Следующие несколько дней мы провели в Академии. Я читал лекции, принимал больных, рассказывал Кальмате и студентам что и как, и сорок восемь человек спустя упал без сознания. Я знал, что сливал энергию бесконтрольно, и что этим кончится, просто не мог остановиться.
Вечером очнулся в комнате Астангира. Его нигде не было, что понятно – здесь никто не сидел без дела. Я вышел из дома, и пошел к Симарелиусу.
Он сидел на веранде со своим коньяком. Вечнозеленый плющ обвивал ее, образуя кружевной узор рамки, в которой, как картина, были видны живописные окрестности Кауре.
Мой биологический отец молча указал мне на стул рядом. Я сел и долго рассматривал его лицо.
- Мне говорили – забудь. Прости, забудь. А я всегда отвечал –нет. Не давите свою боль, не хороните ее в рутине, не пытайтесь ее «забыть». Дожди амнезии стирают не только боль, они стирают то, что ты есть. А, забыв о том, кто ты, ты не сможешь идти дальше, и достигнуть своего потенциала. Все, что случилось, нужно прятать от безжалостных каждодневных дождей забвения, желающих смыть не только боль, но и твою суть.
Мы не можем делить случившееся на «хорошее» и «плохое», Домиарн, и помнить только «хорошее». Во-первых, мы не знаем, что было «хорошее», а что «плохое», а, во-вторых, это все равно, что обрить половину головы, и так ходить. А если спросят – то ответить, что, мол, я оставил только те волосины, которые мне нравятся. А которые не нравятся – сбрил.
Ну и что осталось? Ополовиненный идиот? Именно так кармически выглядят люди, старающиеся «забыть плохое». И рано или поздно все то, что они так яростно стараются забыть, вернется к ним снова – не в этой, так в следующей жизни. Ибо не забывать надо, а выяснять, почему мы посчитали эти события «плохими», и что мы сделали для того, чтобы они с нами произошли. И как сделать так, чтобы этого больше не случилось.
Знаешь, что я еще понял? Что нет таких понятий как «ошибка» и «предательство». Ошибка – это форма движения наверх. В тот момент ты просто не знал, как сделать по-другому. Ты допустил «ошибку» - что-то пошло не так - значит поднялся выше. Нельзя корить себя за «ошибки» больше, чем ты мог бы корить себя за то, что сделал один шаг вперед.
Может, не туда, но не на месте же стоять? А «предательство» - это просто иллюзия. Человек поступил с нами так, а не иначе. Не потому, что он нас «предал», а потому что мы видели его не тем, чем он был. Он-то себе не изменял. Это мы сидели в заблуждении. Надо быть прозорливее. Это тоже опыт.
Темно-серое небо низко нависало над городом. Да, он ничего не забыл. Умудрился остаться безутешным даже более двадцати лет спустя. Но его безутешность не рвала душу бессмысленно. Он не дергался на поводу у этой боли, как привязанное животное. Он размышлял, выяснял, анализировал. Он хотел понять, откуда что взялось, почему оно там взялось, и что надо делать дальше.
- Расскажите, как вы познакомились с моей матерью.
Симарелиус вздохнул.
- Я приехал в Дейкерен на встречу с эмиссаром короля. Приехать должны были все губернаторы и контролирующие лидеры. Поэтому народу в городе набилось много. Встретил я там голубчиков моих неразлучных Ино Орна-Дорана и Гранимера Лио. До официального приема оставалось часа два. Решили отметить встречу, и поехать перекусить, но чтобы только не в ратуше. Мы видеть не могли эти рожи, а еще целый день с ними там сидеть. Едем по улице, и тут мой кучер останавливает карету, и говорит, что у лошади отвалилась подкова.
А Орна-Дорана и Лио этому будто рады. Веселые, полные энергии мужики. Ну и пошли, говорят, пешком, растрясем жир. Любимые были мои друзья. Не пойми меня неправильно – странные люди, допускаю, но... хорошие, приличные. Таких сейчас уже не делают... – Симарелус улыбнулся своим воспоминаниям.
А я вдохнул этот ни с чем не сравнимый запах давно ушедшего, и солнце ударило в глаза. По улице шли трое хорошо одетых людей средних лет. Они громко разговаривали, хлопали друг друга по плечу. Из дома, мимо которого они проходили, вдруг раздались крики, шум, и из дверей, закрывая лицо платком, выскочила женщина. В слезах оглянулась по сторонам, бросила беглый взгляд на проходящую мимо троицу, и... рухнула на ступени без чувств.
- Совсем не похожа на мою мать... – Я положил руку на его, дрожащую. – Что было дальше?
- А дальше Орна-Дорана и Лио ее подхватили, и потащили назад к моей карете. Я за ними не успеваю, кричу – лошадь! Подкова отвалилась! А они мне отвечают – да хоть голова отвалилась, быстрее, говорят, а вдруг этой женщине угрожает опасность. Вобщем отвезли мы ее к каким-то знакомым Орна-Дораны в городе. Вечером, после приема у Таонура, я не мог дождаться снова ее увидеть. Запала мне в душу эта красавица, понимаешь. Поехал в тот дом, а мне сказали – она отлежалась и ушла. Куда? Не знаем, наверное, домой. А где она живет, спрашиваю? А вы что, не знаете, отвечают мне, это же жена первого советника Дейкерена, барона Гидеалиса.
Услышав это, я потерял надежду на знакомство. Прежде чем возвращаться домой, поужинал вместе с Ино и Гранимером. Спросил у них совета. И Ино мне сказал, что, мол, Гидеалис вообще кроме себя самого никого больше не любит, и ничего не замечает, а такие никого не ценят, и что она, бедняга, наверное, сидит, и сохнет без любви с таким вот, как этот убогий. Вобщем дал мне надежду. Мудрый был старик. Жаль, что отношения с сыном не сложились. Хотя Герондес – тоже неплохой человек, но уж очень негибкий, бескомпромиссный...
Симарелиус переполнился воспоминаниями о ссоре Ино и Герондеса, свидетелем которой стал.
- Эта их ссора. Герондес застал отца в объятиях своего бухгалтера, и не смог ему простить такого аморального поведения. Я думаю, что именно та ссора свела Ино в раннюю могилу. Лио после этого попал в сильную немилость. Герондес после смерти отца отобрал у него все, и выгнал не просто из своего дома, а из Орна-Дораны. Я умолял его не делать глупостей, я взял Лио к себе, и предложил ему мне служить. Но он отказался. Я думал, что он наложит на себя руки...
Он был очень предан семье Орна-Дорана, и не видел своей жизни без них. Правда, несколько недель спустя Герондес позвал Лио назад. Одумался, дурак молодой. Без Гранимера там все развалилось. Хоть и говорят, что нет незаменимых слуг, но вот Лио был как раз таким – богом финансов и цифр...
Я нетерпеливо коснулся руки моего собеседника.
- Давайте вернемся к моей матери.