РОСКОШНЫЕ ИНОСТРАНЦЫ И СКРОМНЫЕ СООТЕЧЕСТВЕННИКИ
У мамы был маникюрный набор, доставшийся ей еще от ее бабушки. Мне разрешали пользоваться инструментами, и я очень рано научилась стричь себе ногти. Никогда не посещая маникюрных кабинетов, я и не подозревала о существовании новых методов такой традиционной процедуры, как маникюр. Меня просветила сослуживица, рассказав, что теперь существует «нехирургический» способ удаления кутикулы, чем повергла меня в полное недоумение. Я долго не могла понять, как безболезненно можно остановить рост живой ткани, пока не увидела в продаже пузыречек со средством для удаления кутикулы.
Надо сказать, что именно этот незначительный факт совершил в моем сознании революцию, которую не смогли спровоцировать ни генная инженерия, ни искусственно выращенные мясные продукты, ни голландские розы на прямых палках, растущие на своих корнях и даже способные укореняться черенками. Мысль плавно потекла в сторону обобщения различных, иногда ничем между собой не связанных фактов жизни и смерти голландских цветов, хлынувших на отечественный рынок в последний десяток лет.
Обилие и разнообразие ранее неизвестных обывателю комнатных и горшечных растений вызвало к жизни такой бурный интерес к комнатному цветоводству, что позволило говорить о нем, как о специфической сфере культуры. И культура эта неизбежно обрела свои национальные особенности, главной среди которых необходимо признать отношение к комнатным растениям как к живым существам, питомцам, членам семьи.
Эта наша национальная особенность абсолютно не согласуется с задачами промышленных производителей, которые постоянно дразнят наше воображение, заполняя полки цветочных магазинов диковинными и экзотическими деревьями и травами.
Вряд ли какой любитель комнатных цветов удержался от покупки хотя бы одного импортного растения. Может быть, найдется даже такой цветовод, который и не замечает, импортного или отечественного происхождения оказывается его новый питомец. Но большинство покупателей нередко сталкиваются с почти неизбежной гибелью «иностранцев».
Не претендуя ни в коей мере на выведение законов выживаемости промышленно выращенных цветов, поделюсь всего лишь несколькими наблюдениями, в которых прослеживаются некоторые закономерности.
Лучше всего сохраняются и благополучно адаптируются к домашним условиям растения, которые производитель как бы предназначает для «длительного использования», то есть те, которые в дикой природе считают себя деревьями и кустарниками. Всякие фикусы, драцены, юкки, лимоны, апельсины, мандарины и прочие пальмы довольно легко преобразуются из подарочного букета в предмет домашней обстановки, без больших проблем адаптируясь на постоянном месте жительства. Не сильно, или скорее, не всегда стремятся шокировать нас экстравагантностью запросов разные кактусы, агавы, алоэ, хавортии и прочие литопсы и крассулы.
А вот с травой чисто беда. Гибнет в наших широтах голландская трава, и все тут! Хоть разбейся! Оно, конечно, понятно. С точки зрения производителя, разумеется. Куда ж он денет весь свой промышленно выращенный силос, если каждый долгоиграющий букет будет превращаться в неопалимую купину? Нет уж, дорогой покупатель, поиграл с цветком – выброси его и купи новый, а лучше два: ведь из нескольких одинаково красивых, но разноцветных сортов сложно выбирать? Покупай оба. А если ставить некуда, тоже беда невелика: они же скоро завянут, и если вы уже привыкли к цветам в интерьере, значит, снова придете в цветочный магазин, и снова купите живую безделушку.
Только неприемлемы в нашей стране эти забугорные манеры. Щенка, цветок, котенка, даже хомячков мы покупаем «навсегда», и их гибель переживаем как серьезную утрату.
А еще у нас проблемы с принципами. Каждый цветовод где-нибудь непременно оторвет, отломит, на худой конец, выпросит отросточек, детку, веточку, черенок или созревший плодик с семенами, притащит домой, посеет-посадит свою добычу и трясется: примется – не примется, взойдет – не взойдет. А когда примется, да еще и разрастется, клептоман начинает гордиться своим нелегальным приобретением.
Так вот заметила я странную особенность. Все краденые черенки голландских растений как-то благополучно превращаются из крохотных отломочков в совершенно полноценные растения, которые к тому же еще и полностью сохраняют видовые материнские признаки. И это в то время, когда само материнское растение имеет, мягко говоря, очень мало шансов на выживание.
Благополучно матереют, кустятся и размножаются у меня выращенные из крохотных череночков камнеломка, треугольные молочаи, курчавый хлорофитум, многочисленные традесканции, плектрантус, оказавшийся впоследствии зеленчуком, и многие другие, которые если и не были украдены, то все равно выросли из черенков тех растений, которые, имея собственные корни, оказались все же нежизнеспособны.
Я уже писала о приключениях голландских диффенбахии, фикуса Мелани, эсхинантуса, которые отгноили-отсушили собственное тело, то есть практически использовали промышленно выращенные ткани в качестве своего рода семенного материала, из которого и начали восхождение к своему новому, природному облику.
Но и те голландцы, которые не позволили себе самоуничтожиться под ноль, все-таки тоже стремятся вылезти из промышленной оболочки, как змея из шкуры, и нарастить все вершки заново.
Фикус Лирата, кофе, лавр как бы делят себя на голландскую и послеголландскую части. Расстаются с казенными листьями алоказии, мучительно обновляются калатеи, теряя весь свой шарм и красоту на срок, вполне достаточный, чтобы оказаться на помойке. Даже уцененные плющи с хорошо сохранившейся и исправной корневой системой после пересадки загибаются, а их же срезанные черенки беспроблемно укореняются и в дальнейшем ничем не отличаются в требованиях к условиям проживания от моих скромных соотечественников.
Аралиевые вообще молодцы! При правильной и своевременной пересадке в подходящий грунт и шеффлера, и фатсия, и зубодробительно невыговариваемый гептаплеурум растут, кустятся и радуют глаз, как будто и не голландцы вовсе, может быть, ощущая себя в глубине души могучими деревьями-долгожителями. Но к чести их надо признать, что свою манию величия аралиевые всему миру не демонстрируют.
Есть и космополиты. Фиалки и сансевиерии ведут себя так, как будто выбрали себе девизом «Расти всегда, расти везде!» Фиалки еще уценяются, если их не раскупят во время цветения, а сансы из-за своей живучести даже в уценку обычно не попадают. По-видимому, их неубиваемость непобедима даже высокими технологиями.
Отдельного упоминания заслуживают проросшие бревна: в продаже часто можно встретить драцены и юкки, состоящие из нескольких отростков на укорененном фрагменте толстого ствола. Эта совершенно неестественная для дикой природы конструкция есть не что иное, как дизайнерский трюк, использующий способность этих растений пробуждать спящие почки в любом месте уже ампутированных своих частей. Однако обмануть природу невозможно, и отростки эти обречены на гибель, которая рано или поздно неизбежно их настигнет, если новые растения не найдут средства «встать на свои корни». Во многих случаях они эти средства находят. Верхний рожок юкки, реже драцены, начинает выпускать и наращивать собственные корни, иногда воздушные, иногда прямо в толще бревна. Если эти корни смогут беспрепятственно дорасти до грунта и непосредственно воспользоваться питательными веществами и влагой, мы будем наблюдать благополучный рост побегов из проснувшихся почек, наивно полагая, что мертвое бревно способно бесконечно служить проводником влаги и питания для своего «второго этажа». Помните, как проросли цветочки на гнилом пне в фильме «Морозко»? Нравятся нам сказки!
На самом деле пенек уже давно мертв и просто служит опорой-трубкой для молодых корней, проложивших себе путь в его толще. Но если этого не происходит, «второй этаж» начинает вянуть, перестает расти и погибает от голода и жажды, пока хозяин тщательно поит-кормит мертвую деревяшку.
Бывалые цветоводы до этой фазы своих питомцев не доводят. Некоторые даже предпочитают сразу срезать ростки с бревна и переукоренить их, не дожидаясь потери тургора и пренебрегая дизайнерским решением. По принципу: черт с ним, что уши не стоят, зато щенок здоров и весел! Только здесь уже гордый иностранец сразу превращается в скромного соотечественника и больше не вспоминает о своем заморском происхождении.
Пройдя все муки ломки, пересадки, черенкования, укоренения и переукоренения, бывший иностранец через год-другой уже своими детьми заполняет подоконники моих друзей и знакомых. И паспорт у него уже самый что ни на есть российский, а в графе «Место рождения» мы пишем: «растение домашнее, давно адаптированное».