов.
Муравьи, не забыв идеи многоэтажного строительства, разобрали трухлявый пень и увеличили свой муравейник почти до трех метров в высоту. Его обитатели расползлись на заработки: выращивали тлей на плантациях дикой малины на соседней поляне, а под липовым бревном устроили гостиницу «Bed&Breakfast» для лесной живности. Кров предоставлялся то зайцу, то хорьку, а вот завтрак в виде блох, оставленных постояльцами, доставался хозяевам.
Мышь, укрепляя стены норы, наконец-то сделала капитальный ремонт своего жилища, чему была несказанно рада. Медведь удовольствовался новым соглашением с пчелами и охотно выступал перед кабаном и лосями о вреде искусственного меда и прочих ненатуральных продуктов. В сущности, никто уже и не вспоминал старую липу.
Наконец неподалеку от ее полусгнившего бревна самосевом вырос клен. Не липа, конечно, но рос он гораздо быстрее, заслоняя своими листьями огромный муравейник от ненастья. Вокруг него забурлила жизнь, и майскими ночами в молодых ветвях приглашенный соловей распевал: «Клен ты наш любимый, клен ты наш зеленый…»