Ивану снились просторы полей и яркий, громкий собственный смех. Ему нравилось смеяться во сне. При этом смех его был настолько звонкий, что птицы парящие где-то высоко над головой спускались к его ногам и сами начинали смеяться.
«Жаль, что это только во сне» - на этой мысли Иван резко проснулся. Чуть приподнявшись с дивана, он уже в который раз убедился, что бескрайние поля существовали для него лишь в грёзах. Оглядевшись он увидел всё тот же вагончик три метра длинной и два шириной в котором пребывал уже так долго. Казалось, в нём было всё необходимое для человека, чтобы прожить: диван, плита, лампа. «Всё необходимое, чтобы просуществовать…»- в тысячный раз промелькнуло в его голове. На лампе он задержал взгляд. Ему нравилось смотреть на этот торшер стоящий прямо посередине его жилища. Яркая лампочка была прикрыта плотным абажуром, который пропускал свет ровно настолько, чтобы внутри вагончика стоял полумрак, через который можно было лишь не чётко рассмотреть находящиеся в нём вещи. Их было не много: диван, плита да старый хлам, копившийся углу. С годами его становилось всё больше, а Иван всё меньше обращал на него внимание. Хлам и есть хлам, он лишь вызывал в его голове не нужные, тоскливые воспоминания о прошлом, которые их хозяин хотел навсегда выбросить, но не мог. Пока он находился в своём вагончике его взгляд всё равно падал на это старье и тогда память начинала рисовать образы прошедших дней. Казалось, что со временем свет лампы угасал - с каждым днём всё находившиеся в вагончике становилось менее чётким. Иван инстинктивно чувствовал, что сняв абажур с лампочки он сделает свою жизнь более яркой, даже оставаясь внутри вагона. Но толи у него не хватало сил совершить это, толи его устраивало смотреть на всё вокруг в полумгле.
Иван встал с дивана и заглянул в единственное окошко находящееся в его жилище. Оно было маленьким, не больше обычной форточки. К тому же оно никогда не открывалось. Иван не любил, даже боялся звуков, доносящихся с наружу. Ему больше нравилось наблюдать через мутное стекло тот кусок улицы в центре города, что был ему виден. Изредка он видел как мимо проходят люди, в основном парами, иногда по одиночке. Их счастливый, жизнерадостный вид притягивал Ивана, но и вызывал в нём животный, подсознательный страх, перед миром «за вагончиком». Иногда к стеклу вплотную подходили прохожие и просили его выйти. В такие моменты он не отзывался, продолжая сидеть взаперти.
Порою, моментами у него возникало сильное желание выбраться наружу, тогда начинал искать ключ от запертой дверцы. Он знал, что ключ находится где-то внутри его крепкого жилища, но искать его в полутьме было сложно и он довольно быстро оставлял свои попытки. «Сначала надо осветить всё светом» - подсказывал ему внутренний голос, Иван же лишь отмахивался от него – снять абажур, внутри которого ярко горела спасительная лампа, было для него сложнее, чем жить в тускло освещённом вагоне.
Иван вспомнил свой сон, в котором ему снилось огромное, бескрайнее поле, простор которого он так желал, вспомнил свой громкий, искренний смех – так он умел смеяться лишь во сне. И тут, совершенно неожиданно услышал как в его двери поворачивается ключ. Когда-то ещё давно он верил, что от его двери есть два ключа, один находится внутри, а второй снаружи, у кого-то ещё. У того, который, как он надеялся, однажды придёт открыть его вагон. Ключ закончил последний оборот и дверь открылась, вместо себя впустив свет, посреди которого находилась девушка, казалось, его мечты. Она протянула руку, через порог и Иван услышал: «Выходи, снаружи лучше». Он взял её за руку и они вместе вышли из вагончика на улицу. Яркий свет сначала обжёг ему глаза, через несколько секунд, когда он уже мог рассмотреть улицу, то увидел сотни таких же, как и у него вагончиков, в окошках которых можно было рассмотреть лица выглядывающие наружу. Иван искренне и звонко засмеялся.
март ‘12