Вода ледяная даже в полдень, когда больше всего хочется лежать в густой тени неподвижно и высунув язык.
Я, балансируя на острых камнях, захожу в озеро, окунаюсь (душа отделяется от тела), быстро вылезаю и, распугивая змей, забираюсь на груду горячих валунов. Чуть-чуть отогреваюсь – совсем немножко, пока жарко не стало, и бегу по своим делам. Собираю ягоды и варю из них варенье.
Здесь я набираюсь сил, здесь успокаиваются мои измученные нервы.
Я хочу жить тут всю жизнь. И летом, и зимой, только щели в доме надо мхом заткнуть. Лежать бы, как я сейчас, здесь, на траве у крылечка (Крылечко! Две черные доски на четырех чурках – лестница), или чуть подальше, где по камням расползается мягкий и упругий седой мох.
И даже наплевать на огромных муравьев и серых красавиц-гадюк. Лежу, не шевелюсь.
Когда солнце опускается чуть ниже, и дел никаких нет, я иду в лес, в заросли можжевельника на склоне. Глажу его сказочные крученые стволы, набираю горсть иголок, чтобы вечером кинуть в чай.
Землянику так и надо есть - прямо с куста, выбирая самые крупные и красные ягоды. И черника… В черничнике можно сидеть веками. Даже комары привыкли к моему присутствию. И то ли не кусают, то ли мне уже все равно.
Наверное, так не бывает, чтобы одни плюсы были, но минусов я пока не вижу.
Я здесь своя на все сто процентов, словно растворилась в онежской воде и можжевеловых зарослях. Мне ничего не стоит бродить по болотам часами, прыгать с камня на камень или смотреть на волны и на пролетающие вдалеке «Кометы», сидя на берегу.
Недавно наткнулась на тюремную вышку, оставшуюся с лагерных времен. Ее прошлое меня нисколько не смущает, зато с нее далеко видно.
Уезжая из душной московской круговерти, я гадала, о ком буду думать и скучать. Ни о ком не думаю. Ни к кому не тороплюсь. Значит, мне некуда возвращаться? Ну и хорошо. Вот и стало все просто и понятно.
Пока еще не кончились деньги, пока не кончился отпуск, я – самый счастливый и спокойный человек на свете…