МОРАЛЬ И НРАВСТВЕННОСТЬ
(сказка для взрослых)
Всем невинно Казненным
"Груз грехов государства перед простыми людьми настолько велик, что смог бы сдвинуть даже звезду с ее орбиты"
Илларион
"Люди говорят, что можно воздавать злом за зло для того, чтобы исправлять людей. Это неправда. Люди обманывают себя. Люди платят злом за зло не для того, чтобы исправлять людей, а для того, чтобы мстить"
Лев Толстой
1
В одном Небольшом городке, на тихой улочке, в старинном двухэтажном кирпичном доме жила госпожа Мораль. А напротив, в таком же старом особняке поселилась госпожа Нравственность.
Дом, в котором жила Мораль, снизу и до самой крыши был увит диким виноградом. Весной, когда приходило тепло и распускались молодые листья, весь дом становился нежно-зеленым и только окна темнели глубокими проемами: госпожа Мораль аккуратно подстригала ветви, чтобы они не ползли на рамы и не мешали лучам света. Хотя, по правде сказать, ей больше нравился сумрак, и следила за виноградом она только ради порядка… Летом виноградные листья пылились, тускнели, и тогда дом терял свой изначальный вид и превращался в темно-зеленое, довольно невзрачное строение. Правда, по осени он снова несколько оживал: листья становились более яркими, и теперь на грязно-сером фоне все чаще попадались красно-бурые и желтоватые пряди. Долгой же, холодной зимой, когда вся листва опадала – оголялись серые кирпичные стены; по ним, цепляясь и немыслимо переплетаясь, ползли длиннющие, скучные плети виноградной лозы.
Стены дома, в котором жила Нравственность, были увиты плетистыми розами. Мощные ветви их возносились вверх, к красной черепице. Они ветвились, расходились в стороны, опоясывали белые деревянные рамы всех двух этажей и добирались до окон мансарды, дотягиваясь даже до крохотного чердачного окошка под самой стрехой. Всю теплую пору года – с ранней весны до поздней осени – розы цвели, покрываясь нежными алыми бутонами. Летом с цветка на цветок перелетали пчелы и шмели, отчего в воздухе стоял веселый монотонный гул; порхали яркие бабочки, оживляя дом и радуя прохожих. Как большое, доброе существо вдыхал и выдыхал он насыщенную благодатью жизнь, посматривая на мир лучащимися, добрыми окнами-глазами.
В ветвях виноградника, плотно опоясывающего стены дома госпожи Морали, свили гнезда серые дрозды. Каждое утро они с криками вылетали из густой листвы и уносились куда-то огромной стаей. А возвращались только под вечер, шумно галдели – словно дрались за место – и, наконец, успокаивались на ночь.
Через узкую улочку, в плетистых розах дома напротив, поселилось несколько семей желтопузых синиц. Весь день они трудились и кормили своих детенышей. То тут, то там угадывалось шевеление листьев, затем оттуда выныривала и стремглав уносилась вдаль синица. Вскоре она появлялась, держа в клюве какого-нибудь червячка или букашку, садилась на ветку розы, настороженно оглядывалась – не заметил бы кто! – и быстро исчезала в листьях, после чего там слышалось шуршание и радостный писк птенцов. И так продолжалось множество раз…
Госпожа Мораль была чопорна и холодна, всегда ходила в строгом черном платье, плотно затянутом на спине черной тесьмой. Черные волосы ее были гладко зачесаны назад и собраны в тугой пучок блестящей золотой брошью.
А госпожа Нравственность, напротив, носила белое платье. Когда она шла, оно легко струилось по телу, словно живое. Ее светлые волосы слегка вились, спадая на плечи, и в них она носила простую заколку алого бутончика розы, напоминающую те, живые розочки, которые цвели на стенах ее дома. Нравственность была нежна, мягка и сердечна – о чем говорили ее приятные черты лица.
Мораль была точной педантичной дамой. Больше всего на свете она любила точное время… В ее комнатах было собрано невероятное количество Часов. Они висели на стенах, стояли за стеклом в буфете и на многочисленных деревянных полочках, специально придуманных для этого специальным мастером. И даже на чердаке, где хранилась ненужная рухлядь, находилось место для них. Мораль придерживалась строгого правила: даже старые, не подлежащие ремонту Часы, не выбрасывала, а аккуратно заворачивала в цветную плотную бумагу, укладывала в картонную коробку, плотно закрывала крышкой. Тяжело вздохнув над отжившими Часами, словно над покойником, она крестилась, опускала коробку на самое дно большущего деревянного сундука и, кажется, только тогда забывала о прошедшем времени…
Часы в ее комнатах собрались настоящие, живые и совершенно разные: старинные – с боем, ходики с кукушкой, с кричащим каждое утро в шесть часов петухом, с длинным-предлинным маятником-драконом… Они громко тикали, перезванивались, стараясь обогнать друг друга, но, все же, были вынуждены идти нога в ногу под неусыпным наблюдением Морали. Маленькие, медлительные часовые стрелки еле ползли – так, что их движения вовсе не было заметно, и только если через какое-то время вновь посмотреть на циферблат, можно было увидеть, что они изменили свое положение. Большие и гордые минутные – отмеряли круг за кругом, круг за кругом… А торопливые, всегда спешащие секундные, впопыхах бегали и бегали по циферблату, не в силах остановиться хотя бы на мгновение, чтобы осмыслить прожитое время.
В углу большой залы, на высокой подставке стояли Большие Песочные Часы – гордость госпожи Морали. Из верхнего прозрачного резервуара сужающегося книзу, тонкой серо-желтой струйкой сыпался в нижний резервуар песок, на дне которого уже образовалась ровненькая горка. Она все росла и росла – медленно и неуклонно… И так продолжалось ровно три часа. По истечение этого времени госпожа Мораль переворачивала часы, и теперь верхний стеклянный резервуар становился нижним, а нижний – верхним, и из него опять начинал струиться мелкий песок. Еще ни разу Мораль не нарушила хода времени. Она даже ночью просыпалась чтобы вовремя перевернуть Часы; и они все сыпали и сыпали песок, превращая секунды в минуты, а минуты в часы… И длилось это долго-долго: изо дня в день, из года в год… И вновь начиналось заново…
Никогда в ее доме не останавливались и все остальные Часы; они были точны и пунктуальны, как и их хозяйка, и заводились ровно тогда, когда это было необходимо. Кто-то даже заметил, что они похожи на маленьких, отменно выдрессированных собачек в цирке – послушных и безропотных.
И вообще – время было стихией госпожи Морали. Она дружила с Мистером Точное Время, который жил в ее доме, в одной из комнат на первом этаже. Существовала только с ним и зависела только от него, и потому ей казалось, что ее существование вечно. Ведь и вправду никто не помнит – когда поселилась в этом доме госпожа Мораль? Все было уже потом – после нее… На самом же деле она пришла в город только после того, когда появился в нем Мистер Время. Не было Времени – и не было Морали; исчезнет Время – и Мораль уйдет туда же…
По справедливости сказать, никто в городе не помнил и того, когда же поселилась в нем и госпожа Нравственность? И потому все споры по этому поводу были неуместны. Единственно, о чем догадывались старожилы – что Нравственность существовала всегда, сколько жили люди в этом маленьком городке. Впрочем, как оказалось потом, нашелся-таки Кое-кто, кто все же смог разрешить вопрос: кто же раньше пришел в город – Мораль или Нравственность? Но Кое-кто жил тихо, незаметно, и далеко не каждый в городе знал о его существовании…
В комнатах госпожи Нравственности не было, казалось, ни одних часов… «Как только она следит за временем?» – удивлялись соседи… А Нравственность просто жила независимо от Мистера Время. Нельзя сказать, что она не любила его или не замечала. Но она предпочитала дружить с Мадам Вечностью, которая также обитала неподалеку, на их улице… С рассветом Нравственность вставала, с закатом отходила ко сну, а иногда и вовсе бодрствовала даже ночью. Жизнь ее была проста и естественна, и струилась ровно и свободно, словно ее белое платье…
Окна двух женщин – Морали и Нравственности – находились напротив друг друга. Их разделяла только узкая улочка, вымощенная отшлифованным временем серым булыжником, по которому проходил, шаркая, старец с сумой, или пробегали резвые дети, или погромыхивала колесами повозка.
Женщины, подходя к окнам, подолгу смотрели друг на дружку. Нравственность приветливо улыбалась, а Мораль сдержанно кивала в ответ.
Госпожа Нравственность разводила в доме Цветы. Они стояли повсюду, во всех комнатах: в уютной гостиной, в прихожей, на подоконниках, на маленьком балкончике… Она подходила к окну с синей лейкой, у которой был длинный тонкий носик, и заботливо поливала Цветы, по-дружески беседуя с каждым из них, словно они были живые. Впрочем, она и на самом деле считала их своими друзьями и у нее никогда не возникало сомнения, что говорит она с равными себе, а не с бездушными зелеными стеблями… И Цветы отвечали ей тем же: как только приближалась Нравственность к какому-то вазончику, Цветок поворачивался к ней, приветливо распуская бутон, и даже улыбался. Фиалки подмигивали ей голубыми глазами, комнатные Розочки нежно льнули к ее рукам и вовсе не кололись своими острыми шипами, и даже сдержанная Герань склонялась к госпоже Нравственности, наполняя комнату ароматом.
Госпожа Мораль тоже, любила цветы. Но вкус ее был особый: на ее подоконнике росли исключительно кактусы – большие и маленькие, вытянутые длинные и круглые толстенькие, с несколькими стеблями и с одним-единственным. Впрочем, и они иногда зацветали… Но все же больше всего Мораль ценила иное, и потому поздоровавшись с Нравственностью, оглядев горшочки с кактусами, она шла заводить свои любимые Часы, ход которых контролировал Мистер Точное Время.
И так как эти две госпожи жили в городе очень давно – так давно, что никто и не помнит, когда они оказались здесь, – их уважали и с мнением их считались, как будто они были почетными гражданами этого небольшого городка. А некоторые, те, кто были знакомы с ними лишь понаслышке, и вовсе даже побаивались двух дам: видимо потому, что толком не понимали – кто же такие Мораль и Нравственность… и какой вообще от них прок?.. Но чувствовали, чувствовали горожане, что не так все просто в характерах этих двух тетушек!..
Сами же Мораль и Нравственность как-то странно относились друг к дружке. Да, они были соседками, виделись каждый день, и как все добрые соседи поддерживали теплые отношения. Но вот только если присмотреться внимательнее, зоркий глаз мог заметить, что существовало некоторое напряжение между ними. Мораль, казалось, почитала госпожу Нравственность, словно старшую сестру. Втайне же она недолюбливала ее – просто потому, что ей не хотелось быть в ее тени. Многим могло показаться, что и Нравственность отвечала тем же, а порой даже была более строгой и неприступной. Но это только оттого, что в ней жило справедливое чувство правоты и собственного достоинства. И все же она была искренна, справедлива и открыта.
Все граждане города, кто хоть мало-мальски был знаком с тетушками, каким-то непонятным образом были разделены на две половины: одна часть горожан почитала госпожу Мораль, а другой нравилась госпожа Нравственность. Нет, конечно, разделились они не однажды и не специально, а произошло это как-то само собой – неожиданно и незаметно. Мало того, каждый человек, рождавшийся в городе, как только подрастал до определенного возраста, примыкал к той или иной группе. Некоторые пробовали сопротивляться такому разделению, говорили, что они одинаково дружны и с Моралью и с Нравственностью… но проходило время и кичившиеся своей самостоятельностью граждане понимали, что независимо от личного желания попадали в тот или иной лагерь. Тихонько, втайне от всех они недоумевали: «Мы не видим никакого шага навстречу нам со стороны ни одной госпожи, не встречаем сопротивления с их сторон, но в этом бездействии оказываемся вдруг плененниками одной из тетушек!.. В чем тут дело?.. Какова загадка этих двух схожих, но таких разных женщин?..»
Были и такие, кто не скрывал своего почтительного отношения сразу к обеим тетушкам. Такие искренне верили, что Мораль и Нравственность были родными сестрами и, следовательно, уважать и почитать их нужно совершенно одинаково. Но с истечением времени эти горожане тоже приходили в замешательство: они обнаруживали себя поклонниками одной из дам. Не умея объяснить себе их различие, люди становились на сторону то ли госпожи Морали, то ли госпожи Нравственности.
Разделившись на два лагеря, горожане часто спорили, а то и ссорились. Каждому хотелось доказать, что прав именно он.
– Разве вы не видите превосходства Морали – этой рассудительной, правильной дамы? – говорили одни.
– Но ведь ее рассуждения холодны, они не учитывают тонких движений души – совести! – не соглашались другие.
И невозможно было определить кого же больше в городе: тех, кто предпочитает слушать рассудительную госпожу Мораль или тех, кто преклоняется перед сердечностью госпожи Нравственности?.. Один раз казалось, что почитателей Морали гораздо больше – их называли моралистами. В другой раз все менялось до наоборот, и люди искренне верили, что в городке живут исключительно одни нравственники.
Мнение менялось часто, иногда даже каждый день. И это было похоже на Большие Песочные Часы, постоянно переворачиваемые с ног на голову.
А некоторые наблюдательные, но, в общем-то, не совсем далекие граждане, виновником таких перемен называли Мистера Точное Время.
– Время такое пришло! – говорили они. Как будто это Мистер Время менялся. Менялся не он – менялись люди!.. Он всего лишь наблюдал за процессом, был, так сказать, свидетелем события. Ну да ладно: может, иногда только немного помогал процессу…
2
Правил Небольшим городом один знатный господин. Уже много лет прошло, как он заменил своего умершего предшественника. Многое изменилось в городе.
Амшиз V – так звали правителя – первые несколько лет присматривался к горожанам, внимательно изучал законы, по которым живет городок. И за это время многим понравился своими рассудительными речами. Он так убедительно говорил о недостатках и просчетах прежних властей и так много обещал сделать, что горожане готовы были чуть ли не на руках носить своего благодетеля.
Мистер Точное Время, живший в доме у госпожи Морали, с трепетом наблюдал за новым правителем. Амшиз V был симпатичен ему. И Мистер Время даже иногда бубнил себе под нос: «Пришло его время… Пришла его пора!» А Амшиз, который однажды познакомился с Мистером Время и, надо сказать, зауважал его с первой минуты, тоже любил поговорить с собой вслух. Когда в его просторном кабинете никого не было, а дел больше не оставалось, он вставал с удобного кресла и, расхаживая по красно-зеленой ковровой дорожке, задумчиво нашептывал: «Пришло мое время!.. Пришла моя пора!» И не ясно было какое время он имеет в виду: своего нового друга – Мистера Точное Время или время, которое отсчитывают часы… Но это и неважно… Ведь никто не слышал его кабинетных слов.
А тем временем многочисленные Часы, расставленные в комнатах госпожи Морали, отсчитывали и отсчитывали часы. Их набралось целый биллион с тех пор, как Амшиз V заступил на свою должность. А Большие Песочные Часы так просто чуть не свихнулись – столько раз их переворачивали вверх ногами.
Время-то шло, но жизнь горожан лучше не становилась. И никакие новые реформы, которые вводил Амшиз V, не смягчали жизни бедных людей.
И тогда правитель вызвал к себе госпожу Мораль. Горожане давно заметили, что он принадлежит к тому кругу людей, кто почитает именно ее… Строгая, грациозная, без единой складки на черном платье, вошла Мораль к нему.
Долго сидели они в кабинете, долго беседовали. Амшиз все выспрашивал рассудительную женщину: каким же таким образом наладить нормальную жизнь в Небольшом городе? Ведь многие стали понимать, что нововведения и изворотливые законы правителя ни к чему хорошему не приводят, а обещания остаются невыполненными; даже может не потому, что он не хочет выполнять их, а потому, что не умеет этого сделать. Люди стали роптать и шушукаться: мол, король-то голый!..
По-видимому, к чему-то да пришли стороны, так как Мораль вышла из кабинета еще более помпезной и неприступной. Глаза ее излучали холодный свет.
Амшиз размеренно ходил по кабинету – туда-сюда, туда-сюда – и довольно потирал руки. На лице его появилась загадочная, коварная улыбка.
Так бы никто никогда и не узнал, наверное, суть разговора правителя и уважаемой дамы, если бы не вездесущий Кое-кто. К счастью, он случайно проходил мимо и ненароком заглянул в неплотно прикрытую дверь кабинета. Нет, Кое-кто вовсе не страдал праздным любопытством и не собирался подслушивать тайную беседу. Привыкнув за свою долгую-предолгую жизнь к порядку, Кое-кто просто хотел закрыть дверь: ведь за ней обсуждался серьезный вопрос о дальнейшей судьбе горожан. И тут Кое-кто просто не смог не услышать последних фраз…
– Теперь-то вы понимаете, что никакая нравственность не нужна людям. Мораль и только мораль спасет их… и вас! Мораль – это зеркало общества; а нравственность – зеркало души человека… Вы что – собираетесь стать инженером человеческих душ?.. Но тягаться с Совестью, живущей в каждом человеческом сердце, бесполезно. Не разумнее ли было бы строить достойное общество на свой лад? Ведь здесь нужно опираться на Рассудок, над которым мы имеем полную власть… Каждый день говорите вслух то, чего хотите добиться, и люди постепенно примут вашу точку зрения, – доносился из кабинета женский голос…
– Но как же остальные – нравственники?.. – вопрошал мужской. – Ведь хоть и горстка останется их, стойких, но они будут… будут!.. И будут мешать… мешать строить счастливую жизнь…
Кое-кто не дослушал разговора. Ему стало неприятно от холодных, расчетливых фраз. И хотя не однажды приходилось ему слушать подобное – по спине пробежали мурашки.
Кое-кто тихонько прикрыл дверь и удалился.
С тех пор пошло и поехало… Горожане стали замечать, как на глазах меняется избранный ими правитель. Он стал еще красноречивее и уже не столь обещал, сколь утверждал.
– Наш Небольшой город – центр Земли, а вы – жители рая! – распалялся Амшиз. Он не стеснялся расхваливать себя: ведь это по его высокому указу жизнь людей превратилась в непрерывное удовольствие.
– А чтобы жить еще лучше, – не унимался он, – надо работать еще больше… Никто из вас не знает тягот правления. Мой хлеб тяжел; моя забота о вас – непомерна. А вы, лентяи и лежебоки, только и знаете что есть вкусно, спать сладко да меня поругивать.
Многие поначалу недоумевали: как можно так нагло заявлять про них, работающих не покладая рук, и все же почти нищих? Но потом и сами стали верить, что они никудышные лодыри и даром едят свой хлеб.
Первое время, после красноречивых разглагольствований на площадях, Амшиз исподтишка наблюдал за горожанами: как отреагируют они? Не будет ли недовольных и восставших?.. Он даже создал ООН – Особый Отдел Надзора, в который входили самые ярые и преданные Надзиратели-моралисты. Они шныряли по ночному городу, заглядывали в тускло светящиеся окна, подслушивали разговоры прохожих и обо всем докладывали своему повелителю.
Амшизу V хотелось знать все и про всех. Его радовало, что народ не ропщет, смиряется. Довольный своими доносчиками, он развешивал Большие Золотые Медали на их узкие груди. Медали были такие объемные, а души доносчиков такие тщедушные, что некоторые даже не могли встать под непомерной тяжестью. Словно магнитом их притягивало к земле, и они тягались по городу с тяжеленными золотыми медалями на груди, не в силах поднять головы и выполнить свой долг – посмотреть, что творится вокруг? Таких несчастных Амшиз V жалел. Он назначал им пожизненную пенсию и отправлял на заслуженный отдых. Тем более что недостатка в новых Надзирателях не было.
Чтобы было легче управлять народом, Амшиз разделил город на шесть Кварталов. Во главе каждого поставил проверенного Мистером Время Квартального. Да-да, по просьбе Амшиза V его новый друг, Мистер Точное Время, стал работать на него. Мистер знал когда, что и как спросить у человека, для того чтобы выявить его настоящую сущность. Он был неплохой психолог, и, подключив к работе Разум, быстро и точно задавая вопросы, мог застать врасплох любого. Правителю такая помощь была как нельзя кстати.
Квартальные оказались преданными, всегда готовыми выполнить любой приказ правителя города. Но чтобы окончательно обезопасить себя от их возможного недовольства – а вдруг проснется в ком-то что-то нравственное! – Амшиз придумал хитрую уловку: взял да и сделал их генералами: мол, попробуйте теперь не выполнить мой самый раздолбайский указ – сразу голова с плеч, вы же люди военные, подчиненные!
Надо сказать – военная форма смотрелась на генералах-Квартальных смехотворно. Глуповатые, разъевшиеся на дармовых харчах, все они походили на откормленных кабанчиков: были округлы и мягки, словно надувные шарики, а на лицах, вместо носов, у всех давно отросли свиные пятачки. Может там и копытца появились на ногах у многих – не знаю… этого не было видно за голенищами хромовых генеральских сапог.
Ну и как, скажите на милость, может выглядеть трещащая по всем швам генеральская форма на форменных поросятах?..
3
Все изменилось в Небольшом городе… Попритихли сторонники госпожи Нравственности. И даже сама Мадам Вечность, жившая повсюду и частенько навещавшая дом госпожи, словно запропастилась куда-то.
Грустно смотрела Нравственность как не по дням, а по часам меняется город и горожане.
Зато Мораль, приближенная к Амшизу V, стала поистине госпожой на улицах города. Она уже не здоровалась по утрам с Нравствнностью, а лишь провожала ее надменным взглядом.
По велению госпожи Морали и при поддержке Мистера Точное Время, в город был выписан из-за границы Господин Страх.
Давненько он пребывал на отдыхе!.. «Вот раньше-то были времена, – ностальгически вспоминал Страх, – нигде без меня не обходились! Еле успевал по земле мотаться – то туда, то сюда позовут… А нынче не то время: бесстрашный народец пошел, совсем страх потерял, того и гляди вовсе спишет меня со счетов за ненадобностью… Хорошо – хоть здесь обо мне вспомнили!»
Господин Страх занял один из главных постов в городском правительстве. Можно даже без лишних натяжек сказать – стал правой рукой Амшиза V.
И люди, словно по мановению злой волшебной палочки, стали меняться. Все самое плохое, расчетливое, злое всплывало в их характерах. Лицемерие, ханжество, подхалимство, заискивание перед местными вельможами – все это стало привычным атрибутом горожан… Словно огромную бочку с затхлой водой всколыхнули: вся муть, осевшая за долгие годы на дне, поднялась кверху. А чистота человеческая, так долго отстаивавшаяся и отфильтрованная, вмиг перемешалась с илом и исчезла. Не разобрать стало: что живет в человеке, и кто стоит перед тобой?
Встречая старого друга, приятели боялись заговорить откровенно: ведь повсюду шнырял вездесущий, невидимый и коварный Страх. Он разросся, размножился и мог находиться одновременно в грязной харчевне, подслушивая пьяные разговоры неосторожных мужчин; на городском многолюдном рынке: там он вообще чувствовал себя привольно – свободно летал, незамеченный никем, между бесконечных торговых рядов, залетал под свободные покровы одежд людей и вонзался в их души. В просторных комнатах знатных горожан Страх таился за каждой колонной, в каждом шкафу. И даже в крохотных лачугах бедняков, где не было почти никакой обстановки, Страх умудрялся спрятаться за старым ржавым корытом. Он был настолько въедлив, что проникал в самое сердце человека, и вытравить его оттуда было почти невозможно. Правда, сердца эти были в основном приверженцев госпожи Морали; ну и, может быть, тех представителей другого класса, кто почитал добрую тетушку Нравственность, но был слишком слаб еще в своем стремлении к ней.
Так люди стали злобными и подозрительными. В городе считалось праведным навести поклеп на соседа, облить грязью честного. Под предлогом того, что граждане радеют за чистоту помыслов и деяний общества, горожане предавались ехидному, омерзительному пакостничеству, называя предательство патриотизмом. Любой теперь мог без зазрения совести наговорить на друга, не чувствуя безнравственности своего поступка: ведь он руководствовался новыми законами госпожи Морали, возведенной Амшизом V в самый высокий чин – придворной Черной Феи.
Теперь у правителя даже пропала надобность в таком важном органе власти как ООН – Особом Отделе Надзора. Его успешно заменили сами горожане. И правителю Амшизу пришлось даже отправить на досрочную пенсию почти всех штатных Наблюдателей. Только для приличия и для организационной работы в массах оставил Амшиз самых рьяных ооновцев.
Да и к чему их столько!.. В его большом кабинете, на бесконечных стеллажах уже несколько лет пылилась картотека, в которой были собраны сведения на каждого жителя Небольшого городка. Кто в какой семье родился, воспитывался, рос; кто с кем и когда встречался, о чем разговаривал, – все мельчайшие подробности знал правитель и мог в любую минуту найти неугодного и осудить его. Планы Амшиза V простирались даже гораздо дальше… Из приближенных и верных Ученых городка была создана специальная группа, которая занималась разработкой темы внедрения в человеческий мозг. И теперь в каждой карточке каждого гражданина вводилась новая тайная графа №8 – кто о чем думает? Правда, пока она была еще не заполнена…
Не было только в его картотеке одного досье… Ведь Кое-кто был выше всего происходящего. И ни у одного слуги Амшиза V почему-то никогда не возникало желания занести его в картотеку жителей города.
А Кое-кто вел одинокий образ жизни и не часто появлялся на людях, и, тем не менее, знал о происходящих событиях гораздо больше, чем любой моралист, или даже нравственник, проживавший в городе. Видимо потому, что имел странную особенность появляться в нужный момент в нужном месте: именно там, где происходили наиболее важные события и встречи. И происходило это как-то само собой. Странно то еще, что ни у одного человека за все годы не возникло желания поинтересоваться: а какое такое право имеет Кое-кто самовольно появляться там, куда нет доступа простолюдину?.. В то же время никто и никогда не задавался вопросом: как Кое-кто проникает туда, куда посторонним вход заказан?
Он знал многих влиятельных людей города, и они знали его. Бывало соберет Амшиз V министров на тайное совещание, а Кое-то уже пристроился в сторонке, наблюдает. Его замечают, почтительно кивают, – как словно бы он занимает свое законное место, – и тут же забывают про его существование, занятые тяжелым трудом – руководством Небольшого города.
В другой раз Кое-кто словно превращается в невидимку. Он не скрывается, не прячется, но люди, не замечая, проходят мимо – будто его и нет вовсе.
Зачастую у него просят совета, прислушиваются к его простым, мудрым словам. А иной раз, когда, кажется, только и стоило бы обратиться к нему, и вовсе отворачиваются, не веря в его силу.
И никто никогда не задается вопросом: а кто же такой этот Кое-кто?..
Вездесущ и всезнающ, скромен и неприметен, мудр и спокоен – он не Бог вовсе. И даже не ангел. Он – и все, и никто. Он просто – Кое-кто.
Была одна примечательная деталь, с первого взгляда несущественная, но характеризующая изменившуюся в городе обстановку. Раньше, когда поклонники госпожи Нравственности не испытывали притеснений, улицы городка утопали в пышной зелени тополей, лип, кленов. Теперь же, когда с приходом к власти правителя Амшиза активизировались моралисты, город изменился: лиственные деревья стали вырубать, а на смену им повсюду высаживали шиповник.
Поначалу часть жителей пыталась бороться с противоестественной вырубкой деревьев. Но Амшиз V поставил дело так, будто он радеет за граждан.
– Шиповник – лучшее лекарство в мире, – назидательно говорил он. – Посмотрите, какая высокая мораль заложена в нем!.. Сладкие плоды его символизируют поощрение послушных граждан, которое я оказываю своей высочайшей милостью. Острые шипы на побегах намекают на то, что нельзя поднимать руку на власть – она накажет. А яркий цветок дикой розы как нельзя лучше олицетворяет цветение и правоту вашего правителя, то есть – меня.
После таких выступлений покорные граждане и впрямь начинали верить, что деревья в городе излишни, и теперь никто уже не сопротивлялся, когда по улицам ходили специально созданные «тройки» – бригады вырубщиков. Тут же, сразу за ними следовали другие наемные группы. Они быстро, в спешке, словно заводные секундные стрелки в часах госпожи Морали, рыхлили землю, делали в ней лунки, в которые вставляли небольшие кустарники шиповника, присыпали их торфом и так же быстро удалялись.
Ландшафт городка изменился мгновенно. По голым улицам гуляли сквозняки. Голые стены домов, словно скелеты, чернели тут и там. И только кое-где еще оставались немногочисленные березы или рябины. Но и на них было больно смотреть: осторожный Амшиз приказал обрезать на деревьях все ветви снизу до уровня пяти метров: так, между оголенных стволов было лучше видно все, что происходит в городе.
Низкорослые кустарники шиповника заполонили маленькие, когда-то уютные площади и дворы. Они постоянно аккуратно подстригались до определенной высоты: все по той же причине – чтобы за насаждением не мог спрятаться злоумышленник.
Мистер Точное Время, бывало, бродил по улочкам, загибал пальцы на руке, подсчитывая количество кустов, и расплывался в довольной улыбке.
Колючая ветка шиповника красовалась теперь даже на гербе Небольшого города: указом Амшиза V старый герб был снят с Городской Ратуши и заменен новым.
А жители, глядя на бесконечные кусты шиповника и редкие деревца, понимали, что в городе царствуют моралисты. Нравственников же – днем с огнем не сыскать. Их, видимо, просто нет. Так им и надо!..
4
Как раз в тот год, когда к власти в небольшом городке пришел Амшиз V, в тот же день, в тот час, когда Большие Песочные Часы в доме госпожи Морали были перевернуты ею в очередной 21.202.011 раз, в городе родился Странный Мальчик. Правда, тогда никто еще не заметил, что он был странен. Да и как можно распознать характер грудного ребенка, который только и знает, что сосет грудь матери да спит. Странность его проявилась позже, когда Мальчик подрос. Хотя уже в этом, грудном возрасте, он был на редкость молчалив: никогда не плакал и смотрел на мир печальными, отрешенными глазами.
Еще одна его странность проявлялась в том, что он не переносил пеленок. Другой карапуз напьется молока и спит себе, плотно перетянутый куском материи. А Странный Мальчик любил свободу и нервно перебирал ногами, если его пеленали.
А еще родители заметили, что малыш явно неравнодушен к холоду и свежему воздуху. Бывало, распахнут окошко проветрить комнату – морозный ветер со снегом врывается в дом, занавески ходуном ходят, а он лежит и завороженно смотрит, как снежинки под потолком вьются. Да заулыбается еще – что и вовсе редко бывало.
Никто в городе не заметил того факта, что Мальчик родился. Только его родители да соседи были свидетелями появления на свет младенца. Да вездесущие Надзиратели оповестили о том власти, после чего в кабинете Амшиза V, в его картотеке появилась новая карточка на нового гражданина. Но так как он был мал и слаб, да к тому же тих, то в правительстве не посчитали нужным придавать значения рождению малыша. Мало ли детей рождается в городе! А уж специальные детские учреждения позаботятся в свое время, чтобы он вырос настоящим моралистом – достойным почитателем всеми уважаемого Амшиза V.
Когда Странному Мальчику исполнилось три года, его отдали в специальный детский сад. Впрочем, специальными были практически все сады города.
Как и все дети, в начале недели Мальчик приходил в группу, прощался с родителями и оставался там до конца недели – до самого воскресенья.
Знающие свое дело воспитатели, все шесть дней рассказывали детям, в каком прекрасном городе посчастливилось им родиться. Детям читали сказки, где главным героем всегда выступал Амшиз V, а его верной помощницей – госпожа Мораль. Детей учили быть честными и всегда говорить правду и только правду. Проводилось даже специальное занятие, которое называлось Пред-урок Честности. Ребенок должен был стать посреди комнаты, в центре круглого ковра, и перед всей группой ясно и четко отвечать на любые вопросы, которые задает воспитатель. А вопросы были самые разные: сколько лишних конфет съел он сегодня за полдником и сколько спрятал в карман?.. Кто сломал велосипед на прогулке?.. Чем недоволен сегодня другой мальчик – что ходит с угрюмым лицом?.. Кто из товарищей не доел манную кашу?
В связи с этим детям давалось домашнее задание: подслушать, что говорят родители о воспитании в их элитном детском саду, или о чем шепчутся они, ложась спать?.. А может кто-то недовольство проявляет их вождем?..
Проводились специальные практические занятия – как правильно спрятаться за углом, чтобы стать незаметным и подсматривать все то, что делают «неправильные дети».
Все дети в саду были честными. Они с радостью докладывали обо всем – о чем их только не спросят. А если по какой-то причине не знали ответа на вопрос, то не стеснялись и придумывали ответ сами: молчать было плохим тоном, а находчивость поощрялась. Самых лучших и честных в конце недели награждали маленькими шоколадными медальками с выпуклым профилем Амшиза V. Дети радовались и старались еще больше.
И только Странный Мальчик почему-то всегда был печален. Он все больше молчал и наблюдал за детьми, забившись в дальний угол комнаты, словно маленький звереныш.
Воспитатели не любили Странного Мальчика. Они не могли добиться от него ответа ни на один вопрос. Самое большое, что он мог вымолвить, это одни и те же слова: «Не знаю…»
Махнув рукой на непутевое создание, взрослые занимались развитыми, послушными малышами.
Когда Мальчик пошел в школу, повторилось все то же. За партами сидели вышколенные стойкие моралисты. Их взгляды были открыты и честны, глаза светились странным синим блеском. Четко и прямо дети отчеканивали урок. И лишь Странный Мальчик становился все более неприметным и скрытным. Теперь даже одно слово было трудно услышать от него. На уроках Господствующей морали, Новейшей городской истории, Шиповниковой биологии Мальчик получал бесконечные двойки. И лишь на уроках Труда да Ненашенской литературы он несколько оживал, и тогда в уголках его глаз можно было заметить маленькие пляшущие огоньки.
Все больше проявлялась его непонятная странность – слабость к холодной воде. В любое время года, и особенно зимой, он уходил далеко за город, бесцельно бродил глухими местами, а потом с наслаждением купался в ледяной купели. Весь организм его пылал странным огнем и с трудом переносил городскую атмосферу. И только окунувшись в холодную воду, он чувствовал временное облегчение.
Прошло время. Мальчик закончил школу. Он стал работать простым развозчиком воды.
Рано утром, в дома, где поблизости не было ни колодцев, ни водонапорных колонок, Мальчик развозил воду в огромной деревянной бочке, взгроможденной на телегу. Жители подставляли под нее ведра, кран откручивался, и из него лилась чистая родниковая вода.
Странный Мальчик завороженно наблюдал за прозрачными струями.
Он по-прежнему был неприметен. Даже досье на него в городской картотеке было всего в несколько строк. Заглянуть же в его мысли было пока невозможно; да и вряд ли там нашлось бы что-то крамольное – он и на это не был способен. На таких полоумных молчунов и внимания-то обращать не стоит!..
Скоро Мальчик превратился в юношу и смотрел на город и горожан исподлобья, грустными диковатыми глазами.
5
Однажды ночью в городе произошло нечто невероятное: на одной из улиц были сломаны несколько кустов шиповника.
Это чрезвычайное происшествие сразу же стало известно Амшизу V. Он расценил его как покушение на свободу собственного, горячо любимого народа. Ведь шиповник был символом города!
Вмиг были подняты по тревоге все подразделения тайной полиции. Квартальные прочесывали свои кварталы. Проснувшиеся Надзиратели были посланы во все уголки города. Амшиз даже распорядился вызвать с заслуженной пенсии почетных Наблюдателей, которым пришлось на время снять с себя тяжелые Золотые Медали и вспомнить старое ремесло… Министры допрашивали своих подчиненных. Подчиненные, в свою очередь, допрашивали своих подчиненных… И так доходило до самых малых должностей. Ни один человек не остался не опрошенным внимательными властями.
Мистер Точное Время расхаживал по кабинетам и давал точные, четкие распоряжения.
Активизировался Господин Страх. Без устали он носился по городу, наводя ужас на людей, стараясь не оставить без внимания ни одно учреждение, ни одну организацию, ни один дом.
И даже сама госпожа Мораль казалась озабоченной. Они подолгу шептались с правителем Амшизом.
– Говорила я: мало мы взывали к Рассудку. Успокоился он в голове горожан. Тепло, уютно, спокойно почувствовал себя – вот и расслабился, усыпил бдительность…
Кажется, даже многочисленные Часы в покоях госпожи Морали засуетились, заспешили. И только Большие Песочные Часы оставались хладнокровны и спокойны.
– Не паникуйте! – говорили они всем малым Часам, расставленным по полочкам. – Наше дело – точно фиксировать время. Остальное наладится со временем.
Одна только Мадам Вечность бесшумно бродила по городу, молча наблюдая за происходящим. Да госпожа Нравственность начинала догадываться о чем-то. Но место ее было – собственный дом с цветами. Долгими вечерами сидела она у окна, наблюдала как беснуется город и сожалела, что Совесть, живущая в сердце каждого горожанина, затоптана и позабыта.
Кое-кто прошелся по улице, где был сломан шиповник. Постоял возле вытоптанных клумб. Глубоко вздохнул и удалился.
Но как ни старались власти, так и не смогли найти виновника. Налаженная система подглядывания-подслушивания не сработала.
Постепенно утихла суета на улицах, спало напряжение. Горожане вернулись к прежней жизни. Но стали они еще более злобными и неприветливыми.
И когда, кажется, все позабыли о злоумышленнике, по городу прокатилась новая волна вандализма: темной ночью, уже в нескольких местах снова пострадал кустарник шиповника.
И вновь колесо закрутилось заново. Подозрительных людей хватали прямо среди белого дня и волокли на допрос. По ночным улицам ходили Служители Порядка с огромными злыми псами и придирались к каждому случайному прохожему.
Амшиз V недоумевал: половина горожан прошла через руки Тайной Полиции; все карточки в картотеке тщательно изучены по нескольку раз, но злодей так и не найден!..
И тут, в одну из темных апрельских ночей, когда полную луну заволокли сплошные тучи, было предпринято невиданное по наглости злодеяние. На главной площади города, прямо перед дворцом правителя вандал надругался над самыми лучшими в городе кустами шиповника, не оставив ни одного целого. А вместе с ними досталось и немногочисленным березам.
Рассвирепевший Амшиз призвал к себе Генералов-Квартальных.
– Если только к вечеру не будет найден злоумышленник, – брызжа слюной, кричал он, – ни одному не сдобровать – ответите головой!
Толстые Генералы стояли навытяжку. Их свиные пятачки поникли, а жирные телеса тряслись от страха, – ведь и у них под одеждами давно поселился Мистер Страх.
Кучке бедных Ученых правитель выговаривал:
– Дармоеды!.. Сколько можно ждать!.. Давно могли бы научиться проникать в чужие мысли… Разгоню, как свору шелудивых псов!..
Министров Культуры и Образования он долго распекал за то, что не могут наладить должного воспитания в обществе. «Мало честных малышей-плохишей воспитано… Где любовь к святыням: гербу с шиповником да к моим портретам?..» Потом махнул рукой и выгнал из кабинета. А оставшись наедине с собой, бормотал, нервно вышагивая:
– Новое… новое поколение надо растить… Старых не исправить!..
Наутро город всполошился. Всех, кто попадался под руку, вызывали в участки и подробно расспрашивали: не видели ли они чего-то подозрительного?.. А может, слышали разговоры недовольных?.. Подозрительных допрашивали с пристрастием и запугиванием. Кого-то отпускали. Но в городских застенках набралось уже два десятка человек, вот-вот готовых признаться в содеянном…
И тут один из ооновцев на самой окраине города случайно наткнулся на Странного Мальчика. Тот медленно брел глухим переулком, направляясь к густым зарослям над рекой. Взгляд его был уныл и печален.
Юноша показался подозрительным.
– Ты что здесь делаешь, Странный Мальчик? – спросил Наблюдатель.
Юноша не услышал его за своими думами и продолжал свой путь.
– Странный Мальчик, стой – тебе говорю – когда с тобой разговаривают! – И ооновец вытянул из-за пояса и направил на Мальчика большой пистолет.
Мальчик остановился и грустно посмотрел в глаза Наблюдателю. И тому сделалось так печально, как не бывало еще никогда. Он давно знал необычную странность этого Мальчика и считал его больным, недалеким человеком. Но теперь, на мгновение он внезапно уловил в его грустных глазах какой-то высокий смысл: как будто Мальчик знал то, чего не знает никто.
– Ты куда направляешься?.. – неуверенно спросил он.
– Домой, – глухо ответил Странный Мальчик и кивнул на дикие заросли.
Наблюдатель недоуменно посмотрел в ту сторону, куда указывал юноша.
– Там же ничего нет!
– Я там живу, – упорно настаивал Мальчик.
Ооновец подошел к самому обрыву. Внизу сплошным ковром берег покрывала пушистая зелень, а за ней, за узкой полоской прибрежной гальки, бурлила по камням река.
– Там же ничего нет! – еще раз повторил он.
Странный Мальчик только пожал плечами и направился к обрыву, ведя за собой строгого Наблюдателя с большим пистолетом. На безопасном расстоянии, но не теряя юношу из вида, тот осторожно следовал за ним.
Неожиданно мужчина заметил тропинку. Она уводила резко вниз.
Несколько минут они спускались по крутому обрыву, ступая по голым корням старых деревьев. По лицу стегали ветки. Вспугнутые птицы громко кричали.
«Куда он меня ведет?.. Ведь здесь нет ничего!» – думал трусливый Наблюдатель.
И тут деревья расступились, и дотошный Наблюдатель с удивлением увидел деревянную лачугу. Из трубы струился дымок.
Как много раз бывал он на этой окраине городка и даже предположить не мог, что всего в нескольких десятках метров, внизу, под обрывом, живут люди…
В доме Наблюдателя встретили неприветливо.
Пожилая женщина, мать Странного Мальчика, суетилась по хозяйству – ей дела не было до каких-то там ооновцев… А одноногий отец юноши мирно дремал в кресле. Он только приоткрыл глаза и отвернулся, не желая отвечать на вопросы представителя власти.
– Тогда я забираю вашего сыночка! – зло отреагировал Наблюдатель.
Юноша покорно последовал за ним…
Как раз в это время в парке, на окраине города, гулял Кое-кто. Он и стал невольным свидетелем ареста Странного Мальчика.
6
В тюрьме Странный Мальчик оказался совсем не лишним. Он стал двадцать первым человеком, попавшим под особое подозрение.
«И как мы упустили из виду этого неадекватного юношу!.. Ведь его особа как нельзя лучше походит на злоумышленника!» – сетовали ищейки.
Сразу же к нему направили самого строгого Худого Следователя, который призвал себе в помощники вездесущего Господина Страха.
Несколько часов длился допрос с пристрастием. Никто не знает, что делалось за плотно закрытыми дверями. И только вездесущий Кое-кто отстраненно и безучастно наблюдал за происходящим.
Нет, на этот раз он не стоял у дверей и, тем более, не находился внутри камеры. Он просто прогуливался по пустынным городским улочкам и чутко вслушивался в себя. Там, в глубине своего сердца, он наблюдал все то, что творится за толстыми стенами тюрьмы. Все о чем спрашивал Худой Следователь, все что отвечал, или о чем молчал юноша, – все это видел, слышал и чувствовал Кое-кто. Он даже ощущал, как незримый Страх вьется по камере вокруг стула, на котором сидит Странный Мальчик, и пытается найти хотя бы маленькую щелочку в его сознании, чтобы просочиться внутрь. Правда, это ему не очень-то удается… Юноша сидел совершенно безучастно и думал о чем-то своем… Ну что с него возьмешь – с этого непутевого мальчишки!..
И все же, через несколько часов нудного допроса Мальчик повернул голову к Худому Следователю.
– Да, это я сегодня ночью срубил все кусты шиповника, – устав от глупости, спокойно произнес он.
Худенький остроносый Следователь подпрыгнул от радости: наконец-то нашелся человек, который признался в содеянном!.. Он, словно змея, стал увиваться вокруг Странного Мальчика: вышагивал перед ним, заходил за спинку стула, загадочно улыбался и довольно потирал при этом свои маленькие потные ладошки.
– И месяцем ранее, конечно же, поорудовал тоже ты?.. Это одних рук дело!.. – то ли спросил, то ли утвердил Следователь.
Но Мальчик уже смотрел в маленькое окошко под самым потолком глухой кирпичной стены. Там, за ним, где-то под крышей ворковали голуби.
– Так и запишем… – удовлетворенно произнес Худой Следователь.
Он сел за большой голый стол, на котором стояла одна лишь яркая лампа, и начал что-то строчить на листах бумаги. Затем взял их в руки, поднес поближе к свету, внимательно перечитал и, кажется, остался весьма доволен проделанным. После чего надолго задумался…
Очнувшись, минут через двадцать он посмотрел на Странного Мальчика. На лице его выразилось неподдельное любопытство.
– Скажи, любезный… – начал он. – Ты хоть и глуп, но должен понимать, что поднял руку не только на нашего славного правителя, ты замахнулся на жизнь нашего великого народа. Ведь ты знаешь, что значит шиповник для горожан – это величайшее в мире растение! Это, можно сказать, – сами они. И уничтожив кустарник, тем самым ты уничтожил людей…
Мальчик по-прежнему безучастно сидел на жестком стуле и смотрел в сторону. Он, казалось, вовсе не слушал Следователя, и только равнодушно буркнул себе под нос слова, которые глуховатый служитель не разобрал:
– Где вы видите людей?
– …Теперь мне все понятно в этом деле, – продолжал Худой Следователь. – Кто же, как не ты совершил злодеяние!.. Но вот один вопрос мучает меня: для чего ты это сделал?
Странный Мальчик с каменным лицом продолжал смотреть в окно.
– Я с тобой разговариваю! – грозно выкрикнул Худой Следователь. Но юноша даже не шевельнулся.
Тогда Следователь несколько смягчился:
– Скажи, дорогой, почему ты поднял руку на свой народ? – заискивающе заглянул он в глаза юноше.
Странный Мальчик повернулся и посмотрел на него, как смотрят взрослые на несмышленых детей. Выдержал паузу.
– Потому что я их… люблю, – тихо, задумчиво произнес Странный Мальчик странные слова, словно рассуждал сам с собой.
У Худого Следователя округлились глаза. Он хотел что-то сказать, возмутиться… но не смог и стал жадно хватать ртом воздух.
«Ай!..» – чуть не вскрикнул невидимый Господин Страх, испугавшись собственного страха. Такой наглости стены городской тюрьмы еще не слышали!..
7
На следующий день в городе торжественно объявили, что злодей схвачен: под тяжестью неопровержимых улик ему ничего не оставалось, как признаться в своей вине.
Весь город забурлил, засуетился. На улицах только и говорили что о вандале-разбойнике, затесавшемся среди честных моралистов.
Все дни пока шел суд, во все концы города посылались специальные гонцы. Они подробно знакомили граждан с событиями очередного дня. И честные и правильные граждане справедливо негодовали и возмущались невиданным кощунством, а когда слышали последние слова Странного Мальчика – что совершил он свое злодеяние исключительно из любви к людям, – и вовсе приходили в неистовство от неслыханной наглости.
Весь город в едином порыве требовал самого сурового наказания изуверцу.
Госпожа Мораль была направлена Амшизом V к судьям, дабы еще раз просветить их в плане моральной обстановки в обществе.
Мистер Точное Время поглядывал на часы и шептал себе под нос: «Кончается время!.. Кончается…»
Госпожа Нравственность давно не появлялась на улице. Она даже не подходила по утрам к окну. А бутончики роз на ее доме увяли.
Одна Мадам Вечность спокойно парила над городом и пристально заглядывала в глаза людей. Она пыталась понять, кто чем живет в эти решающие дни?
Кое-кто иногда посещал заседания суда. Вход в зал был совершенно свободный, и любой гражданин мог зайти и насладиться самым справедливым судом. Кое-кто молча наблюдал за ходом суда, за Странным Мальчиком, который был безучастен к происходящему и не проронил больше ни слова.
А перед большим Зданием Правосудия стояла величественная статуя богини Фемиды. В одной руке, как и подобает с некоторых пор, она держала карающий меч. Во второй – весы. На одной из чаш, которая перевешивала, находилась горка спелого шиповника. А на лице женщины была повязка, из-под которой выглядывал один глаз. Этот глаз был глазом самого честного повелителя в мире – Амшиза V.
И вот настал день вынесения приговора. В большой железной клетке сидел Странный Мальчик. По четырем ее углам замерли огромные черные псы. Все ждали.
Когда длинное обвинение было зачитано, после традиционной минутной паузы в дверь раздался настойчивый стук – так было принято в судах Небольшого города.
Дверь распахнулась и в зал, в черной мантии до пола, вошел Ужасный Стук. Именно он оглашал приговоры.
Стук поднялся на кафедру и стал виден всем присутствующим. Люди притихли в ожидании.
Чеканя каждое слово, Ужасный Стук зачитал приговор, в конце которого говорилось:
– …Странный Мальчик приговаривается к смертной казни через отделение головы от тела.
Еще несколько секунд зал осмысливал происходящее, а затем взорвался бурными аплодисментами. Люди уже не смотрели на Мальчика, они видели и слышали только собственное справедливое возмущение.
Странный Мальчик совершенно спокойно воспринял приговор. И только внимательно обвел зал печальным взглядом.
Целых три, положенных законом дня, Амшиз V ожидал от осужденного прошения о помиловании. Но Странный Мальчик видимо на самом деле был глуп – он так и не попросил правителя о смягчении наказания.
– Казнить!.. Казнить!.. Наглец! Он даже прощения не соизволил попросить у народа! – кричал к исходу третьего дня взбешенный Амшиз. Он никак не мог взять в толк – почему Мальчик невозмутимо идет на смерть?.. Но еще больше задевало его то, что даже в этой, безвыходной ситуации, юноша и не думает повиноваться ему: ведь единственное его спасение – просить повелителя!
8
В день казни на центральной городской площади собрался весь город. А тех жителей, которые хотели остаться дома, особым приглашением повелителя, не принять которое было опасно, тоже вынудили присутствовать на мероприятии.
К горожанам присоединились жители окрестных деревень. Они частенько навещали городской рынок и, конечно же, были в курсе последних событий. А так как человеческое любопытство движет многими его поступками, то площадь перед дворцом правителя оказалась переполненной. Она напряженно гудела, словно встревоженный улей. Истинные моралисты, которых здесь было подавляющее большинство, деловито рассуждали о правильности и неправильности действий бедного юноши. Рассудок, живший в их головах, работал четко и слаженно, выдавая своим хозяевам логичную правильность их мыслей направленных против коварных деяний Странного Мальчика.
Ни у кого не оставалось сомнений в его виновности. Но и никто не мог логически понять причину его действий. Впрочем, никто об этом серьезно и не задумывался…
Над собравшейся толпой витал Господин Страх. Но он так, лишь отчасти, касался то одного господина, то другого бедняка. В основном же на площади царила торжественная, почти праздничная обстановка. Страх понимал это и не пытался проникать в самые души людей.
Народ толпился кучками. Знакомые друг другу ремесленники живо обсуждали происходящее. Здесь же, рядом, стояло несколько пекарей. Они даже не успели еще отряхнуть от муки свои халаты и надеялись скоро вернуться к печам: казнь казнью, а люди захотят есть, и горячий, с пылу, хлеб будет как нельзя кстати к вечерней трапезе.
Знатные вельможи и почетные горожане сидели впереди, у самого эшафота. Для их удобства были сколочены специальные длинные скамьи. Перебирая перстни на пухлых пальцах, напыщенные и важные, они обсуждали гнусное событие. Ветер играл мехом на их собольих шапках. Их жены сидели рядом с мужьями – несколько испуганные, настороженные, но не умеющие скрыть любопытства.
Поодаль, в глубине площади собралась большая группа торговцев. Они много ездили по разным городам за товаром, но еще нигде не встречались с таким кощунством, какое произошло в их городе.
– Поделом… поделом такому! – говорил кто-то из них. – Еще про любовь какую-то не стесняется рассуждать… Это же издевка над всеми нами!.. Таким не место в нашем обществе…
Нищие, оборванцы, старики безумно уставились на эшафот из-за спин горожан. Хоть какое-то оживление чувствовали сегодня они среди своих серых однообразных будней.
Между плотно стоящими людьми ловко протискивались местные воришки. Вот уж кому повезло сегодня – так это им!.. Длинными тонкими пальцами они нащупывали толстые кошельки у горожан и незамедлительно отправляли к себе за пазуху. «Ай да правитель… Ай да молодец!.. И о нас позаботился!» –подтрунивали они.
Под ногами взрослых просачивались ушлые мальчишки, стараясь пробраться поближе к центру площади. Они были любопытны до всего. А уж такое дело как отделение головы и вовсе нельзя было пропустить.
И даже несколько уличных бездомных псов гуляло поодаль. Как и люди, они почувствовали нечто необычное и устремились за толпой. Грязными носами, не понимая, что происходит, псы тыкались в ноги горожан. Те злобно пинали их. Пождав хвосты, собаки шарахались в сторону. Но тут же возвращались и вновь надоедали честному народу.
На сохранившееся дерево с ободранной корой влез толстый домашний кот. Тараща круглые глупые глаза, он наблюдал за площадью…
Загудели трубы, забили барабаны… На балконе дворца показался Амшиз V со свитой.
Его сопровождали генералы-Квартальные в выглаженных мундирах. Их свиные пятачки бодро розовели, а голенища сапог блестели от гуталина… Подтянутые Министры, старшие и младшие Наблюдатели-ооновцы, Следователи с орденами и лентами, приближенные к правителю Ученые… – все сплотились вокруг него.
Мистер Точное Время поглядывал на ручные часы. А на самом почетном месте, по правую руку от Амшиза V уселась придворная Черная Фея – госпожа Мораль. Сегодня ее черное платье было исключительно безупречно. А лицо выражало высшую моральную справедливость.
На одной из улиц послышался цокот копыт, и вскоре на площадь въехала колесница, на которой стояла клеть. В ней сидел Странный Мальчик и отрешенно смотрел сквозь людей. Его не удивила, не обескуражила собравшаяся толпа.
Вначале площадь притихла на время, люди стали расступаться, образуя живой коридор по которому следовала колесница. Потом в толпе кто-то выкрикнул: «Негодяй!.. Нет места в городе такому!.. Убейте его!..»
В Мальчика несмело полетел первый камень. Он ударился о клетку и отскочил в сторону.
За первым последовал второй, третий… И вот уже все кому не лень, забрасывали Странного Мальчика каменьями. Но, странное дело, – никто из бросавших в порыве злобы не замечал, что камни не достигают цели: все как один, словно заколдованные, они рикошетили от прутьев и падали на мостовую. Какому-то мужику один из отскочивших камней угодил прямо в голову. И тот, не поняв в чем дело, в неистовстве тоже стал забрасывать колесницу.
Амшиз, которому хорошо все было видно сверху, удовлетворенно улыбался.
Мальчик вышел из клетки, потянулся, разминая уставшие мышцы, глянул вверх – на ясное небо, и медленно взошел на эшафот. Прочные доски даже не скрипнули под его невесомым телом.
Исполнитель Казней, в черном парадном сюртуке, серых панталонах и с алым бантом на шее, неотступно следовал за ним. Он подвел юношу к колоде.
Странный Мальчик, как ни в чем не бывало, встал перед народом. Он словно не понимал – что сейчас произойдет, и казался даже несколько возбужденным, как перед неким торжественным действом.
– Желаешь ли ты, Странный Мальчик, сказать что-либо перед смертью своему народу или его высокому правителю? – спросил Исполнитель.
Амшиз V при этом нахмурил брови и повел губами.
Мальчик отрицательно покачал головой.
Площадь недовольно загудела. Послышались выкрики, требующие немедленной казни.
Растерянный Исполнитель развел руками и кивнул Палачу… Грузный, в черном балахоне с прорезями для глаз, тот ожидал поодаль. Когда он шел, под его тяжелыми ногами прогибался эшафот.
Исполнитель отошел в сторону, предоставив Мальчика Палачу.
Грузный Палач замешкался. Его решительная, устрашающая фигура на этот раз выдавала неуверенность, родившуюся в этом человеке без нервов.
Толпа с новой силой зашумела, заулюлюкала, требуя немедленной расправы.
Палач, стоя возле юноши, тихо спросил:
– Неужели не жалеешь что совершил?.. Не страшно?..
Так же тихо, чтобы не услышал никто, юноша ответил:
– Я давно согласился на это. Ради любви не жалко… Жалею об одном: воды бы сейчас холодной – омыться перед дорогой…
Заподозривший неладное, Исполнитель Казней зашикал на Палача: поторопись!
Правитель Амшиз недовольно заерзал в мягком кресле на балконе. Заволновалось и его окружение.
Высоко в небе появились два голубя – черный и белый. Спускаясь, они сделали несколько кругов над площадью, подлетели к эшафоту. Черный развернулся и улетел. А белый опустился прямо на колоду возле Мальчика и Палача. Он ткнулся клювом в уста Мальчика, и тот почувствовал, как голубь передал ему глоток свежей прохладной влаги.
Палач помедлил чуток, поняв в чем дело, затем отогнал голубя, подвел юношу и поставил его на колени.
Со связанными за спиной руками Странный Мальчик устремил взгляд поверх голов собравшегося народа. Там, в самом углу площади одиноко стоял Кое-кто. Их взгляды встретились.
«Не бойся, все будет хорошо», – мысленно произнес немногословный Кое-кто.
«Я готов!» – слегка улыбнулись в ответ глаза Странного молчаливого Мальчика. И он покорно припал головой на плахе.
Тяжелый, острый топор поднялся вверх, замер на мгновение и с размаху опустился на колоду. Что-то упало и покатилось по свежему, деревянному настилу…
– А-а-ах!.. – хором ахнула притихшая толпа.
Но ахнула она не от омерзения при виде крови; и не из-за облегчения – вот все и кончено!.. Все люди, собравшиеся на площади, ощутили, как тяжелый топор Палача будто бы прошелся именно по их шеям. Им показалось, что головы слетели с их плеч. Вся беснующаяся толпа словно оказалась обезглавленной.
– А-ах!.. – вскрикнул Амшиз V.
– Ах!.. – вторили ему Министры, Квартальные, Надзиратели, Следователи, Ученые и все прочие, кто находился на балконе.
Но не потому они вторили ему, что привыкли повторять в угоду правителю все, что он ни скажет… Все без исключения почувствовали, как со взмахом топора у них отсекли Рассудок, живший в их заблудших головах.
Многие схватились за сердце.
– Ой!.. Ой!.. Ой!.. – доносилось с разных концов площади… Это люди чувствовали как кольнуло у них в груди и в их сердцах начала просыпаться позабытая Совесть.
Сам Палач отбросил топор в сторону, рухнул на колени, согнулся, обхватив грудь руками. Внутри нее жгло огнем и пылало нечто забытое, заброшенное…
Никто ничего не видел в создавшейся суматохе; все думали только о своей нарождающейся боли.
В этом переполохе ни один человек не заметил, как сморщилось и почернело лицо госпожи Морали. В несколько минут она ссутулилась, иссохла и стала похожа на старуху.
А затем она исчезла – никто не знает куда…
А в этот момент госпожа Нравственность, позабытая, ненужная, так долго сидевшая дома взаперти, наконец-то ощутила свободу. Она подошла к своему окошку, распахнула его и удивилась: увядшие розочки на стенах ее дома вновь зацвели, окрепли и стали источать тонкий аромат.
Тетушка Нравственность оглядела сверху улицу, на которой жила, и ей показалось, что город в один час преобразился к лучшему: в нем стало легче дышать, а солнце засветило ярче. Под ее балконом, на мостовой, между булыжниками пробился крохотный зеленый росток. Госпожа Нравственность присмотрелась внимательнее: это тонкий стебель ивы проклюнулся сквозь заскорузлую корку земли.
А в вышине над городом парил белый голубь.
9
Кое-кто, наблюдавший за последними событиями со стороны, гулял по вечерней улице. Он мог оставаться незамеченным днем, но сейчас ему было особенно приятно: в сумерках уж точно никто не мог увидеть его странной, молчаливой улыбки.
Навстречу ему попадались горожане, и Кое-кто радостно отмечал, как изменились они за этот день: мысли их стали спокойны и рассудительны, а сердца отзывчивы и горячи. И хоть Совесть живущая в них только-только еще пробуждалась, Кое-кто знал – это только начало… Все еще впереди!..
И тут ему повстречался Простой Житель. Он приостановился и внимательно посмотрел на Кое-кого.
– Вы какой-то странный… – задумчиво произнес Простой Житель. – Словно тот Странный Мальчик, которого сегодня казнили.
Кое-кто посмотрел на догадливого Простого Жителя.
– Ты прав… Он вернулся и продолжает жить… Просто на время часть меня существовала отдельно. Горожанам был необходим толчок…
Простой Житель внимательно посмотрел на него.
– Я направляюсь к дому госпожи… – начал, было, Простой Житель.
– Знаю!.. Можем пойти вместе. Я тоже не прочь туда заглянуть, – отозвался Кое-кто.
Они шли вместе – Кое-кто и Простой Житель.
Простой Житель мысленно задавался вопросом: «Извечна загадка: кто же пришел в город первым – госпожа Мораль или госпожа Нравственность?.. Но теперь-то…»
А странный и молчаливый Кое-кто, так же мысленно отвечал ему: «Но теперь-то ты и сам знаешь ответ на нее!»
26 ноября-22 декабря 2011