Отца я потерял рано. Александр Яковлевич Ивашов умер, когда мне едва исполнилось
восемь лет. Мало сказать: он был хорошим отцом, – он был для меня той силой, которую я,
тогда неверующий, сейчас, оглядываясь на прошлое, отождествил бы с Богом. Был ли он
строг? Наверное, – как и всякий любящий справедливый отец. Но ни разу, даже лёгким
шлепком не наказал. Ему достаточно было протяжно, с упором на «о» произнести: «ИгОрь!» –
и я тотчас понимал – нашкодил. И всё-таки один подзатыльник, который не забуду до конца
жизни, заработал.
Было мне тогда шесть лет. Меня и моего друга-ровесника Валерку, наш приятель
второклассник Пашка подговорил однажды покурить. И хотя мой отец дымил, как паровоз,
мысли последовать его примеру у меня никогда не возникало. А тут – предложение, от
которого ну никак нельзя отказаться!..
Деньги на курево наскребли быстро. Втихаря я порылся дома в ящике буфета, где всегда
валялась какая-то мелочь, а Валерка ради такого дела залез в кошелёк к бабушке. Со своей
стороны, Пашка щедро добавил больше половины суммы и в забегаловке «Голубой Дунай» у
беззаботной продавщицы купил нам две пачки «Столичных», а себе – бывалому –
пачку «Казбека». Капитала хватило и на пирожки с повидлом.* «Заесть, чтоб не
занюхали», – как объяснил Пашка.
В школьном дворе, рядом с которым все трое мы жили, на задворках располагался
приземистый сарай, именуемый в народе «гаражи». Вот за ним-то, в месте укромном, тихом,
усеянном там и сям какашками, пустыми бутылками и прочим подозрительным сором, мы уютно
и расположились. Пашка торжественно, не без форса, вскрыл коробки с куревом, и процесс пошёл…
Дым сперва ел глаза, щипался в ноздрях и вызывал неодолимое желание чихнуть и
помочиться. Сопли и слёзы текли ручьём. Однако после третьей или четвёртой сигареты
подряд, мы уже попривыкли, но только затянуться у нас с Валеркой никак не
получалось – до рвоты перехватывало горло!
– Слабаки, гляди, как я! – подтрунивал над нами Пашка, пуская кольца и смачно
сплёвывая жёлтую слюну сквозь щель от вовремя выпавшего зуба.
Однако и он вскоре как-то поник, поскучнел и завертел рыжей патлатой головой, словно
отмахиваясь от назойливой мухи. Потом ещё немного посидел с нами и, уходя, напоследок
бросил:
– Ну, ладно, курите, а мне домой пора, зажрать только не забудьте.
Сколько времени прошло, не помню. Расходились мы по одиночке, чтоб не засекли, слегка
одуревшие, заев всю «выкуренную» наличность пирожками. Я вылез из-за сарая вслед за
Валеркой и сразу увидел отца, идущего прямо ко мне с каким-то свёртком. Только тут
дошло, что уже вечер, и родителям пора было возвращаться с работы. Но почему сразу за
мной, в школьный двор? Душа ушла в пятки. «Знает!..» – догадался я и понуро поплёлся
навстречу.
Как ни в чём не бывало, отец улыбнулся, сказал:
– Привет, сынок, а я спортивный костюм тебе купил… Вот …
И мы пошли к дому.
Но по дороге он больше не проронил ни слова, и это молчание меня
настораживало. «Знает или не знает?» – мучился я, и уши у меня горели. Только у порога
почти успокоился, но едва толкнул дверь, получил такой подзатыльник, что честное слово,
метра два пролетел по коридору!
Что же выяснилось впоследствии? Заложил нас Пашка.
Илья Палыч, его отец, сроду не курил. Следовательно, и нюх на табачный дым имел
отменный. Едва Пашка появился дома поблизости, он потянул носом, враз сгрёб его в охапку
и стал драть солдатским ремнём. Во время экзекуции наш заводила не только раскололся,
но и свалил вину на нас:
– Это не я! Это Игорь с Валеркой – за «гаражами», а я просто рядом стоял!
Надо ли говорить, что Илью Палыча такая версия только раззадорила? Неделю Пашка ходил
на полусогнутых!
А вот Валерке повезло. Бабка у него была добрая, от родителей баловство скрыла
и руку сама не приложила. В угол лишь поставила и даже недостачу в кошельке, после
чистосердечного, со слезами раскаяния, признания простила.
_________
* Совокупно, в ценах 1969 года – 1 руб. 31 коп.
3.04.2012 г.