Антон ТЮКИН
ЗМЕЙ
Посвящается В. В. П.
… древний змий,
названный дьяволом и сатаною…
Библия, книги Ветхого и Нового Завета,
канонические, русское синодальное издание,
текст 1876 года
РАЗГОВОР
Я гляжу в твои злые,
Пустые, безмерно – циничные глазки гадюки ГэБэ.
Понимаю все ясно,
Но я не люблю,
А вернее - не верю тебе.
Вспоминаю истлевшие,
Белые кости.
Мрак плывет,
Пепел падает и барабанит в окно.
Вспоминаю – то было как будто вчера.
Или очень давно?
Усмехнулся гаденыш –
- Не все ли равно?
Все прошло.
Ныне, присно.
А ты почему ж еще не,
На погосте?
Поглумился.
- А кроме? – ответил я.
- Кроме? – сказал -
Не ходить же корове, простите,
В короне!
Представляю себе… -
Хохотал и икал.
Кадычонком подергал и слюнку сглотнув.
Насмехаясь журил опосля с укоризной -
Посмеявшись над нашею жалкою тризной –
По нашей Отчизне и нам…
По Отчизне!
И нам!
* * *
Ветер нес за стеколышком мутным,
Времен старый хлам…
Тьма сгущалась.
И ночь наступала.
В визге бесы носились.
Плутали в следах,
Пеший, конный ль – как пьяный…
Лишь ветер и прах.
Только снег.
Ни пути. Ни дороги.
И нету начала.
Ни конца.
Только ветер и темень –
Ни видно ни зги.
В ледяное безвремение ты –
И скакать не моги.
Снег летит на лицо –
Лепит очи,
Поземкой метет,
На продрогшие ноги…
* * *
ЗНАКОМСТВО
- Ты… вернее, конечно же, Вы…,
Вы, “товарищ”,… вчера,
А сегодня уже “господин”…
Приютишь ли ты нас до утра?
- До утра? Поглядим…
- Поглядим?
- До утра – согласился он - Можно…
Довольно.
На нарах –
Не больно,
Вам поспать?
- Ну, да что ты?
А, впрочем…
Да, полно.
Не нам ли …
И не привыкать!
Душу вынем -
И в тряпку ее завернем! -
Словно тать.
Извиняюсь пред Змеем,
пред Зверем опять и опять -
Ведь привыкли мы, наш господин,
Часто мерить себя изувечив.
Поуменьшившись,
Перемерев чуть ли верно не в треть -
В шеcтьдесят – загибаться нам,
Ну, а в сорок – стареть…
Разменяв двадцать лет –
На одни лишь лихие потери…
Не думать,
Не помнить – “о вечном”
* * *
ХОЗЯИН
Унеслись года,
В никуда, как проточные воды.
Словно бесов лихих в небесах,
Хороводы,
В непогоду…
А вот над землею (уже не твоею) привычна нужда и беда,
Улетает с поверхности глянцевой снимка рекламного -
В куче – Гурьяне – горелой…
В Чернокозово - порохом пахло,
в Беслане – тянуло расстрелом,
Как на зорьке –
На той - в Краснопресненском –
В черные наши,
Такие “лихие”, младые года.
* * *
СВЯТЫНЯ
Пронеслось все и сгинуло –
В черную полночь.
Горчит в полынье,
У крещенья - беда.
Над Москвой – золоченого храма,
Бородато – богатого хама…
В сладчайшем дыму –
Не в золе!
Не в смоле!
Впрочем, это же, видимо, видно,
Так было всегда?
В феврале –
Намело…
Не избегнет и наше столетие,
Подобного горького срама?
Кто ж виновен –
Попы или панки?
И тут - не понять?
Принесите полбаночки?
Пива!
И ах, Богородица… Путин…
И … мать…
Вашу – Родину – в душу –
Рас - так –
Через дверь…
Всемирная драма дрянная?…
Фимиам – воскурите –
Для патри… -
И идиотичного …!
И при бороде,
Если видимо уж на Руси быть беде -
Б…ь - бывает еще и такая…
* * *
Умирает история.
Стлела церковною свечкой - на треть.
В феврале. Леденело.
Наметало. Свистело.
Как костры инквизиции будут над Русью гореть –
По земле,
Путеводной звездой “православнейшей”,
Веры – без меры?
Привычное дело!
* * *
Как приветик кремлевской звезденке – святейший венец,
Этот бойкий птенец –
Экий стойкий “невидимый”, видно, боец.
Что ж он делал лет тридцать… тому,
Наконец?
Не ходил ли как тот – при костюмчике сереньком,
Наш бородатый – богатый,
Сохраняя бы будто святыню церковную ту,
ЭсЭсЭРу, что канула в раз – в черноту,
И партийный билет
Радом с той бородою -
Седою - саперной лопатой?
* * *
ОБЕЗЬЯНОГУРАЦИЯ
От врагов…
Впрочем, кто ж в те года был еще не таков?
Как и этот – юркнув,
Через свистящее жерло пустых обезьяногураций.
На Кремлевской Соборной – опять тишь да гладь.
Будут ряженых роты ковер расстилать.
Будет маршиком слух убаюкивать –
Ласкова “русская мать”
Ледяного кота – воркота,
Чтобы не распознать,
Гул гульбы –
Вот от тех демонстраций…
* * *
На Болотной –
Отныне - пребудет болото?
Не слышим.
Не верим уже.
Не надеемся.
День не взойдет – никогда.
В неглиже –
А верней во сраме приходит “свобода”
Вернее - беда.
А острейшие лучики - звезды с твоей головешкой,
Горелой и лысою срастаясь,
Поломавшись и маясь,
И смявшись в сиянье лучей – до утра,
Как на белом и как в молоке,
(Впрочем драм на Руси – до х…а)
В том тумане над Красной – пустою
Вернее – плешивой – растают.
Помню - руки писали - “свобода”,
И не далека,
Протянулась стезя –
На четыре вершка?
Показалось и кануло,
Растаяло и утекло.
Эта жалкая, нищая малость.
Ветер грозно лубцует ледяное,
Все в мороженом - инее
Было – прошло.
Ничего, ничего,
Ничего не осталось…
* * *
СТАБИЛЬНОСТЬ
Будет морда в фуражке, иль в кепи бульдогом на ленты глазеть.
Будет быдло и сволочь бренчать и слюнишкой на камерку брызгать.
Полицейская смерть и армейская, жуткая твердь,
На Тверской снова траками и колеса’ми помызгав,
Распадется, растает – для вида,
Средь города пленного – в дым.
Гул и скрежет подземный – не слышен.
Не слышен.
Не слышен.
Что ж стало, что сделали “эти” с народом моим?
Где ты, гул побережий декабрьских тех –
Гул безнадежий?
* * *
Будут резать глазницы – кремлевской бойницы,
И резво бить в зубы хвостом,
Раздвоенным – от ласточки –
В холоде мерзлых ночей.
А потом….
Мы все помним – про бой тот.
Тот бой.
Только бой - до победы –
“Как деды’” – эти дети?
С той Поклонной ли -
Словно бы в Бородино?..
Впрочем – нынче едино той самой –
Единой.
И ей – до ху – ху
Все равно.
Так и будем…
Промчалось столетье.
Сладко ли?
Стыдно ли?
Горько?
Надо ли “Варшавяночку” что ли по - новой запеть?..
Хоть бы запили…
Нам – не суметь?
Не успеть…
Ведь погибли – на треть.
Леденящим дыханием –
Смерть.
Все в смирении с судьбою -
Едины?
Потому – победимы…
Торжествует над нами любая бл…а.
И скотина мычит,
Как в тумане пророча погибель,
Или просто взывает,
Гадая –
Посметь – не посметь?
* * *
Не надеясь,
Не веря,
Не полулюбя…
Раскрошили себя.
В низ –
Над самою адскою бездной.
Словно тать,
Нависать,
Обречен ты, наверно, годков двадцать пять?
Змей Железный.
Во блестящей своей чешу’е –
Ты как будто бы скользкая, старая рыбка.
Провокатор – хозяин проворный,
Хоть истинно хлипко,
Все, что ты сотворил до поры…
Знаю я -
Застучат – уже вижу в кровавеньких зореньках,
Зыбко -
Как в стране – Мураве еще есть топоры.
И уста твои вновь растворит и расторит,
В широких губах самовластия улыбка.
Это ты, тот Царевич Иван – полубес,
Что настроишь, мне кажется,
Башен и стен - до небес!
Вавилонских и грозно,
И гордо – надменно и рабски - кроваво – могучих,
Подпирающих высь небоскребов,
Цепляющих за облака,
С чьих площадок – до дальней границы Вселенной –
Дорога – в четыре плевка.
Взгромоздив их стеклянною кучей –
На адские, новомосковские кручи,
Голубеющих (без голубей) средь загаженных дымом московских небес…
Чудо чудное!
Слава Царевичу!
Ай да ты, черт - полубес!
Возведешь и воздвигнешь подъемные краны среди изведенных лесов –
Лес железный. Стальной, как и ты.
Бесполезный и дикий…
И качалок нефтяны’х над залитой тундрой великой,
И над редкой зеленою бездной и мертвой рекой,
Изведенной, изъеденной жадностью – жестью,
Не знающих ныне покой.
Ты – прогрессор - возносишься!
Ирод – строитель - Великий!
* * *
Целый мир – на засов!
Жизнь - на чаши весов!
Жестью – жизнь изгоняешь с Сибири почти помертвелой,
Воздвигнешь Прогресс!
И во всем – интерес… материальный.
А был – словно полубалбес?
Перед мартом ходивший,
Как кот –
Обольстительно – лживый,
Калачиком катишься тертым.
* * *
ВЕЛИЧАЛЬНОЕ
Над землею торговлишки,
Миром кавказской войнушки,
Телевиденьем – кваканьем с лживыми шоу,
И прочей такой кутерьмы,
Будешь ты пролетать, словно сокол от Горького,
Жаждя пирушки,
На заморский, замороченый самит,
Не вспомнив про нас –
И, увы…
Средь заморских заморышей средних,
Хотя бы припомним, в пример, Берлускони,
Будешь ты – словно туз,
Всероссийский, хоть карточный,
Все же как будто - король!
Но припомни,
Припомни ж - “сенатор в попоне” –
Кто писал для тебя эту странную,
Дикую роль?
Не забудем об этом,
Хоть лопни!
Хоть тресни!
Старый пьяница…
Впрочем – и к черту,
Из новенькой песни!
Рожу пьяную.
Ты – принимаешь сегодня парад!
* * *
Потому и бросаешь свои пятаки,
Ты по римским, фигурным фонтанам,
Или тем, кто построен тобою в полки –
Что б прикрыть воровство и обманы.
Так сложились сами четыре строки…
Чтобы не было, словно бы в Киеве,
Иль в Бухаресте…
К сожалению не будет -
Хоть тресни…
А припомнить бы Пресню,
И восстание в том Октябре…
Впрочем, что ж по сравнению - Киев?
К чертям! Ерунда…
До “майдана” тебе не дожить никогда.
Тычут резво дубиной за “мову” любую.
Лишь припомнив прошепчешь с тоскою -
“Ганьба”…
Нет, не схватишь вовек ты его за рога,
Как под корень он совесть извел –
Изведет и крамолу –
Любую.
Нет,
такого “царя” –
На парламент “позорный”,
Не тянут к ответу.
Нет,
Вот к этому –
“Чернь” на Руси и вовек - “не готова”,
А значит - и век,
Будет править без сердца,
Да и без ума,
Человек –
Полузмей.
Тот что разен и …
Все ж – одинаково подленько щурится,
И с разнообразных портретов.
* * *
Так и стлеем. Испа’римся.
Переживем?
Переврем?
Перепьем?
Или просто все переблюем?..
Захлебнувшись отравой перебредем,
Через мелкую, грязную, радиоактивную воду?
Чрез болото что по’лно покрышек и старых галош,
Через мерзостный смрад вызывающий рвоту и дрожь?
Где нет места для пойла скоту -
Там есть место народу –
Моему!
Но, не будем опять –
“Про свободу”…
* * *
ХОЛУЙ
Болтовня, болтовня…
Ерунда, ерунда…
Окружила и душит,
Слепая беда.
Ледяная сова,
И упырь -
Убивающий словом,
Да пребудет -
Везде!
Лезешь ты за “баблом” –
Из говна – в тарахтенье, игривом,
Лукавом.
Шустрый малый,
Щенок поднимающий ножку на некий “госдеп”,
Претворяющий… нет,
Ничего… нет в помине такого.
Но все, кто не ослеп –
Тот узреют срамной, всероссийский вертеп,
Притворяйся же ты, для наживы так –
Временно хоть бы и … “правым”.
Потому что сегодня ж – обеды, пиры и забавы,
А назавтра такой и ролишечки может быть нет,
У хозяина этого бала -
Ваала ?
* * *
Чуть потявкал, и тут же –
На Запад помчался –
Великий пострел.
Поскакал – полетел,
Что б не быть не у дел.
Наслаждаться каштаном в Париже,
И в Нью–Йорке бензиновый запах вдохнув,
Чутким носом померить,
Губки скривив надменно,
И их повернув…
Передернувшись тельцем,
И рожицу вывернув задом,
Эстетически чмокает в камерку - злое дитя,
То ли злобствуя чуть,
То ли полушутя –
Оборванец вчерашний –
Из города Калининграда.
* * *
МЕДНЫЙ ЗМЕЙ
Возведя над Россией,
Как некогда сам Моисей,
Возносил на жезле над “мишпохой” в пустыне – своей,
Словно бы Иешуа – на голгофском кресте,
(Так уж было начертано, видно, предвечно?),
Того -
Гладкого, медного,
Главного Гада.
Народ свой любя?..
* * *
Отрицая и споря,
Горланя в полголоса.
Мы промотали се6я.
Потеряли страну, как власы –
Не воротишь ни годы,
Ни голову – ныне,
Обратно.
Да и в этом ль – отрада?
Уж нет же -
Отрава она!
Пей – гуляй –
Истлевай!
Чашу с ядом примите!
До дна!
Помни гада, что Еву смутил
В тени райской закатного сада!
Тебе ж не отвратно!
* * *
- Поклонись, припади и узрей, человек -
Это Змей – твой Спаситель!
Служи ж ему век!
Поклонитесь в страхе пустынному Гаду –
Святейшей Святыне! –
Говорили левиты.
И жезлом Аарон угрожал.
И увидевши то,
Всякий в страхе дрожал,
И бежал.
Припадали, узрели и млели,
И слезы текли на ланиты.
Потому что ослушаться ты – не моги.
Лезут хитрые, жалят ползучие гады –
Враги,
Тех, кто так никогда не достигнет желанной,
Лежащей за смертной пустынею цели.
Хоть в Египте погибель избегнуть сумели они,
В землю меда в сота’х
Землю - в реках млека –
Ни – ни.
Нет дороги…
Погибель недалека,
А до смерти – четыре плевка.
Вот поэтому Змею средь красных песков,
Поклониться те люди хотели.
* * *
РАЗГОВОР
Таков вчерашний раб?
Иль норов человеческий таков...
Что не посмели и ослушаться,
И поклоняясь – млели.
Хоть не дошли и до желанной цели…
Из всех рожденных в рабстве от зыбучих тех песков,
И ни единый,
Ни единая –
Но…
- Ветер… Ветер!..
Ветер…
- Да, дверь бы – на засов!
А с неба сыплется снег,
И нам – не светит…
Свети’т луна.
И уханье совы.
И санный путь,
Иль солью веет из пустынь хамсина ветр горючий?
- Да, не видать и не зги,
И не моги… –
Так воет ветер. –
- Жизнь побереги…
- В России грязь и снег,
А там – каменья и песок зыбучий…
* * *
- Не сумели без Змея и мы.
Не сумели. Сробели.
Мы над чертовой кручей стояли.
Не видно не зги.
- Ну, а “рабство”? – хихикает он…
- Как же так?..
В Змея верит – смеется –
И Змей этот сам,
Да и … полный дурак,
Если ночь и пурга,
А не май –
Соловьиные трели…
* * *
- Ненавидя, не веря,
Себя не любя -
Оправдаем любые потери,
Теряем себя –
Хороня и кляня,
Или просто - гнобя?
Все сменилось –
Империя, рвотное теле…
Не дойти по пустыне,
Безбрежному морю песка –
Царству скорбного ветра,
Где в уши несется тоска,
Да от острого яда змеиного жала,
Погибель не легка -
Не дойти нам до цели желанной –
Единственной цели…
Ведь добраться и те не сумели…
* * *
- Палестина…
Текущая медом и молоком,
Путь тернист и далек,
И ведущий от Са’мого Бога реком -
Только Ты,
Ты – Единый – над нами…
Как когда – то и то -
Так прошепчем лишь слышно,
Сухими устами –
Вот то новое –
Ныне – проклятое – и надоевшее знамя.
И крик.
Снова падает кто – то на землю.
Но бодро шагает старик –
Моисей средь камней,
Как Иисус – по воде,
Генисареткого моря -
Через тысячу лет -
Над вода’ми.
* * *
- Задавался ли этот ГэБэшник в немецком плаще -
- Доверяет ли мне ну,
Хоть кто – то же?
Верит ль вообще?
Нет, довольно.
Такие потери…
Не верю я – Медному Змею –
Отныне и присно –
Не верю!
- Наплевать… – насмехается малый -
Не веришь? А мне то – плевать!
Для того и скликается разная ражая рать –
Охранять!
Для того и с дубинами ходят. На страже -
Амбалы!
- Кто утратил остатки –
Следы бытия –
Без вранья,
Не поймет про потерю
Мою - ни … (ничего). -
Отвечаю ему,
Задыхаюсь в отчаянье…
* * *
ВЛАСТИТЕЛЬ
Злой, холодный и склизкий,
Как истинный Змей…
Я гляжу в твои лживые, синие линзочки –
Оченьки – мертвые глазки.
Через камерку – черную,
В камеры душ и в квартиры,
Без всякой опаски,
Ты втекаешь, как скользкая слизь,
Лицедей,
Лицемерный злодей.
* * *
Безнадежно…
В безмерность России – не в силах уже закричать,
В наступающей ночи.
В устах – роковая печать.
Где идея, которую против тебя,
Мы способны зачать?
Не начать не способны.
Не кончить – тем паче.
И я на вопрос не отвечу.
Слышу сердца я стук своего,
Одного.
Да зрачок голубой –
Ничего?..
Одного…
Речи, встречи…
Как у сучки весенние течи.
* * *
Глаз и рот.
А из уст с пришипением лживым,
Текут небылицы.
Что же это?
Гипноз?
Или просто российский психоз?
Так навозную вонь принимают,
Как будто бы это - цветение роз!
Мглисто. Сумрачно.
В кронах смолкли испуганно птицы,
Не надеясь уже увидать в мире новый рассвет.
Когда змей по траве мимо древ чешуится.
Жрать стремится.
Так вот ищет – поищет любая гадюка обед.
В круглых глазках тая злобной мудрости,
каверзный,
Но недоступный крылатым,
И зловещий, и тягостный,
Чуть равнодушием смятый,
Но все таки свет.
Видно, змей этот знает последний,
В их жизнях ответ –
Оттого и не спится,
Неймется сим малым –
Пернатым?
* * *
ВЕЛИЧАЛЬНОЕ
Так возрадуйтесь Вы вероломству великого вора,
Что срывает с петель все - любые запоры!
Так возрадуйтесь скупости ростовщика!
Иль убийцы с ножом! У него то рука,
В час лихой не в мгновенье ни дрогнет,
И век не отсохнет!
И покуда в подобье Змея и Зверя,
Лукавого –
Дьяволы крутят кольцо,
Поворо’тив к тебе, знай, Отчизна –
То - смерти лицо…
Потому и не будет,
Согласья тебя - с подлецом!
Потому и терзают тебя!
И от визга бесовского - глохнешь!
* * *
СТРАХ
Чу,
Оставьте нелепые споры.
Убегай поскорей!
Поскорей!
Что б не сделаться пищей,
Для полулюдей и зверей,
И врата,
И врата – на запоры!
Идут мародеры!
* * *
ОДА
Тебе и правда нет альтернативы,
Как нет их первородному греху,
Который для иного – и ху – ху.
Но без него Адам и Ева были б живы,
Доныне.
Скупости ростовщика,
Продажности блудницы,
Вероломству вора,
Холодному расчету – и разору…
Кто ж притаился в но’чи,
Ждет момент,
Иль повод для броска,
Гоп – стопа,
Чтоб сорвать все петли и запоры?
Кто по сто раз повывернул карман?
Тебе.
Кто сеет тебе в голову дурман?
Тебе нет равного!
* * *
Кинжал убийц,
Разящий в грудь - больной,
Страны пока живой.
Верней - полуживой…
И ни к чему слова.
Напрасна укоризна.
Покуда в мире правит злобный Змей –
Нет радости моей -
Нет Родины моей!
Но кто спасет от ворогов – зверей,
От змей опутавших мою Отчизну?
Не вижу я не одного.
Лишь ночь,
Да ветер воет в поле.
Никого.
3 апреля 2012 года.