Настоящая

Никк Холодов
Солнце палило всё сильнее. В такую жару птичий рынок представлял собой
некий живой организм, все части которого беспорядочно метались
туда-сюда, пытаясь пробиться сквозь плотные ряды друг друга.
- Это всё? - спросила тетка, скрывавшаяся за грязным стеклом ларька.
- И минералки, поллитровую, - ответил Андрей, выбросив жирную
целлофановую пленку и вытирая руки. Он расплатился, схватил холодную
бутылку и углубился в потные коридоры людского фарша.
Чем дольше тем Андрей продирался сквозь толпу, тем меньше воды
оставалось в крохотной бутылочке. Вскоре бутылка опустела и полетела в
атакованный мухами и пчелами мусорный бак.
Андрей вспотел и начал ощущать сухость во рту, но продолжал идти.
Он знал зачем шел и отступать возвращаться назад не собирался.
Вскоре по-над головами снующих людей замаячила знакомая вывеска и он
ускорил шаг, набравшись решительности.

***

Продавец, колоритный грузин, словно сошедший с карикатур, терял
самообладание постепенно.

- А усы... - бормотал Андрей, вглядываясь в правду, - Неровные какие-то.
Да и лапы тощие. Вы ее кормили?
- Слушай, ты сюда вопросы пришел задавать или за покупками, а?
- Ну... за покупками, а как же...
- Ну так и покупай, чего пристал. Тебе правда нужна? Нужна. У Ашота есть
правда. Маленький правда, побольше, черный пятнистый, какой надо?
- Да вы понимаете, я даже не знаю... Не задумывался как-то. Слышал, что
она должна быть своя у каждого... Ну и красиво это - придешь домой, а
она тебе радуется и мяучет.
- Слушай, - продавец поманил Андрея пальцем, - есть один вариант.
Особенный. Подходи, покажу.
Андрей осторожно приблизился к продавцу. Ашот тем временем засунул руки
в большую картонную коробку и достал оттуда...
- О боже... - непроизвольно вырвалось у Андрея. Она... прекрасна.
То, что извлек продавец оказалось правдой. Но не простой, а породитсой и
ухоженой. Всё в ней говорило о благородном происхождении.
- Ашот знал, что тебе понравится. Она всем нравится. Берешь?
- Сколько?
- Двадцать. Тебе со скидкой, ты мне приглянулся.
- Э, - Андрей растерялся. Двадцать тысяч?
- Смеешься, да? Конечно тысяч! Ты думал затак покупать да? За правду
платить надо! За хорошую надо платить много, понял, да?
- Вы знаете, я подумаю... Всё-таки двадцать тысяч - не шутка. - с этими
словами Андрей развернулся и пошел к выходу с рынка.
- Ну и иди к черту, шайтан, сын собачий, - кричал ему вдогонку Ашот,
потрясая кулаком, - иметь все хотят, а платить не хотят!

***

Андрей приближался к дому, обессиливший от нестерпимой жары. Он уже
открывал дверь подъеда, как услышал жалобное мяуканье. Обернулся. Перед
ним сидела правда. Серая, тощая, некрасивая, даже страшная. Она
ошивалась у подъеда уже не первый год, в надежде, что хоть кто-то
заметит ее. Но никто не обращал на нее внимания.
Андрей наклонился и погладил правду. Шерсть была жесткой и черствой. Он
глянул ей в глаза и не смог отвести взгляд. В этот миг что-то в нем
изменилось. Он понял то, чего раньше не понимал. Понял, насколько был
глуп, пытаясь купить правду, породистую и красивую.
- Знаешь, пожалуй я возьму тебя, - прошептал Андрей. Ведь ты... ты
настоящая.