Апокриф

Юлиана Шелковина
                Потрясая не зря украденным
                ножом, срываясь со скользких
                уступов, цепляясь за что попало,
                иногда ползя на коленях,
                он стремился к столбам.
                М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Левий перерезал украденным ножом верёвки, удерживающие Иешуа. Потом, задумавшись на секунду, ринулся к двум другим  крестам. Дисмас, а за ним и Гестас обрушились на размокшую глину. Левий посмотрел на два не по-живому изогнутых тела, взвалил на плечи Иешуа и, ежеминутно поскальзываясь, потёк с горы вместе с грязными ручейками.
- Спрятать! – билась единственная мысль в разом опустевшей голове. – Спрятать, чтоб никто больше над ним не издевался!
Левий Матвей знал только одно такое место – в горах. Туда он и направился, бережно неся Иешуа и разговаривая с ним как с тяжелобольным, но все-таки живым человеком. Уже почти свернув с дороги, он увидел женщину, бегущую к Лысой горе – навстречу ему. Длинное платье, платок на голове, зачем-то закрытое лицо. Видны были только потухшие угольки глаз с каймой траурно-чёрных ресниц и изломанные брови. Увидев ношу Левия, женщина замерла. В глазах мелькнула надежда на какое-то безрассудное чудо, но и её залил дождь, как только она увидела бледное омытое упругими струями лицо Иешуа. Справившись с внезапной слабостью, она посмотрела на Левия вопросительно.
- Ещё двое: Дисмас и Гестас, - поправляя свою ношу, ответил он. Женщина кивнула и заторопилась дальше, как будто боялась опоздать.
Уже на бездорожье, недалеко от пещер, он встретил ещё одну женщину, одетую так же, и тоже с закрытым лицом. Только глаза были другими. Вместо залитых слезами угольков – светлый лёд, испещрённый сотнями трещинок. Казалось, эти льдинки вот-вот рассыплются и вытекут из глаз сухими слезами, смешаются с дождём. Поведение второй ничем не отличалось, и опять в ответ на не прозвучавший вопрос он назвал имена двух казнённых. И женщина убежала к лысой горе.

В пещере уныло гудел костерок. Разложенные тела были обмыты и умащены. За эту ночь женщины так и не проронили ни слова, хотя Левий пытался вызвать их на разговор.
Сначала, когда из-за стены дождя шагнули две странные фигуры, он испугался, что раскрыт. А потом удивился силе этих женщин, притащивших на себе обоих разбойников. Потом тела тщательно приготавливали к погребению, но ни разу больше ни одна из них не посмотрела на Иешуа. Им занимался Левий Матвей.
К утру дождь перестал. Левию было страшно в компании этих нечеловечески спокойных женщин. Он уже хотел, было крикнуть: «неужели вам никого не жаль?!» - когда брызнули первые лучи солнца, и он разглядел влагу на их щеках. Обе беззвучно плакали, склонившись одна над Дисмасом, другая над Гестасом. Левий посмотрел на мёртвых. Он запомнил их лица такими, какими застала их смерть – озлобленное Дисмаса и безумное, с неприятно приоткрытым ртом, Гестаса. То ли руки женщин были умелыми, то ли слёзы их оказали такое действий, но на обоих лицах отражалась теперь спокойная радость. Гестас даже, кажется, улыбался. «Будто перед ними распахнулись врата Рая!» - подумал Левий Матвей. Лицо же Иешуа всё так же выражало смесь прощения и страха перед безысходностью.
Это ложь, что смерть стирает любое выражение. Это ложь. Она увековечивает его.
- Зачем вы принесли их сюда? Зачем так бережно приготовили к погребению? Почему вы не оплакиваете его? – Левий указал на несчастного Иешуа. – почему вы оплакиваете их?
Наконец, одна из женщин ответила ему. Голос был низкий, хриплый, но почему-то приятный и убедительный.
- Потому же, почему ты их снял.