В Л Ю Б Л Е Н Н Ы Е
- Вот тут у моря и живем,- говорила мне по дороге квартирная хозяйка, показывая на свой домик, затерявшийся в зелени буйной южной растительности.
Было начало сентября. Именно в этот месяц я люблю приезжать на свидание с морем. Основная масса курортников уже отправилась по домам, увозя отдохнувших, загоревших беспокойных своих чад. Пляжи и улицы еще не пусты, но нет той толчеи, которая и без того надоела в большом переполненном людьми промышленном городе.
Сарайчик, в который меня определили, был не велик, но имел все необходимое для проживания: кровать, диван, тумбочку, и, самое главное, находился в глубине сада, отделенный от всех остальных построек кустами розмарина, что соответствовало моим тайным желаниям – хотелось одиночества.
Оставив вещи в своем новом пристанище, я отправился к морю.
День был солнечный и тихий. Я спустился по почти отвесной тропинке на маленький дикий пляж, в разных уголках которого загорали всего лишь десятка полтора человек. Поэтому, не заботясь об одежде, на ходу раздевшись и побросав ее, как попало, я разбежался и нырнул в зеленые волны.
Пловец я хороший и, каждый раз удаляясь от берега, думаю, что непременно доплыву до Турции, но она, видимо, находится несколько дальше, чем это представляется по географической карте, потому минут через сорок монотонно плыть надоедает, с каждым новым гребком идея становится все менее заманчивой, а потом и вовсе думается: «Чего я там забыл?»
Перевернувшись на спину, долго лежу с закрытыми глазами. Солнце просвечивает сквозь веки. Перед глазами плывет розовый туман. Кажется, что ты один во всем этом мире. Мысли набегают одна на другую, путаются, появляются какие-то странные видения.
Внезапно ощущаю в теле холодок. Довольно! Курс – норд! – прямо к берегу.
Хорошо прогревшись на солнышке после купания, я до вечера бродил по набережной, любуясь морем и разглядывая прохожих.
Это мое давнее увлечение. В минуты отдыха выбираю из толпы первое приглянувшееся лицо, внимательно вглядываюсь в облик этого человека и пытаюсь себе представить всю его жизнь: кто он, откуда, как и где живет, чем занимается, с кем дружит, кого и как любит. Так вот и придумываю целую жизнь для совершенно незнакомого человека. Никогда мне не приходило в голову проверить правильность моих выводов и рассуждений. К чему? Мне доставляет удовольствие сам процесс игры воображения.
Вернулся я к дому, когда уже смеркалось. Оказывается, меня ждали. В беседке, увитой виноградными лозами, был накрыт хозяйкой стол. На мои робкие протесты она заявила, что в ее доме это традиция – в первый вечер встречать новых постояльцев скромным ужином и знакомить со всеми обитателями этого импровизированного кемпинга.
Что ж, традиции нужно уважать, тем более, мне подумалось, что это облегчит, вообще - то, неизбежное знакомство с другими квартирантами.
За столом собрались хозяйка с мужем, молодожены из Москвы, две хохотушки из Тамбова и еще одна пожилая пара, которая сразу привлекла мое внимание своей внутренней одухотворенностью.
Совершенно седой мужчина, привстав из-за стола, протянул мне руку и представился Петром Ивановичем.
- А это моя Любимая,- указал он на элегантную женщину небольшого роста.
Пока он говорил, она смотрела на него, а когда я назвал себя, она перевела свой взгляд на меня и я увидел в ее лучистых голубых глазах любовь и восхищение, все еще обращенные к Петру Ивановичу.
- Простите, а ваше имя-отчество?- с некоторым замешательством спросил я.
Называть так незнакомую немолодую женщину в присутствии посторонних людей показалось мне неудобным.
- Просто Любимая,- ответила она без всякого кокетства. В ее устах это прозвучало так естественно, словно это и в самом деле было ее имя.
Она, видимо, не в первый раз сталкивалась с таким мгновенным замешательством и, дав мне какое-то время придти в себя, протянула мне руку.
Ее маленькая ладошка сразу утонула в моей ладони. Как-то стало страшно сжать эти тонкие пальцы и, возможно, не рассчитав силы, причинить им боль, и я невольно нагнулся и поцеловал ей руку, хотя делаю это крайне неохотно и только в тех случаях, когда «дамы», жеманничая, чуть - ли не суют ее тебе в рот.
Время ужина пролетело незаметно. Хозяйка расхваливала местные достопримечательности, хозяин, посасывая легкое домашнее вино, больше кивал и поддакивал, молодые шушукались о чем-то своем, тамбовчанки после третьей рюмки смеялись по поводу и без повода и все звали всех пойти купаться ночью, обращаясь при этом только ко мне.
Зато Петр Иванович оказался отменным рассказчиком и, когда он говорил, даже молодожены начинали прислушиваться, а хохотушки на какое-то время чуть умеряли свою трескотню. Любимая же, подперев рукою щеку, смотрела на Петра Ивановича задумчиво, добро и влюблено. И, хотя, он говорил для всех, в какой-то момент мне показалось, что слова его обращены в первую очередь и главным образом к ней. Будто мы были все здесь и, в то же время, нас не было. Странно, но такое его кажущееся невнимание нисколько не обижало. Видимо, мысли и чувства этих людей были неотделимы друг от друга, как две струи в одном потоке.
В доме часы пробили полночь. На черном небе высыпали яркие крупные звезды. Неугомонно трещали цикады. Все стали желать друг другу спокойной ночи и расходиться.
Таня и Люся, так звали тамбовчанок, все еще не оставляли намерения увести меня купаться, я всячески отговаривался, провожая глазами Петра Ивановича, который бережно полуобняв Любимую, удалялся к своему павильончику. Она доверчиво и беззащитно, как девочка, прильнула к его еще сильному телу.
Ночь прошла, можно сказать, спокойно, если не считать той легкой ругани и шума раздвигаемых в разные углы кроватей, которые производили какое-то время молодые, видно, в чем-то не поладив.
Проснулся я, как всегда, рано. Прихватив полотенце, я сбежал к морю и, вдоволь наплававшись, вернулся домой.
Петр Иванович уже был на ногах и хлопотал во дворе под навесом у плиты. Я присел на скамеечку поодаль, чтобы не отвлекать его, и закурил. Наблюдая за ним, я отметил, что он отдавался своему занятию с увлечением и явным удовольствием. Зная, что у большинства мужчин любая стряпня вызывает агрессивное раздражение, мне было вдвойне интересно.
Закончив приготовление завтрака, он перенес его в павильон и оттуда послышались голоса. Слов было не разобрать, но я понял, что он будит Любимую. Завязался разговор и столько доброты и тепла слышалось в интонациях, что мне подумалось о своей семье и стало тоскливо и грустно от того, что что-то такое было и в моей жизни, но очень непродолжительное время после женитьбы, а потом за хлопотами ли или по другим каким причинам навсегда исчезло.
Ничего плохого про жену сказать бы я никогда не мог, по-моему, мы до сих пор любим друг друга, но уже давно нет у нас потребности разговаривать душевно и доверительно.
Очень жалею. Что знакомство наше было не продолжительным, может чуть больше недели. Они приехали раньше меня, раньше и уезжали.
Городок был крохотным, прогуливаясь по нему, было невозможно не встретиться в течение дня несколько раз. И все то время, пока я видел их, я не переставал удивляться и по-хорошему завидовать их чувствам. Весь день всюду были они неразлучны.
Мне часто доводилось видеть, как он покупал ей цветы, точнее, каждый день по одному цветку, но какому! Обстоятельно, неторопясь делал он свой выбор, и столь удачно, что я потом специально долго ходил среди цветочниц, пытаясь отыскать цветок, если не лучше, то хотя бы не хуже выбранного им, но безрезультатно. Казалось бы, неужели среди сотни роз самых разнообразных сортов и оттенков нельзя отыскать похожую? Но, нет, второй такой не находилось.
Потом он возвращался к Любимой, которая ожидала его неподалеку на скамеечке, и дарил ей этот цветок очень элегантно и, вместе с тем, мужественно.
Она улыбалась ему, что-то отвечала, и опять у них завязывался разговор, которому, казалось, не будет конца. Какие темы они обсуждали, о чем говорили, я не знаю, но у меня сложилось впечатление, что им никак не хватало времени наговориться. Порой они начинали говорить сразу оба, каждый что-то свое, причем умудрялись все с той же доброжелательностью и любовью не перебивать друг друга. Это было, как в опере, когда исполняют дуэтом каждый свою партию.
Это лето мне ничем больше не запомнилось – отошли на задний план и море, и все южные красоты. Я всецело был заворожен красотой любви этих уже немолодых людей.
Иногда я даже терялся от мысли, как можно любить все двадцать четыре часа в сутки, и так день за днем? Но живой пример был перед глазами. Я утешал себя думами, что со своим рациональным, техническим складом ума чего-то не понимаю. Мысленно я пытался «примерить» на себя эту любовь и с огорчением понимал, что «костюмчик» для меня великоват и не на один размер.
Провожали Петра Ивановича с Любимой вечером. Собрались за тем же столом в беседке. Хозяйка приглашала всех приезжать на следующее лето, хозяин все так же усердно кивал, потягивая винцо, молодые на этот раз не шептались, а, как показалось мне, с неподдельным удивлением разглядывали Петра Ивановича и Любимую. Только Таня и Люся хохотали, как и при первой встрече, но уже не приглашали меня на море искупаться при луне.
Утром я помог Петру Ивановичу донести чемоданы до поезда. Крепко пожал на прощанье его сильную руку, задержал хрупкую ладошку Любимой в своей руке, а потом с удовольствием поднес ее к своим губам.
Я долго махал вслед уходящему поезду и, только когда он скрылся, обнаружил, что так и не преподнес букет цветов, купленных мною для Любимой. Впрочем, я не жалею, они явно уступали тем, что дарил Петр Иванович.