От Ганина леска катилось по полю, невесть откуда взявшееся снежное облако. По мере приближения, в центре его появилась черная точка и послышался треск, словно по ночному Питеру мчался обалдевший от пустоты пространства, байкер.
- Что это? - спросила Алла, не перестававшая всему удивляться, и в то же время не желающая ни во что верить.
- Егерь... Пашка Ульев, - ответил, посмотревший вслед за ней в окно Валерка и тут же забеспокоился. - В Жуду, не-бось, катит...
Блин!.. Он кажется мимо!
Валерка выскочил из-за стола, расплескав на клеенку остатки чая из кружки, опрометью бросился к дверям, на бегу прыгнул в валенки, и громко хлопнув дверью, в одной рубахе, без шапки, выскочил на мороз, стал громко кричать и размахивать руками, как одичавший островитянин, увидевший паруса. Снежное облако изменило направление движения, и через несколько секунд у избы Жуковых стоял снегоход, за рулем которого сидел небритый человек в военной форме, но без погон.На голове лохматая, как у Шишкина шапка - наверное, сейчас в Заозерье такая мода - на спине автомат Калашникова.
- Пап, настоящий? - спросил уткнувшийся носиком в холодное стекло Пашка.
- Это Паша Ульев, - сказала Анна степановна. - Помнишь его,Андрюша?
Пашка Ульев - парень из Лешьих Полян - был на год или два старше Андрея. Учился в Рязанском десантном. По приезду в летние отпуска, со старшим братом Костькой, на мотоцикле "Минск" рассекал по Заозерью. За рулем Костька, отслуживший в морской пехоте Северного флота, в тельняшке и черном берете, Пашка - в курсантской форме,белый ремень, аксельбант, полная грудь значков, синяя беретка - позади. Приехав в какую-нибудь деревню, Пашка первым делом доставал из кармана бархоточку, и начищал сапоги на скошенном неуставном каблуке. Мамаши, имевшие взрослых дочерей, мечтали: "Мне б такого зятька!"Девки, при виде Паши, теряли покой и разум. Парни собирались в кучку,угрюмо молчали, но связываться опасались. Их там в десантном всяким приемчикам учат. Вон он как в Веровом Бору хряпнул о земь первого силача и драчуна Тоху Сома. Сом минут десять лежал, хрипя и стоная, прежде, чем встал и понурившись ушел домой, предварительно окинув взглядом всех, кто видел его позор. Оклемавшись Тоха поколотил и тех,кто видел, и тех кого даже близко не было.
Сколько Андрей ни всматривался - никак не мог признать в сидящем на снегоходе того самого курсантика Пашку Ульева.
- Он в Афганистане ранен был тяжко. Чудом жив остался, но вроде как не в себе теперь, - сообщила Анна Степановна.
В избу, с криком:"Я с Пашкой в Жуду еду! Чего купить надо, теть Аня!", ворвался Валерка. На бегу одеваясь, он заскочил в кухню и вышел весьма разочарованный, держа в руке, пустую бутылку из под водки:
- На фига так делать-то, Дрюня?!.. Я ж просил: "Оставь!"..Эх! - Валерка, даже не дослушав наставлений Анны Степановны, схватил рюкзак и
выскочил из избы.
Снегоход рванул вперед, снова превратившись в снежное облако,перекатил через Чексу чуть правее Звонарька и исчез в Лиховом бору.
Анна Степановна и Алла стали убирать со стола. Пашка быстренько оделся и умотал на улицу, где его с нетерпением ожидал Пират, сидя у дверей крылечка. Андрей вышел следом за сыном, взял воткнутую в сугроб лопату и стал расчищать тропинку до избы Белугина. К дровянику и колодцу снег раскидал Валерка. Андрей работал быстро и с удовольствием, как когда-то давным-давно. Навстречу ему разгребал снег Афанасий. Встретившись они степенно пожали друг другу руки. Белугин хитро подмигнул:
- Зайдем ко мне?.. У меня "косорыловка" есть.
Андрей обернулся назад - не смотрят ли мать и Алла - и кивнул:
- Зайдем.
В избе Белугина жилой была только первая половина, очевидно, из соображений экономии дров. Обстановка в избе была обычной для заозерских изб: стол, покрытый потертой клеенкой, вдоль стены у окон деревянная лавка, диван с откидными валиками, горка, вся просверленная древоточцем, в красном углу иконы, не снимавшиеся даже в непростые советские годы. Сейчас все это показалось Андрею бедным и убогим.
- Бобылюешь? - осматриваясь спросил Андрей.
- Бобылюю, - ответил Белугин, выставляя на стол хлеб, соленые серухи, поллитра розоватой жидкости. - Жена-то у меня есть.Под Воронежем
живет. Мы как с Севера с ней уехали домик купили там, хозяйство завели. Земля там щедрая, чернозем, не то что здесь: пески да болота...
А только знаешь, Андрюха... Не прижился я там... Чахнуть стал, помирать собрался. Ну, думаю,съезжу напоследок на Родину, могилки
проведаю. Приехал. Тогда еще Лепешины живы были, бабка твоя, Игнатко Морозов ездил.Помер два года назад в Городе... И вот - хочешь верь,
хочешь нет - дохнул родного воздуха, прошел босиком по росе и как заново родился... Вон в Веровом доктор поселился - Лев Алексеевич -
так он баит, что природа у нас целебная. И верно: кто из Заозерья уехал - давно помер, а здесь старики по сто годов живут... Ну, давай
по стопочке. У меня "косорыловка" хорошая.Я ее на клюкве настаиваю. Она все сивушные масла отбивает.Волшебная, я скажу тебе, ягода -
клюква!
- Все у тебя целебное да волшебное, - усмехнулся Андрей, пробуя самогон.
- А как иначе? - закусывая спросил Белугин. - Раньше в Заозерье сколь народу жило?.. А осталось человек пятьдесят. Ну в За-лесье да Веров
дачники летом ездят... А там, Андрюха, откуда люди уходят завсегда волшебство поселяется. Вот так и у нас! Главный из "лунатиков" -
Борис Борисыч - баит аномалия у нас завелась. Она и раньше была, да только покуд народу много было - не проявлялась, не мешала жить.
Должно выжидала, покель мы тут все выведемся.
- Придумываешь ты все, дядя Фанасий! - сказал Андрей, залпом выпил самогон и закусил крепкой маленькой серушкой.
- Придумываю? - обиделся Белугин. - Не-ет, парнишка!.. Это там у вас на Москве да Питере придумывают - ничего придумать не могут, а здесь,
в Заозерье давным-давно все придумано, нового не приладишь... И старого в болотной бочаге не утопишь!
За печкой вдруг зашуршало, запищало, и оттуда выскочили три разношерстных котенка. С топотом пробежали по избе и снова умчались за печку.
- Не пойму я что-то о чем ты, - глядя куда убежали котята, задумчиво произнес Андрей.
- А и понимать тут нечего! - Афанасий налил еще самогонки, и как бы невзначай, поинтересовался. - Как там дедко?... Корежит?
Андрей даже вздрогнул. Мать говорила, никто ничего не знает,а тут... И слово-то какое: "корежит". Заозерское. Старое. Руское.
- А ты откуда знаешь?
- Хм, - хмыкнул Афанасий. - Это у вас там в городах ничего не знают, а тут деревня. Случись чего - тотчас Вестник прилетит.
- Какой еще Вестник?
- Не видал никогда?.. Или забыл?.. Ворон черный. Здоровый такой. Крыла, как у журавля, клюв - что багор... А корежит -то... А кто его
знает?.. Я и прадеда твоего - Илью Фокича -помню. Тоже корежило. Голосом кричал. Мы, пацанята, слушать бегали. Страшно было. Бабка моя
баила - на Илюшке Жуке бесы катаются. Только я в бесов не верю. Не скажу, что ваши Жуковы сильно набожны, но от Бога никогда не
отрекались. Без Бога в болотах да топях не выжить, а предки твои испокон века первые лесовики на все Заозерье... Тут другое дело.
"Алла права!" - мелькнуло в голове у Андрея. - "Они и впрямь чокнутые!" Из-за печки снова выкатился разношерстный комок веселых котят. Посреди избы комок распался, и котята, утомленные игрой,беспечно развалились на полу, не обращая внимания ни на хозяина,ни на гостя.
- Не, - сказал Белугин. - Я не чокнутый, - и притопнул ногой на котят. - А ну брысь отсюда!.. Тут, Андрюха, жить надо, что б все понять.
Андрей разозлился... Жить надо... Сам всю жизнь невесть где промотался, на старости лет вернулся и рассказывает, что, де, в Заозерье жить надо, тогда все поймешь и умным станешь.
- Ты чего темнишь, дядь Фоня? - решительно спросил Андрей. - А ну выкладывай что знаешь!
- Чего знаю?.. Да ничего не знаю! - явно заюлил Белугин, поозирался по сторонам и схватился за бутылку. - Давай еще чирикнем?.. Ну что ты
на меня так смотришь?.. Откуда мне знать?!..Это ты у своих спрашивай чего там у вас такое в роду!.. Тебе наливать?
"До зеленой сопли пить буду, но все из тебя вытяну, что не договариваешь!" - твердо решил Андрей. Но на улице звякнула цепь, глухо рыкнул пес, и послышался Пашкин голос:
- Па-а-ап!.. Па-апа!.. Тебя мама ищет!
Андрей выглянул в окно, увидел стоящего на сугробе Пашку и беспомощно посмотрел на Афанасия.
- Пилить будет? - участливо поинтересовался Белугин.
- Дядь Фанасий, - не отвечая сказал Андрей. - Я сейчас уйду,но скоро вернусь, и мы продолжим наш разговор!
- Конечно возвращайся! Чего ж? - охотно согласился Белугин.
Пашка семенил по тропиночке впереди Андрея и что-то весело, взахлеб щебетал. Рядом прыгал в снегу довольный жизнью Пират. По крыше заброшенного амбара скакали две сороки и наперебой стрекотали.Перед избой стояла Алла. Она подошла к Андрею, привстав на цыпочки,потянулась к нему, принюхалась и строго спросила:
- Пить обязательно было?.. Фу-у-у... Он тебя "Тройным одеколоном "угощал?.. Анна Степановна сказала, что из нашего матраца нужно
вытряхнуть старое сено и набить нового. Пошли скорее.Я в жизни не спала в свежем сене!
Процедура набивания матраца была несложна, но провозились долго.Все у Андрея валилось из рук. Мысли были где-то далеко, и переплетались, как древесные корни: недомолвки, недоговорки, фантом, шатающийся по избе, дед Степан и его какое-то "дело", что-то давно забытое, на которое раньше просто не обращал внимание, превращалось из сказки в реальность и принять это было очень не просто.Анна Степановна, накрывая стол к обеду, сказала:
- К Белугину ходила. Назюськался Фонька, как поросенок. Лыка не вяжет. Лежит на диване, дверь нараспашку, избу выстудил.Чего это с ним?..
Выпить он, конечно, не дурак, но таким давненько не видела... Я печку ему затопила, через часок надо сходить трубу скрыть. Замерзнет
чего доброго.
Скрывать трубу пошел Андрей. Он звал с собой Аллу, но та отказалась - по телевизору шел очередной дебильный сериал, который Алла смотрела очень внимательно и подолгу обсуждала по телефону с Райкой. Когда Андрей уходил, она нахмурила брови и строго погрозила ему пальчиком с бордовым ноготочком: мол, что б "ни-ни".
На улице быстро смеркалось. Из леса наползала на деревню зимняя ночная синь. Афанасий уже не спал. Он сидел за столом в шапке, фуфайке в свете допотопной настольной лампы с выцветшим, некогда красным абажуром и что-то бубнил под нос. Перед ним стояли две бутылки - целая и пустая - сковорода, алюминиевая кастрюлька и граненный стакан в подстаканнике. Лицо у Белугина было красноватого цвета, то ли от выпитой самогонки, то ли от света лампы и походил он на средневекового алхимика, извлекающего из ничего филосовский камень. При ближайшем рассмотрении сходство пропало, потому что из носа Афанасия торчала жирная сопля, а на бороде дождевым червяком висела вермишелина.
- Дрю..ик..рю..ха, - еле выговорил Афанасий и втянул носом воздух - сопля исчезла. - Я от сижу и думаю: немцы, французишки, америкосы, -
Афанасий шумно выдохнул. - сопля появилась снова. - От кто они, а?.. А-мерикос... Кто?.. Это есть имя существительное! И немец - имя
существительное. И даже негр.Какой-нибудь там замба.. баб.. В общем, эфиоп. Тоже имя существительное! - Афанасий сердито засопел -
сопля запрыгала туда-сюда, наконец, оторвалась и упала под стол.Андрей облегченно вздохнул.
- Все они есть имя существительное! - продолжил философствование Белугин. - А русский?.. А?.. Русский - есть имя прилагательное!..
Смекаешь?.. То-то!.. Давай выпьем!
Андрей опешил от белугинских умозаключений и машинально выпил поднесенный самогон. Закуски на столе не оказалось, поэтому пришлось нюхать собственный рукав. Афанасий выпив крякнул, заглянул в кастрюльку, вытащил оттуда обгрызенный соленый огурец, с удовольствием откусил, и не прожевав продолжил:
- А знаешь почему так?... И я не знаю... Но! - Белугин поднял вверх указательный палец. - Я знаю...ик... кто знает!
- Кто?.. Кто знает? - насел было на старика Андрей, но тот замолчал, попросил закурить, стал, вместе с дымом, со свистом засасывать в
себя воздух, покачиваясь, как йог, выходящий в астрал и понес околесицу о каменных идолах, волосатом мужике и входе в другой мир,
находящемся где-то в Лешьих Полянах.
Глаза Афанасия были пьяны, безумны, и поняв, что больше от него ничего не добиться, тем более, что Белугин стал прямо за стол заваливаться на бок, Андрей перетащил его на диван. Пошуровал кочергой в печке,подождал минут пять пока погаснут прыгающие по углям синие угарные огоньки, и скрыл трубу.
На улице было холодно. Хрустко ломались под ногами снежинки.Заозерье притаилось в зимней ночной дремоте, но Андрею, идущему по узенькой тропке в снегу, казалось, что этот огромный, позабытый и брошенный людьми Край внимательно наблюдает за ним, изучает, пытаясь понять: "А тот ли ты, что был раньше?"
- Да тот я, тот! - тихо шептал Андрей, в глубине души понимая, что это не так - другой он, совсем не тот молодой человек,что уезжал
отсюда много лет назад.Что тут сделаешь?!
В левом ухе вдруг зажужжал маленький электромоторчик. Андрей снял рукавицу и похлопал ладонью по уху. Жужжание усилилось, будто весельчак Карлсон слетал вниз со своей крыши. Андрей невольно улыбнулся: сейчас бы он, наверное, нисколько не удивился, если б над Демкино вдруг завис озорной толстяк с пропеллером на спине. Жужжание переросло в стрекот, и Андрей сообразил, что это не у ухе, и не Карлсон. В темноте ночи вспыхнул миндалевидный глаз, и покачиваясь стал приближаться к деревеньке. "Фу ты черт!" - Андрей негромко рассмеялся. - "Это же снегоход! Ульев с Валеркой возвращаются." Он хотел подождать их на улице, но потом передумал - не хотелось почему-то один на один встречаться с Ульевым - и зашел в избу. Через несколько минут ввалился Валерка, пахнущий сногсшибательной смесью бензина, мороза и водки. Лицо у Валерки было синим от холода, брови и ресницы опушены инеем. Он бросил рюкзак на пол, на пол же скинул фуфайку, грудью и животом прижался к теплому боку печки и счастливо застонал.
- Пашка чего не идет? - спросила Анна Степановна, доставая из рюкзака продукты. - Водки-то, водки-то набрал!
- Новый год скоро!.. А Пашка сказал начевать не будет, домой поедет.
- В потемках-то таких? - удивилась Анна Степановна и грозно спросила. - Валера!.. А уксус где?...
- Ой, теть Аня, забыл, - Валерка повернулся к печке спиной и пояснил Андрею и Алле. - Контуженный он. Никогда не знаешь чего в следующую
минуту выкинет. Хотел заночевать, а как узнал, что вы здесь - передумал... Контуженный.
- Да он контуженный лучше десятерых здоровых!- заступилась за Ульева Анна Степановна. - Валерка! А горошек зеленый где?!
- Тоже забыл, - буркнул Валерка, отклеился от печки, заглянул на лежанку, взял на руки спящего там кота и уткнувшись своим носом в
кошачий, любовно зашептал. - Котя-яра!.. Я-яшик!..Краса-авчик!
Кот угрожающе ворчал, презрительно щурил глаза, смешно топорусищи и с чавканьем облизывался.
7 глава http://www.proza.ru/2012/04/06/1802