Полигамия - История и Практика

Олег Русов

ПОЛИГАМИЯ: ИСТОРИЯ И ПРАКТИКА

Предисловие
Полигамия  относится к разряду явлений, о которых не принято открыто говорить. Тем не менее, с момента возведения в разряд запретных, эта практика не прекращала притягивать к себе если не пристальные, то по крайней мере любопытные, а порой и тайно-завистливые взоры многих людей. Уйдя в подполье, полигамия являла себя миру то в форме наложничества, то в форме сожительства, то в форме современной так называемой «серийной полигамии» (брак-развод-брак-…).

Эта небольшая книга написана не с тем, чтобы составить апологию полигамии или, напротив, в очередной раз заклеймить ее. Цель книги скорее в том, чтобы показать сложность и неоднозначность этого явления, что, возможно, поможет избежать крайних и упрощенных оценок. Было бы весьма наивно предполагать, что полигамия, история которой насчитывает тысячи лет, не содержит в себе ничего достойного рассмотрения.

В этой книге читатель найдет краткую историю полигамии и наступления моногамии, сможет узнать об отношении к полигамии таких религий, как иудаизм, христианство и мусульманство. Наверняка на этом пути читателя ждет немало неожиданных открытий. Кроме того, книга повествует о ряде выдающихся людей, выступавших за или против этой практики. Автор также надеется на то, что некоторые замечания и наблюдения современных социологов, психологов, экономистов, семейных консультантов, общественных и религиозных деятелей, наконец, простых людей, наших соотечественников, помогут читателю сформировать более полный взгляд на данный вопрос.

Автору было бы досадно узнать, что кого-то эта книга подтолкнула к необдуманным и безответственным поступкам. Эта книга – не руководство к действию, но пища для размышлений. Если и есть в таком явлении, как полигамия, что-то положительное, на примере чего современный человек может нечто почерпнуть для себя, то это глубокое чувство ответственности, к которому и призывает эта книга.


 
Глава I
Наступление моногамии

Каждое социо-культурное установление имеет свою историю. Брак, в той форме, в которой он существует сегодня в западном обществе, также явился результатом исторического развития. Как и прочие установления, брак формировался благодаря определенной культуре, философии, а также принятым нормам поведения людей в обществе в определенные периоды времени.
Большинство исследователей согласны с тем, что современный брак регулируется законодательствами, уходящими своими корнями к истокам западноевропейской цивилизации, а именно: греческой культуре и законодательной практике Рима. С падением имперского Рима и наступлением Средних веков главной носительницей культурного и социального наследия античности становится Римско-католическая церковь.

Формирование греческой модели семьи, согласно Циммерману, уходит своими корнями в период с 450 по 350 годы до н. э. и приходится на расцвет философской системы софизма. В основе философии софизма лежат убеждения, сходные со взглядами европейского рационализма в восемнадцатом веке. Человек является мерилом всего, а знание о мире рационалистично и обретается через опыт и эксперимент. Интересно, что как отмечает Циммерман, «к  четвертому столетию до н.э. греческая модель семьи как социальная организация во многом совпадала с западной моделью семьи девятнадцатого столетия н.э.».  Скорее всего это не случайный, но закономерный факт: схожие системы мышления ведут к схожей социальной организации. Не удивительно, что именно в девятнадцатом веке идея полигамии будет оттеснена на задворки индивидуалистического и рационалистического европейского мышления. То же самое можно наблюдать и в древней Греции. Циммерман отмечает: «Моногамия, похоже, была сильна и пользовалась большим уважением в Греции. Всякий раз, когда Геродот упоминает о многоженстве, он оговаривается и указывает, что это является необычным явлением… Царь Спарты, имевший двух жен, по словам Геродота поступал против обычаев Спарты».

Благодаря целому ряду экономических, политических, философских и других факторов греческое общество взрастило и довело до расцвета такое редкое, можно сказать феноменальное явление для древнего мира как индивидуализм. Греческий индивидуализм, ставший позднее одним из определяющих факторов западной культуры, и оформил ту модель семьи, которая, спустя столетия, сделалась преобладающей в Европе. Философия Платона и Аристотеля выработала тот образчик мышления, который прочно закрепился в западном обществе. Первоосновой человека в греческом мышлении является душа, для которой тело служит лишь временною темницей. Поэтому материальный мир, в том числе взаимодействие с другими людьми, обязательства, которые непременно накладывает семья, все это рассматривалось как нечто временное и ущербное. Настоящее раскрытие личности мыслилось посредством углубленного изучения движений собственной души. Окружающее общество, семья, мир – все это только мешало, в понимании греков, истинному самораскрытию человека. Поэтому уход от мира, аскеза, должны были помочь человеку познать глубокие тайны души.
В противоположность греко-римской традиции семитские народы (как это отражено в библейском повествовании) выработали принципиально иной взгляд на мир, в том числе и на отношения между людьми. Секс ни в коем случае не являлся в их представлении постыдным занятием. Семья стояла в центре жизни древнего израильского народа. Раскрытие личности мыслилось посредством взаимодействия людей друг с другом, прежде всего в семье. Фактически, весь народ, все государство мыслилось как расширенная до национального масштаба, до масштаба государства семья. Ветхий Завет подчеркивает социально-семейный элемент человека как имеющий божественное происхождение, поддерживающий в нем образ Бога. Именно взаимодействие людей, и, прежде всего, взаимодействие между мужчиной и женщиной, раскрывает, насколько ярко отображены в них образ и подобие Божие.

Конечно же, в большинстве своем греко-римский мир далеко не был аскетичным. Напротив, сексуальная практика Греции и Рима славится своим либерализмом. Но это лишь одно из проявлений индивидуализма, порожденного греческим мышлением. Секс не рассматривался как нечто серьезное, требующее ответственности.  Это была дань, веселая и приятная дань плоти, материальному миру. Некоторые религиозные направления, возникшие на основе греческой философии (отдельные секты гностиков), даже призывали к беспорядочной половой жизни с тем, чтобы с одной стороны подчеркнуть независимость души от грубого тела, а с другой – избавиться от напряжения и отвлекающих от размышлений о вечном плотских мыслей. 

Греция и Рим защищали спокойную и беззаботную жизнь (прежде всего мужчин) тем, что запрещали многоженство. На самом деле, супружество вообще и многоженство в частности сопряжены с прибавлением массы забот, появлением новых комплексных отношений. Конечно же, ни одно общество не могло выжить без института семьи, поэтому греки не отвергали ее совсем. Институт семьи существовал, но нравы были невысокими. Проституция не только процветала, но и считалась одним из самых почетных занятий в Греции. Гомосексуализм тоже был чрезвычайно популярен. Брак вовсе не означал, что у человека не будет других половых партнеров. Секс, таким образом, рассматривался как развлечение.

На самых первых порах греческая модель семьи прочно утвердила себя в Римской империи, где и была возведена в ранг закона. После падения Римской империи регулирующие семейную жизнь римлян законодательства стали достоянием ее преемницы – Римской католической Церкви, которая наряду с философской традицией греков унаследовала и римскую модель брака.

Циммерман отмечает: «С упадком имперского Рима как государственной силы в западном обществе, церковь обретала все больший и больший контроль над всеми вопросами семьи и брака. В Риме со времен Августина и до падения империи, прерогативой государства было принятие решений относительно того, жить ли мужчине с одной или двумя женами, равно как и по сотне других семейных вопросов».

Римские своды законов, в унисон с греческой традицией, делали моногамию единственно законной формой брака. «Воцерковленная» римская практика и стала образчиком для последующих поколений христиан. Миссионеры вместе с Евангелием и церковными традициями Римской католической церкви утверждали еще и римский подход к браку. Нет ничего удивительного в том, что церковные установления о браке схожи, если не буквально повторяют Римские гражданские законы.

Церковь явилась в мир, в котором в вопросах брачных отношений безраздельно властвовала философия стоиков. Согласно этой философии единственной целью брака являлось продолжение рода. Получаемое в браке удовольствие рассматривалось как вторичный продукт, от которого следовало, по возможности, избавляться. Известный христианский богослов Аврелий Августин (354-426), как сам он признавался, не мог видеть “чем еще женщина может быть полезна мужчине, если убрать цель продолжения рода”. Согласно Августину, любой половой акт между мужем и женою не с целью зачатия детей является греховным. Папа Григорий Великий (годы правления – 590-604) в своем ригоризме пошел еще дальше. В одном из своих писем Григорий запрещает супругам принимать причастие после супружеского соития. Согласно Григорию, всякое половое сношение между супругами – даже с целью зачатия детей – является греховным, так как не может не доставлять плотской (а следовательно греховной) радости. Спустя столетия взгляд церкви на этот вопрос мало изменился. Папа Иннокентий III (годы правления – 1198-1216) сделал все возможное, чтобы утвердить подобную точку зрения. Поколения богословов рассматривали брак как «лекарство против желания», как уступку плоти.

Филипп Шерард, в своей книге «Христианство и эрос», отмечает:
“Несмотря на то, что брак является одним из признанных и освященных церковью институтов, или таинств, общее отношение христианства к сексу на протяжении веков оставалось однозначно отрицательным. Христианские авторы заняли подобную позицию очень рано. Многие истолковали буквально слова Христа о тех, кто делает себя скопцами ради Царствия Божия. Таким образом, христианские богословы без колебаний провозгласили ущербность брака в отношении к целибату; кроме того, они, похоже, не видели в сексе никакого смысла кроме продолжения рода, и взирали на секс с навязчивой антипатией, доходящей иногда до открытой вражды. Хотя христианство со временем и отказалось от крайнего дуализма, а вместе с этим и от взгляда, согласно которому сексуальность является прямым производным злых сил, практически отношение к сексу мало отличалось от дуалистического манихейского взгляда. Сексуальность запятнана. Она нечиста. Если брак и не является греховным как таковым, он все же производит страсти и ведет напрямую ко греху…»

Несмотря на отличия в целом ряде доктринальных предпосылок, как Восточная, так и Западная христианская традиции провозгласили сходное отношение к сексу.  В основе восточного взгляда на этот вопрос лежат труды Григория Нисского (332-395) и Максима Исповедника (580-663). Оба формируют отношение к сексу исходя из своей антропологии – то есть взгляда на то, что составляет природу человека. За основу своей антропологии оба брали достаточно оригинальное понимание текста из Библии, из книги Бытия 1:26: «сотворим человека по образу Нашему и подобию Нашему [Божиему]». То, что сотворено в человеке «по образу», является его естественным состоянием и остается нормой человеческой жизни. В своем изначальном состоянии сотворенный «по образу» Божию человек являлся существом сугубо интеллектуальным (nous) и духовным (pneuma); эти две характеристики вместе и составляют истинную основу человека. Животная или органическая жизнь была как бы добавлена к этой истинной основе. Эта добавка явилась результатом «падения» (или «грехопадения»). Об этом, якобы, говорится в другом тексте книги Бытия (3:21): «И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их». Сегодня вряд ли кто из богословов согласится с той интерпретацией, которою давали ранние отцы Церкви данному отрывку. Эти «одежды кожаные», согласно некоторым ранним богословам, якобы, есть ни что иное, как животная жизнь. Эта «одежда», или проще говоря – плоть,  полагали они, изначально была чужда истинной природе человека и привнесена, навязана человеку вследствие его отпадения от естественного, первоначального положения. То состояние, в которое человек рождается в этот мир, не является его естественным состоянием. Это неестественное и падшее состояние; и человек теперь должен искать дорогу назад, к своей естественной непадшей жизни для которой он и был сотворен «по образу».

Две фундаментальные характеристики являются отличительными для этой непадшей жизни: бессмертие и нетленность. Как утверждал Григорий Нисский, наличие этих двух качеств подразумевает отсутствие сексуальности. В своем изначальном сотворенном состоянии «по образу» человек совершенно свободен от сексуальности. Не существует даже никакого различия между полами. Нет ни мужчины, ни женщины. Сексуальность является одним из следствий падения и потери бессмертия и нетления, которые последовали вслед за падением. Это следствие соединения человека с животной, органической жизнью. Это один из самых губительных результатов падения, потому что именно в нем и гнездится источник страстей и желаний, ведущих ко греху. «Я считаю, что именно из этого принципа (сексуальной жизни) страсти как из фонтана наполняют человеческую природу», – писал Григорий Нисский.

Для Максима Исповедника само падение обязано было плотским желаниям и поиску чувственного удовольствия, что наиболее ярко раскрывается в половом влечении. Отсюда важность девственности и целомудрия. Девственность есть условие возвращения человека в его первоначальное положение. Истинный христианин, верит Максим Исповедник, должен выбирать между двумя формами брака – «телесным» и «духовным». И выбрать можно лишь одно, поскольку эти формы исключают друг друга. Он считает, что на самом деле человек призван Богом к тому, чтобы избрать для себя не женщину, но истинную Премудрость – состояние, при котором душа соединяется с нетленным Женихом, а ее любовь (эрос) обращена к истинной премудрости, которая есть Бог.

«Сексуальная любовь между мужчиной и женщиной, таким образом, является препятствием на пути к духовной жизни. Сексуальные отношения, как таковые, являются следствием греха и могут быть терпимы лишь благодаря тому обстоятельству, что через них продолжается людской род. Даже отличия между мужчиной и женщиной существуют по той причине, что Бог предвидел, что человек согрешит и падет, а следовательно будет нуждаться в том, чтобы каким-то образом род людской продолжил свое существование в этих новых условиях».
Избавляться от страстей означает избавиться не только от секса, но и от самого желания секса. Без этого человек не может вступить на путь духовной жизни. Только монашеский целибат и способен, по мнению отцов церкви, вернуть человека в первоначальную форму, в творение «по образу» Божию.

 Западная христианская традиция в отношении к половой близости основана на трудах Августина, чье богословие брака установило образчик христианского мышления по крайней мере на пятнадцать столетий, и которое и по сей день продолжает оказывать влияние на отношение к сексу.  Богословие Августина, равно как и богословие западной церкви в целом, подразумевает антропологию, отличную от антропологии восточной церкви. В западном богословии сотворение человека «по образу» рассматривается как соединение животной или органической жизни с жизнью интеллектуальной. Животная или органическая жизнь не была добавлена к человеческой природе после падения. Напротив, именно духовная жизнь добавляется к естественному состоянию человека. Человек не является духовным по своей природе (в этом отличие от восточной традиции). Он становится духовным посредством акта Божией благодати.

Это отличие вносит определенные коррективы в труды Августина и делает их отличными от восточной традиции. Однако в целом его отношения к сексу такое же негативное, как и на Востоке. Августин считает, что в раю не было тех «животных движений», которые сопутствуют сегодня акту совокупления. Именно после падения, согласно Августину, гениталии вышли из под контроля воли человека. Поэтому Адам с Евой и должны были прикрывать их листьями. Эти части тела сделались самыми позорными для человека и, согласно Августину, являются внешними признаками деградации и зла.

Отождествление сексуальности с ее сугубо генитальным выражением и ее ассоциация со злом является одним из аспектов богословия Августина, которое стало наиболее влиятельным в Западной традиции. Сексуальность в ее земном выражении греховна сама по себе, и, кроме того, она разжигает целый ряд других греховных страстей. Помимо этого, через сексуальную активность зло передается из поколения в поколение: каждое дитя зачинается во грехе его родителей, а потому каждое дитя несет в себе семя зла с самого момента зачатия. Брак сам по себе не является грехом; но поскольку брак включает в себя секс и «животные движения», он исполнен похоти, и секс, даже в браке, должен рассматриваться как греховный и постыдный. Однако брак, считал Августин, все же может быть облагорожен, если супруги не будут предаваться «похоти», но с мерзостью и отвращением выполнят свои супружеские обязанности с одной единственно, оправданной целью – зачатие детей. Эта благородная цель и оправдывает брак. Совокупление, несущее радость, или совокупление с какой-либо другой целью, кроме зачатия – греховно.

Таким образом, Августин и его идейные наследники (все без исключения богословы периода средневековья) разделяли между браком и сексуальными отношениями. Секс в браке рассматривался как постыдный и греховный. Практиковались и поощрялись так называемые «духовные браки», в которых, мужчина и женщина по каким либо причинам вступившие в брак, должны были совершенно воздерживаться от совокупления. Однако в силу того, что государству нужны были люди, подданные, то есть нужда в детях не иссякла, церковь не запрещала и обычные браки, однако строго инструктировала вступающих в них воздерживаться ото всякого «наслаждения». К примеру, в 398 году решением Карфанесского собора девушки должны были хранить девственность три дня и три ночи после свадьбы. Лишь впоследствии было разрешено вступать в половые отношения в брачную ночь, но только при условии уплаты церковного сбора.

Вообще, всего лишь несколько дней в году, которые не выпадали на бесчисленные церковные праздники, посты и т. д. отводились для возможного занятия сексом. При этом супругам рекомендовалось не обнажаться, а по возможности даже облачаться в особенные колючие власяницы с маленькими отверстиями в области гениталий, чтобы не вкусить «греховного удовольствия». Не удивительно, что столетия подобного рода пропаганды создали в умах людей все предпосылки для своего рода сексуальной шизофрении, которая до сих пор в самых уродливых формах (то закомплексованных, то напротив, разнузданных) уцелела в сознании людей.

 Семитские народы также оказывались втянутыми в сферу влияния греческой интеллектуальной традиции и римского права, которое, однако, умело в некоторых случаях быть гибким. Уступки делались в первую очередь для Израильского народа: римляне предпочитали не вмешиваться в религию и обычаи евреев, и разрешали для них полигамные браки. И все же Израиль тоже оказывается под непрямым воздействием греко-римского уклада жизни. Например, под влиянием определенных экономических и законодательных факторов, в еврейской среде постепенно отмирает левират, поскольку многие мужчины не желают делить наследие своих детей с детьми их нового брака с вдовой брата или родственника.  Дело в том, что эти дети считались законно не его детьми, но  детьми умершего, и даже носили его имя.  Парриндер отмечает, что одним из индикаторов роста популярности моногамии у евреев в период после Вавилонского плена является тот факт, что в греческом переводе Евангелия (Септуагинта), сделанном в третьем столетии до нашей эры, допущено примечательное изменение текста оригинала. В тексте Быт 2:24, описывающем творение мужчины и женщины, еврейский текст говорит: «будут они одна плоть». Заметьте, что в русском синодальном переводе слово «двое» написано курсивом, что указывает на  его отсутствие в оригинале. Греческая же Септуагинта без колебаний вводит слово «двое» и, таким образом, утверждает эллинский взгляд на брак.

Одним из индикаторов того, что этот ход оказался успешным, является хотя бы тот факт, что столетия спустя Тертуллиан (160-220) будет строить свою защиту моногамии на основании того, что в Библии говорится «два, а не три». «Отстояв», таким образом, моногамию Тертуллиан этим не ограничивается и еще более ужесточает регуляцию половых отношений. Ни вдовы, ни вдовцы не имеют права вступать в повторный брак, потому что это «прелюбодеяние в очах Господа». 

И все же в раннехристианском и иудейском обществе первых веков нашей эры полигамия продолжала теплиться. Ни один церковный собор в первые века христианства не выступал против полигамии, и никаких ограничений для традиционной полигамной практики ирландских правителей и королей династии Меровингов не существовало. Папа Григорий II в своей декреталии от 726 года даже написал, что «если жена больна и не может выполнять свои супружеские обязанности, то муж может взять за себя вторую жену, при условии если он продолжает заботиться о первой».  Иосиф Флавий в своих трудах неоднократно упоминает о полигамной практике среди иудеев. Иустин Мученик в своем «Диалоге с Трифоном», написанном около 165 года н.э., также подтверждает наличие полигамии среди современных ему иудеев. Вышедший в 212 году н.э. кодекс Lex Antoniana de civiate  хотя и утверждает моногамию как единственно приемлемую форму брака для римского гражданина, все же разрешает полигамию римским гражданам, являющимся по национальности иудеями. Эта терпимость была поставлена под вопрос в 285 году императором Диоклетианом, а в 393 году императору Феодосию пришлось издавать новый указ, запрещающий полигамию среди иудеев. Однако, по крайней мере до одиннадцатого столетия, полигамия являлась обычной практикой во многих еврейских общинах.

Дохристианский Рим снабдил Церковь и готовым определением назначения брака: рождение детей. Справление свадьбы, как явствует хотя бы из документов Эльвирского собора 306 года или послания Диогнета (Epistula ad Diognetem), тоже мало чем отличалось от языческих празднований. Роль священнослужителя сводилась к тому, чтобы заменить традиционное для языческих празднований жертвоприношение богам церковной евхаристией. Даже обручальные кольца являются наследием дохристианской практики, означающей заключение между  родителями контракта относительно будущего брака их детей, т.е. своего рода помолвку. Христианское понимание помолвки мало чем отличалось от дохристианского, и, по сути дела, означало начало брачных отношений разорвать которые было почти столь же трудно, как и сам брак. Из римской традиции христианство заимствовало помолвку в очень раннем возрасте, в некоторых случаях уже с самого момента рождения мальчика или девочки. Родители, решившие по каким либо причинам прервать помолвку, отлучались от причастия на три года. Эволюция этого языческого заимствования происходила медленно. В середине двенадцатого столетия папа Александр III смягчил правила, позволив совершать помолвки детей начиная с семилетнего возраста. После совершения помолвки она могла быть расторгнута только благодаря прямому вмешательству епископа.

Подробно, на законодательном уровне, о запрете на полигамию мы узнаем из кодекса Юстиниана, составленного в шестом столетии нашей эры. Впрочем, этот свод законов, собранный христианским императором, был целиком и полностью заимствован из старого Римского права. Фактически, Юстиниан стремился сохранить римские законы уже после того, как сама Римская империя приказала долго жить.

Общей тенденцией в раннем и средневековом христианстве было осуждение всякого полового акта, в том числе и совершенного в браке. В апокрифических деяниях Павла (около 160 года до н.э.), к примеру, говорится: «Блаженны те, кто обладают своими женами так, будто их у них нет, ибо они наследуют Бога». Апокрифические Деяния Иоанна (тоже середина второго столетия) идут еще дальше и рассматривают брак, как зло, как «заигрывание со змием, невежество в учении, рана семени, подарок смерти». Подобного рода отрывков можно привести великое множество. Одно становится безусловно ясным: общее отношение к сексу было негативным, и брак, как таковой, даже в его моногамной форме, не только оставался под подозрением, но и рассматривался многими как безусловное зло. К 385 году всем служителям римской католической церкви запрещалось вступать в брак. Прихожанам допускалось – в качестве неизбежного зла – вступать в брак для продолжения рода.
Надо отдать церкви должное, в некоторых случаях ее практика в отношении полигамии могла быть более или менее гибкой. Так, папа Григорий II в своем письме к одному из самых великих миссионеров северной Европы Бонифацию, пишет: «Григорий, раб рабов Божиих, Бонифацию, нашему святейшему брату и соработнику… Поскольку ты взыскал нашего совета в вопросах церковной дисциплины, мы ответим со всем авторитетом апостольской традиции, и скажем, чего надлежит держаться… Относительно того, что делать человеку, если жена его в силу болезни не способна выполнять супружеские обязательства, было бы лучше для него быть одному и воздерживаться. Но поскольку такое возможно лишь для людей с высокими идеалами, лучшим для него, если он не может воздержаться, будет жениться. При этом он должен продолжать поддерживать больную женщину, если только она сама не виновата в своей болезни…»

Из этого отрывка можно сделать вывод, что ограниченная полигамная модель все же имела право на существование в ситуации с христианизацией германских племен. Кроме того, вопрос о полигамии регулярно поднимался в трудах выдающихся церковных деятелей и богословов. Следуя традиции, заложенной Августином, многие не рассматривали полигамию как практику греховную саму по себе, но видели ее неприемлемой в свете общественных и церковных традиций.

Провозглашение моногамии как единственно возможной модели брака повлекло за собой ряд серьезных проблем. Дело в том, что хотя греко-римский мир и настаивал на моногамии, он отнюдь не предъявлял высоких нравственных требований к браку. Вообще, к первому столетию нашей эры количество браков в Римской империи сократилось до такой степени, что неженатых и незамужних просто штрафовали.  Проституция и практика содержания наложниц процветала, и государство не делало никаких шагов в сторону их ограничения. Церковь же заняла жесткую позицию в отношении к блуду и прелюбодеянию. Помимо этого у римлян и греков развод являлся обычным явлением, и разрешение на него получалось в рабочем порядке, в то время как церковное общество значительно усложнило процедуру развода.
Греко-Римские представления, сформировавшие европейское понимание брака, насаждались впоследствии народам, обращенным в христианство. Являясь главной и, по сути, единственной идеологической силой, Церковь в Средние века держала под своим контролем все без исключения сферы жизни человека. Говоря о влиянии средневековых церковных обычаев на культуру брака различных народов Циммерман отмечает: «По мере того, как семиты ассимилировались с христианской и западной культурой, многоженство уступило место моногамии. Сходным же образом и другие полигамные культуры, такие как славянские и варварские племена, оставляли свою практику. Движение моногамии шло с Запада на Восток». 

Одним из самых первых деяний, которое Церковь ожидала от многих новокрещенных, являлся развод с женщинами, которые были матерями его детей. Наряду с признанием веры в Иисуса, это было условием принятия главы семейства в ряды христиан. При этом подразумевалось, что развод, со всеми вытекающими из него тяжелыми последствиями, более совместим с христианской практикой, чем полигамия. Папа Павел III в 1537 году издал, к примеру, документ Altitudo, в котором настаивается на том, чтобы крещаемый отослал от себя всех своих жен, и после крещения вступил в брак с одной из них. Преимущество при этом отдавалось первой жене, но если крещаемый “не помнил”, кто был его первою женою, он мог выбирать из числа других своих жен. Постепенно право расторгать браки, присвоенное Римско-католической церковью, распространилось и на многие случаи моногамных браков. Таким образом, отказавшись от полигамии, церковь взяла на себя право осуществлять полигамию в форме череды моногамных браков (последовательная или серийная полигамия). Подобного рода традиция прочно закрепилась в западном обществе, делая развод и новый брак обычной практикой. Серийная полигамия, в силу своего исторического происхождения, и на сегодняшний день представляется западному сообществу единственно допустимой формой полигамии.

Утвердившись, таким образом, в Западной Европе, моногамия никогда уже больше не сдавала своих позиций. Постепенно общество свыклось с такими явлениями, как проституция и сожительство. Фактически, проституция была взята «под крышу» Церкви или городских властей. Понимая, что без этого не обойтись, средневековые Церковь и государство контролировали и, фактически, содержали публичные дома. Таким образом она рассчитывала как-то сдерживать прелюбодейство, ограничивать его рамками соответствующих заведений. «Церковь благословила проституцию как могучее средство изменения “направления жажды мести” (или накопившейся сексуальной неудовлетворенности – примечание автора), и она в полной мере воспользовалась открывшимися перед ней возможностями. Средние века характеризуются бурным ростом борделей. Даже совсем небольшие по численности населения европейские города непременно имели один, а то и несколько борделей с постоянной занятостью персонала».

Подобным же образом Церковь закрывала глаза на такое широко распространенное явление, как сожительство и содержание наложниц. Джон Кейрнкросс в своей книге «До того, как полигамию сделали грехом» отмечает: «Действительно, идея сожительства наряду с женою с одной или более наложницей была вполне принята и зачастую даже возвышена. Однако открытое и законное обладание несколькими женами строго запрещалось».   

И все же, будучи официально запрещенной, полигамия, тем не менее, не прекращала своего существования в средневековой Европе. О том, какие слои общества были вовлечены в ту или иную форму полигамии (чаще всего – содержание наложниц) можно отчасти судить из дошедших до наших дней сицилийских документов конца четырнадцатого века. Согласно этим документам, из ста отцов, которые взяли на себя хлопоты официально признать своих незаконнорожденных детей как полноправных наследников, около половины являлись светскими, женатыми людьми, четырнадцать оставались холостыми и тридцать два были служителями церкви.  Тем не менее, полигамия оставалась в подполье, и, согласно законам того времени, если неженатых людей заставали в половом акте, их могли законным образом убить на месте. В некоторых местностях убийство даже вменялось в обязанность.
Позиция Римской католической церкви начиная с шестнадцатого века (особенно после Трентского собора, на котором безапелляционно была осуждена позиция реформаторов), становится еще более жесткой и категоричной, ставящей своей целью положить конец тем про-полигамным тенденциям, которые существовали и внутри самой Римско-католической церкви. Однако все попытки искоренения полигамии в конечном счете привели лишь к тому, что она захлестнула общество в своей самой невзрачной форме – в форме серийной полигамии. Как отмечает Циммерман, «на Западе сегодня браки с легкостью расторгаются и, по сути, превращаются в серийную полигамию – как в форме полигамии, так и в форме полиандрии. Подобная ситуация была некогда и на Аравийском полуострове, так, что Мухамед  должен был предпринять жесткие шаги для того, чтобы мужья не прекращали заботится о своих отосланных от семьи женах… Легко достижимый развод и легкие поверхностные отношения к браку идут бок о бок».

Реми Глигнет в своей книге «Много жен – много силы» задает читателю любопытный вопрос, на который сам же и отвечает:
«Является ли полигамия на сегодняшний день своего рода музейным экспонатом, пережитком примитивного общества? Многие именно так и считают. Однако стоит посмотреть хотя бы на Американский континент, чтобы убедиться, что это далеко не так. Американцы рассматривают традиционный западный брак как во многом схожий с африканским, то есть иную форму полигамии, отличную, в принципе, лишь тем, что супруги не хотят брать на себя слишком много ответственности, и с легкостью прекращают брак, чтобы вступить в следующий (серийная полигамия)».
 

Глава II
Полигамия в Библии и у древних народов


Следует оговориться и сказать, что такие термины, как “моногамия”, “бигамия”, “полигамия” или их эквиваленты неизвестны древнему миру. Слова “брак” и “семья” подразумевали как моногамные, так и полигамные модели. Фактически, полигамия была распространена по всему древнему миру. В этой главе будет рассмотрено отношении к полигамии, выраженное, в первую очередь, в Библии. Почему мы обращаемся именно к этому, а не к какому-нибудь иному древнему источнику? Хотя бы уже потому, что Библия на сегодняшний день доступна, практически всем и является, по крайней мере в теории, самой авторитетной книгой для многих людей.

В своем исследовании посвященном жизни и культуре древнего Израиля Педерсен отмечает: “Полигамия является одним из этических требований в древнем Израиле, поскольку забота о семье стояла в нем на первом плане. В атмосфере того времени полигамия ни в коей степени не вступала в противоречия с идеей брака».  В Библии действительно не дается запретов для мужчин жить более, чем с одной женщиной. Но эта связь не должна быть временной, не налагающей на человека никакой ответственности. Напротив, вступление в половую связь в Библии именуются «познанием». «Адам познал Еву, жену свою, и она зачала» (Быт.4:1); «познал Елкана Анну» (1Пар.1:19), и т.д. Но в этом «познании» другого человека  человек познает и себя, открывает что-то важное и о самом себе. Подобного рода познание невозможно при разгульном, безответственном, не накладывающем никаких обязательств греко-римском стиле поведения. Согласно Библии, вступившие в половую близость становятся «одной плотью». Подобная идея сопряжена с такой ответственностью, которую греко-римского общество никак не могло принять. Как отмечает Джон Отвелл, «библейское законодательство, узаконивающее полигамию, тем не менее очень жестко относится к любым формам прелюбодеяния, независимо от того, совершаются они мужчинами или женщинами. Таким образом, полигамия не поддерживает двойных стандартов».

Эстер Фуш в своей статье «Сексуальная политика в библейском повествовании» говорит, однако, о существовании в Библии «двойных стандартов». Но эти стандарты как раз и касаются правомерности для мужчины создания семьи с несколькими женами (полигиния), и неправомерности для женщины создавать нечто подобное (полиандрия):

«Так называемые “двойные стандарты” были не просто узаконены и многократно повторены в библейских установлениях относительно брака, но и имели прямое выражение в многочисленных библейских историях, в частности в историях, имеющих дело со взаимоотношениями между мужем и женой.

В данной главе я сконцентрирую внимание на двух главных моделях таких отношений: на модели прелюбодеяния и на модели соперничества. Модель прелюбодеяния, которая представляет обычно одну жену и двух мужей (мужчин), является зеркальным отражением и, таким образом, полной противоположностью модели соперничества, представляющей одного мужа и двух жен.

В соответствии с библейскими установлениями относительно прелюбодеяния, модель прелюбодеяния заканчивается устранением лишнего мужчины и воссоединением жены с одним мужем. В полном согласии с библейским взглядом на полигамию, модель соперничества заканчивается стабилизацией изначально сложных отношений между двумя женами и одним мужем. В обеих моделях патриархальные интересы представлены как дополняющие собою как интересы монотеистической религии, так и национальные интересы.
Прелюбодеяние, как мы увидим, не является всего лишь “личным” грехом против мужа, но представляет собою угрозу генетическому продолжению израильского народа. И напротив, полигамные отношения представлены как не только выражающие интересы мужа, но в первую очередь защищающие устои общества, так что Бог в данной модели всегда предстает как поддерживающий в первую очередь интересы мужа.

В модели соперничества Яхве призывает обиженную жену вернуться в полигамное окружение, к своему мужу. В награду за это Бог обещает потомство, но не освобождение от “угнетателя мужа”»…

Тот факт, что уже книга Бытия несколько раз описывает и осуждает модель прелюбодеяния, подразумевает, наряду с другими вещами, что полиандрия, то есть принадлежность одной жены более, чем одному мужу, совершенно неприемлема в браке. Библия дает ясно понять, что противоположность полигинии (то есть полиандрия) является смертным грехом; она есть ни что иное, как грех прелюбодеяния. Постоянное присутствие Бога как заинтересованного лица в данных моделях делает эту весть совершенно ясной.

«Модель прелюбодеяния, – продолжает Эстер Фуш, – наряду с прочим, представлена в Библии с целью устранить возможные прецеденты полиандрии; с другой стороны, модель соперничества предстает как действенный пример законного многоженства».
Надо отметить, что соперничество, о котором идет речь, вызвано, прежде всего, не ревностью к мужу, а неспособностью к рождению детей. Таким образом, слово «соперничество» в библейской модели полигамной семьи не несет на себе сугубо отрицательного оттенка. Плодовитая жена умышленно или неумышленно унижает бесплодную до тех пор, пока последняя, через божественное вмешательство, не беременеет и не рожает одного или более сыновей.

В самой первой отмеченной в Библии модели соперничества представлены Аврам и его бесплодная жена Сара (Быт. 16:1-16). Понимая, что она неспособна дать сыновей своему супругу, Сара предлагает Авраму в качестве второй жены взять свою служанку Агарь. Когда Агарь становится беременна, она теряет уважение к своей госпоже. В отместку, Сара издевается над Агарью, так что та убегает в пустыню. Однако ангел Божий обращается к Агари с тем, чтобы она вернулась к Авраму и Саре.

Еще одна модель соперничества представлена в истории Иакова и его двух жен – Лии и Рахили (Быт. 30:1-24). В данном случае Лия рожает Иакову детей, а Рахиль остается любимой, но бесплодной женою. Рахиль завидует плодовитости Лии и пытается компенсировать это, предложив свою служанку Иакову в качестве наложницы. Но и Лия стремится заполучить побольше внимания Иакова. В конце концов, Господь благословляет Рахиль и она рождает сына.

«В противоположность модели прелюбодеяния, – пишет Эстер Фуш, – которая представляет желанную жену как яблоко раздора между двумя мужчинами, то есть предмет соперничества, ни одна из представленных в Библии моделей соперничества не дает и намека на то, что муж каким-то образом является причиной раздора или страдания. Напротив, муж часто показан как выступающий на стороне менее счастливой из его жен, бесплодной жены. Муж никогда не изображается как потенциальная угроза для полноценной жизни своих жен, или же как спровоцировавший одну из них к неправильному поведению. В противоположность модели прелюбодеяния, которая усматривает в неестественных отношениях между одной женой и двумя мужьями нескончаемый источник проблем, модель соперничества не дает и намека на то, что брак мужчины более чем с одной женщиной сам по себе приводит к соперничеству между женами. Модель соперничества не дает и намека на то, что те или иные семейные проблемы обусловлены полигамным браком».

В феминистском обществе зачастую говорят о том, что подобного рода форма брака серьезно ущемляет права женщин. Мы еще вернемся к этому вопросу, когда будем рассматривать этот и другие современные взгляды. В данном разделе мы говорим о временах древних. В те времена полигамия не была какой-то формой дискриминации. Она лишь отражала гуманное отношение к слабому полу и подчеркивала естественные различия в устройстве и нуждах мужчины и женщины. Отвелл справедливо отмечает, что: «полигамия была скорее формой защиты женщины, чем выражением мужского превосходства».  В некоторых отношениях статус женщины в полигамной семье был даже выше статуса мужчин, происходящих из той же социальной среды, что и она. 

В любой семье установление отношений является, безусловно, самым сложным делом. Полигамная семья в этом отношении не является исключением. С точки зрения установления семейных отношений в ней есть свои плюсы и минусы. Библейское законодательство признает возможность того, что отношения с женами у человека могут быть разные. Тем не менее Библия ставит жен и их детей, наследников в равное положение, устраняя по возможности фаворитизм: «Если у кого  будут две жены, одна любимая, а другая нелюбимая, и как любимая, так и нелюбимая родят ему сыновей, и первенцем будет сын нелюбимой, то при разделе сыновьям своим имения своего, он не может сыну любимой дать первенство перед первородным сыном нелюбимой; но первенцем должен признать сына нелюбимой, и дать ему двойную часть из всего, что у него найдется, ибо он есть начаток силы его, ему принадлежит право первородства» (Втор. 21:15-17).

В общем и целом, однако как отмечает Парриндер, «в каждом случае полигамии в Библии достаточно тяжело говорить о первостепенных, главных женах и второстепенных, или наложницах».

Даже наложницы мало чем были ущемлены в правах в сравнении с женами. Вообще, в Библии довольно трудно провести категоричную черту между женою и наложницей.  Содержание наложниц было общераспространенным делом в древнем мире, и израильская нация не являла собой исключение. По сути институт наложниц являлся одной из форм полигамии, поскольку наложница обладала статусом дополнительной жены. Содержание наложниц приветствовалось и в моногамном Риме (даже после заката работорговли). В Библии сохранилось немало отрывков, из которых мы можем заключить, каков же был статус наложницы в семье.

Наложница могла иметь свою частную собственность, которой обычно распоряжался (или, вернее сказать, управлял) ее муж, и которая в случае развода или смерти мужа оставалась за нею. Дети наложниц считались детьми семьи (Быт. 36:12; 1Пар. 1:36; Чис. 27:1-5; 1Пар. 7:14), но их положение было несколько ниже положения детей главной жены. При отсутствии потомков мужского пола от главного брака, дети наложниц на равных правах наследовали имущество своего отца. Если же у главной жены были сыновья, то детям наложниц доставалась меньшая часть наследия (Быт. 25:56).

Как и в случае с обычным браком, наложницу связывали с ее мужем постоянные отношения, и в каждом случае муж обязан был заботиться о той и о другой.  Основное отличие состояло лишь в распределении имущества между детьми жены и наложницы. Однако и при этом, как отмечает Парриндер, «дети наложниц зачастую делили наследство наравне с другими детьми». 

На протяжении всего библейского повествования можно встретить истории полигамных семей. При этом ни один раз практика полигамии не порицается Богом. Но она может порицаться другими людьми, даже современниками библейских героев. Когда Моисей, как считают многие комментаторы, в дополнение к первой своей жене, взял в жены ефиоплянку (Чис. 12:1-15), его ближайшие соратники, Мариам и Аарон, возмутились. Возможно, это возмущение своим происхождением обязано было не столько самому факту полигамии в случае с Моисеем, сколько происхождением его новой жены (ефиоплянка). Интересно, что за это несправедливое осуждение Господь Сам делает строгий выговор как Аарону, так и Мариами, а последняя даже покрывается проказой. Моисей, как явствуют из слов Самого Бога, не сделал ничего дурного, он по-прежнему, говорит Господь “верен во всем дому Моему”(Чис. 12:7).
О другом библейском герое, Гедеоне, говорится, что у него было «семьдесят сыновей, происшедших от чресл его; потому что у него много было жен» (Суд.8:30).

Давид, поняв, что Бог благословил его и утвердил на царство, первым делом “взял еще наложниц и жен” (2 Цар.5:13). Библия не делает здесь никакого намека, что это деяние Давида было преступно. С него, фактически, начинается история процветающего царствования Давида.

Давид, тем не менее, осуждается Богом через пророка Нафана за то, что он взял за себя Вирсавию, послав ее мужа на верную смерть, фактически убив его. Это осуждение, однако, не связано с тем, что Давид обладал более, чем одной женой. Напротив, из слов Нафана, которые передал ему Господь, явствует, что именно Бог, благословляя Давида, дал ему этих жен, и если бы Давид был верен Богу, то Бог, говорит Нафан “прибавил бы тебе еще больше” (2 Цар.12:8).

Также и в случае с Соломоном: он осуждается Богом не за то, что имел более, чем одну жену (у Соломона было “семьсот жен и триста наложниц”, 3 Цар.11:3), а за то, что позволил женам-язычницам утверждать свою религию в Израиле, и даже сам сделался идолопоклонником. В книге своих деяний царь Соломон в частности отмечает (Еккл.2:8), что он: “Собрал себе серебра и золота и драгоценностей от царей и областей; завел у себя певцов и певиц и услаждения сынов человеческих – разные музыкальные орудия.” «Мы можем предположить, – пишет Отвелл, – что автор говорит здесь о вещах повсеместно известных и принятых”.

Патриархи и цари стояли во главе общества, следовательно были людьми особой категории. Сложнее будет определить, какова же была семейная жизнь простых людей. Мы соглашаемся с мнением Парриндера, который писал: «В Ветхом Завете мы читаем о полигамии выдающихся людей, однако нигде не указывается, что полигамия была правилом, а моногамия исключением. Скорее наоборот. За исключением тех периодов времени, когда в результате военных действий, таких как, например, завоевание Ханаана, в обществе было существенно больше женщин, чем мужчин, простые люди в большинстве своем оставались моногамными, поскольку навряд ли хватило бы женщин, если бы каждый мужчина захотел иметь двух жен». 
История Елканы и Анны проливает некоторый свет на полигамию среди простых, небогатых людей (1Цар. 1). У Елкана было всего две жены, и в этом он является типичным представителем крестьянской среды. Мы можем сделать вывод, что «крестьяне были либо моногамными, либо бигамными».  Дэвид Майс справедливо отмечает, что «способность мужа поддерживать несколько жен была свидетельством его благонадежности и уважаемого положения в обществе».

Ветхозаветная система левирата, согласно которой в случае смерти брата или близкого родственника, не имеющий детей другой брат или родственник должен был взять на себя заботу о вдове и жениться на ней, в некоторых случаях просто обязывала человека вступать в полигамный брак.

Наверное самый капитальный труд относительно библейской полигамии был написан Парриндером. Несмотря на многие достоинства, этот труд, однако, не лишен и серьезных недостатков с точки зрения консервативного исследователя Библии. Парриндер, пытаясь критиковать практику полигамии в Библии вынужден просто-напросто ставить под сомнение верность ряда библейских текстов.

Исходя из убеждения, что полигамия никак не могла быть допущена Господом, он сомневается в богодухновенности ряда библейских текстов. То, что кажется ему «грубым и устарелым» Парриндер просто приписывает «позднейшим авторам». Некоторые библейские истории он заметно «обогащает». Так, говоря о женитьбе Иакова на Рахили, сестре Лии, он, в качестве возможного объяснения или скорее оправдания этого брака говорит о том, что, Лия, вероятно, в течение какого-то времени была бесплодна.  В Библии же именно Рахиль страдает этим, а брак Иакова и Рахили объясняется гораздо проще – Иаков любил Рахиль (Быт 29:20).

Но все вышеприведенные истории записаны в Ветхом Завете. А что же Новый Завет? Запрещает ли он полигамию? В своем капитальном труде “История брака” Вестермарк, в частности, указывает на то, что Новый Завет не запрещает полигамию, за исключением случаев с епископами и дьяконами. Да и эти исключения Вестермарк рассматривает скорее как предписание апостола Павла, а не Иисуса Христа. С. М. Р. Мусави отмечает, что «Евангелие, следуя за Торой, не отменило, и не осудило полигамию, и не издало закон, чтобы запретить ее: и так вплоть до второй половины 8 века н. э. и времен Карла Великого полигамия была обычным делом в Европе и не осуждалось Церковью».

Традиционная полигамная практика ирландских правителей и королей династии Меровингов оставалась нетронутой. Да и церковные соборы первых веков христианства не выступали против полигамии Папа Григорий II в своей декреталии от 726 года даже написал, что “если жена больна и не может выполнять свои супружеские обязанности, то муж может взять за себя вторую жену, при условии, если он продолжает заботиться о первой”. 

В новозаветных посланиях к Титу 1:6 и Тимофею (3:2,12), где говориться об «одной  жене» словом «одна» переведено греческое слово mia, скорее порядковое, чем количественное числительное – «первый», используемое еще  для «первого дня недели» в Матф. 28:1, Марк 16:1-2 и Деяниях 20:7. 

В 1Кор 5:1 говорится о грехе человека, который «вместо жены имеет жену отца своего». Текст не говорит о матери, но о «жене отца своего», используя специальную терминологию. В Лев 18:8 делается четкое различие между «женою отца», о которой говорилось в Лев 18:7 и матерью. Заметьте, когда говорится о «наготе матери», речь идет о ее наготе, в то время, когда речь заходит о наготе «жены отца», говорится о наготе отца. То же различие прослеживается и во Второзаконии 27:20,16. Фактически, грех, о котором говорится  в 1Кор 5:1, есть тот же грех, который совершил Рувим, сын Иакова (Быт 35:22), переспав с женою или наложницей своего отца. И хотя Валла названа здесь «наложницей отца», из другого текста, Быт 37,2 мы узнаем, что она считалась его законной женою. Весьма вероятно, что человек, о котором говорит апостол Павел в 1Кор 5:1 повторил грех Рувима и вступил в связь с одной из жен своего отца.

Интересно прочитать в греческом оригинале текст 1Кор 7:2: «Но во избежание блуда, каждый имеет свою жену, и каждая имеет своего мужа». Интересно отметить, что греческое слово, переведенное на русский язык в единственном числе – «жену» (gune),  в большинстве других текстов переводится во множественном числе (См., например Матф 11:11, 14,21,15:28,38, 27:55, Марк 15:40, Луки 1:28,42, 7:28, 8:2, 17:35,23:27, 49, 55, 24:10, 22, 24:14, Деян 1:14,5:14, 8:3, 12, 9:2,13:50, 16:13, 17:4,12, 22:4; Рим 1:26; 1Кор 14:34,35; 1Тим 2:9,10, 5:2,14, 2Тим 3:6, Титу 2:3,4; Евр 11:35; 1Петра 3:5, Откр9:8,14:4).

Точно так же и в текстах Матф 19:8, Лук 17:27, Деян 21:5; 1Кор 7:29; Еф 5:22,24,25,28; Кол 3:18,19, 1Тим 3:1, 4:7 и 1Пет 3:1 слово «gune» переводится во множественном числе – «жены». Это означает, что текст 1Кор 7:2 может быть переведен и следующим образом: «Но, во избежании блуда, каждый имеет своих жен, и каждая имеет своего мужа». Вообще слово gune встречается в Новом Завете 221 раз, из которых 92 раза оно переведено в единственном числе и 129 во множественном. Так что многое здесь зависит от точки зрения переводчика.

Наряду с Библией, древняя еврейская традиция (талмудическая литература) официально разрешает полигамию, хотя и стремится ограничить количество жен: не более восемнадцати для царя и не более четырех для простого смертного.  На самом деле человек должен быть состоятельным для того, чтобы содержать нескольких жен. Это и служило, по всей видимости, сдерживающим фактором для распространения полигамии. Кроме того, беря за себя новую жену, человек должен был выплачивать ее родителям мохар, то есть выкуп. Не каждый мог позволить себе эти дополнительные расходы.

 В промежуток времени между строительством первого храма и первыми веками христианства полигамия и моногамия служили отличительным знаком богатого и влиятельного сословия от простолюдинов. С течением веков ситуация менялась (во многом вследствие экономических факторов) и к четырнадцатому веку н. э, например,  среди евреев живущих в Испании, бигамию (двоеженство) практиковали во всех абсолютно слоях общества.

В целом же живущие по большей части в рассеянии после Вавилонского плена израильтяне все больше и больше попадают под воздействие греческой культуры и философии. Если традиционному иудаизму присущ был жизнеутверждающий взгляд вообще и положительный (нельзя переоценить, насколько положительный) взгляд на половую близость, то постепенно под влиянием греческого дуализма и уничижительного взгляда на все материальное, земное, в отдельных слоях общества происходит переоценка прежних ценностей. К примеру, ко времени Иисуса Христа появляется секта ессеев, которые были настоящими аскетами и всячески сторонились сексуальных отношений. Как отмечает Парриандер, в обществе наблюдалась «тенденция к строгости и ограничениям в сексуальной области, а следовательно полигамия находилась в невыгодном положении». 

Ограничения на полигамию были наложены и с развитием бракоразводного кодекса. «Развод сам по себе является свидетельством роста моногамии, поскольку развод – это редкое явление в полигамном обществе».  Однако развод был разрешен людям, говоря словами Иисуса Христа, лишь по их «жестокосердию».

Брачные законы иудеев, сделавшихся римскими гражданами около 212 года до н.э., подверглись пересмотру благодаря законодательной деятельности императора Диоклетиана, а позднее Феодосия и Юстиниана, которые и для иудеев запрещали практику полигамии (в третьем, четвертом и шестом столетиях н. э.).

Семейная жизнь евреев, таким образом, регулировалась не только внутренними законами и традициями, но и тем обществом, в котором им довелось жить. Если еврейская община находилась в среде мусульман, она свободно практиковала полигамию. Однако в христианском окружении, наследовавшем свою законодательную практику из Римских законов, полигамия либо полностью возбранялась, либо была загнана в глубокое подполье.

Подводя итог взглядам Библии на полигамию, следует прежде всего отметить, что хотя ни одного раза, ни прямо, ни косвенно Библия не осуждает полигамию как таковую, все же можно предположить, что идеальной формой брака, с перспективы Библии, является моногамия. Бог сотворил одного Адама, и одну Еву. Однако, по причине грехопадения многое из того, что изначально было предложено Богом человеку претерпело серьезные изменения. К примеру, до грехопадения, в Едемском саду Бог дает людям в пищу “всякую траву сеющее семя, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя” (Быт.1:29). Когда же идеальные условия райского сада сменились суровыми буднями жизни на земле, Бог позволил человеку употреблять в пищу и другие продукты, такие как мясо (Быт.9:2-4). Добыча мяса связана с убийством животных, с пролитием крови – то есть далеко не с идеалом. Тем не менее, в большинстве своем люди сегодня едят мясо и не расценивают это как грех. И что самое главное, Бог, позволивший людям есть мясо, не рассматривает уже это как грех. Бог предстает на страницах Священного Писания как чутко откликающийся на нужды людей. Мало кто станет сегодня спорить, что вегетарианский образ жизни в большом количестве случаев является превосходным. Однако не для всех и не всегда. Многие люди живут в таких условиях, что без мясной пищи они просто не смогут существовать. В отличие от бескомпромиссных и фанатичных крайних сторонников вегетарианства, Бог делает шаг навстречу людям и позволяет им есть мясо, хотя это и не дозволялось в Эдемском саду.
Такой же принцип прослеживается и в вопросах брака и семьи. Применительно к тяжелым земным условиям, чтобы помочь людям выживать, воздерживаться от прелюбодеяния (то есть от беспорядочного секса), поддерживать, любить друг друга, заботиться друг о друге, допускались легитимные корректировки к изначальному и, безусловно, наилучшему плану..

Полигамия в мусульманстве

На сегодняшний день из тридцати восьми мусульманских стран полигамия официально узаконено в двадцати двух. В этих странах по нескольку жен имеют только 15-20% мужчин, а именно зажиточная прослойка. Традиции многоженства были присущи арабским народам, не затронутым греческим аскетизмом, и до появления Мухамеда. Ислам лишь возвел эти традиции на уровень закона и оправдал с точки зрения религиозной. В то время как христиане рассматривали целибат как идеал, ислам принимал брачные отношения как величайшее благо, дарованное самим Всевышним. Мухамед настолько противился целибату, что стремился к тому, чтобы все способные к супружеству вступали в брак. “Равно как христианство рассматривало брак как приемлемый для тех, кто не мог воздерживаться, ислам расценивал полигамию как приемлемую для тех, кто не мог ограничиться одной женой”. 

Ислам, как и Библия, учит, что Всевышний сотворил все живые существа взаимодополняющими парами, а потому мужчины и женщины имеют равную духовную ценность. Такое понимание явилось громадным шагом вперед по сравнению с доисламской эпохой в Аравии, когда женщины считались не более, чем частной собственностью, которой мужчины могли распоряжаться по своему усмотрению. Принцип равенства дал женщинам значительные права и свободы, но в то же самое время не исключал и физические различия между полами. А потому роль женщин в семье и в обществе определяется особенностями ее менталитета и физических данных.
Ислам учит, что секс – это благое дело, но только в том случае, когда он происходит в рамках брака. «…Он создал для вас из вас самих жен, чтобы вы жили с ними, устроил между вами любовь и милость» (Коран 30:20). Ислам запрещает всякую интимную связь вне брака, но благословляет полигамный брак: «Возьмите в себе в жены из женщин, сколько вам желательно, двух, трех или четырех» (4:4). При этом, однако, Коран ставит условие: относиться справедливо и на равных правах ко всем женам. «А если вы боитесь, что не будете поступать по справедливости, то возьмите в жены одну» (там же).

Европейские историки, даже специализирующиеся на истории секса, с трудом понимают те различия в мышлении и практике, которые разделяли (и по прежнему разделяют) Восток и Запад. Так, Ричард Левинсон в своей «Истории сексуальных обычаев» высказывает мнение, что Мухамед в возрасте пятидесяти пяти лет окунулся в период “второй молодости”, и что “секс всецело захватил его и правил им до конца его дней”.

Однако такой взгляд вряд ли согласуется с реальной картиной. Навряд истоки восточной полигамии следует искать в сверхчувственной личности пророка. Мухамед женился первый раз в 25 лет, а его невеста была на 15 лет старше его. Он оставался верен ей до самой ее смерти, и тяжело переживал потерю жены. Второй раз Мухамед, по настоянию друзей, женился на девочке 5 -7 лет, которую звали Айша. С точки зрения европейца это была лишь помолвка, потому что между Айшой и Мухамедом не было никаких сексуальных отношений в течении нескольких лет, пока она, согласно арабской традиции, не достигла должного возраста.

Позднее Мухамед взял за себя еще многих жен, но зачастую это были браки по политическому расчету, с целью заручиться поддержкой лидеров различных кланов. Несколько из его жен были из числа вдов, и брак этот являлся для них своего рода социальной защитой.
Традиция утверждает, что Мухамед старался равномерно распределить время между своими женами, уделяя равное внимание во всем. Тот факт, что лишь одна из всех его жен принесла Мухамеду наследника говорит, что либо Мухамед не был слишком силен в плане секса, либо что его жены были совсем немолоды, либо что пророк был слишком занят другими делами. В любом случае, Мухамед навряд похож на зачастую рисуемый образ человека, предавшегося всецело “желаниям плоти”.

В мусульманском мире полигамия была правилом для богатых людей, но она не была и исключением в бедных, особенно деревенских семьях. У крестьян не было средств для покупки рабов или найма рабочих, поэтому полигамия являлась одним из источников поддержки крестьянина. Высокий уровень смертности среди новорожденных также заставлял крестьян заботиться о том, чтобы заручиться большим количеством жен и, соответственно, большим количеством детей. За редким исключением, крестьянину не сложно было прокормить свою большую семью, потому что имея много помощников, ему легче было вырастить и собрать богатый урожай. Большая семья, таким образом, была экономически выгодна.

В городе, напротив, полигамия зачастую приносила больше проблем (имеются в виду проблемы экономического плана), чем выгод. Мужчина был обязан обеспечивать каждую жену местом жительства, что было чрезвычайно дорого. Городские женщины были более требовательны в отношении одежды, развлечений и образования для себя и своих детей. Однако, начиная где-то с четырнадцатого века до нас доходит все больше сведений о том, что и городские женщины занимались трудовой деятельностью и, при этом, оставляли себе весь полученный от этой деятельности доход. Однако предшествующие этому периоду экономические сложности послужили тормозом широкому распространению полигамии в городах. Кроме того, в городе стареющей женщине было гораздо сложнее найти работу, чем в деревне, поэтому ее содержание бременем ложилось на мужа. С другой стороны состоятельные городские люди вполне могли обеспечить нескольких женщин и даже поднять свой престиж в обществе посредством демонстрации своей обширной семьи.

Один из главных аргументов современных мусульманских сторонников полигамии гласит, что та или иная ее форма фактически существует во всех обществах, и поэтому лучше узаконить полигамию чем разрешить измену и разврат. Шейх Юсеф аль-Кардауи предоставил следующее объяснение в своей религиозной программе на канале “Аль-Джезира”: “Нет общества, в котором не существовала бы полигамия. На Западе осуждают полигамию и отвергают её, однако на самом деле полигамия существует и в их обществе. Их полигамия отличается от нашей тем, что наша полигамия гуманна, а их – аморальна. Человек не берёт ответственность за полигамию. Он имеет отношения более чем с одной женщиной, и если она беременеет, он не берёт ответственность за ребёнка и не поддерживает женщину материально».   

Шейх Тайсир аль-Тамими, выполняющий обязанности главы шариатской юридической системы в Палестинской Автономии также высказался в пользу сходного аргумента: «Полигамия помогает человеку устоять перед грехом. Известно, что в неисламских обществах, запрещающих полигамию, нередко у мужей есть ещё и любовницы. Я говорю всем тем, кто требует равенства и защищает права женщины, что разрешая полигамию, ислам защищает чувства женщины и гарантирует её замужество и жизнь в покое и уважении, вместо того, чтобы превратить её в профессиональную любовницу, бесправное существо, дети которой попадают на свалку. Из моего профессионального опыта, я знаю, что есть десятки тысяч девушек, которые уже перешли предельный возраст и ещё не вышли замуж. Как известно, интимные отношения между мужчиной и женщиной узаконены браком, и если естественная потребность в этих отношениях не удовлетворена, это может открыть дверь разврату и прелюбодеянию. Девушка, которая не вышла замуж, станет обузой для остальных и даже может стать мстительной, когда она видит других женщин, не отличающихся от неё, но имеющих мужа и детей…».

Наряду с разрешением полигамии, ислам ограничивает ее, разрешая одному мужчине только четверых жён. Шейх аль-Кардауи обьясняет: «Мы запрещаем прелюбодеяние, на Западе разрешают его. В этом вся разница. У нас полигамия не абсолютна. В доисламский период полигамия была абсолютна у разных народов: у арабов, у римлян, и даже в Старом Завете написано, что у царя Давида было 100 жён и 200 наложниц, а у царя Соломона было 300 жён и 400 наложниц. Ислам установил одно ограничение и одно условие для полигамии. Ограничение выражается в том, что мужчина не может взять в жёны более четверых жён, а женитьба обуславливается тем, что мужчина должен справедливо вести себя со всеми женщинами. Ещё одно условие – мужчина должен быть способным полностью обеспечивать жену с материальной стороны.”

Вне зависимости от того, сколько жен у мужчины, ему предписывается быть к ним добрым, не бить их и не унижать, быть справедливым ко всем. Возможно, на практике это не всегда осуществляется. Но разве и в моногамных семьях всегда все идет гладко? 
Автор книги «История семьи» справедливо отмечает: “Всякая форма поведения отличная от привычных, заложенных в человеке в раннем возрасте норм, неизбежно рассматривается как негативная и асоциальная. Любые семейные традиции, отличающиеся от сложившихся и устоявшихся в Европе, на сегодняшний день рассматривается не только как странные и примитивные, но и как противные самой природе… Полигамия, таким образом, на протяжении долгого периода времени составляла основу для критицизма европейцами ислама ”. 

Может прав был Л. Н. Толстой, когда в послесловии к «Крейцеровой сонате» написал:
«От этого-то и происходит то, кажущееся сначала странным, явление, что у евреев, магометан, ламаистов и других… имеющих точные внешние определения брака, семейное начало и супружеская верность, несравненно тверже, чем у так называемых христиан.
У тех есть определенное наложничество, многоженство, ограниченное известными пределами. У нас же существует полная распущенность и наложничество, многоженство и многомужество, не подчиненное никаким определениям, скрывающееся под видом воображаемого единобрачия.
Только потому, что над некоторой частью соединяющихся совершается духовенством за деньги известная церемония, называемая церковным браком, люди нашего мира наивно или лицемерно воображают, что живут в единобрачии».

Полигамия у других народов

На сегодняшний день лишь десять процентов населения земли живет в полигамном обществе. Однако так было не всегда. На протяжении веков полигамия была обычным явлением для всех, практически, народов не затронутых европейской цивилизацией. Однако по мере расширения границ западного мира и, как это сейчас модно говорить, наступлением глобализации, полигамия все более и более вытеснялась на задворки так называемого «цивилизованного» общества.

Чем дальше на восток, от влияния греко-римской цивилизации, тем большей популярностью и признанием традиционно пользовались полигамные браки. Китай и Япония издревле считали полигамию добродетелью. В Китае считали, что в первую очередь не хороший мужчина делает брак хорошим, но хороший брак, и в особенности с несколькими женами, делает мужчину благородным и сильным. Считалось, что чем больше у человека жен, тем более развивает он свою мужскую потенцию. 

В Японии, чем выше было положение человека в обществе, тем более было у него возможностей содержать дополнительные семьи. Полигамия была обычным делом среди аристократов и носила название tsumadoikon: при этой форме брака муж жил в одной из своих семей (с которой он состоял в официальном браке) и сожительствовал с одной или более неофициальной семьей.  Как и в Палестине, эти дополнительные семьи участвовали в наследии семейного капитала.

В Египте полигамия была официально санкционирована при дворе фараона, где с этой целью содержался харам – дворец, в котором жили царицы, жены и наложницы фараона. Египетские законы не запрещали, хотя и не поощряли полигамию среди простых смертных. Развод не являлся условием заключения нового брака, и количество жен у людей не знатного происхождения иногда доходило до четырех. 

Полигамия практиковалась вполне официально и в Индии.  Практикуется она там и поныне, хотя формально запрещена законом.

Самым обычным явлением полигамия была на Руси. Известный историк С. М. Соловьев отмечает: «Многоженство  у всех племен славянских есть явление несомненное; наш летописец говорит о восточных славянах, что они брали по две и по три жены; обычай многоженства сохранялся и долго после введения христианства».
Уголовные кодексы большинства стран Европы и Америки предусматривают уголовное наказание за многоженство и многомужество.

Россияне мусульманской веры, тем не менее, давно уже подпольно практикуют многоженство. Неоднократно были попытки легализовать эту практику. В Башкирии, к примеру, среди инициаторов принятия закона о многоженстве оказалась женщина – член Комитета Законодательной палаты по вопросам местной власти, делам национальностей, общественных и религиозных объединений Гузель Ситдыкова, которая выступила в газете «Известия Башкортостана» с обоснованием необходимости соответствующего закона. По ее мнению, документ упорядочит семейные отношения, защитит права женщины и ребенка. В республике, отмечает Ситдыкова, ежегодно распадается 15-16 тысяч семей. За пять последних лет число разводов составило 71.197, примерно столько же детей осталось без одного родителя. За это время появилось на свет 31.322 внебрачных ребенка. Если прибавить круглых сирот, то получится просто катастрофическая цифра, подчеркнула депутат… Ситдыкова пришла к выводу, что закон о многоженстве необходимо принять: он обяжет мужей заботиться одинаково о всех женах и детях. К тому же это будет не принуждение, а разрешение. Поскольку в республике есть исторические корни такого рода отношений, то почему бы не возродить традиции, добавила Ситдыкова.

В 1999-м президент Ингушетии Аушев даже собрался ввести его открыто. Однако после вмешательства центральных властей принятый было закон был отменен.
Были попытки восстановить многоженство и в Киргизии. Вторую или «младшую» жену взяли в привычку заводить «новые» киргизы. Многоженство в Киргизии существовало долгие века – вплоть до 1917-года, пока большевики не постановили иметь, говоря словами красноармейца Сухова, «каждой женщине по отдельному мужу». Примечательно, что возрождающиеся в республике традиции начали перенимать и представители других национальностей. Некоторые местные богатенькие русские также завели «младших» жен.

В Российской Думе Владимир Жириновский предложил разрешить многоженство не только мусульманам, но и всем российским гражданам. Среди депутатов его поддержало двадцать один человек. В народе поддержка оказалось более значительной: по данным опроса, 46% россиян считают полигамию допустимой для мусульман, а 14% – даже и для русских.

Глава 3
Выступления в защиту полигамии



Спонтанные выступления в защиту полигамии в Европе не прекращались никогда. Однако в период Средневековья недремлющее око Римской католической Церкви умело искореняла всякие «диссидентствующие» настроения. Тем не менее, то, о чем нельзя было открыто говорить, можно было достаточно открыто практиковать. Европейская знать, священство, феодалы зачастую являлись, можно сказать, многоженцами. Двойные стандарты были настолько прочно укоренены в обществе, что мало у кого вызывали недоумение, еще реже – возмущение. Верхушка общества жила своими элитными, неписанными правилами и, судя по всему, вполне этим довольствовалась.

Однако с приходом Реформации в начале шестнадцатого столетия положение резко изменилось. Все те вопросы, которые решались прежде кулуарно, решались полумерами, теперь были вынесены течением истории на всеобщее обсуждение. Год 1517 был ознаменован выступлением Мартина Лютера против целого ряда католических догматов и, таким образом, было положено начало Реформации. Многие традиционные устои общества подверглись серьезнейшему пересмотру. В частности, аскетизм и монашество, которые в католичестве рассматривались как идеал, уступали место идеалу семьи, трудолюбия, детородия. Лютер сам, как бывший монах, подал пример другим женившись на бывшей монахине. Его примеру последовали десятки тысяч вчерашних монахов и монахинь. Идеалы действенного служения, вовлеченности в реалии земного бытия заменили собою идеалы аскетизма и отрешенности от всего земного. Однако многие полагали, что Лютер не был последовательным в исполнении провозглашенного им самим же тезиса Solo Scriptura («только Библия») и во многом оставался верен традиционным устоям католической церкви. Лютер и сам, зачастую, казалось разрывался с одной стороны между верностью Священному Писанию, а с другой - традиционному укладу жизни общества. Будучи не только богословом, но и лидером Реформации, он вынужден был лавировать между двумя огнями, обжигаясь при этом то с одной, то с другой стороны.
Многие из более радикально настроенных последователей Лютера постоянно упрекали его в компромиссе. В частности, во многих городах возникали движения анабаптистов, считающих, что обряд крещения может быть совершен только над  достигшими сознательного, совершеннолетнего возраста. Некоторые наиболее радикально настроенные группы анабаптистов наряду с религиозными выдвигали и социальные требования. Наиболее известными за свой социальный радикализм, граничащий с революцией, были анабаптисты города Мюнстер, расположенного на северо-западе Германии. Режим, установленный в этом городе, известен как Мюнстерская коммуна. Ян Лейденский, сменивший первого руководителя коммуны, Яна Маттиаса, и был тем человеком, который предложил городскому Совету и Совету религиозных лидеров Мюнстера рассмотреть вопрос о полигамии.

Полигамия и Мюнстерская коммуна

23 июля 1534 года германский город Мюнстер провозгласил полигамию как наилучшую модель брака. Это событие уникально в истории Европы. Однако обстоятельства, сопутствовавшие этому событию, невольно способствовали тому, чтобы подобная практика не повторилась.
Вопрос о полигамии уже неоднократно поднимался в разных местностях охваченной Реформацией Германии. Действительно, если следовать принципу, провозглашенному Лютером Solo Scriptura, значит патриархальная модель брака не является упраздненной или осужденной, а следовательно должна быть восстановлена. Однако попытки восстановить эту модель никогда не носили организованного характера. Мюнстерская коммуна, поставившая себя в оппозицию как католичеству, так и едва народившемуся лютеранству, была тем образованием, которое вполне могло позволить себе экспериментировать со многими социальными и религиозными идеями. Удивительное сочетание пуританизма (стремления к праведности) и фанатизма у обитателей коммуны приводили, как это было и с Мюнстерской полигамией, к довольно причудливым явлениям.

Ян Лейденский, придя к власти, прежде всего поспешил наладить систему обороны осажденного католическими войсками города. Его предшественник, Ян Матисен, полагал, что одной лишь веры вполне достаточно, чтобы заставить врага бежать: с двадцатью единомышленниками и с пением псалмов Ян Матисен вышел из ворот города навстречу огромному неприятельскому войску. Через минуту храбрых товарищей уже не было в живых. Ян Лейденский был более прагматичен: лишь обезопасив себя и свой город (хотя, как оказалось, лишь на краткий срок) от войск противника, Ян предложил свою реформу института брака.

Он составил двенадцать тезисов, основанных на Ветхом и Новом заветах, и дал их на рассмотрение мюнстерских пасторов, чтобы они, по тщательному изучению, либо приняли их, либо отвергли. Следует оговориться и сказать, что наряду с тем, что Ян Лейденский видел принципы полигамного брака как заложенные в Библии, он преследовал и ряд практических интересов. Во-первых, будучи уже женатым человеком, он страстно влюбился в красавицу Девору, которую звали “королевой женщин” и которая была теперь уже вдовой Яна Матисена. Ян Лейденский считал прелюбодеянием всякие отношения вне брака и пытался теперь узаконить полигамию. Но кроме интересов личных он преследовал и интересы общественные: в результате войны соотношение между мужчинами и женщинами в Мюнстере приближалось к цифре один к четырем. Как, в таком случае, женщины могли получить мужа? Любимым текстом Лютера, как известно, были слова “плодитесь и размножайтесь”, а сам Лютер говорил, что женщины “созданы либо для замужества, либо для блуда”. Анабаптисты полностью соглашались с этими утверждениями Лютера и видели выход из сложившегося положения посредством легализации полигамии.

23 июля 1534 года Ян Лейденский выступил перед горожанами с предложением установления  полигамии. Интересно, что поддержку он получил не только со стороны мужчин, но и со стороны подавляющего большинства женщин. Новый закон был одобрен и принят. В каком-то смысле слова умножение популяции города немедленно последовало за принятием этого закона: со всех сторон Германии в город стали стекаться люди, разделяющие идеи Яна и мюнстеритов.

Следует сказать, что Мюнстер ни в коей мере не был притягателен для людей легкого поведения: дисциплина в городе, особенно во всем, что касается вопросов секса, была железной. Прелюбодеяние каралось смертью. Принятие новой практики, особенно на первых порах, не обошлось без эксцессов. К примеру, некоторые мужчины силою принуждали женщин и девиц выходить за них замуж. Некоторые брали за себя малолетних девочек. Однако вскоре были изданы законы, которые не допускали подобной практики. Брак мог состоятся только на основе взаимного согласия будущих супругов, а также с одобрения специального совета. Как и во всем остальном, в вопросах полигамии Мюнстерская коммуна, все же, доходила до крайностей. Обладание большим количеством жен стало признаком большего благочестия.
Тем временем город вновь был обложен войсками противника. Начался голод. В ночь с 23 на 24 июня 1535 года войска противника ворвались в город. Началась кровавая резня. Из всех мужчин в живых осталось только 300 человек, да и тех вскоре после взятия в плен, умертвили.

Женщин, за исключением тех, кто не отрекался от своей веры, пощадили. Яна и других лидеров движения захватили и долгое время пытали. Когда его, в присутствии большого скопления людей, спросили, тот ли это Ян, который взял столько много жен (их у него было 16), он ответил, что он не брал никаких жен, а брал девушек, которые стали его женами. Когда его спросили, позволительно ли так поступать, он ответил: “Вот вам благая весть - да!” Ян держался за свои убеждения до конца. Последними его словами были: “Пусть Бог рассудит между нами”.

Вместе с двумя другими лидерами анабаптистов Ян был принародно замучен до смерти. Его привязали к пыточному столу и при стечении всего города раскаленными щипцами выдирали куски его плоти. Так был положен конец утопичной Мюнстерской коммуне. Пролив много чужой крови, она ответила за это своей кровью. Вместе с коммуной была осуждена и практика полигамии, которая стала ассоциировать у многих немецких князей с религиозным и социальным экстремизмом. Тем не менее, многие так называемые “сообщества верных” в разных областях Германии продолжали практику полигамии.

«Принц Реформации» - многоженец

Многие историки, особенно те, что симпатизируют идеям Реформации, до сих пор не могут оправиться от шока вызванного тем фактом, что главный политический лидер, или как его еще называют, “принц Реформации”, Филипп Гессенский имел двух жен. Причем полигамистом он стал с благословения двух главных светил, богословов Реформации - Мартина Лютера и Филиппа Меланхтона. Звучит почти невероятно для тех, кто знает историю Реформации лишь поверхностно.

Филиппа Гессенского женили в первый раз когда ему едва исполнилось шестнадцать лет. Брак на саксонской графине Кристине был продиктован политическими интересами. Однако вскоре Филипп почувствовал, что он не может довольствоваться одной лишь Кристиной. Начался круговорот его любовных похождений. Его выезды “в свет” почти всегда сопровождались сопутствующим “гаремом” из его любовниц. Однако Филипп не был человеком легкомысленным и развращенным, а если и был, то с течением времени с ним стали происходить существенные перемены. С принятием идей Реформации он стал всерьез задумываться о Боге, о Божьем гневе, о спасении. Он знал наизусть целые отрывки из Библии, был человеком богобоязненным, но никак не мог побороть своих слабостей в области половой жизни. Он доводил себя до крайней степени истощения постами, но плотские желания от этого, казалось, только возрастали. Совесть постоянно терзала его. Окружающие видели в нем главного защитника богоданных принципов Реформации, а он жил под постоянным чувством вины за свою сексуальную распущенность.

Наконец, не выдержав больше такого давления, Филипп открыто кается и признается в том, что верит, что Священное Писание допускает, в особенности для людей такого положения и такого склада (он, видимо, имел ввиду физические характеристики) обладание более, чем одной женой. Когда он говорил эти слова, он уже присмотрел для себя невесту. Ей стала семнадцатилетняя красавица Маргарита, графиня из Дрездена. Филипп даже не мыслил о разводе, полагая, что развод является непростительным грехом. Если бы он только захотел, он легко добился бы развода, и именно к этому склоняли его многие придворные. Но Филипп решил идти самым сложным, но, как он полагал, правильным путем.

Теперь Филиппу предстояла битва, в сравнению с которой все его войны со Священной Римской империей были детской забавой. Ему предстояло во-первых подобрать ключи к Маргарите, влюбить ее в себя и убедить, что подобного рода брак не является греховным или предосудительным. Во-вторых, Филиппу предстояло убедить в том же родителей невесты, людей, которые никак не хотели соглашаться с тем, чтобы их дочь стала второй женой (или, как они полагали, наложницей) Филиппа. В-третьих, ему нужно было заручиться поддержкой и благословением грозного отца Реформации - Лютера, и главного спикера Реформации - Меланхтона. Наконец, в-четвертых, Филиппу надо было доказать всей общественности, всей стране, всему миру, что он –  не прелюбодей. Любая из этих четырех сверхзадач остановила бы кого угодно, только не ландграфа Филиппа. Он начал длинную, затяжную компанию, которая, к удивлению всех, в том числе и самого ландграфа Филиппа, закончилась блестящей победой.

Филипп начал с “осады” семьи Маргариты. Постепенно, шаг за шагом, он поборол сопротивление ее родителей. Его первой победой стало их согласие на брак на условии, если Филиппу удастся убедить и других в правомерности бигамного (две жены) брака. Также было выдвинуто условие сделать подобного рода брак - бигамию - доступным и для других людей. В скором времени, однако, обе стороны пришли к более реалистичным условиям: Филипп мог хранить брак в тайне, но этот брак не должен быть сокрыт от руководства церкви и страны. Более того, главные лидеры и руководители церкви и государства должны были присутствовать на церемонии бракосочетания.

Теперь Филипп занялся “обработкой” ключевых фигур в церковной и государственной политике. Филипп начал с того, что “открылся” великому реформатору Буцеру, который был совершенно шокировал заявлением ландграфа. Однако когда Филипп исповедовался ему во всех своих грехах и рассказал о своих мучениях и терзаниях, Буцер не  смог возразить ему. И Буцер взял на себя роль посредника между Филиппом с одной стороны, Лютером и Меланхтоном - с другой.

Имя Маргариты при  этом не оглашалось, так как Филипп не был уверен в успехе своей кампании. К тому же, он страшно рисковал - дело в том, что сама Маргарита не подавала ему надежд на этот брак, а Филипп не хотел “давить” на нее через родителей. Он боялся, что такой брак, брак без искреннего желания со стороны невесты, станет еще одной трагедией в его жизни. Когда Лютер и Меланхтон узнали о намерениях Филиппа взять за себя вторую жену, они были ужасно напуганы. Они боялись реакции, которая могла последовать за этим браком. Мюнстерская коммуна с ее полигамией еще была свежа в памяти (кстати сказать, ландграф Филипп лично принимал участие в ее подавлении). Эхо Мюнстерской полигамии и вольнодумия еще явственно отдавалось в Германии.

Одобрение брака Филиппа явилось бы своего рода признанием легитимности бигамии, если не полигамии. К тому же католическая пропоганда сразу бы подхватила эту новость и попыталась бы дискредитировать самою идею Реформации. Вполне возможно, это привело бы к новой волне интервенции со стороны католического альянса. Тем не менее, Филипп был нужен германским Реформаторам. К тому же Лютер попался в тот самый капкан, который он выставил несколько лет назад - Solo Scriptura. В своем письме ландграф Филипп просил, в случае отказа в браке, обьяснить ему “от Писания” почему ему было отказано. Два дня тройка величайших Реформаторов ни о чем, кроме как о поставленной перед ними Филиппом проблеме, не спорила. Результатом стал уникальный в европейской истории документ, получивший название “Виттенберское освобождение”. Большая часть этого документа посвящена библейскому обоснованию полигамии. Однако документ отдавал также и дань сему веку и сложившейся традиции моногамии, подчеркивая опасность того, что если многие последуют примеру Филиппа, то враги Реформации будут приравнивать их к туркам. Следовательно, заключал этот документ, принц Филипп  получит разрешение на брак, если этот брак будет оставаться тайною для простых людей. Мартин Лютер, как богослов, признавал правоту принца Филиппа, но как политик боялся этого брака, который, безусловно, вдохновил бы многих анабаптистов. «Я должен сказать, - вынужден был признаться Лютер, - что если человек захочет взять за себя двух или более жен, я не могу запретить ему, равно, как и Священное Писание не запрещает этого».

Следующим шагом Филиппа было заручиться поддержкой, или, по крайней мере, пониманием саксонского князя Фридриха, прямого кандидата на престол императора Священной Римской империи. Фридрих всячески пыталася разубедить Филиппа, но в конце концов сдался и лишь просил Филиппа держать этот брак в тайне. Фридрих также заверил Филиппа в своей дружбе и предлагал всяческую помощь, если у того возникнут затруднения.
Но больших затруднений у Филиппа не возникало. Он уже заручился поддержкой своей жены Кристины, которой обещал, что в случае согласия на этот брак она увидит от него столько внимания и заботы, в том числе и супружеской ласки, сколько она от него еще не видела. Надо сказать, что Филипп не обманул свою супругу: в последующие годы их совместной жизни они стали очень близки друг ко другу  к удивлению всех, знавших как Филипп прежде относился к Кристине.

Итак, Филипп заручился поддержкой всех ключевых людей. Кроме вышеназванных, он пригласил на свадьбу и других знаменитых и влиятельных людей своего времени. Оставалось одно - согласие и расположение самой Маргариты. Надо сказать, что хотя Филипп и пытался скрыть, на ком же он все-таки собирался жениться, ему не удавалось этого утаить. И на Маргариту было оказано сильное давление со стороны тех, кто не желал этого брака, хотя и соглашался позволить Филиппу жениться. На нее возлагались большие надежды. Родители, которые сами сомневались в целесообразности этого брака, старались никак не влиять на решение дочери. Таким образом, она была относительно свободна в своем выборе. Филипп трепетал, потому что в последний момент все его планы могли рухнуть из-за нежелания  одной девчонки. Человек, сумевший склонить на свою сторону бескомпромиссного Лютера, сурового Меланхтона, могущественного Фридриха, расчетливых политиков, осторожных богословов чувствовал себя совершенно бессильным перед лицом семнадцатилетней красавицы.
Но его страхи оказались беспочвенными: Маргарита с радостью согласилась на его предложение. 4 марта 1540 года в провинциальном городке Ростенбург состоялась свадьба, на которую приехали самые именитые гости, в числе которых находились Буцер и Меланхтон.
Торжественная церемония состоялась. Филипп, казалось, не мог еще поверить, что это не сон. “Я сделал это, - в восторге говорил он, - с Божьей помощью и с чистой совестью, я сделал это!” Ни одной из своих многочисленных военных или политических побед он не радовался так, как этой победе. 5 апреля он написал Мартину Лютеру благодарственное письмо в котором, в частности, говорил, что наконец-то, впервые за столько лет, он мог принять святое причастие с чистой совестью, и что теперь он по-настоящему, с еще большим усердием сможет бороться за дело Реформации. Филипп также поспешил добавить, что Маргарита является родственницей Мартина Лютера, и что теперь он, принц Филипп, имеет честь также являться родственником великого реформатора!

Филипп также говорил в своем письме, что он убежден в святости бигамного брака и спрашивал Лютера, что ему отвечать тем, кто спрашивает его мнение о возможности подобных браков в Германии. Лютер поспешил ответить, что хотя такой брак и является освященным библейским авторитетом, все же лучше, во избежание беспокойства и мятежа, не распространяться об этом.

Тем не менее шила в мешке было не утаить, и слухи о двоеженстве Филиппа разлетелись по всей Германии и за ее пределы. Одни сочувствовали ему, другие сорадовались, третьи ругали, большинство же не могло в это поверить. Сам император Священной Римской империи, дети у которого рождались с завидной регулярностью то тут, то там, четко отражая маршруты его путешествий (потом их “легализовал” сам Папа Римский) высказался, что все эти слухи –  лишь неудачная шутка.

Во Франции все просто смеялись над доверчивыми немцами. Однако, когда выяснилось, что все это правда, многим стало не до смеха. Лютер, оправдываясь, говорил, что он, дескать, думал, что Филипп возьмет себе какую-нибудь безвестную девку и будет держать все дело в секрете. А тот что учудил – женился, да не на ком-нибудь, а на графине. Фридрих упрекал Филиппа за то, что другой великий Филипп (то есть Меланхтон) чуть не умер по его милости от сердечного приступа.

Какими бы разными ни были реакции этих людей, суть их сводилась к одному:  заставить Филиппа держать все дело в тайне. В своих знаменитых застольных речах Лютер в отчаянии заявил, что вся его надежда на то, что Маргарита скоро умрет. Но Маргарита жила вполне счастливо и не думала умирать. А вот Меланхитона всерьез стали посещать мысли о смерти. Он совершенно сник, заболел, несколько дней ничего не ел и не пил, и только крепкое письмо его патрона, Лютера, заставило его подняться на ноги.

Лютер пытался доказать принцу Филиппу, что есть вещи, которые праведны в очах Господа, но которые так непросто доказать простым людям. Однако Филипп не принимал таких премудрых аргументов. Хотя он сам и являлся покровителем науки и даже обосновал огромный Марбургский университет, в душе он оставался прямодушным воином и готов был отстаивать честь своей семьи до конца. Он даже готов был отречься от своего титула и от своих земель, сохранив за собою только два поместья. Филипп, впрочем, не спешил сдаваться. Он упрекал Лютера за то, что тот так боится мнения людей, особенно католиков. Да, понятно его нежелание смущать кого-либо, но разве сам он, бывший монах, женившийся на бежавшей монашке, не смущает умы католиков? И разве бигамия в глазах последних является большим грехом, чем брак священства, к которому призывал Лютер? Защищая честь Маргариты Филипп писал: “Пусть Бог допустит, чтобы и на жен пасторов, бывших священников, смотрели так, как на мою жену.”

Филипп даже пытался дать возможность и другим мужчинам иметь, с позволения церкви, государства и их первой жены, вторую супругу. Но его соратники, боясь интервенции имперских войск, поспешили отговорить его. Они убеждали Филиппа в том, что библейская практика взятия наложниц (“подобие Аврааму, Давиду и другим святым мужам”) тоже не так плоха и даже освящена Библией. Филипп с неохотою, но согласился: его смущало прежде всего то, что слово “наложница” в его дни имело другой оттенок, чем в библейские времена.
Реформаторы пытались убедить Филиппа в том, чтобы он солгал и сделал заявление, что у него нет второй жены, потому что даже Авраам солгал однажды, сказав что Сара не жена ему. Но ландграф категорически отказался лгать, заявив при этом, что вранье еще никого до добра не доводило, и что Священное Писание осуждает лжесвидетельство.

Когда страсти совершенно накалились, решено было провести встречу между принцем Филиппом и делегацией реформаторов, которую возглавил сам Лютер. Состоялась Эйсенбахская конференция, на которой в течении четырех дней обсуждался всего лишь один вопрос - что делать с обрастающим известностью браком Филиппа.

Лютер подчеркивал, что лютеранское духовенство, большинство которого состоит из бывших священников, не сможет принять идею бигамного брака, и что Церковь ожидает настоящий раскол. Выход виделся Лютеру в сокрытии тайны брака Филиппа. Филипп должен был сказать, точнее написать “хорошую и сильную ложь” во имя спасения церкви. Филипп был горько разочарован “непоследовательностью Лютера” и его двуличностью. Филипп пытался доказать присутствующим справедливость слов Яна Лейденского, который сказал: “Лучше несколько жен, чем несколько шлюх”. Ведь, говорил Филипп, никого бы не возмутило, если бы он содержал при себе целый гарем шлюх. Почему же этих богобоязненных людей смущает то, что он полюбил девушку и женился на ней? Почему его терзают за то, что он последовал примеру благочестивого Авраама и кротчайшего из людей, Моисея? Филипп не понимал Лютера и других богословов, которые «лишь на словах сильны против таких пороков как пьянство и прелюбодеяние».

И все же Филипп был не на шутку испуган угрозой Лютера забрать назад «Виттенбергское освобождение». Филипп пишет в отчаянии: “О, Боже, дорогой доктор Лютер, куда же мы идем… когда лучшие из лучших так боятся мнения других ученых мужей… и даже мира… Если вы могли ответить за мой брак перед Богом, то почему вы так страшитесь людей?”
Он, Филипп, никогда не соврет. Они могут распять его, но язык его не пошевелится произнести ложь. Между Филиппом и Лютером назревал разрыв. И разрыв этот был сделан, когда по поручению Филиппа пастор Леминг написал и опубликовал апологию бигамии или полигамии, под названием Dialogus Neabuli.

Однако Филипп не мог оставить дело своей жизни - защиту Реформации, и спустя некоторое время примирился с Лютером. И все же между ними так и оставались напряженность и непонимание. Прямодушный Филипп не мог понять, почему бигамии так стыдятся. А богословы не могли ему нечего ответить, поскольку сами они не верили, что полигамия не допускалась Богом. Они лишь считали, что люди не поймут и не примут эту чуждую для европейского сознания практику.

Сам Лютер соглашался с тем, что полигамия допустима и, как церковный историк, полагал, что ранняя церковь принимала в свои ряды многоженцев. Однако политическое давление на него было столь сильно, что однажды он признался: “Если бы Бог посоветовался со мной, как людям лучше плодится и размножаться, я бы посоветовал Ему продолжать делать людей из глины, подобно тому, как Он сотворил Адама”. И все же Лютер был убежден в душе, что полигамия является ответом на многие вопросы. Это явствует из реакции Лютера на скандал вокруг короля Англии Генриха VIII.

Король Генрих встал перед дилеммой - его первая жена, Катарина Арагонская, уже не устраивала его. Он был без памяти влюблен в молоденькую Анну Болейн. Ничто не могло удержать Генриха от близости с нею. Большинство богословов того времени пришло к заключению, что для Генриха лучше всего развестись с женою и взять за себя Анну. Даже папа Римский дал свое согласие на этот развод (последствия этого развода были весьма печальны для Катарины, для Анны, и для последовавших за нею жертв королевской похоти - большинство из них закончили жизнь на плахе или виселице). Однако Лютер, равно как Буцер и Меланхтон, высказали мнение, что королю лучше всего было бы последовать “примеру патриархов древности, которые имели по две жены”. Принц Филипп не мог не заметить этого жеста и опять указал отцам Церкви на их двоедумие. По крайней мере один из отцов Церкви, Буцер, принял к сердцу эту укоризну и написал огромный труд (опубликованный впервые лишь в 1878 году) суть которого сводилась к тому, что полигамия не является грехом, и что выбор подобной модели брака является делом совести человека.

Кардинал Каетан и позиция Римской католической Церкви

Надо сказать, что некоторые католические богословы поддерживали идею полигамии более, чем их протестантсткие коллеги. Таким богословом, в частности, был один из самых влиятельных авторитетов Римской Католической Церкви, прославленный ученый, кардинал Каетан. Именно он советовал Генриху VIII не разводиться с Катариной, а установить бигамный брак. Кардинал Каетан утверждал, что ни закон природы, ни Божественный закон ни в коей мере не ставят под сомнение полигамию. Новый Завет тоже не запрещает полигамию, а часто цитируемый в защиту моногамии текст из евангелия от Матфея 19:9 запрещает развод, а не полигамию. Мужчина, разводящийся со своей женой без всякой причины и женящийся на другой прелюбодействует против своей первой супруги. Если же он не разводится с нею, а берет за себя вторую жену, то поступает по закону. Ранним христианам, пишет Каетан, разрешалось иметь нескольких жен, и даже апостол Павел, настороженно относящийся к браку вообще, не запрещал христианам (исключение составляли епископы и дьяконы) иметь нескольких жен. Закон “одна жена для одного мужа” в Библии нигде не найден. Однако ученый кардинал не снискал большой поддержки у единоверцев. Один из его коллег, гораздо менее ученый, но, по всей видимости, желающий блеснуть ортодоксией, обвинил Каетана в распространении “грязного учения”.

Однако многие богословы средневековой церкви вполне разделяли взгляды Каетана на полигамию. Большинство из них были выходцами из Испании, которая в то время была под влиянием мусульманства. Среди этих богословов такие как Веракруз, Палациос, Тостатус, Абуленсис и другие. Даже Дунс Скотт полагал, что в случае войн или других бедствий, уносящих в первую очередь мужчин, Папа Римский может санкционировать полигамию (хотя бы временную) для того, чтобы восполнить демографические потери.

Подобные заявления не всегда оставались лишь уделом бумаги. После кровавой и опустошительной Тридцатилетней войны в Европе между католиками и протестантами (1618-1648), поместный Собор немецких католических церквей состоявшийся 14 февраля 1650 года в Нюрнберге, решил ограничить прием юношей в монастырь и призвал священство жениться. Но, возможно, еще более смелым шагом Собора было принятие решения о том, что рядовые католики в течении последующих десяти лет могут брать за себя двух жен. Такое решение было вызвано нуждою поскорее возместить потери мужского населения в Священной Римской империи. Участники Собора понимали, что такое решение вызовет протест со стороны многих чрезмерно ортодоксальных католиков. Чтобы смягчить их реакцию, Собор обязывал мужчин, берущих за себя двух жен, быть во всем образцом для других, поддерживать в семье мир, и ревностно заботиться об обеих женах. 

Новые правила были приняты и протестантами, проживающими в смежных областях империи. К сожалению, не сохранилось документов о том, как это нововведение было принято и сколь долго оно просуществовало. Подобного рода “демократические” поблажки, рассчитанные на  широкие слои населения, были большой редкостью. Чаще бигамные браки были уделом избранных, принцев и королей. Еще задолго до Реформации, в 1437 году Генриху IV  Кастильскому самим Папой Римским было позволено взять вторую жену. Такая допустимость скорее всего была отголоском древней привилегии правящего класса. Такие императоры как Карл Великий, Лотарь, Пинин вполне официально имели несколько жен.

Однако исключения делались лишь для власть имущих, из боязни вызвать их недовольство церковной иерархией. Для простых же людей, даже для народов, среди которых полигамия была нормой, Церковь не делала никаких уступок. Например, в 1490 году католический священник Лев Африканус, во время своего миссионерского путешествия в Конго обратил в христианство местного монарха и даже выстроил церковь. Однако, пишет в своем дневнике Лев Африканус: “Он (король) не желал расставаться со множеством своих наложниц… и не слушал проповедников. Так же и женщины, не желая раставаться со своими мужьями, произвели большое возмущение в суде в столице Сан Сальвадоре”. В результате, король отказался от идеи принятия христианства. Подобного рода опыты не были редкостью. Согласно французскому миссионеру Александру Родесскому, писавшему в середине семнадцатого столетия, король Кочина запретил проповедь Евангелия по той же самой причине: «Вы хотите, чтобы у моих подданных осталось только по одной жене, - заявил он прибывшим в его страну миссионерам, - а я хочу, чтобы у них было по несколько жен, чтобы они могли рожать сыновей для нашей страны. Перестаньте же проповедовать столь нелепую доктрину». После этого он выслал миссионеров из своей страны.

Попытки миссионеров обратить в христианство монголов и татар также провалились - большей частью из-за категоричной позиции церкви в отношении к полигамии. Аббе Тоси, в своем двухтомном историческом труде вышедшем в 1676 году, отмечает, что “Акбар, Великий Монгол, почти уже принял христианство, но когда узнал о том, что теперь он должен будет довольствоваться всего одною женою и распустить прелестные создания из своего гарема, решил еще раз подумать о своем решении”. Результатом его раздумий было принятие мусульманства, которое никак не запрещало и не ограничивало полигамию.

Но несмотря на эти и другие подобного рода конфликты, Церковь отказывалась быть более гибкой по отношению к полигамному браку. В целом ряде папских энциклик, выпущенных в промежутке между 1537 и 1585 годами, предписывалось, что принявший крещение полигамист должен распустить всех своих жен, за исключением той, которую он первой взял за себя. На практике, однако, допускалось, чтобы наряду с первой женою мужчина оставлял при себе, уже в качестве наложницы, “любимую жену”, особенно если она тоже принимала крещение, или если он “не помнил точно, кто была его первая жена”. Не удивительно, поэтому, что многие обращенные полигамисты упорно страдали амнезией.

Генерал Очино
Самым известным итальянским сторонником полигамии был Бернардино Очино, родившийся в Сиене в 1487 году. Будучи ревностным католиком, он присоединился к ордену Капуцинов - самому радикальному направлению францисканства. За свои выдающиеся способности и посвященность в пятьдесят один год Очино становится генералом ордена капуцинов (1538).
Вот что пишет о нем известный историк Бейнтон: “Он являл из себя образец средневекового святого: аскетичный, худой, грозный, величественный, со взглядом Моисея, спускающегося с горы Синай, все еще с сияющим лицом. Со своей белоснежной бородой поверх коричневой монашеской рясы, с босыми ногами, он обошел со словом обличения и наставления всю Италию… Так велика была его популярность, что сам Папа Римский должен был заняться тем, что выбирал из огромного количества приглашений, приходящих на имя Очино, лишь самые главные. Толпы людей собирались  уже за несколько часов до назначенного выступления великого проповедника… Сам император был его поклонником… В Вене кардинал Бембо заявил, что никогда еще он не встречал столь святого человека… В Риме, в два час ночи, на его проповеди стекалось море людей, и все двенадцать кардиналов, облаченные в пурпурные рясы, не могли пропустить его выступления. Когда около шести утра он заканчивал свою проповедь, Очино с трудом мог говорить, потому что все слушавшие его рыдали”. 

Постепенно, однако, Очино все больше стал склоняться к Протестантизму. Окончательный разрыв между ним и католической церковью произошел в 1542 году, когда римская инквизиция всерьез занялась подавлением всякого инакомыслия внутри церкви. Очино вынужден был бежать в Швейцарию. В Цюрихе он встретился со швейцарским реформатором Буллингером, который пишет о Очино как о “человеке отмеченном святостью жизни, широкой культурой, величественным видом, с белоснежной бородой, высокого роста, могучего телосложения”.
Через некоторое время Очино осел в Женеве, которая горячо приветствовала отставного генерала капуцинов. От перешедших из католичества в протестантизм ожидалось, как знак искренности, оставление обета безбрачия и вступление в брак. Очино было шестьдесят лет когда он женился на молоденькой девушке по имени Лучча, одной из своих почитательниц.
Вскоре новая семья переезжает в Аугсбург, где Очино становится проповедником. Когда же Аугсбург заключает мир с католиками, Очино вновь вынужден бежать - на этот раз в Англию, где его немедленно принимают ко двору короля. Но и там ему не пришлось надолго задержаться - с восшествием на престол католической королевы Марии Кровавой, протестантов стали истреблять, и Очино вновь отправляется в Швейцарию и поселяется в Цюрихе. В 1563 году он публикует “Диалоги” - книгу, которая вызвала бурю негодования в протестантском мире. “Диалоги”, в частности, осуждали сожжение кальвинистами Сервета, а также расправу над анабаптистами в Цюрихе. Вышедшая из под пера человека, которого знала и уважала вся Европа, книга стала настоящим скандалом среди швейцарских кальвинистов. Но особенно шокирующей была двадцать пятая глава “Диалогов” в которой Очино якобы вступает в диалог с неким Телиполигамусом, который отстаивает полигамию. Очино пытается доказать ему, что моногамия является единственным божественным установлением, нормой брака… и терпит поражение. Приведя всевозможные традиционные аргументы в пользу моногамии, Очино получает от Телиполигамуса убедительный библейский ответ, который склоняет его в сторону полигамии.

А затем Телиполигамус сам задает Очино ряд вопросов. «Как быть с Авраамом или Давидом?» - спрашивает он к примеру. На что Очино отвечает: «Эти люди были Божьими людьми, но и они иногда грешили». «Иногда? - переспрашивает Телиполигамус. - Но ведь, если это грех, они прожили во грехе всю жизнь и умерли в нем. К тому же Господь, хотя и порицал Давида за прелюбодейство, никогда не осуждал его как полигамиста. Более того, Бог ясно говорит Давиду, что это Он дал ему всех его жен». «Читайте и перечитывайте Библию, - заключает Телиполигамус, - и вы не найдете ни одного порицания полигамии».

Итак, Бог благословлял подобные браки, и Моисей в Законе оговаривает условия полигамного брака. Да и Новый Завет никак не противоречит Ветхому, продолжает Телиполигамус. Если апостол Павел предписывает епископам иметь одну жену, следовательно другие христиане вольны иметь более, чем одну жену.

“А что, если женщина будет против?” - задает вопрос Очино. Во-первых, отвечает всезнающий Телиполигамус, многие женщины вовсе не будут против. Некоторые из них даже могут посоветовать своим мужьям взять вторую жену, как то не раз случалось с библейскими героями. Все зависит от менталитета. Если жены не будут полагать, что такая практика является странной и греховной, то они и не будут возражать против нее. Все дело лишь в установившейся ложной системе ценностей, которая во многом идет вразрез с библейскими взглядами на жизнь. Многие народы, не испорченные этой ложной доктриной католической церкви, в простоте сердца и с чистой совестью практикуют полигамию. Народам же Запада удалось внушить, что подобная практика порочна. Да и здесь во времена ранней Церкви полигамия была совершенно нормальным явлением. Христианские императоры, такие, например, как Валентиниан, не только имели по нескольку жен, но и открыто поддерживали полигамию.
Пипин, Карл Великий, Фридрих Барбаросса и другие великие императоры - все имели несколько жен. Моногамия была насильственно и искусственно привнесена в общество католической Церковью в начале седьмого века, вместе с обетом безбрачия для священства. И если Церковь столь долгое время упорствовала в своей ошибке, то это все же ее, а не Божья ошибка.

Однако, второй брак допустим лишь в том случае, если к нему человека побуждает не просто плотское желание, но Божий призыв к ответственной любви, желание родить и в страхе Божьем воспитать детей. На этом и заканчивается этот удивительный документ. Как показало время, он лишь положил начало более серьезным апологиям полигамии написанным тем же Очино.

Городской совет немедленно осудил эту книгу. Очино пытался оправдать себя ссылаясь на некоторые сочинения Лютера, но все было напрасно. Несмотря на многочисленные протесты членов той церкви, в которой служил Очино, городской совет принял решение изгнать вольнодумца. Напрасно Очино просил хотя бы отложить это решение до наступления весны. В лютые морозы его вместе с четырьмя детьми (жена незадолго до этого умерла) выгнали за пределы города.

Так как в Швейцарии ему теперь было нечего делать, Очино направляется сначала в Польшу, а затем в Моравию. По дороге трое из его детей умирают, видимо от чумы. Очино нашел покой лишь среди Моравских анабаптистов, к общине которых и присоединился. Очевидно, его взгляды были во многом созвучны взглядам Моравских протестантов.

Что же стояло за убеждениями этого человека в правомерности полигамного брака? Известно, что сам он никогда не практиковал того, чему учил: в конце концов ему было уже семьдесят шесть лет, когда он выступил на защиту полигамии. Истинную причину следует искать в глубокой убежденности непреложности библейских установлений. Его симпатии к анабаптистам, ставившим библейский авторитет на первый план во всех областях жизни, является тому непрямым подтверждением.


Лейсер и Бегер

В 1673 году под псевдонимом Синсеруса Варембургиуса вышла в свет книга под названием Discursus de Polygamia. Настоящее имя автора было Лейсер. Использование псевдонима было объяснимо: Лейсер происходил из семьи ученых богословов, да и сам занимал важный пост в Лютеранской церкви. Как он и предвидел, его книга попала в разряд запрещенных, была  изъята из продажи и значительная часть тиража была публично сожжена.

Впрочем, Лейсер не долго оставался анонимным. Защита полигамного брака стала делом всей его жизни. С миссионерским рвением он принимается за сборы материала по интересующей его теме. Он путешествует по всей Европе, работает в больших и малых библиотеках, находит редкие книги, поднимает забытые под пылью веков труды авторитетов европейского масштаба.
Как и в случае с Очино, его рвение невозможно объяснить какими-то личными интересами. Лейсер был слаб здоровьем и, как заметили его современники, навряд мог бы по-настоящему управиться хотя с одной женой. Его посвященность объясняется скорее интеллектуальной убежденностью и, как и в случае с Очино, убежденностью в неизменности библейских постановлений. Как заметил французский критик Бейль, исследовавший труды Лейсера, наибольшая критика в сторону трудов этого аскета происходила от людей, которые на самом деле с легкостью изменяли своим женам.

Свой первый труд посвященный полигамии Лейсер, как и Очино, построил в форме диалогов между сторонником и противником полигамии. Спустя три года он повторно издает свой труд, на этот раз в расширенном варианте. Этот труд посвящался государственным и церковным авторитетам того времени с целью защитить полигамию. Лейсер, однако, сообщает им о том, что если его учение не будет принято, он обратится к мусульманам и язычникам, которые “однажды восстанут и осудят вас”.

Лейсер вовсе не настаивает на том, что полигамия приемлема для всех. Только те, кто чувствует в себе достаточно ответственности могут решиться на этот шаг. Также, продолжает Лейсер, прежде чем брать следующую жену, мужчина должен подождать. Он приводит пример Иакова, который работал семь лет прежде чем жениться.

Отвечая на вопрос о том, как совместить полигамию с жизнью Адама и Евы, Лейсер говорит, что мы не можем во всем следовать примеру Адама, так как мир до грехопадения был иной, нежели сейчас. К тому же, если мы уподобимся Адаму и Еве, мы должны будем ходить нагишом, а всякие церемонии, в том числе и бракосочетания, упразднятся. Лейсер также утверждает, что раз Бог сотворил Еву из ребра Адама, значит вполне могло статься, что если бы не грехопадение, Бог сотворил бы Адаму и других помощниц (если бы Адам попросил об этом), ведь ребер у Адама было много.

Лейсер обращается к истории и пишет о том, что отцы Церкви, такие, к примеру, как Августин и Иероним, не осуждали ветхозаветную полигамию. Зато Римская католическая Церковь, а через нее враг рода человеческого, вознамерилась изменить Божии законы, в числе которых был и закон о браке. Церковь сделала идеалом безбрачие, а полигамию заменила обязательной моногамией.

Лейсер полагает, что введение полигамии благодатно скажется на семьях. Жены будут заниматься воспитанием детей, помогать друг другу, смогут избежать искушения прелюбодейства. Молодой человек будет думать, прежде чем соблазнять девушек, поскольку соблазненные должны будут сделаться его женами. Жены должны будут умерить свои ворчливость и заносчивость, и будут стараться выглядеть как можно лучше в глазах мужа. Девушки уже не будут опасаться  остаться без мужа. Полигамия поможет купцам, курсирующим между разными городами и даже странами, избежать соблазна: они могут взять себе жен и там и тут. Пожилые люди обновятся, подобно орлу, от любви Авигелей. У детей не будет недостатка в няньках. Родителям не надо будет лезть из кожи вон, чтобы устроить единственно возможный брак для дочерей или сыновей. У фермеров появится больше рук для обработки полей, а короли и знать, подобно королям древности, расширят свое могущество и влияние через многочисленное потомство. Церкви наполнятся людьми, и пасторам будет, наконец, чем заняться. Отпадет проблема прелюбодеяния. Наконец, турки смогут обратиться в христианство, когда полигамия не будет более запрещенной. Лейсер, обращаясь к миссионерам, пытающимся навязать моногамию другим народам, говорит, что им придется дать ответ перед Богом за то, что они налагают на людей бремена неудобоносимые и, таким образом, отвращают людей от Евангелия.

Наконец, в 1682 Лейсер печатает главный труд своей жизни, Polygamia Triumphatrix (полигамия торжествующая). Этот пятисотстраничный труд является настоящей энциклопедией полигамии. В нем собраны мнения самых выдающихся людей - начиная с отцов Церкви и заканчивая современными Лейсеру учеными мужами. Лейсер пишет о том, что на сегодняшний день многие из самых блестящих умов Европы соглашаются с ним, хотя и в тайне, в частном разговоре, и полностью поддерживают его идею, однако не желают огласки, боятся травли и позора. Среди тех, кто не скрывал своего мнения по данному вопросу и позволил Лейсеру огласить их имена он называет, в частности, известного юриста Пуфендорфа и философа Баруха Спинозу.

Несмотря на свою известность Лейсер по большой части влачил жалкое существование. Он был совершенно бедным человеком. В старости к его бедности присоединились еще и болезни. Он умер на пути в Париж, где надеялся найти покровителей среди старых друзей. При нем найдена была рукопись его новой книги на старую тему. Естественно, эта рукопись бесследно исчезла.

Среди современников Лейсера, выступавших за полигамию, был и другой немец,  Лоренц Бегер, написавший капитальный труд, одно лишь название которого занимало половину страницы. После того, как книга Бегера была издана, ее постигла та же участь, что и книгу Лейсера - публичное сожжение. Однако сам Бегер чувствовал себя в полной безопасности, поскольку находился при дворе князя Карла Людвига, который сам имел двух жен.

Бегер в своей книге как бы отвечает на вопросы критиков. Например, отвечая тем, кто считает, будто полигамия истощает силы мужчины, Бегер утверждает, что это возможно и в моногамном браке. Также, говорит Бегер, у людей разные нужды, разные потребности. Бегер, в частности, пишет: “полигамия возникает там, где возникает нужда в ней”.

Шопенгауэр

Влиятельным сторонником полигамии был и известнейший философ Шопенгауэр. Он безжалостно критикует пороки современного ему западного общества и рассматривает некоторые из его проблем (такие, к примеру, как падение нравов и проституция) как “человеческие жертвы, положенные на алтарь моногамии”. Лекарство от этих пороков, согласно Шопенгауэру, очень простое - легализация полигамии. И полигамии не подпольной, которая никогда и не прекращалась на Западе, и при которой люди не чувствовали никакой ответственности за свои поступки, но полигамии в ее восточной модели, где муж несет ответственность за своих жен. Шопенгауэр считал, что для женщин полигамия будет не просто приемлема, но и окажет им большую услугу. Также и для мужчин, считал Шопенгауэр, полигамия будет благом, поскольку разрешит многие проблемы с сексом. Моногамный же брак, по Шопенгауэру, заставлял мужчин совершать безнравственные поступки, особенно если их жены больны, стары, или сварливы.

Шопенгауэр подкрепляет свою позицию историческими изысканиями. Он пишет, что вплоть до Реформации практика содержания наложниц была весьма распространенной и признанной. В своей книге «Несколько слов о женщинах» Шопенгауэр пишет: «У народов, у которых разрешена полигамия, практически стало возможным всем женщинам иметь мужа, детей и настоящую семейную жизнь, которая отвечает их духовным потребностям и удовлетворяет их женские инстинкты. К несчастью, законы церкви в Европе не разрешили полигамию и обрекли многих женщин на одинокую жизнь старых дев. Одни из них умерли неудовлетворенными, другие были доведены до проституции или прелюбодеяния. И я не могу понять, почему мужчина, чья жена заболевает хронической и неизлечимой болезнью или оказывается бесплодной, или неспособной выносить живое дитя, не может взять вторую жену. Это вопрос, на который Церковь должна ответить. Но она на это не может ответить. Хорошие законы – это такие, которые обеспечивают счастливую жизнь, когда им подчиняются, но не такие, которые лишают людей счастья или связывают их по рукам и ногам путами необязательной зависимости, или которые побуждают людей ни во что их не ставить, и потому бросаться в другую крайность морального разложения, проституции либо иного рода порока».

Европа сталкивается с другими цивилизациями

Идеи о полигамии приходили в Европу не только со страниц Ветхого Завета, но и из вновь открытого мира - Америки. Французский пастор, кальвинист, де Лери был одним из тех, кто лично столкнулся с «бедными индейцами», которые, к великому его изумлению, похоже нисколько не страдали от полигамии, повсеместно у них распространенной. Де Лери обнаружил и записал в своем дневнике, а позднее и в книге, что проблема прелюбодеяния, столь широко распространенная в Европе, практически неизвестна индейцам. Многоженство не только не запрещалось, но и было достохвально. Де Лери также с изумлением пишет, что он не наблюдал в этих семьях ревности или зависти. Каждый в семье занят своим делом, и “все живут в атмосфере такого мира, который невозможно передать пером”.

Подобного рода экзотика не могла не привлечь к себе самые острые европейские умы. Одним из таких ученых умов был француз Монтегю, которого называют еще Коперником философии. Монтегю пишет книгу, в которой стремится доказать, что те естественные законы, которым одним и подчиняются так называемые “дикари” во многом более гуманны и разумны, чем искусственные законы западноевропейского сообщества. Монтегю говорит о том, что простая жизнь этих “дикарей” зачастую превосходит в своей чистоте и праведности жизнь многих христиан.

Монтегю особенно восхищается полигамными браками примитивных людей, и говорит, что “для наших женщин подобное было бы удивительным, но на самом деле удивляться нечему: на самом деле в этом проявляется женская добродетель, только высшего рода”.

Однако иезуиты и прочие миссионеры были, как легко догадаться, в меньшем восторге от “добродетелей” аборигенов, так как полигамная модель брака явилась главным препятствием на пути к евангелизации индейцев. В конце концов на алтарь моногамии были принесены сотни и тысячи индейских племен, которые просто истреблялись «добродетельными» белыми переселенцами.

Более свободомыслящее общество, однако, продолжало смотреть с восхищением на свободу не опутанных условностями западной цивилизации людей. Появляется новый литературный жанр, который можно обозначить как утопия (так назывался воображаемый идеальный остров). Ряд произведений этого жанра пытались смоделировать картину идеального государства будущего, в котором достижения западной цивилизации гармонично сочетались бы со свободами примитивных народов. При этом полигамия была почти всегда неизменным атрибутом подобного рода моделей государства, и многие авторы подробно описывали свое видение полигамной семьи будущего.  Еще более усилились подобного рода настроения после освоения островных территорий, и в частности острова Мадагаскар. И вновь именно полигамные отношения аборигенов привлекли к себе завистливые взоры европейцев.

Вновь было подмечено, что в больших семьях туземцев царят мир и гармония, мало известные большинству европейских семей. Своего пика эти настроения достигли с открытием острова Таити (1767 год). Таитянки отличались такой красотой, скромностью и послушанием, что многим европейцам традиционная модель брака показалась холодной и чопорной, искусственной и навязанной зачем-то извне.

Однако западнический подход восторжествовал и на Таити. Правда, для этого пришлось применять силовые меры, так что полиции Таити во второй половине XIX столетия приходилось заниматься в первую очередь не разборами драк и грабежей (эти традиционные западные “добродетели” еще не успели к тому времени процвести среди скромных и простых аборигенов), но расторжением браков. Надо отдать должное этим блюстителям порядка, блестяще справившимся с поставленной задачей: коренное население Таити почти полностью исчезло с лица земли.

Европа глядит на Восток

В то самое время, когда взоры многих европейцев были обращены к экзотическим островам и к их не менее экзотическим обитателям, находились и такие, кто в поисках модели семьи будущего взирал на мусульманский Восток. Одной из самых представительных фигур в этом движении был известный французский философ, писатель Монтескье. Особую популярность ему принесли “Персидские письма”, опубликованные Монтескье в 1721 году. Книга сразу стала бестселлером номер один в Европе. В “Письмах” Монтескье обращается от имени хана Узбека, путешествующего по Европе, к своему главному евнуху и к женам, оставшимся в Персии. “Персидские письма” отражают позицию Монтескье в вопросе о полигамии, и эта позиция предстает перед читателем далеко не однозначной. Попеременно автор то восхваляет, то осуждает полигамию. В своих позднейших трудах, однако, Монтескье занимает четкую и определенную позицию (“Дух законов”, 1747). Его критика полигамии отныне сводится лишь к эксцессам жизни в гареме, при которой женщины оказываются полностью изолированными от жизни в обществе.

В целом французское общество, являвшееся в восемнадцатом веке законодателем европейской моды (причем не только в одежде), двигалось в сторону полной сексуальной свободы, и даже распущенности. Нормой становилось для женщины иметь нескольких любовников. Распущенность нравов импортировалась в другие европейские страны, в том числе и в Россию. На этом фоне хотя и раздавались голоса в защиту полигамии, они,  как правило, были обусловлены двумя альтернативными взглядами на общество в целом и на женщин в частности. Согласно первому, превалирующему взгляду, общество должно быть открыто к любым сексуальным образчикам поведения, не исключая полигамию.  Авторы призывали к устранению всяческих ограничений относительно сексуальной морали. Полигамия, в особенности ее гаремная форма, смаковались как источник эротической фантазии и свободы (в данном случае мужской, хотя Барбье поощрял и нечто вроде полиандрии - многомужества).

Другой, альтернативный взгляд, возникший в качестве противовеса растущей сексуальной распущенности, своей отправной точкой ставил взгляд на женщину как второсортное существо, призванное лишь к деторождению. Согласно этому взгляду, многих проблем в обществе удалось бы избежать, если бы женщина была «поставлена на свое место». Полигамия рассматривалась некоторыми сторонниками этого взгляда как одно из возможных (хотя и не всегда желательных) решений проблемы. Данную точку зрения в различной степени разделяли философы Юм, Вольтер, Руссо, а также ряд политических деятелей и писателей.
При этом в качестве образчика опять таки бралась восточная, мусульманская форма отношений между мужчиной и женщиной. К примеру, Юм в своем эссе «О полигамии и разводе» приводит высказывание Магомета Эффенда, турецкого посла  во Франции, который говорил: «Мы, турки, настоящие простаки в сравнении с христианами; мы утруждаем себя тем, что в своих домах, за свой счет содержим по несколько жен; вы же снимаете с себя это бремя и устраиваете себе гаремы в домах ваших друзей».

В подобном же русле пишет и Вольтер, который выражает свои взгляды относительно полигамии в виде переписки турецкого визиря с одним из европейских князей. Вот что, к примеру, пишет «визирь» в одном из своих писем:

«Как можете вы попрекать меня за то, что у меня четыре жены, как и написано в нашем священном законе, вы, опустошающие каждый год по дюжине бочонков вина, в то время как я не выпиваю и одного стакана? Вы проводите в застольях больше времени, чем я в постели. Каждый год я могу представить четырех детей на службу своему государю. А вы и одного за это время на свет навряд произведете. Да и что делать мне, когда две жены мои беременны и вот-вот родят? Неужели отказаться мне от двух других? А что делаете вы, когда жены ваши на последних месяцах беременности, или больны? Вы должны делать с собою позорное деяние или искать другую женщину. Вы становитесь перед дилеммой совершения того или иного морального греха.

Предполагаю, что в нашей войне с христианами мы потеряли сто тысяч мужчин. Это означает, что кто-то должен будет позаботиться о ста тысячах девушек. Не является ли это обязанностью состоятельных людей позаботиться обо всех нуждах этих девушек? Горе тем мусульманам, кто по равнодушию своему не делает этого и не берет в законные жены четырех девушек (я очень скромен в сравнении с Соломоном)».

На этот вызов западноевропейский христианский князь отвечает:
«Твои четыре жены - это четыре пленника, которые ничего не видят, и которым нечего сказать тебе. Ты их хозяин, и они ненавидят тебя. Поэтому тебе приходится охранять  их…»
Вольтер идет дальше Монтескье, который боялся, что полигамия приведет к уменьшению прироста населения. Вольтер отмечает, что самые густонаселенные страны мира (в то время Китай, Япония и Индия) - это страны, в которых легализована полигамия. Следовательно, делает вывод Вольтер, полигамия может быть очень выгодна для государства. Кроме того, Вольтер считает, что полигамия несет в себе не только практические выгоды, но и делает многих людей счастливыми - фактор, который обычно не принимался во внимание государственными умами.

Руссо также обращался к полигамии как возможному решению проблем общества, таких, в частности, как упадок нравов (особенно он делает акцент на упадке нравственности среди женщин). Это наводит Руссо на мысль, что решением проблемы может быть ограничение женщин в правах и передача этих прав мужчинам. Впрочем, хотя Руссо и обращался не раз к теме полигамии, он все же не решается выступить за ее легализацию, и даже в некоторых своих произведениях обрушивается на нее с критикой.

Однако другие его современники, не менее в ту пору известные, шли дальше, чем Руссо в своей поддержке полигамии. К примеру, известный французский «сердцеед», политический аферист Рестиф де ла Бретон, известный за свои не уступающие Казанове “подвиги”, открыто выступал за то, чтобы Революционный Французский парламент узаконил по крайней мере право на сожительство и содержание наложниц. Однако де ла Бретон не долгое время был способен ужиться с новой властью, и за поддержку свергнутого короля Луиза XVI разделил с ним его участь - гильотину.

Лингет, один из идейных предшественников Карла Маркса, заявлял, что полигамию в принципе возможно ввести во Франции. Для этого нужно в первую очередь посредством пропаганды изменить общественное мнение, так чтобы люди (в первую очередь женщины) смотрели на эту модель брака как на нормальную и не менее, а в некоторых случаях и более эффективную, чем моногамную. Однако, в силу того, что проведение такой широкомасштабной кампании ему казалось невозможным, Лингет считал, что введение полигамии во Франции в настоящее время могло принести больше вреда, нежели пользы.

Раздавались, однако, во Франции восемнадцатого века и более серьезные голоса, которые за моделью брака обращались не к мусульманским странам и не к современной им вседозволенности, но к примеру библейских патриархов. Так, маркиз д`Аргенс написал «Еврейские письма» (1738 -1742) в которых от имени бывшего верховного раввина Стамбула говорит о том зле, которое было нанесено многим семьям запретом на полигамию. Он не понимает, каким образом ветхозаветная практика была отменена в христианстве. Прослеживая историю запрета полигамии, он отмечает, что христианство заимствовало обязательную моногамию из языческой римской законодательной практики.

Примеру маркиза д`Аргенса следует и аббат Гвини в своих «Письмах некоторых португальских евреев» (1769). В этом труде он открыто выступает за полигамию, накладывая ограничения лишь на половые отношения во время беременности и месячных.

Однако беззаботная атмосфера во Французском обществе накануне революции мало способствовала тому, чтобы оно двигалось в сторону увеличения ответственности, в том числе и в сфере половой жизни. И так уже дозволялось все, так что на выступавших в поддержку полигамии смотрели с высокомерной иронией.

Наполеон

Человеком, определившим на многие десятилетия семейную политику во Франции, был Наполеон. Интересно, что Наполеон многократно высказывался в поддержку полигамии. В пользу этого взгляда он приводил те доводы, что при помощи полигамии можно добиться быстрого увеличения населения. Кроме того, в силу ряда личных переживаний (его сложная жизнь с Жозефиной) Наполеон считал, что французское общество пошло слишком далеко в сторону эмансипации, а потому возврат к патриархальной системе казался ему одним из возможных альтернатив этому процессу. Наполеон всерьез задумывался о введении, в качестве эксперимента, полигамии в некоторых французских колониях. Он даже вел с Римо-католической церковью переговоры на этот счет. Ясно, что из этих переговоров ничего не вышло. Вместо введения полигамии Наполеон просто-напросто урезал права женщин во Франции, низведя роль женщины почти до частной собственности мужа.
Благодаря этим законам, даже в 1897 году французское законодательство в вопросах брака будут называть самым несправедливым по отношению к женщинам в Европе.

Мильтон

В Англии второй половины семнадцатого и первой половины восемнадцатого веков кампания в поддержку полигамии развернулась в полную силу. Политические деятели и демографы, философы и богословы присоединяли свои голоса в пользу этой идеи…

Свыше столетия толстенный манускрипт De Doctrina собирал пыль в одном из Лондонских городских архивов. Однако, когда в 1823 году его наконец обнаружили и установили его авторство, находка стала событием национального масштаба. Король Георг IV лично поручил одному из ведущих богословов, епископу Саммеру перевод манускрипта с латыни. Двумя годами позднее, когда перевод был завершен и книга опубликована, она вызвала настоящую сенсацию. Англиканская церковь к своему ужасу увидела, что прославленный автор этой книги призывал к соблюдению ветхозаветной субботы, как седьмого дня, а также ратовал за полигамные браки по образцу ветхозаветных. Автором манускрипта, написанного в 1650-ых годах, являлся самый прославленный писатель, поэт и богослов Англии Джон Мильтон.

До 1825 года немногие могли заподозрить в нем «еретика», хотя намеки на одобрительный взгляд на полигамию найдены даже в его «Потерянном и обретенном рае». В своем богословском трактате De Doctrina Мильтон систематически обосновывает то, что косвенно отразилось в его поэтических и исторических книгах, к примеру, в “Истории Британии”, написанный около 1650-го года («Потерянный и обретенный рай» и De Doctrina, как оказалось, писались параллельно, в одно и то же время).

Мильтон выстраивает свою поддержку полигамии в первую очередь на ветхозаветном материале. Муж, пишет Мильтон, может быть одной плотью с каждой из своих жен, так же как и отец остается отцом для своих детей, сколько бы их у него ни было. Мильтон обращается и к Новому Завету, в особенности к тем текстам, которые, как некоторым казалось, ратуют за моногамию. Действительно, Христос, пишет Мильтон, запрещал разводы, потому что когда мужчина брал за себя другую женщину и отсылал от себя свою жену, он прелюбодействовал (Марк10:11). В обязанности мужа входит заботиться о своей первой жене так же, как и о второй. Мильтон пишет: «Муж обязан выполнять свои супружеские обязательства по отношению к своей жене и после того, как он берет за себя другую женщину, и об этом сказано самим Богом (Исх 21:10): “Если же другую возьмет за него, то она не должна лишатся пищи, одежды и супружеского сожития”».

«Вряд ли кто-то сможет заявить, - саркастически добавляет Мильтон, - что Господь Сам узаконил прелюбодейство». Развивая свою мысль о том, что «полигамия разрешена Божиим законом», Мильтон приводит многочисленные примеры людей, «чья святость достойна всяческого подражания, и кто являются светочами нашей веры». Лишь в случае с Соломоном поэт неохотно соглашается, что царь «похоже, перешел положенные границы», но и в данном случае он указывает на то, что главная ошибка Соломона состояла не в количестве взятых им жен, а в том, что он брал за себя чужеземок и язычниц. Рассматривая текст из книги пророка Иезекииля (Иез 23:4) Мильтон говорит о том, что Сам Бог представляется здесь как “имеющий двух жен”, что было бы немыслимо, если бы полигамия являлась беззаконием. Напротив, утверждает Мильтон, эта практика являлась «законной и достохвальной».

В своей De Doctrina Мильтон, по признанию критиков, предстает как выдающийся историк и богослов. Свои познания в библейском богословии он сочетает и с глубоким знанием патристики. Мильтон дает своего рода обзор отношения к полигамии, начиная с Иустина Мученика (II век н.э.), который признавал, что иудеи практиковали полигамию, и заканчивая Мартином Лютером и его отношением к делу Филиппа Гессенского.

В отличие от французских сторонников полигамии, Мильтон вовсе не стремился к каким-то ограничениям прав и свобод женщин. Напротив, он горячо ратовал за то, чтобы женщины, наряду с мужчинами, могли получать достойное образование и полноценно участвовать в общественной жизни. Здесь и не пахнет турецким гаремом и бдительным оком его неизменных стражей-евнухов.
По весьма понятным причинам Мильтону так и не удалось опубликовать свой капитальный труд. Чудом является тот факт, что манускрипт вообще уцелел и дошел до наших дней.

Прочие англичане

Мильтон не был одинок в своих взглядах ни среди богословов, ни среди поэтов. Наиболее прославленный из них, Джон Донн, написал следующие строки:

Как счастливы бывали господа ушедших поколений,
Которым многоженство не вменялось в преступление.
(Donne, ‘Elegie XVII’)

Ему вторил и придворный поэт Дриден, захвативший умы современников своей поэмой «Авессалом и Ахитофел» (1681), в которой есть и такая строка:
В дни благочестия, с которых счет ведет священства череда,
Пока еще из многоженства не соделали греха,
И муж во многих женах продолжал свой род,
Дышал тогда свободою и мир, и весь народ.

Дриден мог смело писать эти строки хотя бы уже потому, что его патрон, король Чарльз, сам всерьез подумывал о полигамии для того, чтобы заполучить законного наследника престола (его жена Катерина была бесплодна). Нам не известно сегодня, что именно помешало королю осуществить свой план - документы, относящиеся к этому делу, были изъяты из архива и уничтожены.

Многие холодные и трезвые головы в Англии того периода ратовали за полигамию с чисто практической целью - увеличить рождаемость. Среди сторонников этой идеи и Петти, которого справедливо считают отцом такой научной дисциплины, как демография. Петти, в частности, советовал английским фермерам, живущим в Америке, брать себе дополнительных жен из числа индейских девушек. Полигамия была нормальным явлением у индейцев, и если бы совету Петти последовали, вполне возможно, что отношения между белыми и индейцами на американском континенте не сложились бы таким драматическим образом.

В начале восемнадцатого века кампания за легализацию полигамии в Англии возросла еще более. В своей книге, написанной в 1737 году, один из священнослужителей отмечает: «Полигамия стала той доктриной, которую ежедневно и повсюду люди обсуждают и отстаивают и в беседах, да и в печатном виде, приводя многочисленные аргументы в пользу этой доктрины».

Некий Патрик Деланей был так озабочен возрастающей популярностью этой идеи, что посвятил около двухсот страниц своей книги ее осуждению. Притом, видимо с целью продать поболее экземпляров, Деланей дал своей книге название, сочувственное к полигамии: “Размышления о полигамии и одобрении этой практики в писаниях Ветхого Завета”. Он достиг своей цели, так что книга выдержала два издания, но, по всей видимости, читатели были разочарованы, найдя на ее страницах вместо слов “одобрения”, критику полигамии. Причем, как было отмечено уже современниками Деланея, его книга не отличалась ни глубиной, ни охватом, и содержала ряд грубых ошибок и, видимо, сознательных искажений.

Позднее француз Пьер Ле Гвай пытался “облагородить” книгу Деланея, но в результате еще более запутался, используя невероятно сложные схемы, чтобы навязать свою идею библейскому тексту. Это у него получилось весьма посредственно, так что критики, даже из числа тех, кто поддерживал идею моногамии, безжалостно разгромили его искусственные построения.

Серьезнейшую поддержку идея полигамии нашла в лице Мартина Мэдана (1726 -1790), известного англиканского проповедника, автора знаменитого рождественского гимна “Hark! The Herald Angels Sing”. Мартин Мэдан написал огромный труд «Телифтора» в поддержку полигамии. Будучи выдающимся учеником самого Джона Уэсли, основателя Методисткой школы, Мэдан в 1765 вынужден был оставить свое служение с тем, чтобы посвятить остаток жизни изучению вопросов, связанных с полигамией. В 1781 году его трехтомный труд выходит как настоящая энциклопедия по вопросам брака и семьи в Священном Писании. Мэдан пытался выявить библейские характеристики полигамии с тем, чтобы разработать пуританскую модель брачных отношений. Мэдан разбирает все тексты как Ветхого, так и Нового Заветов и показывает, что полигамия неизменно являлась законной практикой среди народа Божьего. Мэдан проводит четкую линию между библейской и мусульманской полигамией, и если первая основана на любви и ответственности, то в основе второй, по Мэдану, лежит, прежде всего, похоть.

Согласно Мэдану, следствием отказа от библейского позволения полигамии являлось следующее: «Прелюбодеяние с чужими женами, обольщения, потеря невинности, аборты, убийства новорожденных, осквернение и прочие. Единственным и основным отличием между древним иудеем и христианином является следующее: первый брал себе столько женщин, скольких он мог обеспечить, охранить, о которых, в согласии со Словом Божиим, он мог по-настоящему заботиться; последний же берет себе столько  женщин, скольких он может разрушить, и делает он это не только вопреки Слову Божию, но и вопреки всякому принципу человеческой справедливости».

Мы можем хвалиться нашими браками и осуждать полигамию, пишет Мэдан, но под небом нет другого народа, как народ христианский, который бы сегодня так открыто ни практиковал полигамию в ее самом извращенном варианте. Хотя мужчине разрешено иметь только одну жену, он может иметь стольких любовниц, сколько ему вздумается, и никогда не будет нести за них ни малейшей ответственности. Общество, таким образом, разрушает себя изнутри. Проституция и разврат, считает Мэдан, никогда бы не достигли подобного масштаба, если бы люди всерьез задумывались над библейским отношением к возможности полигамного брака.
Кроме того, считает Мэдан, полигамия во многих случаях способствовала бы оздоровлению обстановки внутри семьи. Многие мужчины и женщины с течением лет так устают друг от друга, что им необходимо бывает разомкнуть этот круг и взять ответственность за еще одного человека. Роль мужчины в семье, считает Мэдан, таким образом, также возрастает, равно как и уважение к нему со стороны жен.

Книга Мэдана произвела фурор. В то время как одни приняли ее на «ура», другие считали, что весь тираж следует предать огню. Главным аргументом противников Мэдана были экономические факторы: молодые люди в Англии зачастую предпочитали оставаться холостым в силу того, что не могли материально содержать семью, состоящую хотя бы из одной жены. А что будет, если жен будет две?

Некоторые служители церкви даже не могли поверить, что книга написана Мэданом. Томас Виллс, к примеру, считал, что она написана членом католической церкви, которая является «великой блудницей».  Виллс соглашается с Мэданом, что что-то должно быть сделано, чтобы остановить волну разврата (обычные в таких случаях декларация и пафос), но встает в резкую оппозицию даже против того, чтобы матери-одиночки имели право растить и воспитывать своих детей. Таких детей, считал Виллс, следует отправлять в приюты, а матерей - в места заключения. Впрочем, английское законодательство того времени именно так и предписывало делать, а потому тюрьмы были переполнены молодыми женщинами, а приюты - детьми. Это, согласно Виллсу, и есть средство “для прекращения разврата”.

В общем и целом уже с конца семнадцатого века было ясно, что полигамия не может быть совместима с наступающей эпохой модерна. Наступление на нее шло по всем фронтам, хотя некоторые старые битвы сторонники моногамии проиграли (такие как аскетизм в сексуальной жизни). Вырабатывались новые, критические подходы к изучению Писания, и критика ветхозаветных текстов сделала эту часть Библии малоавторитетной.

Общество делало все больший акцент на индивидуализме, так что маленькие семьи идеально отвечали требованиям индивидуалистического общества. Настроения эти зарождалось в Европе, и с некоторой задержкой передавались в Америку. Видимо благодаря этой задержке и некоторой изолированности Северной Америки (особенно после войны за независимость), Соединенные Штаты испытали еще одну вспышку полигамных браков. Речь идет о религиозных общинах мормонов, которые сделали полигамию не только приемлемой, но и почетной. Это послужило одной из причин того, что мормоны, под давлением со стороны правительства США, вынуждены были покинуть насиженные места своего обитания и перебраться в пустынный штат Юта. Однако еще большее давление, чем угроза военного вмешательства, на полигамию среди мормонов  оказало распространение общеамериканской культуры. Спустя некоторое время мормоны, по крайней мере официально, оставили полигамию, хотя и по сей день огромное количество ортодоксальных мормонов продолжает открыто (несмотря на притеснения со стороны государства) придерживаться этой практики.

Полигамия в двадцатом веке

Двадцатый век еще неоднократно поднимал вопросы полигамии, особенно после того, как мировые войны прокатывались через всю Европу. Так, в 1922 году вышла книга французского автора Джорджеса-Анкветила «Гражданский сожитель или полигамный брак будущего». На момент выхода книги  количество женщин в Европе превосходило количество мужчин на 18 миллионов, и эти 18 миллионов, по словам автора, благодаря “эгоизму моногамии обречены на физиологическое и моральное страдание целибата”. Джорджес-Анкветил даже обосновал Ассоциацию в поддержку института полигамии во Франции. Подобного же рода настроения были и в других европейских странах, пострадавших от Первой Мировой войны. А Вторая Мировая заставила гитлеровскую Германию всерьез задуматься о полигамии. В 1944 году Мартин Борман, один из ведущих нацистских лидеров, работал над законодательством, которое предписывало бы всем мужчинам “вступить в постоянные близкие отношения” с одной или более немецкой женщиной. Борман собирался начать пропагандистскую кампанию, чтобы заручиться поддержкой немецких женщин. Да и сами незамужние женщины Германии создали ассоциацию, которая просила германское правительство дать возможность мужчине иметь более одной жены. Однако, оппозиция церкви воспрепятствовала подобного рода исходу. По сей день в Германии двадцатилетние девушки считают трудным найти мужа, тридцати-сорокалетние – почти невозможным, женщины пятидесятилетнего возраста отчаиваются. Ведь в Германии только 50% тридцатилетних женщин и 20% сорокалетних женщин замужем. Шесть миллионов женщин в возрасте 40 лет и старше в Германии являются и навсегда останутся безмужними. В этой возрастной группе нет неженатых мужчин.

За пределами европейского и американского сообщества полигамия имела гораздо более сторонников. Так, в Африке, где полигамия уходит корнями в тысячелетнюю историю, даже многие христианские семьи были и открыто остаются полигамными. В некоторых африканских странах около четверти христианских семей являются полигамными.

В мусульманской среде в Африке количество полигамных браков составляет две трети от общего числа браков.  Одной из причин того, что мусульманство сегодня завоевывает новые и новые территории в странах третьего мира - это законность полигамии. Из ста тридцати шести тщательно исследованных культурологами африканских сообществ, три четверти практикуют полигамию. В среднем на сто мужей в Африке приходится сто пятьдесят жен.
В последующей, заключительной главе книги наряду с рассмотрением традиционных представлений относительно полигамии будут затронуты и наметившиеся в наши дни тенденции, имеющие непосредственное отношение к полигамии.
 
Глава 4
Наиболее общие представления о полигамии

Неведение

Людям свойственно выносить категоричные суждения. Как правило, чем меньше человек знает о чем-то, тем категоричнее его суждение. Ирвин Альтман и Джозеф Джинат, написавшие капитальный труд под названием «Многоженство в современном обществе», следующим образом подводят итог своей многолетней деятельности:

«Восемь лет тому назад мы со страхом и трепетом приступали к этому исследованию. При каждом нашем столкновении с семьями, в которых была более, чем одна жена, мы испытывали в то время чувство глубокого удивления, потому что ничто в западном обществе не подготовило нас к этой встрече… Мы были удивлены, смущены и, по правде сказать, смотрели на эту практику с неодобрением. В конце концов, подобные семьи разрушали развитые культурной традицией Запада стереотипы семей, уводили далеко от наших представлений о том, каким “должен быть брак”. И все это происходит в эпоху, когда о сексизме, о нарушении прав женщин, о физическом, эмоциональном и социальном насилии над женщиной говорят все и повсюду.

Мы ожидали увидеть в семьях со многими женами само воплощение тех пороков, от которых мир сегодня стремится уйти. Как могут современные люди жить подобным образом? Как кто-то может полагать, что для мужчины “правильно” будет жениться на нескольких женщинах? Такие мысли носились в нашем сознании, когда мы начинали свои исследования…
Сама идея полигамии в современном обществе, как нам казалось, выходила за пределы здравого смысла, и нашей реакцией на эту идею было смешанное чувство непонимания и враждебности, а порой даже гнева. Такова же была и реакция наших коллег, и многих других людей, которые, узнав, что мы занимаемся подобного рода исследованиями, смотрели на нас косо.

Однако по мере того, как мы проводили больше и больше времени в полигамных семействах, среди людей, которые одеваются так же как мы, водят те же автомобили, ходят на такую же работу, наше изначальное непонимание и неодобрение постепенно улетучивалось. Мы узнали об их преданности друг другу, об их успехах и неудачах, об их ежедневной жизни, исполненной, как и жизнь всякого человека, своими трудностями и проблемами…».
Авторы исследования далее высказывают мысль, что традиционное представление о полигамии формируется на основе невежества и грубых, ничем не обоснованных нападок со стороны средств массовой информации. Давая прогноз относительно будущего подобного рода браков, авторы заключают:

«Мы приходим к выводу, что подобная модель семьи не исчезнет со временем; полигамные отношения не являются искусственными, навязанными извне. Рассмотрение стиля жизни в полигамных семействах как аморального, неправильного и неприемлемого может привести лишь к дальнейшей фрагментации общества, утрате чувства взаимоподдержки и терпимости как в общественной, так и в личной сферах жизни».

Известный специалист в области семейного консультирования Дин Джонсон отмечает: “Социологи справедливо подчеркивают тот факт, что разные социальные, этические, религиозные группы имеют разные системы ценностей. Рассматривая вопросы семьи лишь со своей собственной перспективы, мы практически, навязываем другим людям свою систему ценностей”.

Хотелось бы привести здесь свидетельство хотя бы одной российской семьи. Нижеследующая статья под названием «Снимаю монополию на мужа» была опубликована в журнале «Работница» № 1, 1992 г. Статья подписана – С. К., г. Таганрог:

«Хочу рассказать о своей необычной семье. Дело в том, что у моего мужа две жены. Я была первой женой, и наша семья ничем не выделялась из прочих. Только муж у меня замечательный человек, и это далеко не только мое мнение. Если кратко, то он фантастически одаренный, волевой и трудолюбивый человек, очень добрый, скромный и предельно честный. Когда он полюбил другую женщину и, естественно, сказал мне об этом, моему горю не было конца – ведь у нас ребенок! Помню, тогда муж хотел умереть, настолько неестественной казалась ему ситуация, когда две женщины стали почти одинаково ему дороги. Это теперь мне просто об этом писать, а тогда я была в отчаянии от ревности и обиды. Конечно же, он боролся со своей второй любовью изо всех сил, но, наверное, это было очень трудно. Я с ужасом смотрела, как у меня на глазах умирает этот добрый, по-детски наивный, любимый человек. И вспомнила я одну притчу, как мудрец решил спор двух женщин о том, кому из них принадлежит ребенок. Он сказал: "Возьмите его на руки и тяните каждая к себе, и я посмотрю тогда, чей он". И стали женщины тянуть ребенка, но вдруг одна сама отпустила руку. И тогда мудрец отдал ей ребенка и сказал: "Вот она, настоящая мать, она не смогла причинить боль своему люби малышу". Так разве я не люблю своего мужа?! Ведь моя любовь не зависит даже от того, любит он меня или нет. Настоящая любовь выше человеческих сил, потому она и бывает счастливой или несчастливой.
Одним словом, решила я уступить своего мужа сопернице, но только он и слышать об этом не хотел, говорил, что без меня не сможет так же, как и без нее, а потому выхода у него нет.
Благодарю Бога, что у меня нашлись силы победить свою ревность и устроить встречу. На мое удивление, она оказалось милой женщиной, очень близкой мне по состоянию души. Я была поражена: как это он смог выискать такую же беспомощную, добрую, не приспособленную к этому злому миру душу, как и он сам. Страхи мои оказались напрасными – муж любил нас совершенно одинаково, как человек любит солнце и воздух, мать и отца, двоих детей. Но как нам жить дальше? Все так не устроено… и тем не менее мы продолжали жить, все вместе приспосабливаясь к "окружающей среде". Нельзя сказать, что сразу все обстояло так уж замечательно. Всем нам пришлось изрядно помучиться. Но только такого человека, как наш муж, нельзя было не любить. Не много есть таких мужей, которые даже для одной жены сделали бы столько, сколько наш сделал для каждой из нас.

 У нас обеих прекрасные дети, и мы счастливы, любимы и любим замечательного человека. И еще хочу сказать, что это большое счастье, когда тебя любят без всяких оговорок, а просто как свою родную душу, и ради этого стоит бороться с трудностями, хотя, честно говоря, жертвовать нам пришлось немногим. Даже двоим нам гораздо легче делать ту домашнюю работу, от которой, к сожалению, никуда не деться и которую обычно выполняет одна женщина, и поэтому у семьи намного больше остается свободного времени, которое мы проводим в прекрасном активном отдыхе.

 Только не бойтесь, что после публикации письма все мужчины станут обзаводиться вторыми женами, как бы не так! Вот любовница, это другое дело: пришел – ушел, а тут большая семья, дети, колоссальная ответственность и нагрузка. Вряд ли многие мужчины способны к полной самоотдаче ради счастья двух женщин. Даже мне кажется, что многие мужчины будут против двоеженства: а вдруг на их долю женщин не останется? Да уж, дорогие, очень может быть, особенно если после работы вы валяетесь на диване, стучите в домино или, еще хуже, дружите с зеленым змием.

 О мужчинах я сказала, но и для многих женщин это трудно – нужно быть всегда красивой, умной и доброй, если хочешь, чтобы муж улыбался тебе так же, как и другой жене. Конечно, проще всего монополия на мужа, но посмотрите, до чего довели страну всякие монополии… На этот шаг способны только любящие, а не вышедшие замуж по расчету, только способные отделить главное от второстепенного.

 По-разному складывается жизнь, но редко кто из женщин прощает мужу измену или влюбленность в другую женщину. А если вы не хотите терять любимого человека, что делать тогда? Девять лет назад я выбрала для себя: оставаться рядом, помогать во всем и не ревновать. Я не боюсь общественного порицания. Почему-то, когда муж пьет и бьет, считается нормальным у нас. Или когда брошенная жена мстит мужу, запрещая ему видеться с ребенком, – тоже в порядке вещей. А может, и наш вариант вполне нормален? Он необычен, но, уверяю вас, человечен».
 
Безнравственность полигамии

Чем сформировано общественное представление о нравственности или безнравственности того или иного поступка? В первую очередь изменчивым культурным и философским фоном. Россиянам это должно быть прекрасно известно. Джесси Бернард отмечает:
«Вплоть до двадцатого столетия внебрачные отношения редко являлись объектом серьезных обсуждений. В 1929 году Бертранд Рассел отметил, что если брак является серьезным и крепким, основанным на любви и симпатии, он нисколько не потеряет от того, если будет допущена сексуальная связь за пределами этого брака. Кинсей с коллегами находит, что в некоторых случаях внебрачные отношения способствуют улучшению сексуальных отношений внутри брака.

Судя по всему, мы движемся в сторону принятия, если не как оформленных официально, то как вполне допустимых отношений за пределами брака… Исследователи указывают на позитивное влияние подобного рода отношений на брак. Консультанты начинают уточнять, какие отношения являются допустимыми, и какие – нет. Богословы и церковные руководители начинают, хотя и на неофициальном уровне, принимать такие отношения. К примеру, группа священнослужителей пресвитерианской церкви издала документ, в котором утверждается, что «таковые половые отношения вне брака могут являться в некоторых случаях допустимыми, и не противоречить интересам и верности супругов». Подобным же образом и ассамблея лютеранских церквей разработала (хотя и не приняла) документ, в котором указывается, что сексуальные отношения за рамками официального брака могут быть допустимы».

Вообще же современное общество, особенно в вопросах половых связей, размыло донельзя понятия о нравственном и безнравственном. Стивен Сейманд, в своей книге “Эрос, готовый защищаться”, говорит о падении в эпоху постмодерна романтического идеала сексуальной жизни, сформировавшегося в эпоху модернизма. На смену ему приходит новый, либертинский взгляд на секс, характеризующийся “легитимным расширением сексуального выражения” и “минималистской этикой”, иными словами – вседозволенностью. Сам Сейман не спешит примкнуть к кругу либертинцев. Он, в частности, заявляет: “Лекарство против либеральных индивидуалистических предвзятостей этой сексуальной этики (либертинской) я вижу в введении понятия об ответственности. Значение, в котором я использую это слово, подразумевает рассмотрение отдельного индивидуума как составной части какого-то общества, какой-то ячейки, по отношению к которой этот индивид имеет определенные обязательства… Секс должен рассматриваться не просто как личное дело каждого человека, но как отношение к другим, к ячейке или сообществу с которым мы вместе разделяем этот мир, который у нас один на всех”. 

Либертинская модель – одно из следствий подавления ответственности, и если на заре Нового времени, в 17-18-х веках кризис семьи как-то был еще сдерживаем определенными моральными установками, то теперь и этого не происходит.

Противоестественность полигамии

Обычно считается, что полигамия является противоестественной, а потому неприемлемой с точки зрения уже хотя бы физиологии или психологии. Однако элементарные знания в этой области указывают на фундаментальные различия между мужчиной и женщиной. Юджин Кеннеди отмечает: «Одна из наибольших проблем во взаимоотношениях между мужчинами и женщинами, особенно в сексуальной сфере, возникает из нежелания понять и принять подлинные и неистребимые ничем различия между ними как на физиологическом, так и на психологическом уровнях. Признать и уважать эти различия вовсе не обозначает дискриминацию. Фактически, неспособность признания этих фундаментальных различий между мужчиной и женщиной всего лишь подстегивает битву полов, настоящую войну, подобную войне во Вьетнаме, в которой нет победителей, есть только жертвы». 

Как показывают исследования, мужчины желают половой близости чаще, чем женщины. Опрос, проведенный среди более, чем полутора тысяч человек показал, что из-за нежелания партнера заниматься сексом, мужчины занимаются мастурбацией в три раза чаще, чем женщины.  “Статистика и научные исследования показывают, что у мужчин сексуальная энергия выше, чем у женщин. Если кто-то заметит, что у некоторых женщин это не так, то ведь это будет исключением из правила, так как женщина более прагматична, чем мужчина. Любая женщина стимулирует мужчину, но не каждый мужчина стимулирует женщину. Даже у животных самки нуждаются в сексе только когда они могут забеременеть, тогда как самцы всегда готовы. Также у мужчины нет менструации, а у женщины этот период иногда продолжается около десяти дней».

Различия между мужчиной и женщиной еще более возрастают с годами. В среднем, уровень гормонов в промежуток между 16 и 50 годами остается неизменным. Однако к тридцати годам женатые мужчины все реже занимаются сексом со своими партнерами и все чаще прибегают к маструбации. Такая ситуация обусловлена скорее всего не физиологическими изменениями, но рядом психологических факторов.

Отчасти такое снижение интереса к супруге объясняется текучкой жизни, озабоченностью экономическим достатком семьи, заботою о детях, проблемами на работе, стрессами современной жизни. 

При этом прослеживается серьезная разница между сексуальной активностью мужчин и женщин, достигших тридцати лет (тенденция эта сохранятся до пятидесяти лет, после чего, в большинстве случаев, секс остается исключительно прерогативой мужчин). После тридцати лет женщины, как правило, проявляют все меньше интереса к сексу, так что количество женщин по тем или иным причинам практически прекращающим половую жизнь после тридцати лет резко идет в гору. 

Возможно, такая ситуация частично объясняется разными нуждами у мужчин и женщин, которые к этому возрасту окончательно закрепляются. К примеру, только 29 процентов женщин всегда или часто достигают оргазма. У мужчин же этот показатель никогда не опускается ниже отметки 75 процентов. В то же самое время процент эмоционально (не физически) удовлетворенных сексом среди мужчин и женщин примерно одинаков (40 процентов).  Однако эмоциональная удовлетворенность, которой достигают в сексе как мужчины, так и женщины, имеет разную природу. У большинства женщин, особенно после 30-35 лет, эта удовлетворенность может складываться из целого ряда более или менее равнозначных факторов: безопасность, уверенность в завтрашнем дне, достаток, добрые отношения в семье, одним словом – благополучие. У мужчин же в сексе на первом плане по-прежнему продолжает оставаться именно секс. Для мужчин секс – это не символ, не проявление, не подтверждение благополучия; секс имеет ценность прежде всего в самом себе. И если эта ценность утрачивается, то никакое благополучие не может ее возместить.

Доктор Джеймс Петерсон, профессор социологии из Университета Южной Калифорнии, провел исследование среди супружеских пар, состоявших в браке в течение 20 и более лет. Он обнаружил, что из каждой сотни подобных пар лишь пять могут быть отнесены к разряду счастливых.

Статистика показывает, что мужья изменяют женам в два раза чаще, чем жены мужьям.  В результате проведенного социологического опроса Кинсей с коллегами выявили, что 70% женатых мужчин имели внебрачные сексуальные отношения.  «Так же известно, что желание вступить в половую связь за рамками брака гораздо более характерно для мужей, чем для жен. Согласно социологическому опросу, проведенному Терманом, три четверти мужчин и всего одна четверть женщин заявили о том, что такое желание у них возникает».
«Известна истина, что у мужчины может быть столько жен, сколько он сможет содержать. В течение жизни примерно 20% мужчин ограничиваются только одной женщиной. Остальным, согласно статистике, более чем достаточно для удовлетворения мужского самолюбия 10-12 партнерш. В последнее время любовные “треугольники” стали постепенно завоевывать мир. В Америке и Швеции в середине 50-х жить втроем пробовали всего 1% супружеских пар, сегодня так живут почти 40%. Преимущества такого брака для многих в возможности избежать обыденности супружеского секса и при этом необходимости врать, терпеть сцены ревности. Снижается количество измен, разводов».

Что касается российских женщин, газета «Мегаполис-Экспресс»  за 7 октября 2002 года, со ссылкой на интернетовский сайт ОРГАЗМ.-РУ приводит следующие статистические данные: 23,8% юных респонденток относятся к ухаживаниям женатых мужчин резко отрицательно, 7,7% девушек готовы воспринимать их положительно, 12,8% решают эту проблему «под настроение», а 56,4% – в зависимости от качеств самого мужчины. Таким образом, ухаживания женатого мужчины готовы принять три четверти российских девушек.

Своевременность или несвоевременность полигамии

Давая анализ основным тенденциям современного брака Джесси Бернард в своей книге «Будущее брака» отмечает, что постоянное сожительство мужчины более чем с одной женщиной «становится более и более приемлемым в глазах современного общества. Я повсюду демонстрировал, что модель брака, которая принимает, возможно, даже поощряет внебрачные отношения, в скором времени станет общепринятой. Имеются все предпосылки для обладания мужчинами в будущем более, чем одним партнером, и это тоже во многом определяет модель будущего брака».

Бернард также отмечает, что лучшей гарантией долгой, здоровой и счастливой жизни для мужчины является жена, которая умеет справляться со своими традиционными обязанностями, готовая посвятить свою жизнь заботе о супруге, обеспечивающая и даже навязывающая ему безопасность хорошо устроенного дома. И по мере того, как жена все более активно участвует в экономической поддержке семьи и развивает большую терпимость в отношении внебрачной жизни супруга, преимущества брака для мужчины заметно возрастают.

Но все же полигамия выгодна в первую очередь не мужчинам, а женщинам. В Ливии на митинг с требованием разрешения многоженства (которое отменил «социалист» Муаммар Каддафи) вышли недавно ливийские женщины, а не мужчины. На Российском телевидении именно женщины все чаще говорят о возможности многоженства. Эта заинтересованность объясняется отчасти той демографической ситуацией, которая сложилась в современном обществе. Девушек и женщин больше, чем юношей и мужчин, потому что много мужчин умирает на войне, в авариях, криминальных и бытовых разборках, а также от последствий пьянства и наркомании. Все это сопоставимо с потерями военного времени. От употребления алкоголя в России каждый год по разным данным умирает от 150 тысяч до 700 тысяч человек (в основном мужчин). В автомобильных авариях в 2000 г. умерло 39 341 человек (в основном мужчин). В 2000 г. в России убили 40 532 человек (тоже в основном мужчин). В 1994 г. в России покончили жизнь самоубийством 61.886 человек (в основном тоже мужчины). Также, много мужчин умирает в ходе военных действий.

Каждый год в России преждевременно умирает от разных причин как минимум 500 тысяч мужчин. Это значит, что за десять лет в России мужчин становится на 5 миллионов меньше. В действительности дееспособных мужчин еще меньше, чем числится в статистике, потому что многие мужчины сидят долгие годы в тюрьмах, многие наркоманы и пьяницы, и все они не являются потенциальными женихами. По некоторым данным, в России на пять свободных женщин после сорока лет приходится всего один свободный мужчина. Мужчин на всех девушек не хватает, и в этом случае многоженство является не самым плохим выходом из создавшейся ситуации.

В большинстве стран женщин больше чем мужчин. Даже в такой благоприятной в демографическом отношении стране как Америка женщин на 8,8 миллионов больше, чем мужчин. Количество же женщин в возрасте, подходящем для замужества всегда больше, чем количество мужчин того же возраста. В той же Америке 20 миллионов девушек без мужей и, фактически, без надежды выйти замуж. В этом случае существуют три альтернативы: можно оставить женщину без семьи и детей на всю жизнь, можно дать ей свободу в осуществлении своих фантазий и страстей так, как это происходит на Западе, и третья альтернатива – полигамия.

Интересная динамика прослеживается при изучении статистических данных, касающихся разводов в городах. В 1960-ые годы каждый пятый брак заканчивался разводом, в 1970-ые – каждый четвертый, в 1980-ые – почти каждый третий, а к 2000 – каждый второй. А по данным журнала «Daily News», которые, кстати сказать, на сегодняшний день устарели и являются заниженными, 79 процентов разведенных вступят в повторный брак и 44 процента из них снова разведутся.  В сельской местности эти цифры оставались несколько ниже, что, видимо, связано с ограниченным выбором “новых” партнеров. Однако динамика отмечается такая же.

Кроме того, эти цифры лишь приблизительно освещают проблему. Помимо официального расторжения брака (а именно о количестве подобных случаев речь шла выше) существует и неофициальное расторжение семьи. Люди просто перестают жить вместе, но по каким-то причинам не предпринимают шагов к тому, чтобы официально оформить свершившийся факт. В обществах, принимающих полигамию, эти цифры в десятки и сотни раз ниже.

 «Полигамия – это побег от нелюбимой женщины»

Тот факт, что 70% женатых мужчин имели внебрачные сексуальные отношения  красноречиво говорит о том, что за поиском мужчиной новых половых партнеров зачастую стоит нечто большее, чем неприязненное отношение к своей супруге. Фактически, многие из тех, кто изменял своим женам, тем не менее заявляют, что продолжают любить их. Ричард Клемер отмечает, что “супружеская неверность – вовсе не простое и однозначное явление. Она может носить сложный, комплексный характер. Не может быть ясного, категоричного, универсального суждения (или скорее “осуждения”) по этому вопросу, которое бы подходило под каждый конкретный случай. Тем не менее именно это и происходит. И эта трагическая ошибка поддерживается всей законодательной системой”.

Психологи и специалисты в области семейного консультирования отмечают пять основных причин, толкающих людей, в первую очередь мужчин, на поиски нового партнера. Эти причины могут быть как изолированными, так и смешанными. Первой, но далеко не самой распространенной причиной, является особый, “Казановский” склад характера. Охота за противоположным полом становится своего рода “спортом” для такого человека, и новые “достижения” требуют поисков новых “вершин”. Такой человек всеми силами избегает всякой ответственности за свое поведение.

Следующей причиной является скука. Большинство семей сталкивается с этой проблемой. Муж обычно не имеет ничего против своей жены, даже продолжает любить ее и, как правило, сам удивляется своим “раздвоенным” чувствам, принимая их за некую ненормальность. Из окружающей культуры, какой бы свободной в сексуальном плане она ни была, он узнает о том, что любить можно только одну женщину. Поэтому он считает себя чуть ли не извращенцем, и когда вступает в интимные отношения с другой женщиной испытывает глубокое чувство стыда за свой поступок.

Следующая причина кроется в естественном для человека чувстве любопытства. Очень часто именно чувство любопытства побуждает людей, живших долгие годы безукоризненно “правильной” жизнью, узнать, что же испытывают те, другие, которые не жили такой жизнью. Опять таки, любопытствующий вовсе не имеет желания оставить свою жену. Но он чувствует, что есть нечто еще в жизни, в сексе, чего он не знает и никогда не узнает, если не перейдет границу дозволенного. По причине любопытства граница пересекается мужчинами обычно после сорока лет, когда они чувствуют, что пройдет еще некоторое время, и они могут утратить свою привлекательность в глазах противоположного пола, и вместе с нею и возможность побывать “за границей”. Как и в предыдущем случае, общественное мнение и угрызения совести быстро возвращают перебежчика “на родину”.

Следующей причиной является неуверенность в себе. Как известно, для мужчины очень важно утверждать себя в жизни. Если он чувствует свою значимость, то и дела идут у него, как правило, хорошо. И одним из способов самоутверждения является “успех у женщин”. Человек, проживший много лет в браке, не всегда может быть уверен в том, что он еще привлекателен в глазах других женщин. В таком случае он начинает чувствовать себя неуверенно, беспокойно. “Роман на стороне” представляется в таком случае (зачастую неосознанно), как возможное лекарство от неуверенности.

И, наконец, ведущей причиной, толкающей мужчин за рамки семейных отношений, является сексуальная неудовлетворенность. Различия в интересе, проявляемом к сексу мужчинами и женщинами, особенно после 35 лет приводят к поискам мужчинами новых партнеров. Иногда жены замечают (или узнают из откровенного разговора с мужьями) это и пытаются сделать себя более сексуально активными, чтобы не давать мужьям “разжигаться”. Но это не всегда срабатывает, и к сексуальной неудовлетворенности мужчины прибавляется еще и скука. Вместе эти два компонента почти наверняка уводят мужчину «за границу» дозволенного.
В большинстве из вышеназванных (и, кстати сказать, легко узнаваемых) ситуаций, речь вовсе не идет о потере любви и интереса к супруге. Женщинам, вероятно, это будет сложно понять, поскольку мужчины и женщины устроены по-разному.

Хочется привести интересное высказывание одного современного автора: «Женатый мужчина лучше разведенного, потому что разведенный уже не смог жить со своей женой, может, он не будет жить и с другой. А женатый, наверняка, хороший семьянин и достойный мужчина, а то его жена развелась бы с ним. Ведь не зря поется в русской песне: «А я люблю женатого».
Женатый мужчина лучше зрело-возрастного холостяка, который вообще никогда не женился. И если можно оправдать старую деву, не вышедшую замуж (достойных женихов не хватает), то никак нельзя оправдать старого холостяка. Исламская религия учит, что плохие мужчины – это те, которые не женились.

Так и хочется порекомендовать девушке на выданье: Не живи с холостым, он не женился и с тобой жить не будет. Не живи с разведенным, он со своей женой развелся и с тобой разведется. Не живи с вдовцом, он одну жену в гроб загнал и тебя загонит. А живи с женатым, он со своей женой живет и с тобой жить будет!»
В газете «Известия» за 7 августа 1999 г., Нина, одна из жен своего мужа, признает: «Мужчины по природе своей полигамны, ничего с этим не поделаешь, они любят и глазами, и руками…Чем они только не любят!» Как говорится: «Когда мужчине плохо, он ищет женщину, а когда ему хорошо, он ищет еще одну».

Полигамия и дети

Дети страдают в первую очередь в так называемых «неполноценных» семьях, количество которых стремительно растет. В нашей стране огромное количество матерей-одиночек, которые, выбиваясь из последних сил, пытаются как-то компенсировать недостачу в семье мужчины. Но компенсировать это невозможно, даже если семья будет жить в полном материальном достатке. По некоторым данным, 70-80 процентов правонарушений и преступлений, совершаемых несовершеннолетними, совершаются подростками из неполных семей.
Известный специалист в области семьи и брака, Игорь Кон в журнале «Огонек» (апрель, 2001) отмечает: «В России очень высокая мужская смертность, в среднем женщины у нас живут дольше мужчин на 15 лет. Такого нет нигде в мире. Остающиеся в живых российские мужчины все больше мельчают духовно и физически. Все больше детей воспитывается без отца, а мужские добродетели (верность, постоянство, семейственность) не вознаграждаются в общественном мнении.

Во многом это можно связать с советской властью, которая сначала уничтожила лучших мужчин (хозяев, военных, вольных мастеров), а потом стала насаждать культ слабого мужчины совместно с совершенно безумной эмансипацией. Женщин стали заставлять отдавать государству (в ясли) недельных детей, а мужчин лишили всякой ответственности – за семью и детей прежде всего. Любая гражданская инициатива была наказуема, и это продолжалось много лет. Параллельно шла феминизация всех процессов социализации. Мальчика окружали сплошные учительницы, да и дома вдобавок всем заправляли мать и бабушка, а пассивный отец, придя с завода, спешил в пивную или на рыбалку, никак не вмешиваясь в “женское дело”».

Роберт Пек и Роберт Хавихарст в своем капитальном труде на тему психологии развития ребенка, подчеркивают важность роли отца в развитии ребенка. Хотя мать проводит с детьми больше времени, роль отца от этого никак не умаляется. Они, в частности, отмечают:
«Дети, вырастающие без отца, имеют серьезные нарушения в психике, которые проявляют себя не только во внутреннем конфликте, но и в конфликте с их матерьми, сверстникам, соседями. Исследования показывают, что даже непрямой вклад отца в воспитание детей, одно лишь его присутствие является важным фактором нормального психического и эмоционального развития ребенка».  И это утверждение распространяется не только на мальчиков, но и на девочек. Роберт Келли подчеркивает: «Каждый ребенок в семье нуждается в том, чтобы выстроить сбалансированный взгляд на мужские и женские роли… Отец играет одинаково важную роль как в воспитании сыновей, так и в воспитании дочерей».

Замечено также, что дети зачастую становятся жертвами сексуальных страстей своего отчима. Однако подобного рода явлений фактически не происходит в семьях так называемых «многоженцев», то есть мужчин, живущих на две семьи.

Кто-то может выдвинуть возражение, будто расширенная модель семьи, которую предлагает полигамия, обязательно скажется в недостатке внимания к детям со стороны родителей, особенно отца. Однако это далеко не так. Профессор Норман Эшкрафт,антрополог Адельфийского университета, пишет:

«Психиатры называют “нормальную” семью техническим термином “компактная семья”, который предположительно относится к крепко спаянной ячейке из отца, матери и детей. По мнению сторонников возрождения семьи, гармоничная компактная семья является единственно возможным образом жизни, особенно в провинции. Но тут мне хотелось бы вступить в спор с так называемыми экспертами, потому что убежден, что провинциальная компактная семья, даже в самых благоприятных условиях, не обеспечивает здоровой или счастливой жизни. Она не обеспечивает стабильных и эмоционально удовлетворительных отношений в доме, ни окружения, в котором дети могут нормально жить и развиваться. В действительности, чем больше мы изолировали эту домашнюю ячейку за стенами провинциального дома, тем слабее стали связи между детьми и их родителями, а также, между мужьями и их женами».

Роберт Белл в своем «Исследовании семьи и брака» отмечает: «Ребенок многое обретает через большую семью: он вырастает менее эгоистичным, менее испорченным, более отзывчивым, дружелюбным и веселым. Родители в большой семье также имеют больше возможности проявлять и получать любовь… Наличие большой семьи помогает в преодолении негативного влияния материализма и вещизма и сопряженных с этим проблем…». 
Стремление к маленькой семье обычно обосновывается тем, что родители делают акцент на «качестве жизни». Однако опыт показывает, что родители в данной ситуации заботятся в первую очередь не о детях, а о своем собственном благополучии. Чем меньше семья, тем больше остается времени и средств, которые можно потратить в свое удовольствие. 

Расширенная модель семьи во многих случаях способна сформировать менее эгоистичного ребенка, с развитым чувством ответственности. Интересно, что родоначальники так называемых двенадцати колен израилевых, двенадцать сыновей патриарха Иакова, выросли в атмосфере полигамной семьи (у Иакова было две жены и две наложницы, от которых и произошли его двенадцать сыновей).

Если уж всерьез говорить о детях, то стоит затронуть и демографическую проблему. Детей в так называемых «цивилизованных» странах рождается все меньше и меньше. А в России ситуация становится вообще катастрофической. Писатель, драматург Леонид Жуховицкий в августовском (2001) номере журнала «Огонек» пишет:

 «Сколько вообще народа нужно стране? Странно, но такого вопроса даже не задают. Мыслят иными категориями: много – мало. А мало – это сколько?

Считается, что 145 миллионов – мало. Если к середине столетия в России останется 130 – вовсе беда. Такая здоровенная на карте, а народу – как в Японии. Просто позор!
У нас, с одной стороны, народу не хватает, а с другой… полно лишних. Говорят, по стране кочуют два миллиона бездомных детей. Уговариваем женщин рожать новых, а те, что уже есть, выходит, никому не нужны?

Так может, поставить вопрос так: России нужно столько людей, чтобы все ее потребности были обеспечены, необходимые рабочие места укомплектованы, границы защищены, все старики ухожены, все дети обласканы, все граждане сыты и довольны?

По-своему проблему качества населения ощущают районные военкомы: призывников хватает, но из десяти восемь в солдаты не годятся. Не тот пошел народ! Авторитетная московская газета выдала пугающую цифру: из ста российских малышей девяносто уже на первом году жизни нуждаются в специальных заботах врача. Но дело не только в малышах: быстро растет число алкоголиков, наркоманов, бомжей, которые увеличивают не процент работников в стране, а процент иждивенцев. Так что, пожалуй, подлинная проблема – не количество, а качество нынешних россиян…

Многоженство, существующее у разных народов – не только у мусульман, – нередко трактуют как унижение женщины. Но у отвергаемого цивилизованной Европой обычая есть и иная сторона: подобная конструкция семьи предполагает постоянный дефицит невест, а значит, жестокую конкуренцию мужчин за такое же, как и в бессловесном мире, право оставить потомство. Мусульмане не пьют, потому что это запрещено Кораном? Но мы знаем природу человеческую – любые запреты обходятся, если не подкреплены жесткой житейской необходимостью. Священное Писание запрещает воровать – ну и что, христиане не воруют?
Российская традиция предусматривает добрачную конкуренцию не мужчин, а женщин – не в этом ли корень беды?… Из века в век российские невесты боролись за женихов. «Ты женись, женись на мне», молит некрасовская Катя из «Коробейников». «Старая дева», «вековуха» – это все о женщинах. Ну-ка, вспомните – хоть кого-нибудь у нас называли «бесприданником»? «Я тебя осчастливил», – назидательно говорил пожилой чиновник юной красотке в чеховской «Анне на шее». Традиция заставляла девочек с подросткового возраста нацеливаться на мужа – именно мужа, а не отца детям. Любовь, то есть интуитивную тягу к хорошим генам, душили в зародыше.

Сегодня в России рожать непрестижно: можно рожать, можно не рожать, никто не упрекнет, кроме потенциальной бабушки, которой хочется потискать внука. А вот замуж выходить не просто престижно – это второй диплом, знак качества, свидетельство удачи. Вышла и разошлась – ничего страшного, свое доказала. Два замужества – как два диплома. Три или четыре – предмет зависти: надо же, наша Маша нарасхват. А нажила ли Маша детей в своих последовательных браках, это уж дело двенадцатое: женщина, пользующаяся таким спросом, имеет право пожить для себя…

Эти два явления – престижность брака и низкая рождаемость – связаны теснее, чем кажется на первый взгляд. Почему нынешние женщины рожают мало? Причины разные, но одна на виду: престижность замужества и дефицит мужчин заставляют при выборе спутника умерять уровень притязаний – авось стерпится. Но навек привязываться к нелюбимому неохота. Вот и рожают одного, после чего делают длинную паузу, чтобы на случай большой любви «хвост» был покороче: с целым выводком надеяться не на что.

Укоренившаяся традиция существенно сказывается и на качестве входящих в жизнь поколений.
Прошу простить за низменное сравнение. Но любой фермер, желающий улучшить кондиции стада, не покупает к ста коровам сто быков – хватает одного элитного. Мы не крупные рогатые, нам это не подходит. Но не дорого ли обходится нации суета женщин в борьбе за дефицит, за абы какого, но мужа?

Похоже, корень зла в самой системе воспроизводства населения: российские женщины рожают не от тех, от кого хотели бы, к кому толкает мудрый порыв души и тела, а от тех, от кого получится. От тех, кто готов жениться или хотя бы обещает. Подозреваю, что какой-нибудь переходящий из койки в койку приживал один произвел на свет божий больше россиян, чем все наши шахматные чемпионы, вместе взятые.

Многоженство у мусульман было не прихотью женолюбивого пророка, а реакцией Мухаммеда на конкретную беду. В войне, которую ему пришлось вести, погибло множество соратников. А вдовы с детишками остались. Вот основатель ислама и предложил уцелевшим воинам взять обреченные семьи на себя.

Почему же впоследствии, когда демографическая ситуация выровнялась, многоженство не отмерло? Думаю, по причине, уже отмеченной: оно предполагало жесткую конкуренцию мужчин за право оставить потомство. Не этой ли сохранившейся конкуренцией и объясняется нынешний подъем ислама? Мусульманин не может себе позволить ни лень, ни пьянство, ни трусость – останется без женщины.

Полагаю, при многоженстве и у нас мужики без всякой оглядки на Церковь бросили бы пить: заставил бы жестокий отбор на рынке женихов.
Когда в Ингушетии хотят узаконить двоеженство, может, стоит отнестись к этому не как к потрясению основ, а как к полезному эксперименту? И если нечто подобное предлагает устроить в России вождь ЛДПР, нет ли резона серьезно обсудить проблему, а не предполагать заранее, что ничего, кроме крайней глупости, Владимир Вольфович рекомендовать не станет?

А самое разумное, опережая любые законодательные инициативы, внимательно присмотреться к тому, как живут люди в других землях. Планета велика, стран много, что ни город, то норов, и множество форм семейной жизни человечество уже перепробовало. Я во многом сомневаюсь, но в одном убежден: если какой-то народ веками следует даже странному, на наш взгляд, обычаю, значит, так жить не только можно, но и почему-либо хорошо – ведь люди себе не враги и изуверским правилам подчиняться не станут.

Наверное, может показаться, что я выражаю корыстно мужской взгляд на вещи: мало, мол, одной жены – гарем понадобился. Очень не хотелось бы опускать проблему на такой уровень полемики. Однако и на подобное вероятное обвинение готов ответить.

Отсутствие конкуренции губительно для всего живого. Не случайно советская промышленность выпускала удручающе некачественную продукцию. Не случайно монопольная партия, КПСС, быстро стала вороватой, трусливой и бездарной. Нынче миллионам российских мужиков нет никакой нужды напрягаться. Если у «среднего класса» своя триада – квартира, машина, дача, – то у тех, кто в «средние» не метит, – своя, легко доступная: бутылка, курево, баба. Ни бутылка, ни пачка сигарет в силу дешевизны стимулом созидательной деятельности служить не могут. А вот женщина – другое дело. Конкуренция в этой сфере заставит мужчину стать мужчиной. И в этом случае Федеральная территория очень быстро поднимется с колен».

Альтернатива безбрачия

Замужество является жизненной необходимостью для большинства (хотя, надо признать, не для всех) женщин. Женщины, которые желают, но не могут устроить свою личную жизнь, начинают убеждать себя в том, что лучше всего жить одной: хорошо, спокойно, ничто не мешает… Одинокая женщина будет всячески пытаться избавиться от гнетущего состояния: будет с головой уходить в работу, продвигаться по служебной лестнице и т. д., но она все равно одна, без мужа, без семьи не будет счастлива, сколько бы она ни пыталась доказать обратное. Быть старой девой – это значит быть всю жизнь одинокой, без семьи, без детей. Это также зачастую означает жить всю жизнь с престарелыми родителями, которые тоже чувствуют себя неловко, оттого что их дочь не смогла создать своей семьи. Жить одной, без половой близости, вредно для здоровья: первое место по раку груди занимают монашки и старые девы. Если женщина к 35-40 годам не выполнила свое биологическое предназначение – то есть не родила ребенка, то у нее появляются сбои в функциях женских половых органов, заболевания груди.

Сексуальная неудовлетворенность делает женщин раздражительными и агрессивными. Однако секс не ограничивается лишь удовлетворением телесных желаний, потому что сексуальная близость не только телесна, но и духовна. Секс – одна из основных потребностей любого живого существа. Когда пытаются разделить любовь на «высокую» – духовную и «низкую» – сексуальную, неминуемы недоразумения.

“Желание единства (духовное измерение) является основной, хотя и скрытой причиной всякой сексуальной активности, в том числе и случайного секса. Но при этом то, чего человек хочет и в чем подлинно нуждается остается неосознанным. Опять таки, если мы не относимся друг к другу как к целостным личностям, мы парализуем духовную динамику единства. Как следствие этого, мы чувствуем себя опустошенными и одинокими. И хотя мы можем иногда испытывать моменты близости и единения, эти моменты быстро проходят и не позволяют человеку развиваться в разных областях своей жизни. Этот краткосрочный и обманчивый мир является причиной прогрессирующего отчуждения и одиночества. Отделять секс (тело) от любви (дух) – значит производить деление, дробление в самих себе”.

Уильям Крафт, специалист в области добрачного консультирования и автор многих книг на эту тему отмечает: «Существуют различные виды внебрачного секса. Например, спонтанный генитальный половой акт между случайными партнерами значительно отличается от полового акта между, скажем, женихом и невестой. В первой ситуации партнеры, скорее всего, будут стремиться к тому, чтобы использовать друг друга для получения удовольствия. Любящие друг друга всерьез и не состоящие в браке, как правило, в такие игры не играют. Они стараются воздерживаться от генитального секса, поскольку они, как правило, не располагают достаточным временем, или местом для того, чтобы заниматься генитальным сексом в полной мере.

У любящих друг друга мужчины и женщины, приближающихся к генитальному сексу, возникает много трудностей. К примеру, близкие друзья, мужчина и женщина, имеющие искренние и добрые намерения, могут хотеть выразить свою любовь через половой акт. Они находятся в поисках сексуальной любви, а не просто самоудовлетворения. Но если они начинают заниматься генитальным сексом, такие влюбленные через некоторое время обнаружат, что это становится на пути роста их любви. Подобная любовь, включающая генитальный секс, имеет под собой серьезное основание: генитальный секс может служить выражением любви и одновременно снижать напряженность и поднимать самооценку. Кроме того, воздержание для влюбленных – очень трудное дело, так как секс приносит радость и сближает… Но внебрачный секс может полностью разрушить дружеские отношения. Подлинный генитальный секс требует того, что может дать только брак: время, место и посвященность».

Случайный, спонтанный секс не приносит подлинного удовлетворения. Но и кроме секса, брак подразумевает качественно иной уровень близости. Женщины, утверждающие, что много лет не живут с мужем и прекрасно себя чувствуют, сами того не желая, признаются только в том, как они несчастны. Фактически, для того, что бы хоть как-то восполнить свою нужду в эмоциональной поддержке, физической близости женщины сегодня готовы на многое. В то же самое время слишком многие одинокие молодые люди никак не связывают секс с ответственностью. Это вынуждает женщин терпеть сексуальные связи без всякой перспективы брака, и оставаться, к конечном счете, глубоко неудовлетворенными.

В силу своей природы незамужняя женщина всегда живет в поисках мужчины, который станет ее супругом. Ей одной не интересно даже готовить для себя. Ее естественная забота получает удовлетворение, когда она готовит еду, которую можно разделить с другим. Незамужняя женщина пробуждается для бесцельного дня, в котором не для чего жить и ложится в постель с ощущением пустоты и того, что ничего не сделано.

Экономическая перспектива

Циммерман, в своей критике издержек полигамии, заявляет: «Очень немногие люди имеют достаточно сил и средств для того, чтобы сладить одновременно более, чем с одной семьей».  Подобным же образом и Рени Клигмет, в своей книге о современных полигамных обществах отмечает, что «дополнительные жены обычно являются уделом мужчин, чье положение в обществе выше среднего».  Это справедливые замечания, которые, впрочем, вовсе не означают, что таких людей нет. В любом обществе немало людей состоятельных, для которых экономически «сладить» более чем с одной семьей достаточно просто. Гораздо дороже таким людям обходится содержание любовниц.

Гэри Бэкер, получивший в 1992 году Нобелевскую премию в экономике, в своей книге «Исследование на тему семьи» рассматривает вопрос о полигамии с точки зрения экономики. Он справедливо отмечает, что во многом непопулярность полигамии в современном обществе обусловлена именно экономическими факторами: «По мере того, как общество, с течением времени, становилось все более урбанизированным и развитым, в семьях резко упал спрос на количество детей и резко возрос спрос на образование, здоровье и прочие аспекты “качественной” жизни детей. Поскольку вклад мужчин в “качественный” образ жизни способен существенно превышать их вклад в “количественный” аспект, наш анализ верно указывает на то, что с течением времени полигамия начала утрачивать свою актуальность».
Однако, считает он, это вовсе не означает, что экономика сможет вынести полигамии смертельный приговор. Скорее наоборот: в силу того, что люди разнятся в своих способностях, а следовательно и в том, чего они могут в жизни достичь, полигамия является естественным явлением в нормальном человеческом обществе. Вот некоторые выдержки из его книги:

«Мужчины разнятся друг от друга благодаря наследственным и другим факторам, влияющим на силу, внешние данные, и прочие полезные характеристики. Более привлекательные мужчины обретают возможность жить с несколькими женщинами, в то время как менее привлекательные вынуждены оставаться холостяками. Женщины зачастую предпочитают жить с полигамными мужчинами, если они лучше обеспечивают их материально, дают уверенность и безопасность, и способны дать лучшее (в генетическом плане) потомство».

«Полигамия может существовать и тогда, когда количество мужчин и женщин в обществе примерно одинаково. Некоторые “второклассные” мужчины могут становиться одинокими вследствие соперничества со стороны “первоклассных”, что и позволяет “первоклассным” мужчинам делаться полигамистами... “Первоклассность” и “второклассность” в данном контексте относятся к характеристикам, оказывающим влияние на жизнь жен…
Значительное количество мужчин, около 33 процентов, могут быть полигамными даже в ситуации, когда общее количество мужчин превышает количество женщин. Разница в том, какое влияние мужчина может оказать на жизнь жен. Это и является ключом, открывающим двери к полигамии». 

«Хотя мужчины с меньшим количеством жен уделяют больше ресурсов своим женам, женщины, тем не менее, могут предпочитать выйти замуж за человека, имеющего большее количество жен, если эти мужчины обладают значительно большими ресурсами и большей продуктивностью. То есть, женщина может предпочесть лишь часть внимания “успешного” мужчины полному вниманию “неудачника”. Говоря красочными словами Бернара Шоу, “материнский инстинкт ведет женщину к тому, чтобы предпочесть одну десятую заботы первоклассного мужчины полному обладанию мужчиной третьесортным».

Карл Бэкер наблюдает двойную связь между успехом и полигамией. Во-первых, как уже было отмечено, успех делает полигамию возможным. Но, оказывается, существует и обратная связь – полигамия, сама ее возможность, зачастую является прекрасным стимулом к успеху. Он, в частности, отмечает: «В полигамном обществе мужчины имеют тенденцию жениться позже, а женщины выходить замуж раньше. Это обусловлено тем, что в таком обществе мужчина прежде должен обрести определенный опыт и эффективность… Эффективность мужчины не просто падет с неба, но во многом является плодом образования, опыта и других инвестиций в человеческий фактор. Мужчины готовы заплатить высокую цену и пойти на больший риск с тем, чтобы стать более эффективными и, таким образом, привлечь большее количество жен. Наш анализ также показывает, что шансы стать более эффективным у мужчины возрастают и благодаря тому вкладу, который могут внести его жены». 

Говоря об экономической значимости полигамии в зажиточных африканских семьях Томас Прайс отмечает: «Полигамия является одной из попыток построения определенной инфраструктуры, дающей человеку определенную защиту и позволяющую ему трудиться с наибольшей продуктивностью. Взаимные обязательства, возникающие между семьями мужчины и его жен значительно расширяет ту сферу, в которой он может функционировать уверенно и безопасно. И чем больше у него жен, тем шире эта сфера. Кроме того, каждая из жен обретает свою собственную семью, которая вливается в инфраструктуру, и в свою очередь, укрепляет ее. Все это значительно повышает в обществе авторитет многоженца, который имеет большие связи и способен, в свою очередь, хорошо обеспечивать своих близких».

А вот свидетельство одного студента, сына зажиточного человека: «Вы можете не согласиться со мною, но факт остается фактом: полигамия сделала моего отца богатым, благодаря ей он расширил свои плантации, а наша семья стала жить в достатке».
Кстати говоря, хорошее образование является еще одним стимулом полигамии. Социологические опросы показывают, что чем выше уровень образованности мужчины, тем более он активен в сексуальном плане, и тем более вероятность постоянного сожительства более, чем с одним партнером. Среди женщин такой тенденции не отмечается: женщины с неоконченным школьным образованием в среднем занимаются сексом столько же, сколько и закончившие аспирантуру.

Пенелопа Орф, изучающая «феномен любовницы» дает определение любовницы как одинокой женщине, вступающей в связь с женатым мужчиной, которого она любит, и который может поддерживать ее материально, хотя в настоящее время все более часто улучшает, поднимает ее стандарты жизни. Пенелопа Орф находит, что хотя практика подобного рода внебрачной любовной связи в последние годы не стала более распространенной, она не стала и редкой. «Большинство любовниц, – пишет Орф, – сегодня имеют работу, часто у своих возлюбленных, и очень редко находятся на полном содержании, а иногда и живут со своими мужчинами».

Причину некоторого снижения в количественном отношении практики подобного рода отношений Орф видит в той легкости, с которой люди сегодня решаются на развод и в той сексуальной свободе, граничащей со вседозволенностью, которая позволяет людям вступать в любые связи безо всяких обязательств и без какой-либо ответственности. «Однако любовницы продолжают существовать, – пишет Орф, – и сам факт, что в обществе, в котором мужчины могут иметь все даром указывает и даже подчеркивает ту истину, что существует эмоциональная связь между людьми, в которой люди нуждаются и которая может удовлетворить те нужды, которые трудно удовлетворить где-либо еще, в том числе и в моногамном браке».
Реми Клигнет, подводя итог своему капитальному труду о многоженстве в современном обществе, отмечает: «Много жен, много силы; и это особенно верно для общества, затронутого стремительными социальными изменениями».

Полигамия и права женщин

 Интересно отметить, что несмотря на общераспространенное мнение о том, что в полигамных семьях права женщин ущемляются, как история, так и современная практика говорят об обратном. В целом статус женщины в полигамной семье имел тенденцию быть даже выше, чем в обычном браке. «Полигамия вовсе не означает неравенство, дискриминацию или половую распущенность. Жены в этом сообществе имеют равные права практически во всем». 
«Дело в том, – пишет Леонид Жуховицкий в августовском (2001) номере журнала «Огонек», – что гибкая форма семьи больнее всего ударит не по женщине, а по мужчине. Сегодня последний бездельник за себя спокоен: уж ему-то какая-нибудь баба точно перепадет. Завтра он эту уверенность может потерять. И придется как миленькому учиться, вкалывать, держать себя в форме, забывать о вредных привычках и срочно приобретать полезные: конкуренция ленивых не любит».

Вадим Эрлихман в мартовском номере журнала «Огонек» (2001) пишет: «Вредную роль сыграл дошедший до абсурда феминизм, который добился-таки равноправия женщины и замены «семейного рабства» на свободный союз. В итоге страны, где женщины «равнее» всего, обгоняют соседей не только по уровню жизни, но и по падению рождаемости. Не помогают даже шикарные условия для деторождения, созданные в Голландии или Швеции. Не желают свободные европейские дамы рожать, и все тут!»

Хотя в современном феминистском обществе тема полигамии еще более осложняется, многочисленные опросы, проведенные среди женщин в полигамных семьях, показывают, что они не считают себя ущемленными в сравнении с женщинами из обычных моногамных семей.
Именно на женщин в традиционных моногамных семьях по большому счету и ложится основная тяжесть. Это происходит не только в неблагополучных российских семьях, в которых муж – алкоголик. Подобная практика стала правилом в большинстве семей. Вот что, к примеру, пишет Алберт Маккленан в своей книге «Новые времена»: «Семейная жизнь сосредоточилась на матери, которая находится в центре, с разделением ответственности между отцом и матерью, и уменьшением роли отца как авторитета семьи».  Для современного мужчины роль семьянина заняла периферийную позицию.

Подобная неопределенность мужской власти является результатом культа независимости, который, в конечном счете, привел к ущемлению прав женщин, на которых легла непосильная для женских плеч ноша.

Полигамная модель брака, по крайней мере в идеале, снимает эту тяжесть с плеч женщины и перекладывает ее на мужчину. При этом мужчина обязан взять на себе основную нагрузку, а нести в семью внимание и заботу. Наталья Бабасян в газете «Известия» за 3 февраля 1999 отмечает: «Муж обязан относиться ко всем женам одинаково, то есть одинаково обеспечивать их материально и давать им равные возможности».

Конечно, мужчина не может приказать своему сердцу любить всех своих жен одинаково сильно и относиться к ним совершенно одинаково – ведь каждый человек уникален. Наталья Бабасян продолжает: «Но каждый разумный муж, состоящий в полигамном браке, непременно увидит, что каждая из жен обладает своими неповторимыми качествами. Таким образом, он признает, что они различны, непохожи друг на друга. Но их различие приводит к равновесию и гармонии в семейной жизни. Каждая из них занимает свое место, и каждая из них реализует равные возможности в этом браке. Обе имеют одинаковые условия жизни, одинаково удовлетворяют свои основные потребности, дружба и общение с каждой из них ценится им в равной мере».

Наталья Бабасян отмечает, что «женщинам согласиться с полигамным браком оказывается сложным делом. Это происходит оттого, что эти женщины не осведомлены обо всех возможностях, которые открываются перед ними в полигамном браке».

Нина, в своей статье, которая уже цитировалась выше, в частности говорит: «Я – русская, многоженство мне чуждо, но я смогла понять, что в некоторых ситуациях от этого никуда не денешься.

 Мне кажется, что наши русские мужчины вымирают, как мамонты. В лучшем случае все заботы в русских семьях делятся пополам или вообще лежат на плечах женщины. Страшна эта мужская безответственность. Восточный мужчина считает себя обязанным всегда заботиться о семье.
 Сейчас я понимаю, что нет блага в эмансипации. Переизбыток свободы может сыграть злую шутку: женщина решит, что она может все сама.

 У каждой жены – своя правда, но за каждой из нас стоит тот человек, которого мы любим. Я знаю, что никогда его не предам, что бы ни случилось».

Многоженство и многомужество

Карл Бэкер, давая анализ различных моделей полигамного брака, отмечает: “Почему многомужество (полиандрия) всегда было редким явлением, в то время как многоженство (полигамия) традиционно широко распространено? Что определяет выбор общества в сторону полиандрии, полигамии или моногамии? Легче всего было бы сказать, что это является следствием законодательной деятельности общества. Однако законодательство само является продуктом интересов общества на тот или иной период своего развития. Кроме того, полиандрия крайне редко встречается и в животном мире, в то время как полигамия является самой общей практикой, что наводит на мысль, что некие глубинные процессы определяют выбор в пользу полигамии».

«Полиандрия сталкивается с такими трудностями, которых не знает полигиния. Поскольку для мужчины его собственные дети являются более предпочтительными, чем чужие, и поскольку отца ребенка не всегда бывает легко определить, если у матери есть несколько мужей, каждый муж будет снижать продуктивность других мужей. Это означает, что эффективность семей с полиандрией резко снижена, что объясняет, почему данная форма брака остается редкой, и почему мужья обычно являются братьями или состоят в других родственных связях (дети родственников оказываются предпочтительнее детям чужих людей)».

«Наши феминистки, – пишет Вадим Эрлихман, – например Маша Арбатова, приветствуют многомужество. Но это, похоже, просто провокация: «гарем» из нескольких мужчин может приятно потешить самолюбие, но в практической жизни весьма неудобен. Ярые сторонницы многомужества любят вспоминать матриархат, которого на самом деле – говорю как историк – никогда в чистом виде не было. Счет родства велся по материнской линии у тех племен, где институт брака вовсе отсутствовал, а не там, где у женщин было по нескольку мужей. К тому же полиандрия была распространена гораздо меньше полигамии в основном там, где из-за тяжелых условий жизни один мужчина не мог прокормить женщину и ее потомство. Например, в горах Тибета и Непала, где одну жену обихаживали несколько братьев или друзей. Кстати, в русских деревнях такое тоже бывало. Но эта форма многомужества вряд ли устроит феминисток: они и одного-то мужа выносят с трудом».

Шейх аль-Кардауи, отвечая на вопрос, почему запрещено многомужие, говорит: «Есть люди, которые спрашивают, почему бы не разрешить многомужие? Но ведь мы требуем от мужчины справедливо обращаться со всеми жёнами, а как женщина сможет выполнить это условие? Если каждый муж захочет ребёнка, кому она родит сначала?» 
На сегодняшний день многомужество (полиандрия) не разрешено ни в одной стране, хотя и встречается изредка у некоторых племен Индии и Океании.

Полигамия как «стереосистема»

Эмиль Дюркхейм показывает, что мужчины нуждаются в тех ограничениях, которые накладывает на них брак, для того, чтобы не разорваться на части. И большинство мужчин сознает это. 
«В браке, – пишет Дюркхейм, – и я не устану подчеркивать это, заложен неизбежный конфликт. Мужчины желают несовместимых вещей. Они желают эмоций и приключений. Но они желают также безопасности и уверенности. Эти противоречия чрезвычайно трудно совместить в рамках одних отношений. Без обязательств человек обладает свободой, но никак не безопасностью; принимая же обязательства, он заручается безопасностью, но имеет мало свободы».  Этот конфликт может быть отчасти разрешен в полигамном браке.
Вот что, к примеру, пишет в журнал «Огонек» за март 2001 г. Николай Карамышев (по известным причинам сценарист избрал для себя использование псевдонима):

 «Я ненавижу тип мужчины-живчика, который, сбегая в командировку, уже в купе начинает беспокойно оглядываться, ерзать и оказывать идиотские знаки внимания любой попутчице от пятнадцати до сорока…

Сам я человек по природе своей не кочевой, менее всего склонный к перемене мест. Меня тянет к теплу и уюту. Но, как выяснилось, уютов должно быть два. Нужны два дома, два места, где я мог бы чувствовать себя в своей тарелке. Тогда не будет однообразия, и возникнут два необходимых полюса, между которыми только и может существовать искусство. И, кстати, все свои лучшие сюжеты я придумывал на пути от одной к другой.

Большинство полигамов именно таковы: это вовсе не живчики, мотающиеся по командировкам, не донжуаны, не охотники за черепами, не коллекционеры…

Причем оставить жену мне мешает вовсе не только жалость и не только многолетняя привычка (не такая уж и многолетняя, я женат всего восемь лет). Дело даже не в дочери, хотя и в ней тоже. Дело в том, что никаких претензий к жене у меня нет. Кроме единственной: она не может быть всеми остальными женщинами, которых я еще встречу. Она не может быть всеми – а я не могу быть с одной!

Любовница – слово, которое я тоже ненавижу, поскольку оно опошляет все, – младше жены всего на два года. Оставить ее мешает мне опять-таки не жалость и не чисто мужская тяга к ней (хотя, что говорить, есть и это). Дело в том, что она еще и зависит от меня материально. Если бы я не помогал ей, она бы, конечно, не пропала, но жизнь ее была бы куда напряженнее. А умным женщинам, я думаю, вовсе не обязательно забивать себе голову размышлениями о том, где подработать. Умных женщин на свете и так немного.

Мужчина не развратнее, не грязнее – просто он стереосистема, тогда как женщина – классическое моно. Это не лучше и не хуже: это другое устройство психики. И потому ни одна из моих женщин не испытывает необходимости в другом мужчине. Вы спросите, как меня хватает на две постели? Пока хватает. Вот если бы я одну из них не любил, этой одной, конечно, перепадало бы меньше. Но вот вам доказательство, что я люблю обеих.

И что с этим делать? Человечество действительно думает над этим вопросом на протяжении всей своей истории. И заметьте, все проблемы, стоявшие перед ним, оно рано или поздно разрешало. Не мытьем, так катаньем. Значит, разрешит и эту.

Полигамия – вещь неизбежная, такая же неизбежная, как свобода совести, как право читать разные книжки. Мужчина никогда не будет собственностью только одной женщины. Но вот кого я действительно ненавижу не меньше, чем живчиков, так это лицемеров, делающих вид, что сами-то они, конечно, из другого теста, из другого текста… Тем не менее в любой мужской компании, если где-то зайдет разговор на вечную тему, окажется, что жене изменял любой, каждый, кроме тех, кто холост.

Холостяки несчастны, они похожи на старых гомосексуалистов или старых журналистов. Говорю, конечно, о массе, а не о счастливых исключениях. Ужасен состарившийся живчик.
Я чаще ловлю себя на злобе. Причина не в том, что мне трудно уживаться с двумя женами. Причина в том, что мне надоело врать. А не врать я не могу – таковы условия идиотского мира, в котором мы живем и который, как это ни ужасно, оставим и детям своим».
 
Заключение

Есть громадная качественная разница между сексом в браке и случайной половой связью, между принятием на себя ответственности за судьбу доверившегося человека и разрушительной во всех отношениях погоней за острыми ощущениями. Современное общество, при всей своей видимой развернутости к сексу, все же не в состоянии предложить многим людям условия для половой жизни. Общество предлагает и рекламирует свободную и независимую сексуальную культуру, но она, по большому счету, только снижает и, в конечном итоге, разрушает половую активность человека.

Желание заниматься сексом и хорошая физическая форма вовсе не гарантируют того, что эти желания реализуются. Именно социальная структура, посредством стабильного сожительства или брака, дает людям возможность реализовать себя в этом плане. Уровень гормонов, таким образом, не является главным определяющим фактором сексуальности. Должны быть созданы соответствующие социальные и экономические условия.

Если судить по рекламной и развлекательной индустрии, и в первую очередь по телевизионному бизнесу, секс является для большинства людей таким же повседневным занятием, как чистка зубов. Однако социологические опросы являют довольно отличную от этого картину. Согласно опросам, проведенным среди мужчин, 14 процентов из них не занимались сексом в течение по крайней мере года, 16 процентов в течении года занимались сексом всего несколько раз, 40 процентов занимались сексом несколько раз в месяц, 26 процентов – 2 или 3 раза в неделю, и только 8 процентов – 4 или более раз в неделю.
Те формы полигамии, а точнее ее суррогаты, которые существуют в современном российском и западном обществе, навряд могут принести людям удовлетворение, сравнимое с законным, признанным браком. Страдают прежде всего женщины. «Женщины поставлены в очень невыгодное положение, – отмечает Наталья Бабасян. – Если женщина состоит в браке и у ее мужа есть любовница, то жена в глазах любовницы выглядит довольно жалко. А любовница никогда не познает достоинства и уважения женщины, занимающей законное место в жизни своего возлюбленного, так что подобное положение не идет на пользу ни одной из этих женщин. Разрыв отношений наступает очень скоро. Если же они длятся долгое время, то значит, все просто смирились с существующим положением вещей. Но подобное смирение не приносит душевной радости и не порождает высоких человеческих чувств».

Лора Великанова на страницах «Литературной газеты» делает следующее замечание: «В последние десятилетия появились новые тенденции. О них судят по резкому снижению рождаемости, увеличению удельного веса разводов, большому скачку внебрачных семей. Сами посудите: 23 процента рождений за год – внебрачные. Это – размывание поведенческих норм в сфере брака и семьи. Известный петербургский социолог С. Голод в одной из научных работ в какой-то мере на них ответил. При этом он сослался сначала на П. Эглите (Латвия), считающей такую модель скрытой формой двоеженства, затем – на сербского юриста М. Босанацу, давшего модели название «конкубинат» (от лат. Concubinatus – вместе лежу, сожительствую). Под конкубинатом, насколько я разобралась, понимается длительный союз женатого мужчины и незамужней женщины, которая от него рожает».

В той же «Литературной газете» не так давно была опубликована статья чешского автора Петра Зидека, которая называется «В дверь стучится полигамия». Вот некоторые отрывки из этой статьи:
 «Семейное законодательство в его нынешнем виде не позволяет легализовать связи на стороне. В результате дискриминированных насчитывается много больше, чем изменников и изменниц, страдают также их любовницы и любовники, а нередко и появляющиеся внебрачные дети.

Два банальных примера дискриминации. Если малообеспеченная жена может освободить вас от части налогового бремени, то малообеспеченная любовница – ни в коем разе, хотя тратить на нее приходится порой больше, чем на жену. Или человеку, у которого намечается потомство от двух женщин, предоставляется злой выбор: из двух новорожденных законным может быть признан только один, другой – с неизбежностью обречен на судьбу бастарда.
Аргументы, которые могут выдвигаться против полигамии, скорее всего будут подразумевать «традиции», «христианство», «основы нашей цивилизации» и прочие расплывчатые материи. Однако случай с мормонами показывает, что из интерпретаций древнего наследия вовсе не следует однозначных выводов…

По природе полигамия людскому роду присуща, но культурой отвергается. Этим порождается колоссальных масштабов ханжество, прежде всего в рядах тех, кто принимает активное участие в гражданской жизни, среди общественных деятелей. Когда на похоронах французского президента Миттерана рядом с его женой появилась также его любовница с внебрачной дочерью, это вызвало целую бурю в англосаксонских странах, традиционно зараженных святошеским пуританизмом».

На сегодняшний день полигамия существует в своих промежуточных формах, и, по видимому, никуда от них не деться. Какова перспектива восстановления этой практики в ее полной версии? Скорее всего недалекая, поскольку полигамия подвергается с одной стороны резкой критике моралистов, а с другой – совершенно несовместима с раскрепощенным и лишенным ответственности идеалом героя нашего времени. И все же в пестрой мозаике современного общества полигамия, в той или иной своей форме, наверняка займет хотя и скромное, но свое место.

Известного психолог Игорь Кон в своей книге «Сексуальность как зеркало русской революции» пишет:

«Отношение к сексу в России сильно разнится вследствие присущей людям разницы в возрасте, поле, образовании, месту жительства, национальности, социальному статусу, религиозному вероисповеданию. В ближайшем будущем это разнообразие взглядов скорее всего еще более возрастет и может послужить причиной серьезных культурных конфликтов. Однако, по большому счету, именно молодое, городское, образованное население будет определять, что правильно, и что не правильно. Всякая попытка со стороны государства, церкви, или другого общества людей насильственным образом ограничить сексуальную свободу не только обречена на провал, но и нанесет серьезнейший удар по авторитету того учреждения, которое с этими ограничениями выступает.

Именно благодаря новообретенной свободе Россия сегодня страшно нуждается в сексуальной и эротической культуре. Такая культура не может быть импортирована, она должна быть создана. Западный опыт и исследования в области сексуального образования и эротического искусства может внести существенный вклад в русскую сексуальную культуру. Однако Западная сексуальная культура тоже крайне неоднородна. В настоящее время Россия берет у Запада по большей части все самое плохое, дешевое и доступное. Если эта тенденция будет продолжаться, будущим поколениям придется заплатить за нее неимоверную цену…
Однако и подчинение сексуального поведения установленным авторитарным стандартам не может быть эффективным. Неразумные запреты порождают не целомудрие, но лицемерие и слепое восстание». 

Закончить рассуждения на тему истории и практики полигамии хотелось бы примерно там же, где мы их начали, а именно с великим мыслителем Августином, который, подчеркивая свой запрет на полигамию, признавал определяющее влияние культуры в этом вопросе. В понимании Августина полигамия запрещена в связи с изменившейся социо-культурной обстановкой. Он, в частности, пишет: «До тех пор, пока полигамия являлась общераспространенной практикой, она не была преступлением; сегодня же она вменяется в преступление, поскольку не является более общераспространенной». Эту мысль Августин повторяет и подчеркивает в своих произведениях неоднократно: полигамия не являлась грехом в прежние времена, когда ее практиковали благочестивые мужи, и когда она оправдывала себя благодаря определенным социальным факторам. Более того, Августин ни в коем случае не считал, что полигамия сама по себе противоречит принципам брака. Он даже писал, что и в ней «есть свои  достоинства». Однако в связи с изменившейся культурной и социальной ситуацией моногамия должна сделаться для человека правилом. Он пишет: «Ныне, в наши дни, и в соответствии с римской традицией, не позволительно брать более одной жены, так чтобы у человека было более чем одна живая супруга».

Интересно, что сказал бы этот мудрец, живи он в наши дни?

  Речь в этой книге пойдет о полигинии (т.е. многоженстве), а не полиандрии (многомужестве).
  Carle C. Zimmerman, Family and Civilization (Harper and Brothers, New York and London, 1947), 262-263.
  Zimmerman, 264.
  Ч. Ломброзо и Г. Ферреро в своей книге «Женщина преступница и проститутка» в числе многих других таких сект называют и николаитов, которые «проповедовали отсутствие всякого стыда в половых отправлениях и учили, что все страсти, даже самые грубые и низкие, полезны и святы. Они вместе с так называемыми гностиками, слились в несколько союзов, называвшихся фибионитами, стратиотиками, левитами и барборитами, в основу учения которых легли их взгляды». Цит. по книге В. Г. Гитин, Эта покорная тварь женщина (М.:Торсинг, 2002), 325.
  Zimmerman, 581.
  Philip Sherrard, Christianity and Eros (London, SPCK: 1976), 5.
  Прот. Георгий Флоровский, Восточные отцы IV века. М.:1992, С. 165-175.
  Прот. Георгий Флоровский, Византийские отцы V-VIII веков. Париж, 1933, С. 195-228.
  Philip Sherrard, 7.
  D. S. Raileg, The Man – Woman Relationship in Christian Thought (London, 1959).
  Е. Г. Силяева, ред., Психология семейных отношений (Москва, Academa, 2002), 8.
  Согласно системе левирата в случае смерти брата или близкого родственника, не имеющий детей другой брат или родственник должен был взять на себя заботу о вдове и жениться на ней.
 Позднее раввины модифицировали левират, а спустя еще некоторое время и вовсе запретили его. G& Parrinder, The Bible and Polygamy (SPCK, London, 1950), 27.
  Хотя это правило и не стало распространенным повсеместно, применимым ко всем без исключения людям, все-таки церковь запретила повторный брак (после смерти супруга или супруги) для всех служителей церкви, включая епископов, пресвитеров и диаконов. Позднее церковь объявит об обязательном целибате священства.

  E. Westermarsck, The History of Human Marriage (London, 1932), 21.

 R. Briffault, The Mothers (New York, 1927), 2:267.
 Брак с целью рождения детей был патриотической и религиозной обязанностью гражданина.
  Zimmerman, 100.
  В. Г. Гитин, 324.
  Джон Кейрнкросс, “До того, когда полигамия сделалась грехом”, стр.1.????

  Andre Burguiere, ed., A History of the Family (Belknap Press of Harvard University Press: Cambridge, Massachusetts, 1996), 454.
  Zimmerman, 602-603.
  Remi Clignet, Many Wives, Many Powers (Northwestern University Press: Evanston, 1970), 3.
  Pederson, Israel: Its Life and Culture, 70-71.
  John O. Otwell, And Sarah Langhed: The Status of Woman in the Old Testament (Westminister Press, Philadelphia, 1977),, 42-43.
  Цитата из книги Esther Fuchs, Sexual Politics in the Biblical Narrative, Reading the Hebrew Bible on a Woman, Journal for the Study of the Old Testament, Supplement Series 310 (Sheffield Academic Press, England: 2000), стр. 118 – 119.

  Там же.
 Там же.
 Otwell, 43.
 Там же, 40.
  G. Parrinder, The Bible and Polygamy (SPCK: London, 1950), 13.
  Там же, 18.
  Там же.
 Otwell, 24.
 Parrinder, 12.
 Там же, 16.
  David R. Mace, Hebrew Marriage: A Sociological Study (Philosophical Library, Inc., 1953), 122.
 Parrinder, 23.
 Там же, 22.
  Из книги С. М. Р. Мусави Лари «Западная цивилизация
глазами мусульманина».
  E. Westermarsck, The History of Human Marriage (London, 1932), 21.
  В 1Тим 5-9, где говорится о вдовице, «бывшей жене одного мужа» используется не mia, но другое древнегреческое слово – heis, употребляемое обычно в значении количественного числительного – один.

 Andre Burguiere, 182.
 Там же, 183.
 Parrinder, 30.
 Там же, 19.
 Andre Burguiere, 183.
  Vern L. Bullough, Sexual Variance in Society and History (John Wiley and Sons: New York, 1976) , 211.
 Andre Burguiere, 623.
  Из материалов Института ближне-восточных СМИ и исследований. Размещено на сайте Института 22 января 2002.
 Там же.
 Там же.
 Andre Burguiere, 607.
  Для этого предполагалась практика задержки эякуляции, которая гарантировала возрастание желания и силы по мере увеличения числа половых актов.
 Wakita, 1984; Mauclaire, 1984.
 Andre Burguiere, 142-143.
 Там же, 569.
  С.М. Соловьев, История России  древнейших времен, 1: 91-127.
  Jessie Bernard, The Future of Marriage (World Publishing, New York, 1972), 100.
  W. W. Rockwell, Die Dopplehe des Landgkafen Philipp von Hessen, p. 280.
  R. H. Bainton, The Travail of Religions Liberty, 146-147.
  R. H. Bainton, Bernardino Ochino, 63.
  Devis Veyras, Sevarambes, Claude Gilbert.
  Брэт, Galateries de Therese, 1745, Барбье д`Акур, Турецкие воспоминания, 1745 и др.
  Louis Bridel, Melanges Feministes (Paris, 1897).
 М. Madan, Thelyphthora (2nd edition) (London, 1781).
  T. Wills, Remarks on Polygamy (London, 1781).
  V. Monteil, L` Islam noir, 167.
  Remi Clignet, 17.
  Irwin Alman, Joseph Ginat, Polygamous Families in Contemporary Society (Cambridge University Press, 1996), 433.
 Там же, 444.
 Dean Johnson, Marriage Counseling, (New York: Prentice-Hall, 1961), 5.

  Jessie Bernard, The Future of Marriage (World Publishing, New York, 1972), 101.
 Steven Seidman, Embattled Eros (Rautledge: New York and London, 1992), 206.
  Eugene C. Kennedy, The New Sexuality (Doubleday and Company, Inc, New York, 1972) 102.
  Edward O. Laumann, John H, Gagnon, Robert T. Michael, and Stuart Michael, The Social Organization of Sexuality (University of Chicago Press, 1994), 85.
  Из материалов Института ближне-восточных СМИ и исследований. Размещено на сайте Института 22 января 2002.
  Robert T. Michael, 121.
 Там же, 122.
 Там же, 123.
  H. Norman Wright, Premarital Counseling (Moody Press, Chicago, 1981), 8.
  Klemer, 162.
  Jessie Bernard, The Future of Marriage (World Publishing, New York, 1972), 24.
 Там же, 103.
  «Комсомольская правда», 11 декабря, 1998.
  Jessie Bernard, 24.
 Там же.
  «Daily News», May 15, 1978.
  Jessie Bernard, 24.
  Ed. By Richard H. Klemer, PhD, Counseling in Marital and Sexual Problems (Baltimor: The Williams and Williams, Co., 1965), 166.
  М. Муфлихунов, Исламские новости, июнь 2002г, г. Чистополь.
  Robert F. Peck, Robert J. Havighurst, The Psychology of Character Development (New York: Wiley, 1960), 120-121.
  Robert K. Kelly, Courtship, Marriage, and the Family (NY: Harcourt Brace Jovanovich, Inc, 1974), p.565.
  Norman Ashcraft, The Isolated, Fragile Modern Family (Toronto: Wedge, 1971), 11.
  Robert Bell, ed. Studies in Marriage and the Family (Thomas Crowell Company, New York, 1973), 114.
 Там же.
  Статья приведена в сокращенном варианте.
  Сraft, 101.
 William F. Kraft, Whole and Holy Sexuality (Abbey Press, 1989), 100.
 Zimmerman, 602.
 Clignet, 34.
 Gary S. Becker, A Treatise on the Family (Harvard University Press: Cambridge, Massachusetts, 1993), 95.
 Там же, 313.
 Там же, 88-89.
 Там же, 90-91.
 Там же, 98-99.
  Tomas Price, African Marriage, IMC Research Pamphlets, (London: SCM Press Ltd, 1954), 22.
  A.G.Kyei, Questionnaire # 57, item 32.
  Robert T. Michael, John H. Gagnon, edward O. Laumann, and Gina Kolata, Sex in America, A Definitive Survey (Little Brown and Company: Boston, New York, Toronto, London, 1994), 115-117.
 Bernard, 83.
 Clignet, 361.
 Там же, 35.
  Albert McClellan, New Times (Nashville: Broadman, 1969), 70.
 Наталья Бабасян, «Известия», 3 февраля, 1999 г.
 Газета «Известия» за 7 августа 1999 г., Нина.
 Becker, 89.
 Там же, 102.
 Вадим Эрлихман, журнал «Огонек», март, 2001 г.
  Из материалов Института ближне-восточных СМИ и исследований. Размещено на сайте Института 22 января 2002.
 Bernard, 80.
 Там же, 81.
  Robert T. Michael, John H. Gagnon, Edward O. Laumann, and Gina Kolata, Sex in America, A Definitive Survey, 115-117.

  Наталья Бабасян, «Известия», 3 февраля, 1999 г.
  «Литературная газета», № 9-10, 1999 г. Лора Великанова: Позитивный двоеженец
  «Литературная газета», № 10, 2000 г., Петр Зидек, Чехия. Перевел Виталий Моев:  В дверь стучится полигамия.
  Kon, Sexuality as a Mirror of Russian Revolution, 271.