… Командир убедился, что все находятся на своих местах и пристёгнуты, поэтому привычной скороговоркой монотонно начал предстартовую подготовку, изредка акцентируя то или иное, предназначенное для конкретного члена экипажа: «Внимание экипаж! Информация... к размышлению: выполняем полёт по маршруту Ленинград – Свердловск. Погода на основном аэродроме – хорошая, на запасных – соответствует метеоминимуму... Серёга, куда пойдём, ежели что – в Челябинск или Тюмень, как думаешь?» – вопрос относился к штурману.
Серёга задумчиво подержал во рту ручку, мысленно посоветовался сам с собой и вполне обоснованно выдал: «Тюмень, конечно! Там топливо всегда есть, а в Челябинске, если бортов скопится хренова туча, не дождёшься ни обслуживания, ни заправки, ни вылета...» – Командир утвердительно кивнул: «Тюмень – столица деревень, так тому и быть!... Будем занимать эшелон десять сто, а потом, по полётной массе и конкретным условиям, попросим одиннадцать сто... Опасные метеоявления...?» – вопросительно взглянул на второго пилота.
Тот нехотя сунул руку в кармашек справа от себя и выхватил бланк с погодой: «Нормально. Пока ничего нет, но в районе Перми будет проходить фронт, возможна кучёвочка с болтанкой и отдельные внутримассовые грозы...» – Командир снова кивнул и продолжил: «Пока отсутствуют, но надо быть повнимательнее. Штурману следить и обходить визуально или по локатору с докладом УВД... Вполне вероятно, что на снижении обойдём остатки гроз, если не рассосутся... Ветерок должен помогать, но не сильно... Так-с. Что там дальше?»
Экипаж сосредоточенно внимал, но каждый доделывал предполётные операции, которые никакой технологией не предусмотришь. Бортинженер одной рукой дописывал в графах бортжурнала в алюминиевых корочках какие-то данные, расписывал требование на топливо, переводил литры в килограммы, сверяясь с заявленной плотностью и калькулятором, другой шерудил в своём портфельчике, попутно доставая свежие газеты и какие-то журналы, а штурман, смачно попыхивая сигареткой, готовил на клочке бумажки информацию о рейсе для пассажиров. Туда вписывались пролетаемые крупные города, чтобы позже подставить расчётное время пролёта, отдать старшей стюардессе (бригадиру бортпроводников), а она, в свою очередь, доложит всё это пассажирам через радиотрансляцию.
Командиру подсказывать не стали – пауза возникла чисто номинальная. «Скороговорка» была настолько отработана и зазубрена, что не нуждалась ни в чьей посторонней помощи. При желании, любой член экипажа запросто смог бы отбарабанить данные не хуже командира. Молчали для приличия и из уважения – не по рангу вмешиваться, пока не спросят конкретно. Форточки пилотов находились в сдвинутом положении, а вентиляторы усиленно выгоняли дымок из кабины как раз через оба окна.
Залётная муха носилась ошалелым жужжащим метеором, сосредоточенно пытаясь разбить мозги всмятку о переднее остекление кабины, но никак не решалась её покинуть. Вернее – это не получалось... Видимо, ей страшно захотелось на халяву пролететь до самого Якутска, но возникли определённые сомнения в выигрышности такого вояжа: муха приближалась то к одной форточке, то к другой, пыталась протаранить лобовые стёкла, но вылететь на волю мешали воздушные струи от вентиляторов... Приглушённая громкая связь доносила доклады других бортов, находящихся на перроне, но на это почти не обращали внимания: их борт не вызывали, а они ещё не были полностью готовы для полноценного запроса на запуск двигателей.
«Полётная масса... Центровка... Взлётаем на взлётном режиме... Номинал разве не проходит?» – штурман и второй сверились с фактическими данными о погоде и помотали головами, отрицая такую возможность, – «Ну, да! Давление не входит в рамки разрешённых параметров, а жаль... На взлётном... Скорости на взлёте... С чистым крылом... Инженеру следить за срабатыванием РИО и докладывать об обледенении!... Пилотирование слева, контролирующее управление и связь – справа, на эшелоне – штурман... Если неясных вопросов нет, просим запуск... Инженеру после получения разрешения установить связь с «Землёй» (авиатехник под самолётом), двигатели запустить!... Давай, Миша, проси побыстрее – задержка корячится, а оно нам надо?! Ещё полстраны впереди... От Свердловска до Томска тебе рулить...»
Я сидел в кресле лоцмана и внимал происходящему с немым восхищением, в глубине души немного пугаясь, но вместе с тем, и очень радуясь тому, что скоро сам займу рабочее место штурмана. Отлетать бы программу ввода поскорее! Наверное, когда-нибудь и ко мне тоже станут обращаться за советом, как правильнее поступить... Страшно хотелось отвечать так же солидно и со значением. Но пока только наблюдал со стороны, впитывая рабочую атмосферу... Муха забавляла и отвлекала. Штурман деловито скатал газетку в рулончик и неоднократно попытался пришибить мерзавку, но тщетно – «безбилетница» убоялась и скрылась где-то в недрах гардеробного отсека... Похоже, вылетит где-нибудь на стоянке на Урале или в Сибири, если раздумает знакомиться с якутскими сородичами...
Миша, второй пилот, нажал кнопку внешней связи на штурвале и запросил: «Ленинград-руление, 85 567-й, стоянка шесть, информацию «Василий» принял, разрешите запуск...» (аэродромная метеоинформация, передаваемая каждые полчаса и имеющая алфавитный порядок, выраженный первыми буквами имён – Анна, Борис и т.д. В английском варианте – Альфа, Браво, Чарли, Дельта...).
Через пару секунд ожили громкоговорители, потому что регулятор штурман крутанул на максимум: «85 567-й, Ленинград-руление, пока ждите и отработайте с «Транзитом». – «Начинается!» – недовольно пробурчал Миша, переходя галетником на вторую радиостанцию, где заботливый Серёга-штурман моментально выставил нужную частоту. – «Транзит, 567-й у вас на связи. Что хотели?» – «567-й, там опоздавшая семья на регистрации, не могли бы вы подождать минут десять? Или отказываетесь?»
Отказать «Транзиту», обладавшему мелодичным, вежливым и приятным женским голоском, было вполне возможным, но только не в этот раз. Рейсы в Якутск летали всего два раза в неделю, опоздание грозило неминуемым вычетом из стоимости билета, а ожидание следующего рейса северянами, массово возвращавшимися из отпуска практически без денег, обрекало любого на невыносимые муки и страдания. Что уж тут говорить о целой семье?!
Однако, Миша принять такого решения самостоятельно не имел права, поэтому вмешался командир: «Транзит, 567-й, поторопите перевозки, пусть долго не канителятся. Подождём... Багажа у них много?» – вопрос риторический, это понимал каждый: с кейсом и налегке никто из отпуска не возвращался. Однако, вполне вероятным мог быть вариант, что опоздавшая заполошная семейка летела до Челябинска или Томска, что, впрочем, никак не влияло на количество перевозимых вещей...
Ответа на вопрос не последовало – в «Транзите» тоже работали не первый год. Раз экипаж кукарекнул, что подождёт, то какая, собственно, разница, много багажа или мало. Однако, снова нужен трап... А это – отдельная история. В метеорологии есть понятие «тропопауза», а у пилотов шутка – «трапопауза», то есть, время между заруливанием самолёта на стоянку и подъездом «ступенек». Но и это не самое вредное. «Лестница» может находиться в зоне видимости, а траповщика-шофёра днём с огнём не сыскать – умотал куда-то по своим делам! Таким образом, «трапопауза» иногда растягивается на совершенно неопределённое времечко.
Мудрый «Транзит» предвосхитил вопрос и через секунду добавил: «Траповщика и трап обеспечим. Уже вызвали. Вам – спасибо...» – Командир снял наушники, повесил на рог штурвала и обернулся к бортинженеру: «Земля» на шнурке? Скажи, что ждём отставших, пусть пока отдохнёт – на связь после досадки.» (слэнговый «шнурок» – провод самолётного переговорного устройства, подсоединённый к разъёму на нижней части фюзеляжа для связи с авиатехником) – Инженер продублировал команду невидимому собеседнику и тоже снял наушники: «Серёга, а ты отвальную когда намечаешь?»
Штурман, для которого рейс являлся заключительным перед выходом на пенсию, отложил бумажку, неторопливо вставил ручку в специальные пазы на спинке кресла второго пилота и устало произнёс: «Это уж как с вашими выходными получится. У меня-то теперь времени навалом... Если дня три-четыре выпросите, то смотаемся сначала под Кангалассы на лодке, водочки попьём, на островах побичуем, рыбкой и шашлычками побалуемся... А потом – можно народ пригласить куда-нибудь. Только сомневаюсь, что столько выходных вам обломится, да и всех летом не собрать – работы через край! Вы уж в эскадре клянчите, канючьте жалостнее, бейте поклоны и божитесь отбатрачить, сколько надо...» – С этими словами развернул газету и продолжил разгадывать начатый кроссворд.
«Классно!» – подумал я, наблюдая за тем, как развиваются события, – «Всё очень солидно и последовательно. Никакой спешки или нервной реакции. Скорее бы добраться и – в бой!» – Тоже снял наушники и повесил на откидной крючочек. В дверь постучали, тут же вошла стюардесса: «Ребята, чего ждём-то? Народ уже взмок и волнуется... Что сказать-то? Или сам объявишь, Борисыч?» – это уже относилось только к командиру.
Тот хитро прищурился и ласково попросил: «Марина, сама скажешь открытым текстом – мол, люди, не паникуйте и не напрягайтесь – у ненормальных всё нормально! Обычная заминка – ждём опоздавших. Попить им дайте, а нам пусть девчонки кофейку организуют по-быстрому... Все будут? Что-то глазки на солнышке слипаться начали, надо бы взбодриться чуток... Только не надо объявлять, что наш самолёт пилотирует пилот первого класса, заслуженный мастер парашютного спорта...» – Марина улыбнулась, кивнула и собралась уходить, приоткрыв входную дверь. А солнце, действительно, шпарило вовсю, заливая всё в кабине ярким светом... Штурман Серёга, сидя вполоборота, добавил Марине: «Заодно с бригадой подумайте – пренебрежение тем, чем нельзя пренебрегать. Восемь букв, четвёртая, скорее всего, «в». Если не ошибся в пересечениях. Что-то у меня не бьётся кроссвордик, зараза такая...»
Марина выскользнула за дверь, а я закрыл глаза и мысленно стал перебирать варианты ответа. Через минутку осторожно предложил: «Может, забвение?...» – Штурман оживился: «Сей момент проверю... Так – тут у нас бородатая антилопа из трёх букв. Гну – однозначно! А здесь – глухой и сонный «человек-птица»... Тетеря?! Всё правильно – забвение «прокатывает»...» – Бодро «добил» словечко, одновременно подмигнул мне и показал большой палец... Настроение ринулось вверх и у меня, и у Серёги. Он быстро вписывал буковки, бормоча что-то под нос, но потом закапризничал: «Братцы, не спите, а то уснёте! Мне ведь скучно. А рейс – финальный. Ромка, травани анекдотец про задержку. Кроссворд уже отшарашил – что в полёте-то буду делать?!...»
Ромка, бортинженер, идею не поддержал. Анекдот про задержку рейса казался настолько бородатым, что даже я его знал. Там довольно скабрезно обыгрывается слово «задержка», намекая на женские критические дни. Вроде того, что на вопрос бортпроводницы: «Ребятки, у нас что – задержка?» – пилоты хором кричат: «Это у вас бывает задержка, а у нас – лишь небольшая проблемка-неувязка.» – Но есть по этому поводу и малоизвестный афоризм: ни один рейс никогда не вылетает по расписанию. За исключением того раза, когда вы сами опаздываете, и вам бы не помешало лишнее время, чтобы успеть на самолёт.
Ромка слегка призадумался и наморщил лоб, краем глаза наблюдая, как командир пытается отрегулировать откидной щиток на манер автомобильного солнцезащитного козырька, чтобы свет не так бил в глаза. В кармашках щитка покоились графики поправок к высотомерам, указателям скорости и девиационные «кривульки». Всё-таки дневное светило сильно донимало, заставляя откидываться в кресле или скособочить голову. Даже мне, сидящему сзади, это мешало, поэтому, не долго думая, решительно снял форменный пиджачок и по-хозяйски повесил на плечики в гардеробный закуток. Штурман одобрительно заметил: «Привыкай, брат. И рукавчики рубашки закатай, удобнее будет.»
Роману что-то пришло на ум, он ехидно подковырнул: «Серёга, ты же у нас крупный спец по оборудованию – подмог бы Борисычу сориентироваться и закрыть щёлочку!» – Штурман лениво ответил: «Я-то спец, но по компасам и курсовой системе... Сам справится, не маленький!» – Бортинженер не отставал: «Могу анекдотец как раз про бескомпасное ориентирование...» – Борисыч согласился: «Шпарь, как на духу, и столик приготовь, Маришка скоро с кофеём придёт.» – Он уже справился с козырьком и с видимым удовольствием откинулся в кресле.
«Значицца, так: посреди Атлантики на резиновой надувной лодке болтаются на океанских волнах чудом спасшиеся после авиакатастрофы командир и штурман самолёта. Уже не первый день! Командиру всё надоело, он задумчиво глядит на штурмана: «Так ты говоришь, что всё что помнишь из раздела «Бескомпасное ориентирование», это что мох растёт на северной стороне деревьев…?» – Борисыч хохотнул, а Серёга меланхолично рассудил: «Командиры, они такие! Обидеть штурмана только ленивому лениво – святое дело. Это даже захудалому проводнику-стажёру по силам и очень запросто... Борисыч, ты не щурься как хохляцкий китаец на сало, ослепнешь, как тот котяра перед миской сметаны. Очочки достань, креслице подальше отодвинь. По всему видать, десятком минут не обойдётся.» – Эфир загробно молчал, и никаких автобусов от аэровокзала не отъезжало – это даже мне через форточку было видно. Аэровокзал обозревался, как на ладони.
Ромке анекдота показалось маловато, он с воодушевлением начал другой: « Борисыч, тут мне в эстафете про слепых лётчиков рассказали, тоже в тему будет.» – Командир отмахнулся: «Валяй, балаболка! И сказал же – столик приготовь – сам разбадяживать будешь. Заодно сумму заправки проконтролируй точнее... Заначка, конечно, есть, но она не вечная.»
И Ромка начал «валять», выдвинув столик, чтобы места стало побольше для размещения подноса с чашками для кофе: «Пассажиры сидят в самолёте, ждут вылета, а он никак не взлетает. Им объясняют, что пилоты ещё не приехали. Наконец, показались пилоты, и пассажиры удивлённо замечают, что оба слепые: один ощупывает дорогу палочкой, а другого ведёт собака-поводырь. Среди пассажиров – полное недоумение... Пилоты садятся в кабину, запускают двигатели. Среди пассажиров начинается паника. Самолёт выруливает на дорожку и начинает разгоняться. Пассажиров охватывает смертельный ужас. До конца полосы остаётся триста метров, двести пятьдесят, двести, сто.... Пассажиры истошно кричат, и тут самолёт резко уходит вверх и благополучно взлетает. В пилотской кабине один пилот говорит другому: «Вот дождёшься, однажды пассажиры не закричат, и мы точно разобьёмся!»
Второй пилот рассмеялся: «Последнюю плиту на полосе всегда ж...ой чувствуешь – самый лучший индикатор! Надо бы Марине подсказать, что новое развлекалово пора освоить – авиационные анекдоты для особо мнительных пассажиров. А то их Шатунов уже до слёз, наверное, своими «Розами» довёл или до нервной истерики.» – Борисыч обернулся на звук открывающейся двери, – вновь вошла Марина с подносом, – «А мы её сейчас и спросим – как там наши пассажиры? Сильно капризничают?»
Старшая бортпроводница поставила принесённое на столик бортинженера и успокоила: «Что ты, Борисыч! Сидят спокойненько и тихонечко, как зайчики. Попили, освежились и притихли. Наших там много – узнала кое-кого. Усть-Нера, Батагай, Зырянка, Тикси, Саскылах – нормальная публика, привыкла и не к такому! Им из Якутска ещё лететь... Лишь бы детишки не суетились. Хорошо, хоть грудничков нет... Долго ещё? Что обещают?»
«Обеща-а -ют!» – неопределённо произнёс командир, наблюдая за тем, как Роман «в строгом соответствии» с привычками насыпает из пакетиков кофе и сыплет сахарок. – «Володе не забудь. Ты сколько предпочитатешь? Или чаю?» – Я понял, что это уже обо мне вспомнили, хотя забыть казалось невозможным – кабинка рассчитана на четверых, а каждое «внеплановое» тело тут же обостряло ощущение тесноты. Да ещё и довольно крупногабаритная Марина, стоявшая в проходе, ни коим образом не расширяла пространства.
От чая я отказался, предложив Роману отдать поднос, чтобы ему удобнее было определяться с окончательной заправкой. Сделал себе кофе по собственному разумению и вкусу. А командир не отпускал Марину: «Скоро уже, не волнуйся. Лучше скажи, ты на права сдала? Женька-то твой недавно на машине к штабу подкатывал. Лихо так и с понтами!» – «Учусь пока, Борисыч, некогда особо заниматься. Говорят, скоро семьдесят шестые поступят, так мой собрался на переучивание. Посмотрим, как оно будет... Сам ведь знаешь: приезжаем юными дурочками и на год-два, от силы, а потом выскочишь замуж, родишь, обживёшься, привыкнешь... Квартиру только в прошлом году получили, дачу хотим... Надоело мыкаться по «шанхаям» и по съёмным. А в «кошкином доме» сколько промучились?! Вспоминать тошно... А там, глядишь, и пенсия... Мой хочет сто тридцать два заработать, уже осталось лет пять.»
Командир пообещал: «Переучится и заработает! Серёга-то заработал. Теперь будет посиживать на садике-огородике своей Кубанщины и в ус не дуть. Сто тридцать два рябчика – это потолок. Но на него вполне прилично можно жить-поживать и нового добра наживать... Я к чему спросил-то – боязливых на борту много? А то Роман может развлекалово устроить пока ждём...»
Бортинжнер сразу уселся на любимого, видимо, «конька» и выпалил: «Марина, авто – это круче самолёта. Зацени: в самолёте рядом сидят двое. Один спокоен, читает газетку, пообедал, выпил кофе, хорошо ему... Как нам сейчас! Сосед всё это время дрожит мелкой дрожью и ни к чему не прикоснулся. В конце концов, первый не выдерживает и говорит: «Ну что вы трясётесь, ей богу! Автомобили вот гораздо опаснее самолётов. Зять купил машину, правила выучил, экзамен сдал, ехал себе спокойненько, скорость не превышал. Так что вы думаете? На него самолёт упал!!!»
Марина притворно ужаснулась: «Тьфу на тебя, Роман! Сплюнь... Кирпичом тоже накроет в подворотне – не обрадуешься. Пошла я уже, вон и трап подъезжает...» – Следом за трапом показался автобус. Кажется, время задержки истекло. Теперь начнётся самый настоящий полёт, а происшедшее было всего лишь привычными и обыденными «развлекушечками» в промежутке...
(продолжение следует)