автобиографическая повесть
"Крошка сын к отцу пришел,
И спросила кроха:
- Что такое хорошо?
А что такое плохо?..."
В. Маяковский
Две женщины, в разное время, назвали меня дерьмом, и я на них не обиделся.
Чтобы иметь способность любить, любить огромно, по настоящему, не взирая на взгляды извне и обстоятельства,надо, наверно,хоть немного любить или уважать самого себя. Но, я, сколько себя помню, всегда занимался самоедством, и удивительно, что при этом дожил еще до шестидесяти четырех лет!
Конечно, я выглядел странным со стороны, многие считали меня лохом, и, как-то я даже сам с гордостью назвал себя этим именем (Должен же человек хоть чем-то гордиться!). Но были и те, что считали меня "божьим человеком" (человеком от Бога). А женщины...женщины, думаю, никогда не увлекались мной. Во всяком случае, разочаровывались быстро. К несчастью, я еще обладал незаурядными актерскими способностями, что в полной мере проявилось уже в первой моей любви, любви к Ларисе. Но сначала я должен упомянуть об Ольге.
ОЛЬГА
Оля, Оленька, беленькая, румяная, нежненькая, была младшим ребенком в семье Гусевых.
Гусевы жили довольно далеко от нас - за мостом, за промтоварным магазином, за разрушенной церковью. Мы с матерью ходили к ним занимать деньги. И отдавать тоже ходили. Мне всегда нравились эти походы.
Мать Оли, Елена Павловна, была начальницей моей матери по работе. Отец, Николай Иванович, инвалид войны по контузии, занимался , кажется, каким-то ремеслом (Не то сапоги шил, не то костюмы. Витя, их старший сын, был на пять лет старше меня и уже давно учился в школе.
Как только мы приходили, он начинал показывать мне свои рисунки. Рисунки эти составляли гордость семьи Гусевых. Вите прочили большое будущее. Мне особенно запомнились его машины. Он любил рисовать легковые машины. Подробно он объяснял мне, что рисовать кузов "Победы" надо совсем не так, как кузов "Волги", потому что у ее капота совсем другое закругление. Меня же больше занимали его карандаши. Он затачивал их как-то особенно остро,старательно, мягкими плавными движениями трофейной немецкой бритвы. И, вообще, во всем его облике и поведении чувсвовалась эта мягкость и плавность. Впоследствии я узнал, что Витю очень сильно бил отец.
Именно Витя научил меня играть в шахматы, которые стали для меня истинной любовью на всю жизнь. Конечно, приходя к Гусевым, я с нетерпением ждал когда Витя достанет доску и расставит фигуры. Он ведь занимался еще и в шахматном кружке. Про Олю я тут же забывал, как-только это случалось. Но то, что она мне очень нравилась, отразилось в имени моей младшей сестры. Не знаю как мне это удалось, но я точно помню, что именно по моему настоянию ее назвали Ольгой.
Играли ли мы с Олей Гусевой? Общались ли? Сказали ли хоть пару слов друг другу? Моя память об этом молчит. И, наверно, не случайно. Видимо я уже тогда страшно боялся женщин.
Продолжение следует.