«Изумруд» отечественного производства.
Лозунг «поддержим отечественного производителя!» - не вчера придуман. Во многом он справедлив, но с одной оговоркой: поддерживать нашего родимого «производителя», конечно же, надо, но и ТРЕБОВАТЬ НАДО с него: повседневно, жестко и придирчиво. ЗАСТАВЛЯЯ его соответствовать всем мировым стандартам качества, а ещё лучше – превосходить их. Иначе – застой, лень, халтура и «деньги на ветер».
А платить за эту халтуру на войне нередко приходится по самому строгому счёту...
Желание Николая Второго «поддержать отечественного производителя», в канун Русско-японской войны, сыграло злую шутку и с боевой мощью нашего флота.
С ноября 1902 г. России неоднократно поступали предложения приобрести в Италии, на верфи «Ансальдо», броненосные крейсеры «Ривадавия» и «Морено», строившиеся по заказу Аргентины, впоследствии аннулированному. Однако, несмотря на обострение политической обстановки на Дальнем Востоке, Морское министерство по ряду причин от сделки отказалось, сославшись на отданное в 1901 г. указание Николая II осуществлять постройку военных кораблей только в России. (!!!)
Отметим, что указание это на практике не выполнялось, да и не могло быть выполненным, из-за слабой мощности российских кораблестроительных заводов и отсутствие у нас опыта строительства современных боевых кораблей, в требовавшемся России количестве.
Немалое число боевых кораблей, накануне той войны, было заказано и построено за границей:
в Германии - крейсера «Аскольд», «Богатырь» и «Новик», многие миноносцы;
в США - броненосец «Ретвизан», крейсер 1-го ранга «Варяг»;
во Франции - броненосец «Цесаревич», броненосный крейсер «Баян», миноносцы;
Даже в Дании, где был построен, по русскому заказу, крейсер 2-го ранга «Боярин», бездарнейшим образом загубленный нашими моряками в самом начале войны. (Впрочем, речь об этом – впереди);
Так что, сдаётся мне, причиной срыва закупки этих двух итальянских броненосных крейсеров было вовсе не пресловутое указание Николая. А то, что в ходе переговоров по этой сделке наши уполномоченные не смогли согласовать с итальянцами свои ЛИЧНЫЕ финансовые интересы. (Слово «ОТКАТ» тогдашние «эффективные менеджеры» ещё не придумали, но существо этого деяния знали превосходно).
Совсем иначе действовала Япония, деятельно готовившаяся к войне и использовавшая предоставившуюся возможность быстрого усиления своего флота. В декабре 1903 г. итальянские крейсеры были куплены, а в марте 1904 г. вошли в состав японского флота под именами «Ниссин» и «Касуга».
Впоследствии эти корабли в составе 1-го броненосного отряда принимали участие в боевых действиях по блокаде Порт-Артура и обоих генеральных сражениях — в Желтом море и в Корейском проливе. Скорее всего, от огня этих «профуканных» Россией крейсеров в самом начале Цусимского сражения перевернулся и погиб наш эскадренный броненосец «Ослябя»....
Уже в ходе войны Россия начала переговоры через «третьих лиц» в Европе о покупке четырех крейсеров (в том числе однотипных «Ниссину» и «Касуге») в Аргентине и трех крейсеров в Чили.
(Идиотизм политики «поддержки отечественного производителя» к этому моменту, стал ВСЕМ понятен).
Однако в целом политическая обстановка в мире складывалась крайне неблагоприятно для России, и правительства южноамериканских стран от сделки отказались.
Судьба русских броненосцев, во время этой несчастной для нас войны, требует отдельного подробного разговора.
Пока сравним качество постройки более «мелких» кораблей: крейсеров и миноносцев.
Вот лишь несколько примеров из воспоминаний РАЗНЫХ флотских офицеров о качестве постройки кораблей на наших судостроительных заводах:
Капитан 2-го ранга В.И. Семёнов (старший офицер крейсера 1-го ранга «Диана». Этот крейсер был однотипным (систершип) упоминаемых Семёновым ещё двух «богинь» отечественного производства: крейсеров «Аврора» и «Паллада»):
Поспеем ли?.. — Боже мой!.. Как доставалось в эти минуты петербургскому порту, строившему «Диану»!.. Ведь вместо 20 узлов, по штату положенных, мы давали едва 17!.. Подвернись в этот момент самому молодому мичману самый большой технический генерал — каких бы горьких истин он не наслушался!.. Мимо нас, обгоняя, как стоячего, промчался «Новик», выскочивший из гавани... Следом за ним шел «Аскольд»...
— Ишь, черти! Видно, что за границей строились! Не то что наша... богиня!...»
(И «Новик», и «Аскольд» были построены накануне войны, в Германии,).
Не будем гадать, какие эпитеты своей «богине» заменил Семенов троеточиями, эмоции моряков понятны.
Про «Аврору» и «Палладу» мы ещё поговорим, а пока – немного о легендарном «НовИке». (Именно так ставилось ударение в этом названии. «Новик» - это новобранец в русской армии).
«Новик» стал одним из самых прославленных кораблей 1-й Тихоокеанской эскадры. На нем выходил в море, навстречу неприятелю, и сам адмирал Макаров, во время своего недолгого командования эскадрой.
История его постройки такова:
Российским Морским техническим комитетом (МТК) был проведён конкурс проектов, на котором участвовали: итальянская фирма «Ансальдо», российский «Невский судостроительный завод», немецкие фирмы «Говальдтсверке», «Шихау» и «Крупп».
3 июля 1898 года МТК признал лучшими проекты фирм «Крупп» (крейсер 1-го ранга - будущий «Аскольд») и «Шихау» (крейсер 2-го ранга – будуший «Новик»).
«Аскольд» строился в Киле, а «Новик» - в Данциге.
Капитан 2го ранга П.Ф. Гаврилов был назначен наблюдающим за постройкой крейсера «Новик» и миноносцев (фирма «Шихау», кроме крейсера, строила для русского флота миноносцы «Кит», «Скат», «Дельфин» и «Касатка» и кстати – все эти миноносцы были отличного построены, и хорошо зарекомендовали себя на той войне).
Гаврилов и стал первым командиром «Новика».
21 декабря 1898 года строящийся крейсер получает название «Новик».
11 января 1899 г. «Новик» зачислен в список судов русского флота.
Крейсер строился на заводе фирмы в Данциге, механизмы изготавливались в Эльбинге. 29 февраля 1900 года была произведена официальная закладка «Новика». Работы выполнялись качественно. Пригонка всех частей была очень точной.
П.Ф. Гаврилов отмечал это в рапорте - «на стапель не было принесено ни одного золотника лишнего металла - зубило отсутствует, все отверстия точно совпадают».
Обратите внимание на эту деталь, СПЕЦИАЛЬНО подчёркнутую П.Ф. Гавриловым: «зубило отсутствует, все отверстия точно совпадают».
(Чуть позже мы увидим, КАК производилось строительство однотипных с «Новиком» крейсеров «Жемчуг» и «Изумруд» в Петербурге).
2 августа 1900 года состоялся спуск крейсера на воду. Достройка «Новика» на воде проходила успешно, и 3 мая 1901 года состоялась заводская семичасовая проба механизмов. Машины работали безукоризненно...
Конечно же не обошлось без проблем и недостатков: «Новик» не смог развить на шестичасовых испытаниях обещанных немцами 25 узлов. Несмотря на все «ухищрения» фирмы для развития проектной скорости - крейсер не имел боковых килей и был максимально облегчён (имелась лишь одна мачта, вместо деревянного настила верхней палубы использовали более лёгкий линолеум и т.д.).
Безусловно, Новик» имел и другие недостатки: был чувствителен к боковой качке, его палуба, покрытая линолеумом была очень скользкой и т.д. Тем не менее, он оказался самым скоростным и надёжным русским крейсером в Порт-Артуре и слава его была вполне заслуженной.
По проекту «Новика» в России были построены крейсера «Жемчуг» и «Изумруд», которые приняли участие в Цусимском сражении. В этих крейсерах наши кораблестроители попробовали исправить некоторые недостатки «Новика» и развить его достоинства.
Что из этого вышло, и как осуществлялось строительство «Изумруда» мы и посмотрим.
Судовым врачом крейсера «Изумруд», (а в Цусимском бою - «Авроры») служил военный врач В. С. Кравченко.
Он написал подробные, дневниковые воспоминания «Через три океана. ВОСПОМИНАНИЯ ВРАЧА О МОРСКОМ ПОХОДЕ В РУССКО-ЯПОНСКУЮ ВОЙНУ 1904–1905 ГОДОВ».
Там есть много интересных фактов и о порядках на заводе, и о качестве постройки «Изумруда»:
«На Невском судостроительном заводе заметно необычайное оживление. Крейсер 2 ранга «Изумруд» спешно заканчивает свою постройку. Уже спущенный с эллинга, он стоит у пристани на швартовах...
Крейсер «Изумруд» построен по образцу «Новика», лихого доблестного «Новика». Судно — точно нож для разрезания: узкое, длинное, острое... Таков же точно и родной брат «Изумруда» — крейсер «Жемчуг», окончивший свою постройку на Невском заводе месяцем раньше».
Казалось бы, после постройки головного «Новика» наши флотоводцы и инженеры учтут все его недостатки (а у головного корабля серии из всегда много) и его систершипы родной русской постройки окажутся много лучше своего германского прародителя.
По заведённому обычаю, команда крейсера участвовала в его достройке, помогая мастеровым и одновременно изучая корабль. (Эта хорошая практика сохранилась на флоте до настоящего времени).
Участвовал в постройке крейсера, разумеется и В.С. Кравченко.
Казалось бы, во время тяжёлой войны с «косоглазыми басурманами», строя крейсер, для отправки его на помощь сражающейся 1-й Тихоокеанской эскадре, наши мастеровые д.б. показывать если уж не образцы энтузиазма, то по меньшей мере минимальную добросовестность и ЖЕЛАНИЕ трудиться на благо Отечества.
А вот что было на самом деле:
«Нужно было быть не столько врачом, сколько надсмотрщиком. Нужно было самому не спать и другим не давать, тормошить, просить, напоминать, ругаться, строчить рапорты, знакомиться со всеми чертежами, планами, названиями, указывать, оспаривать, не жалеть ни языка, ни ног, буквально над всякой мелочью иметь свой хозяйский глаз.
Русский рабочий человек торопиться не любит. Поспешишь — людей насмешишь. Сначала надо малость покурить да побалагурить, а потом уже и инструмент поискать — куда это он, проклятый, запропал; ушел за ним — глядишь, и сам пропал. Ищи его теперь по всему крейсеру, ломай себе ноги...
Первое время я никого не разбирал: все ходят в таких костюмах, что инженера от мастерового не отличить, а потом научился распознавать разные заводские служебные ранги: кого возьмешь вежливенько за ручку, Христом Богом молишь, просишь, а кого тащишь к себе без всяких церемоний, особенно поймав на месте преступления в пустых собеседованиях с матросней, тоже любящей лясы поточить.
Выработались и известные технические приемы: у дверей караулили санитары, и фуражки у рабочих для верности отбирались и в мою каюту под замок прятались».
Как видите, для того, чтобы рабочие во время трудового дня не разбегались, их фуражки Кравченко запирал в своей каюте. (Без фуражек и кепок мужчинам ходить «по улице» тогда считалось делом неприличным).
«28 августа в проливной дождь, резкий ветер и холод взвились на крейсере Андреевский флаг, гюйс и вымпел. Судно начало жить.
Офицеры перебрались, команда разместилась пока рядом на барже. Паровое отопление будет готово не скоро: на первых порах крейсер придется отапливать собственными боками. Бр-р! Какой ледяной холодина! Зуб на зуб не попадает…
По всему судну грязища адовая; едкий запах свежей краски, лака до боли ест глаза. Стук над головой не прекращается, электричество не хочет гореть. Спать сегодня придется на голых досках — матрасы запоздали.
Судно уже совсем пробудилось к жизни: впервые ворочало, било по воде своими тремя винтами, издавало рев: густым мощным басом гудел свисток; сирена — ну та, положим, сплоховала — злилась, шипела, плевала горячей водой, а повиноваться не хотела...»
Помните рапорт капитана 2го ранга П.Ф. Гаврилова, участвовавшего в достройке «Новика» в Германии: «зубило отсутствует, все отверстия точно совпадают»?! Его это так поразило, что он даже СПЕЦИАЛЬНО отметил данное обстоятельство. У нас, при помощи зубила и молотка (и какой-то матери, как в анекдоте) вовсю подгоняли эти несовпадающие отверстия. Казалось бы – «мелочь», а вот к чему это приводило на практике:
«Палуба сильно протекает. Почти везде вода каплями падает, а где и ручьями льет.
В машине то один, то другой подшипник разогреется, или лопнет «фланец». Уж эти нам «фланцы»!
Электричество дурит и однажды в шесть часов вечера в разгар обеда вовсе погасло — до утра. Вестовые бросились искать свечи (загремели в буфете осколки разбитого блюда). Свечами, конечно, не запаслись; так и пришлось нам в этот день обедать в темноте при коротких вспышках карманного электрического фонарика и обойтись без второго блюда...
Ходим эскимосами, спим под несколькими одеялами; завелись какие-то наушники, наголовники, напульсники. На грудь капают крупные капли; глядишь, к утру одеяло и промокло. Пришлось идти на выдумки: придумывать подвесные коробочки, губки, а еще лучше — накрываться поверх всего взятой из лазарета клеенкой».
Конечно, ко всему можно притерпеться и привыкнуть, ко льющейся ночью на голову воде 0 тоже. По крайней мере 5 месяцев (до самой стоянке на Мадагаскаре) палубы «Изумруда» так и протекали, «радуя» наших моряков внезапным холодным ночным «душем».
Затем «Изумруд» перетащили достраиваться в Кронштадт:
«Достраиваемся. Продолжается все то же с той лишь разницей, что теперь, что ни спросишь, все не готово: либо не привезено еще, либо доделывается на Невском заводе. С мастеровыми хоть и не говори.
Надоели они нам своими «завтраками», а мы им — расспросами; стали прятаться от нас уже не только мастера, но и инженеры. (!!!!)
Рабочих Невского завода перешло с нами 300 человек. Разместились они частью на барже, частью в городе на вольных квартирах. Новая обстановка, среди которой они очутились вдали от своих семейств, пришлась им не по нутру и скоро, несмотря на большие суточные деньги, началось повальное бегство в Петербург.
Лазарет осадили фиктивные больные, желавшие вернуться к себе на завод под предлогом болезни, с просьбой выдать им записку о таковой.
Ход работ сильно замедлился. Нет сомнения, что, останься мы лишних две — три недели в Петербурге, крейсер давным-давно был бы достроен. А теперь — вот уже почти месяц нашей стоянки здесь, а не готово еще очень многое: крейсер по-прежнему согревается нашими боками, опреснители не действуют, и команда принуждена пить сырую воду. Меня, как врача, это прямо в ужас приводит. Всякие напоминания, просьбы остаются гласом вопиющего в пустыне...
«27 сентября. Эскадра утром снялась с якоря и ушла в порт Императора Александра III (Ныне г. Лиепая – прим.).
Ох, что-то нет у нас веры во 2-ю эскадру, хотя по наружному виду она и представляет такой грозный вид.
Всем известно, что новые суда заканчивались наспех, остальные же — заслуженные старички, которым давно пора на покой.
Испытаний настоящих не было — впереди длинный ряд поломок. Конечно, будут гнать и портить механизмы. Будут отставшие, а кому удастся дойти, тот дойдет порядочным инвалидом.
В маневрировании эскадра совсем еще не спелась. Судовой состав не знает своих судов, своих машин.
Да и самый судовой состав разве тот, что на бравой 1-й Тихоокеанской эскадре? Какое может быть сравнение с матросами, плававшими на Дальнем Востоке 5–7 лет подряд, и теми, кто плавал в Балтике три — четыре месяца в году, а остальное время проводил в казармах! К тому же большая часть судовых команд 2-й Тихоокеанской эскадры состоит из молодых матросов и призванных из запаса».
Как видим, В.С. Кравченко, под впечатлением от официальных газетных публикаций, полагал, что «бравая» 1-я Тихоокеанская эскадра» плавала на Дальнем Востоке «5–7 лет подряд», а не стояла там в «вооружённом резерве» в гавани Порт-Артура.
Далее ситуация ещё ухудшилась:
«Крейсер «Изумруд» не ушел вместе с эскадрой. Он будет доканчивать свою постройку уже в третьем порту, совершенно для этого неприспособленном, в Ревеле, а потом вместе с крейсером I ранга «Олег» догонит эскадру Рожественского...
Неизвестно, успеет ли достроиться «Олег»: один цилиндр его дал трещину. Это штука серьезная и требует долгой починки: говорят, нужно менять цилиндр...
29 сентября. Снова ударили холода. Идет снег. Когда же наконец будет готово паровое отопление?
30 сентября. О радость! Слышно, как шипит, свистит, щелкает по трубам паровое отопление. Несколько минут спустя каюты принимают вид бани, полны паром — соединения труб пропускают. Пригоревшая краска издает страшное зловоние. Теперь уж не только сверху, но со всех сторон с отпотевшего железа падают крупные капли. Вестовые забегали со швабрами, машинисты с отвертками — надо где поджать, где отжать гайку...
Все это пустяки, а вот что действительно скверно: каждый день приносит мне одного — двух тифозных. В лазарете я их не задерживаю и тотчас же списываю на берег.
Произвел поголовный опрос и осмотр команды. Главная причина наконец устранена — опреснители заработали и дают хотя и прескверную ржавую, но зато дистиллированную водицу.
10 октября. На крейсере — эпидемия брюшного тифа. Списано уже 20 человек. У нескольких из них тяжелые мозговые формы. Обычными судовыми мерами бороться нельзя; подал рапорт о созвании комиссии для выработки экстренных мер.
11 октября. Состоялась комиссия из врачей, судовых офицеров под председательством командира порта контр-адмирала Вульфа. Выработан ряд энергичных мер, среди которых главная — своз команды на берег, дезинфекция всего судна и командных вещей, отпуск необходимых денежных сумм.
15 октября. Все эти дни был занят дезинфекцией формалиновым газом всех помещений. Удалось провести ее весьма тщательно. Кроме того, жилые помещения вымыты сулемой, выкрашены заново. Цистерны и трубы обеззаражены текучим паром. Команда размещена в казармах на берегу, там же получает пищу.
Сегодня был на похоронах нашего фельдфебеля, умершего от тифа. При отдании воинских почестей взвод не сумел зарядить винтовок. Туда же, воевать собираемся!» .
Вот к чему приводит халтура, спешка и надежда на «авось». Сама по себе служба на ТАКОМ корабле была каторгой: отсутствие воды (!!!), отопления, сырость в офицерских каютах и, конечно же – матросских кубриках.
Результат - тиф на корабле, болезни, списание и гибель матросов от него.
Ну и апофеоз уровня боевой подготовки: взвод матросов, не умеющих (!!!) зарядить свои винтовки...
«Чудеса» отечественного строительства тем временем продолжались. Вот некоторые записи Кравченко:
«9 ноября. Судовая вода — мутная, с большим осадком кирпично-красного цвета, с привкусом машинного масла, а последние дни даже соленая: опреснители уже испортились; нельзя ни чай, ни кофе пить. Многие расхворались от соленой водицы. Я усиленно опресняю воду в более исправном лазаретном дистилляторе, даю больным и изредка угощаю кают-компанию, как большим лакомством.
Недостатки сказываются решительно на каждом шагу. В командном помещении и в ревизорской каюте волна выбила несколько иллюминаторов вместе с рамами: три офицерских каюты полны воды, которую поминутно выносят ведрами...
В Атлантическом океане нашему крейсеру предстоит самый трудный экзамен. Постройка-то наша известная, заклепки уже теперь вываливаются. Поглядим, какова наша остойчивость; сравнительно с «Новиком» у нас в верхней части судна нагромождено две лишних мачты, три лишних минных аппарата, два больших орудия, мелкие скорострелки...
Пишу, а электричество снова погасло, оставив меня с неоконченной фразой и пером в руке.
В голове рождается мысль: а что, если вся наша готовность такова?»
По настоянию русских флотоводцев на "Изумруд" были поставлено дополнительное вооружение, мачты, и другое оборудование, что привело к его перетяжелению (впрочем – это давняя и «добрая» традиция отечественного кораблестроения).
Отсутствовавшие на «германском» «Новике» боковые кили, из-за чего он был чувствителен к боковой качке, отсутствовали и на его систершипах русской постройки, однако это оказалось не такой большой проблемой, и «Изумруд» с «Жемчугом» успешно выдержали несколько жестоких штормов. А вот с пресловутыми заклёпками проблема проявилась быстро: всего пара месяцев плавания, и они уже начали выпадать… Видимо отверстия для них, которые при строительстве подгоняли зубилами наши мастеровые, оказались великоваты...
23 ноября. В девять часов утра, так и не дождавшись пресной воды, вышли из Танжера вдвоем — «Олег» и «Изумруд»...
У нас очень мало пресной воды; вдобавок что-то неладно в кормовой машине: откуда-то куда-то протекла вода. Из задней трубы вместо дыму вырывается белый пар.
В 7 ч 30 мин вечера: «Стоп машина!» — в двух котлах вода вытекла. «Олег» ушел далеко вперед. Сигналим в небо вспышками прожектора, просим позволения идти за водой в ближайший порт Малагу.
«Олег», которому мы своими вечными неисправностями, что называется, «осточертели», сигналит: «Идите... куда...хотите...»
3 декабря. Вечно неисправный «Изумруд» ранее двух недель отсюда тронуться не может. Все опреснители дают соленую воду, сколько их не чини. Хорош Невский завод с его или неумением или небрежностью. Возьмем, например, такие мелочи: иллюминаторы наши почти не открываются, потому что в их замок вставлены не медные, а железные болты, быстро ржавеющие — отвертеть их чрезвычайно трудно. Зовешь машиниста: после сложных манипуляций, поливания скипидаром, удается раскачать и до половины открыть; когда же через несколько минут понадобится закрыть иллюминатор, уже нельзя — надо повторять всю процедуру снова, а волна тем временем не ждет, знай себе, поддает да поддает и заливает каюту. Палуба, конечно, протекает по-прежнему. На грудь падает уже не одна, а три капли в минуту; в минуту три, сколько за ночь — решаю я арифметическую задачу в часы бессонницы. Законопатить почему-то не удается. И сколько подобных досадных мелочей на каждом шагу; они не так бы злили, если бы главное наше, существенное, было бы в должном порядке, но, увы, мы ничем похвастать не можем...
С «Храброго» привезли несколько французских газет — известия о начавшемся расстреле наших судов в Артуре.
Проклятая «дыра»! Недаром мы, моряки, ее всегда так ненавидели. Нужно было выйти и прорываться в Чифу, Киао-Чау (Циндао – тогда германская колония и ВМБ в Китае – Прим.), куда угодно, только не засесть в этой дыре под расстрел. Все-таки, быть может, сохранили бы хотя несколько корабликов. Конечно, всех обстоятельств мы не знаем, но, как это дико кажется со стороны, этот бессмысленный расстрел в мелководном к тому же бассейне».
Потрясающе-горькая и неожиданная запись. Для меня было откровением, что русские военные моряки «всегда так ненавидели» эту «проклятую дыру», Порт-Артур...
18 декабря. Мы все еще стоим в этой опостылевшей бухте, ежедневно получаем из Петербурга телеграммы: «Скорее, скорее, опоздаете на Мадагаскар». Мы бы и рады, да у нас что ни день, то к старым поломкам прибавляются новые; теперь пошли лопаться разные трубы в машинах не только у нас, но и на «Олеге». Здешний дрянной заводишко чинил их уже несколько раз, но неудачно;
У нас опять горе: нет пресной воды. Уже два котла за недостатком ее выведены. Мы на середине Красного моря. Вторые сутки сигналим, умоляем «Олега» сжалиться и дать нам воды. Куда она исчезает — неизвестно. Запаса должно хватать на шесть дней, а мы вот уже на третьи сутки караул кричим. Старший механик ходит мрачнее тучи...
А с «Олега» то и дело семафорят: «Скоро ли, да скоро ли?» Горе нам горькое. Что это за судно — наш крейсер. Вечные поломки, вечная обуза для всех.
...
А я хожу по лазарету, завязываю краны и бранюсь: «Санитары, не сметь трогать пресной воды, руки мыть соленой водой!» — вот до чего дело дошло!...
После недоразумений в Красном море с водой на «Изумруде» собралась комиссия инженеров; судят, рядят. Между прочим оказалось, что большинство водопроводных труб уже проедено соленой забортной водой. То здесь, то там прорвет и начинает хлестать. Я самолично подавал первую помощь нескольким трубам в аптеке, накладывал повязку из липкого пластыря, пока не прибежали машинисты.
На днях в провизионном погребе (рядом с бомбовым) загорелась обмотка — не очень приятно было слышать запах гари, видеть людей, суетливо бегавших с помпами, шлангами...
Дня не проходит, чтобы со скрежетом зубным не вспоминали строительства Невского завода.
Питьевая вода мутна, солона, с громадным количеством ржавого осадка и пренеприятным машинным привкусом. А в эту жару пьется особенно много.
Если так будет продолжаться, то нам угрожают новые эпидемические заболевания. В судовых баках весь день заваривается чай, для придания вкуса прибавляется красное вино. Лазаретные дистилляторы уже испортились и не дают дистиллированной воды.
Эх, горе-воители! Ну, куда нам воевать-то! А еще с «Новиком» тягаться вздумали. «Новик» за границей, ведь, строился».
........................
Ну и достаточно об «Изумруде», полагаю. Таких записей у Кравченко ещё немало. Всё офицеры (да и команда) видели, что представляет из себя на деле новейший крейсер отечественной постройки...
Однотипный «Жемчуг» - тоже имел массу поломок и проблем.
Во время длительной стоянки русской эскадры на Мадагаскаре их старались устранять:
«Аврорский водолазный офицер, мичман В. Я. Яковлев, со своей командой в настоящее время отличается на «Жемчуге» — там оказалось серьезное повреждение в руле, и вот водолазы чинят его без всяких доков, в воде, не боясь акул. Так как и «Изумруд» той же постройки Невского завода, то и ему не сегодня, завтра грозит поломка руля. Поэтому с «Жемчуга» водолазы переберутся на «Изумруд».
Несколько слов о других наших крейсерах «отечественной постройки», наших знаменитых «богинях».
С прибытием «Дианы» и «Паллады» в Порт-Артур, царский наместник на Дальнем Востоке генерал-адъютант Алексеев провёл смотр этих кораблей.
В направленном в Петербург отчёте он крайне нелестно отзывается о возможностях обоих крейсеров: «Крейсера 1-го ранга „Диана“ и „Паллада“, выстроенные на казенной верфи в С.-Петербурге, значительно отстали от своих иностранных сотоварищей по всем частям, как в отношении хода и артиллерии, так и законченности и обдуманности проекта, а также и выполнения работ. Так, например, ещё в Кронштадте комиссия указала, что контрактное число сил достигается без четырёх котлов, таким образом, они являются лишним грузом. Между тем, для полного комплекта артиллерийских снарядов места не нашлось, и патронные погреба расположены частью рядом с котлами. Морские качества тоже невысоки, так как крейсера зарываются носом, ход же полный не достигает (контрактных) 20-ти узлов». И ЭТО – новейшие русские крейсера…
Кравченко также нелестно отзывался о конструкции «Авроры»: «Аврора» — небронированный корабль с массой дерева, очень небезопасный в пожарном отношении, особенно в кормовой части, где находятся разные провизионные отделения, лазарет, заваленный старым деревом, ящиками с консервами, где тесно, темно, а выход всего один и довольно далекий — в офицерское отделение по трапу. Все опасаются, что с пожаром в корме нам не справиться: оттуда выгонит дым».
В следующей главе мы вспомним о трагической судьбе совершенно забытого ныне крейсера артурской эскадры: о «Боярине»…
На фото: крейсер "Новик" на ходовых испытаниях в Германии.
Продолжение: http://www.proza.ru/2012/04/05/435