Недавно тост я слышал на пиру.
И вот он здесь записан на бумагу -
Не так, как тамада его сказал,
А так,как я,проспавшись,вспомнил.
К.М.Симонов
Я тоже, можно сказать, был на пиру – на банкете моих однокурсников по случаю очередной годовщины окончания университета. И на нашем пиру произносились замечательные тосты. Но сильнее, чем слова тостов, мне запомнилась житейская история, рассказанная Виктором, моим однокурсником. Рассказал он её не за столом в ресторане, а по пути на вокзал. Мы шли вдвоём по вечерней Москве от центра к площади Трёх вокзалов. Нам было по пути: в ту ночь он электричкой уезжал в свой маленький подмосковный научный городок, а я жил тогда недалеко от этой площади.
В студенческие годы нам доводилось общаться довольно часто. Два курса мы состояли в одной учебной группе, один год жили в общежитии в комнате на восемь человек, неоднократно вместе участвовали в туристских походах и в различных соревнованиях, устраиваемых между группами нашего очень спортивного курса. Виктор был тогда крепким спортивного сложения парнем, успешным студентом и очень уверенным в себе человеком. Порой - даже несколько излишне самоуверенным человеком.
А в нашей прогулке по Москве, несмотря на недавно принятую дозу алкоголя, Виктор был задумчив, мрачноват и совсем непохож на себя того, энергичного и целеустремлённого, каким я помнил его по студенческим годам. Пытаясь расшевелить моего попутчика, я стал задавать вопросы, обычные при встрече хорошо знакомых, но давно не встречавшихся людей: о работе, о семье. О жизни.
Завязался разговор. Точнее говоря, это был не разговор, а, в основном, монолог Виктора, изредка прерываемый длительными паузами. Разумеется, я не вёл записи этого монолога и привожу рассказ Виктора «так, как я, проспавшись, вспомнил». Совсем как Симонов.
«Работа? Ну о чём тут рассказывать» - начал Виктор. «У меня всё, как у многих из наших с тобой однокурсников. Мне нравится моя работа. Я давно защитил кандидатскую. Уже несколько лет заведую отделом института. Регулярно публикуюсь. Думаю, что в ближайшие два - три года буду готов защищать докторскую.»
Некоторое время мы шли молча. Затем Виктор продолжил рассказ. Он говорил так, будто разговаривает сам с собой.
«Семья? Ну что ж, у меня хорошая семья – жена, двое детей – мальчик и девочка. Сын уже ходит в школу. Я женился вскоре после окончания университета. Жена из хорошей семьи. Она - педагог. Она умная, добрая, миловидная. У нас – хорошая квартира. Я, как ты понимаешь, уже давно неплохо зарабатываю.»
И опять замолчал. Мне не нравилось то, как он говорит. «Так в чём же проблема?» - спросил я.
Молчание затянулось. А затем вдруг начался взволнованный, временами не очень последовательный рассказ.
«Ты спрашиваешь, как я живу. Можно сказать, что мои дела – в прекрасном состоянии. И можно сказать, что жизнь моя – сломана под корень, как ни ходульно звучит это Но всё обстоит именно так.
Я привязан к моей семье, я горячо люблю моих детей, я сильно любил жену и относился к ней нежно и заботливо. Мне казалось, что и она любит меня. Я считал, что и в постели у меня с ней – полная гармония.
А она мне… изменила. Она… мне изменяла! Что делать? Как дальше жить с памятью об этом?»
Последние слова Виктор говорил прерывающимся голосом, через боль. Замолчав и отдышавшись, он продолжал:
«Ну, раз уж заговорил, нужно договаривать, нужно выговориться. Как я узнал о своём несчастье… … В командировку в наш институт прилетел из Новосибирска мой давний хороший знакомый по работе. По предварительной договорённости, перед отъездом из института, завершив все свои дела, он зашёл в мой служебный кабинет и достал из портфеля бутылку коньяка.
Был конец рабочего дня и конец рабочей недели. Самое подходящее время выпить с хорошим человеком «на посошок», отметив заодно и встречу, и расставанье! Я быстро организовал «мероприятие». И только мы сели за стол, как ко мне по какому-то пустяковому поводу пришёл наш «кадровик», мужик довольно неприятный, большой любитель выпить (предпочтительно - за чужой счёт) и ещё больший любитель рассказывать малопристойные истории.
Так сложилось, что пришлось пригласить к столу и его. Выпили по первой. И по второй. И далее. «Кадровик», обнаружив «свежие уши», начал излагать свои истории моему другу, не забывая раз за разом опорожнять свою рюмку. Основной темой его рассказов были успехи у женского пола Сашки, его приятеля, водителя директорской «Волги».
«Кадровик» уже давно был мне неприятен. Наверное, поэтому очень скоро я совсем перестал прислушиваться к его повествованиям, а стал думать о своих планах на следующую рабочую неделю. Но в какой-то момент рассказчик заметно «добавил громкости», явно привлекая моё внимание. Речь шла об очередном успехе Сашки – водителя. В соседнем населённом пункте он подобрал симпатичную молодую даму, попросившую подвезти её до нашего городка. (Нужно сказать, что городок наш невелик и почти все его жители знают друг друга.) За недолгую дорогу Сашка уговорил попутчицу «полюбоваться очень красивыми, только ему известными» видами леса, через который проходило шоссе.
Попутчица согласилась. Сашка съехал с шоссе и по накатанной просёлочной дорожке заехал в лес. Там в тени листвы к взаимному удовольствию они почти час «любовались видами». А потом умывали разгорячённые лица водой из лесного ручья.
«Кадровик» повернулся ко мне: «А Вы знаете, что за дама была Сашкиной попутчицей?»
Я зачем-то спросил: «Так кто же?»
«Ваша жена!»
Ответ на несколько секунд ошеломил меня. И тут же пришла ярость. «Ты что несёшь! Совсем пропил и совесть, и мозги! Убирайся отсюда! Не то…» Я схватил со стола бутылку и рванулся к этому...
Но мой сибирский друг удержал меня, обхватив обеими руками. «Кадровик» выскочил за дверь.
Всё ещё удерживая меня, друг говорил: «Успокойся. Давай ещё немножко выпьем. Потом ты проводишь меня до автобуса на Москву.. Этот тип, конечно, отъявленная сволочь. А тот водила, о котором он рассказывал, может быть, просто хвастун, и все его так называемые победы им же самим и выдуманы. Не горячись. Разберёшься.»
Я молчал. Мы немного выпили и отправились к остановке автобуса.
Конечно, позиция «Моя жена вне подозрений» - самая разумная. При посторонних. Но каково наедине с самим собой решать, как ты должен реагировать на положение, в которое попал. Ты - и прокурор, и адвокат. И свидетель и потерпевший. И - судья. А, может быть, в чём-то и виновный. Потянулись воспоминания, связанные с названным именем. И как-будто пелена спала с моих глаз…
…Утро. Рядом со мной просыпается моя жена. Сладко потягиваясь, в полусне, она нараспев с нежной интонацией произносит: «Са –а- ша…». Я шучу: «Видно, совсем околдовал тебя наш дружок» . (Накануне вечером у нас в гостях был наш давний друг научный сотрудник Саша, очень хороший человек и интересный собеседник.) «Придумываешь!» - фыркает жена. «А вдруг?» - беззаботно смеюсь я. (Даже о существовании другого Саши, я тогда ещё не знал.)…
… Прошло два – три года. Однажды мы были дома вдвоём с женой. И вдруг в квартиру вошёл человек. Я с недоумением посмотрел на него. Он тут же извинился, сказал, что перепутал адрес и быстро вышел. Это был Сашка, водитель. Зная уже о нём, как известном ловеласе, я спросил у жены, к кому, как она думает, приходил в наш дом Сашка. Жена назвала имя одной из соседок, женщины не самого строгого поведения. Ни каких подозрений не вызвал у меня и этот случай. Не полностью уверен, но со временем мне стало казаться: в эти часы дома я оказался случайно. И как будто можно, идя к женщине, перепутать адрес!
Моя мама, изредка приезжавшая погостить к нам в Подмосковье из Донецка, очень хорошо относилась к моей жене с самых первых дней их знакомства. Поначалу, пожалуй, не очень высоко оценивала её внешние данные. Но однажды сказала: «Ты знаешь, твоя жена за последние годы заметно похорошела и расцвела. Заботься о ней. Доверяй. Но поглядывай.» Я не отнёсся всерьёз к намёку мамы.
Было ещё несколько отчётливых «сигналов тревоги». Но, при моей самоуверенности, я правильно осознал их, к сожалению, слишком поздно.
О разговоре с женой рассказывать тебе не буду. Что я сделал, когда случившееся стало мне полностью известно? Почти ничего. Из семьи я не ушёл, не желая портить жизнь моим детям и понимая, что жить без них мне самому будет очень тяжело. Подрастут – посмотрю, как жить дальше. Из «Научграда» не уехал, не желая ломать свою научную карьеру. Набить морду Сашке не пытался, не желая привлечь ещё больше внимания публики к моей беде. Да и не уверен я, что вышел бы победителем в такой драке. А дуэли на пистолетах у нас не приняты.
Есть «народная мудрость»: измена мужа – плевок из дома, измена жены – плевок в дом. Если судить по этим словам – очень мягко относятся наши люди к супружеским изменам. Но для меня измена жены была плевком не в дом, а в мою душу.»
Встречаться с этим однокурсником мне больше не довелось.