За печкою поёт сверчок.
Угомонись, не плачь, сынок…
Ты опять попросил меня спеть «эту песню». А ведь тебе уже десять с половиной лет. Голос предательски дрожит, горло перехватывает невыносимо болезненный спазм. Лишь бы ты не заметил, лишь бы не услышал дрожь.
Вон за окном морозная
Ноченька ясно звёздная…
Эту зиму мы с тобой редко виделись. Миновала нас радость поиграть в снежки, послушать вместе, как скрипит снег в солнечный морозный денёк под ногами. Мне особенно не хватало твоих румяных щёчек, чтобы взять их в свои тёплые ладони, когда ты прибегаешь с мороза.
Ты спи, а я спою тебе,
Как хорошо там, на небе…
Неправда, без тебя и на небе будет плохо. Как ты прожил эти полгода? В короткие свои приезды домой мне хотелось быть только с тобой. Я удивлялась, каким ты стал рассудительным и самостоятельным. Но твоё сердечко истосковалось – ты подолгу держишь мою руку в своей ладошке и не отпускаешь. Солнышко моё, мне без тебя и в раю будет темно, и в аду холодно.
Как нас с тобою серый кот
В санках на месяц унесёт…
«Санки» уносили меня всегда рано, ты ещё спал. Ты ни разу не видел, как я уезжала, и ты не знаешь, как подолгу я стояла у твоей кровати, склонясь над тобой, не в силах наглядеться. Чтобы снова и снова в течение месяца, что не увижу тебя, вспоминать твоё лицо, твоё дыхание, твой запах.
Что ж, коли нету хлебушка,
Глянько на сине небушко…
Последние пол года я на него только и смотрю. Ни на минуту не забывая, что если опущу руки и перестану бороться, то окажусь там. И ещё смотрю с надеждой: «Господи, помоги»!
Видишь, мерцают звёздочки,
Месяц плывёт на лодочке…
- Мама, какая на небе луна! Но это ещё не полнолуние, она не круглая.
- А скажи – ка мне, ты помнишь, как узнать стареющая луна или растущая?
- Конечно помню! Если она похожа на букву «с», - то стареющая, если повёрнута, как кружок от буквы «р», - то растущая.
Запомнил.
Будут орехи, сладости,
Будут другие радости.
Будут сапожки новые,
И пряники медовые…
Ты, конечно, не останешься один, даже если меня не станет. Ты не будешь ни голодным, ни раздетым, и праздники у тебя будут, и обновки. Но тебе точно никто не споёт «эту песню», потому что её не знает ни папа, ни брат, ни сестра. Да ты и сам никого не попросишь, эта песня только наша с тобой. Я не могу тебя спросить, проживёшь ли ты без неё. Я боюсь…
За печкою поёт сверчок.
Угомонись, не плачь, сынок…
Я знаю, у тебя такое «слабое» сердечко. Ты плачешь (молча, конечно, лишь смахивая слёзы, чтобы никто не видел), когда видишь, что кого-то обижают в кинофильме. Ты прижимаешься ко мне и спрашиваешь: « Кино – это ведь понарошку»? Ты плачешь, когда больно кошке или кому-то ещё. Я украдкой вытираю слёзы, а спазм в горле никак не проходит. Ты ещё не знаешь, что послезавтра мне опять уезжать…