14 марта.
Отделение неврозов и пограничных состояний.
Сюда я пришла сама, попросив у врача направление, пройти профилактическое лечение или отдохнуть. Отделение санаторного типа, выход свободный, можно гулять по парковой территории, а за территорией - в прилежащем лесу. Палаты – отдельные боксы на два или одного человека. Я разместилась в двухместном боксе. Со мной лежит женщина из г.Припяти.
Еще мало с ней знакома, но лицо ее вроде бы добродушное, нет на лице обозленности с зажатым ртом, но глаза грустные, очевидно, тоже мучает ее болезнь. Набрала с собой бумаги и ручек, чтобы писать. Здесь, уже знаю, свободного времени будет предостаточно, и можно отдаться перу и бумаге.
Дети мои в садик определены давно. Еще в том году, когда я тяжело заболела при Павлике и меня отвезли в больницу. Соседка отвела детей в Горсовет, взяла справки у врача о моей госпитализации, и детей за один день определили в детский сад. С тех пор они ходят в садик, а мы с Олей работаем. По приезде Ольги и после рождения ее доченьки Аннушки, она тоже устроилась работать в детский садик, в тот же, где и меньшие дети, и ее дочечка вместе с ней в садике. Приняли как ребенка работницы. Я буду здесь около месяца. Тяжело ли им будет без меня? Думаю, что да и нет. Зоечка у нас большая помощница, много помогает нянчить Аннушку, играет с ней, купает ее, одевает и даже умеет накормить. Вобщем – готовая нянька. Очень любит возиться с маленькими детьми. Даже в садике другим деткам помогает зашнуровать ботиночки – мальчикам.
Сегодня гуляла в лесу. Боже, какая тишина, треск веток, чуть шелест ветра, весенняя прохлада и веяние грусти. Да, лес навеял на меня ужасное состояние грусти, грусти до слез. Опять жалость к самой себе за свое одиночество, которое гложет и гложет, глубоко проникая ранами в душу. Да до каких же пор это будет? Может, и не надо было сюда приходить. Дома некогда обращать на себя внимание. А здесь, снова все всплывает наружу: обиды от мужа, оскорбления, жалость к себе, жажда чувства любви хоть к кому-нибудь. Но этого кого-то нет и не предвидеться в будущем.
Пришла на обед вся в слезах. Сестра увидела мое заплаканное лицо и сказала: будете плакать, расскажу врачу, выпишут болезненные уколы.
Что и здесь серу колят? – подумала, но вслух не высказала. Это хорошо, что я могла поплакать, хуже, когда не можешь плакать.
После обеда тихий час, но спать не хочется, сажусь за тумбочку на маленьком стульчике, удобно пристраиваюсь к бумаге и начинаю писать. Но что писать?
Опять возникает желание писать ему, рассказывать и рассказывать тому, кто и не заслуживает, чтобы с ним я разговаривала, но больше некому, тем более вспыхнувшая вновь та глубокая обида на него, заставляет снова ему что-то объяснять. Ладно, буду писать ему, но без имени и упреков, просто рассказывать свою жизнь, жизнь детей. Может когда-то, и попадут ему в руки эти записи. Может в старости, может раньше, а может и
никогда.
15 марта
Нет – это надо записать! Вчера, после тихого часа меня вызывают к врачу. Открываю дверь, а за столом сидит мой амбулаторный лечащий врач из поликлиники.
Ася Абрамовна! – восклицаю, вы перешли в стационар?
- Не совсем, по совместительсту.
- А что же вы мне не сказали, когда направление давали?
- Да я и сама не знала, вчера только получила назначение. Сегодня первый день дежурства.
- Боже! Как хорошо! – снова восклицаю. Вы будете меня лечить?
- Да, я взяла твою историю болезни. Если хочешь, походишь ко мне на гипноз.
- Конечно, хочу!
_ Люда, я здесь вычитала в твоей истории болезни, кое-какие сведения о твоем муже..
- Что именно?
- Кулак за пазухой он держал на тебя.
- Да, знаю я, знаю..
- Но не только это. Он же испортил тебе диагноз. Алкоголизм и наркомания – это же ты сама понимаешь что…
-Да, да, я помню, это когда я попала к доктору Шнайдеру?
- Именно тогда.
- Теперь я понимаю, почему он лечил меня серой, поэтому да?
-- Наверное…
- Ой, Ася Абрамовна, я уже ни чему не удивляюсь. Это пройденный этап обид.
- Так почему же ты, дорогая, до сих пор страдаешь по нему?
- Не знаю. Да не страдаю. Просто, выговориться надо, выплюнуть все из себя, вот и пишу. Но пишу, и только. Я нашла метод снимать с себя стрессы письмом на бумаге. Мне это помогает.
- Ну, если так, то пиши, но смотри мне, ни слова в эфир…
- А что за женщина со мной в боксе? Молчаливая такая. Что не спрошу, она молчит.
- Она не может говорить..
- Немая, что ли? Но она меня слышит, потому что отвечала жестами и верно.
- Ей отняло речь. У нее погиб сын в Афганистане.
- Боже! И что она никогда не сможет уже говорить?
- Неизвестно. – и Ася Абрамовна пожала плечами.
Я вышла из кабинета в ужасе. Но не от слов, какие когда- то на меня наговорил муж. А от судьбы женщины, которая со мной в палате.
Сразу куда- то испарились свои невзгоды и страдания. Как мелочны они по сравнению с горем этой женщины.