Вчера 30 марта 2012 года ко мне вернулся утраченный дар. Теперь я снова вижу сновидения. Я счастлива.
Солнечный луч греется на моей руке. Маленькая ладошка сжимает лопатку. Синяя лопатка копает песок. По траве ползут красные в черную крапинку солдатики. Пахнет чем-то разным. С одной стороны – темным сырым углом. Между забором и соседским домом никогда не гулял солнечный луч. С другой стороны - пахнет прогретым песком и солнцем. Плюс запах чистой детской распашонки, прокаленной солнцем не слабее, чем утюгом, смешивается со своим же белоснежным цветом и нежной кожей детских рук. Отроду мне годик. Даже фотография есть.
Однажды я просто проснулась. Не помню, где, в каком именно городе Украины. По-моему, это было где-то на западе. Там все говорили по-украински. Накануне вечером чьи-то слёзы лились прямо в мои глаза и возвращались по моим щекам сначала в ковер, потом я их сбрасывала рукой и они разлетались. Сердце чеканило каждое слово этих людей, этого человека. Отзывалось болью. Мозг кипел. Хотелось помочь. Но я не была Богом. Я не могла воскресить. И наказать я тоже не могла. Мы записали интервью штук семь, с ноги открывали какие-то двери, за нами ничего не было, кроме камеры и логотипа телеканала, а потом поехали искать ночлег. Я не помню, кто был водителем и оператором. Скорее всего, Слон. Скорее всего, Виктор Иванович. Водитель очень беспокоился, что в радиусе ста километров нет ни одной приличной гостиницы. Мы ехали по трассе, чтобы утром вновь вернуться отписать прокуроров и милицию. По началу за нами крутились милицейские машины. Но, видимо, навели справки и испугались имени нашего хозяина. Это впервые так со мной случилось, что я помню поиски ночлега, но не помню ни одного сна. Мы его долго искали и нашли где-то под аэропортом. Я зашла в номер. Кровать бросилась в глаза и успокоила. Я смогу лечь и уснуть. Это главное. Лечь и уснуть. Чтобы забыть всё. Чтобы утром проснуться и понять, что всё увиденное и услышанное было сном. Что мальчик жив. Что дерево никто не сжёг. Что по телевизионному кабелю идёт мультфильм.(http://www.proza.ru/2012/07/10/1110)
Нечаянно бросаю взгляд в зеркало. Черная от загара кожа и белые от солнца короткие волосы. Открываю дверь. Глаза закрываются от света. Их прямо сводит. Такое яркое солнце. Я иду в огород. Трава щекочет ноги. Я уже значительно выше собаки. Она сидит в тени своей будки. Узкая дорожка в огород выложена камешками. Здесь много высокой травы и укропа. Тут можно долго смотреть в небо. Тут жарко. Земля стрекочет. Я тогда ещё не боюсь никаких гадов. Прищурив глаза, смотрю в небо. Там между укропными парашютами белым по голубому чиркают самолёты. Неба видны всего каких-то полметра. И я не знаю, будет ли лететь самолет именно здесь. Затаившись жду. Затылок упирается в мягкую траву. По звуку уже знаю, что вот-вот он появится и он появлялся. Я провожаю его взглядом. Сердце начинает биться. Я думаю, что в самолёте полно людей и они куда-то летят и даже не знают, как выглядит их самолёт вот из-под этих укропных кустов. Я подпрыгиваю и самолет становится значительно ближе, а небо больше. Я была уверена, что и со мной произойдёт также. Что буду лететь по делам и даже не подумаю, что кто-то вот также провожает меня взглядом. Потому что могу просто забыть. Я ошибалась.Не забыла и иногда очень остро чувствую, как сознание того человечка вопросительно смотрит на меняот лица всей планеты.В другие разы я брала карту. И по траектории полёта смотрела, откуда и куда летит самолет. Представляла, на каких языках говорят в нём люди.
В номере даже была горячая вода и кондиционер с теплом. Я быстро прыгнула в душ и под одеяло. Сон почему-то не шёл ко мне. Я попробовала и на одном, и на другом боку. На спине, на животе. Нет. Единственное, что всегда хорошо получалось в этот раз стало невозможным. Я открыла комп. О, счастье. Здесь есть мой провайдер. Контакт, скайп, просто счастье. Общаться с себе подобными. На какие-то абсолютно бредовые темы. О, а еще стихотворения. Как можно более далёкие от того, что я увидела и услышала. Когда солнце взошло и полетели самолёты, я уснула. Часа на полтора точно. Когда проснулась, даже и не заметила, что мне ничего не снилось. Я не хотела просыпаться. Но некому было сказать, что я заболела, что я не могу. Через час была следующая съёмка. Водитель с оператором наверняка уже проснулись и пьют кофе. Курят и пьют кофе. И дают мне возможность поспать ещё немножко. Самую малость. Щадят. А может, тоже не кому сказать. А я –начальник сюжета. Помните, как в детстве разбежишься со всей силы и плюхнешься на асфальт руками, лицом, коленями. Потом кровь как выступит и пока кожа не зарастёт, целую неделю она саднит, дерёт, царапает и ты ничего и никто ничего - не может с этим поделать. Пока не заживёт -само собой. Вот точно также тогда было у меня. Только болела не кожа, а что-то тоньше. Под ней. Вечером этого дня. Это всё же были Виктор Иванович и Слон. Мы, взяв на себя сверх того, что уже было, провели дезынфекцию. Ночлег нашли в каком-то селе в самом лучшем его заведении была сауна и номера при ней. Париться, естественно, никто не собирался, но есть нам было нужно. Там очень долго готовили и мы взяли какой-то салат из капусты, была зима, и водки. Виктор Иванович больше ста пятидесяти никогда не пьёт, но тогда даже он выпил двести. Слон выпил две бутылки пива. Кто знает Слона, знает, что это значит. Водка забрала в себя часть груза. Абсорбент души. Фильтр. Мы съели что-то из того, что нам принесли и пошли спать. Я снова не видела снов. Но не обратила на это внимания. А обратила, когда заметила себя за тем, что постоянно разглядываю, всплывающие из памяти картинки. Вижу детали. Разглядываю лица ушедших в память людей. Пытаюсь воспроизвести их голоса. Узнала бы я их, если б услышала? Да узнала бы.
Большая машина с оранжевой кабиной и коричневым кузовом. Высыпает песок. У меня в руках прозрачная литровая банка. В неё я собираю бычки. Окурки сигарет. Самосвал валит песок. Потом мне мама скажет, что я жевала бычки, я съела целый Камаз песка.
Одна только память того, что было и ни одного варианта будущего. Ни одного сновидения, где бы всё это смешалось, и я бы могла немного пожить, немного вздохнуть. Океан бессознательного. Я не знала, как к нему подойти, чтобы он принял меня. Два долгих года я не могла погружаться в него через сны. В это время я написала рассказ «Музыкантики».
Мы сидели за столом. Вчетвером. Такие же маленькие, как и я люди. Ели манную кашу. Было ещё много столов. Большая женщина в халате ходила и наклонялась к нам. Я не помню её голоса.
Все эти светлые воспоминания детства вместились в 10 тетрадных страничек. Чтобы никогда не забыть. Так я дожила до места, в котором кончилась детская память, но так и не увидела снов. Между мной и ими пролегла стена событий. Спрессованное время, которое я не успевала осмыслить. Железобетон. «Камаз» песка и маленькие песочные часики. Я была только наяву. Вход в сон мне что-то запрещало. Как старые чёрно-белые фотографии я перебирала картинки на полочках памяти, сдувала с них пыль, прикладывала к сердцу. И это был не мой интерес, а тех, кто жил до меня и чьей немой тканью является моё тело. Я только чувствовала удовольствие от ощущения бесконечности жизни и того, что все они живут во мне.
Буква Гусь и буква Ёж лежали передо мной в комнате на ковре. Мои ноги были в рельефных советских колготках. Не помню цвета. Вдруг кто-то сзади взял меня подмышки и понёс от кубиков. Они становились всё меньше, пока дверной проём не срезал их .
Я не спала. А если засыпала, то каким-то беспробудным сном. Из слов других людей иногда на дно моих глаз падали крохи спящего смысла. Они не могли заинтересовать меня, хотя интересовали искренне. Потом и эти люди перевелись. А если попадались, то были мне ненавистны. Мои слёзы высохли и больше не бежали навстречу чужим. Каждый, кто кидался к камере, видел в ней исход своих событий, верил в то, что она поможет, а она просто работала, если оператор не забывал нажать на rec. Эти люди не знали , что есть формат. Что они всего лишь паштет для телебашни, в лучшем случае – шпроты. Они думали, что вот сейчас весь мир узнает об их беде и правда, конечно же, восторжествует.
Тёмно-зелёный уазик вёз меня куда-то. Мама сидела слева. Поддерживала меня за всё моё тело. Оно вмещалось в одну её руку. Так я попала в больницу, где на глазах детей и санитарки отделилась от мира вещей и заявила о своём присутствии чётким словом «Я!!!» Слева внизу лежала моя песочная какашка, а справа сверху нависло краснеющее лицо санитарки, её рот широко открывался, прядь черных волос ползла из её хвостика со лба на щёку.
«Крупная рыба на мели дохнет и всплывает вверх брюхом. Я видела однажды, как всплыло сразу с десяток рыб. Кто-то взрослый мужским голосом сказал: «Ей здесь нечем дышать. Для жизни ей глубина нужна. Там вон русло перекрыли. Задушили реку и она уснула. Снулую рыбу трогать нельзя». Странное слово – «снулая».
Уже который день я была на мели. Закрывая глаза по ночам, я не надеялась увидеть ничего. В пустоту ложилась, из пустоты вставала. Детские воспоминания больше не всплывали, и поверхность моего сознания иногда пронизывали статические разряды. Я лежала в постели, а на самом деле висела на тонком волоске жизни тяжёлым свинцовым грузом и поплавок мой исчез с поверхности и не кому было дёрнуть удочку. Мне нужна была помощь, но это невероятно. У меня все в порядке. Со стороны – вообще замечательно. Но я больше не могла скрываться. «Телефонный звонок как инъекция морфия» - Прекрасно спето. Это об этом. Жать зеленую трубку напротив ОК. «Не могу говорить. Пиши. Перезвоню через полтора часа». « Я успею к этому времени умереть». «Нужно, чтобы ты подержала меня, пока я не усну». Вот оно как. Твой друг. Кому ты доверяешь, чтобы он знал, что с тобой происходит. Даже этого достаточно. Я уснула.
Вдруг всё изменилось
Все началось с того, как Алёна, встреченная в поезде, упала с лошади. Единственное препятствие, ставшее у неё на пути – травма. Две точки в её позвоночнике стали как та одна, что есть в каждом, даже самом толстом стекле. По преданию – редкий человек знает, как её нащупать и одним лишь касанием пальца разбить огроменное стекло. Теперь любое препятствие может стать для неё последним. Так было и до травмы, но тогда она была другой Алёной и об этом даже не думала. Она пронеслась пару раз мимо нас с Бо. У меня в руках был свёрток с домашними котлетами, которые я нечаянно украла из багажника машины Бобиной мамы. Бо хотела их выкинуть. Я сказала, что это преступление выкидывать бабушкины котлеты, когда ты сам хочешь жрать. Бо ненавидит запах еды в купе. Поэтому мы нашли страннейший компромисс. Съесть их на перроне. Румяные они выглядывали из фольги и готовы были прыгнуть в топку сами. Я знала, что потом их мне не съесть, потому что Бо ненавидит даже самый намёк на запах мяса внутри поезда. Вокзал, повсеместная спешка, железные колёса, курящие люди и котлеты. Только мы нашли пространство, где запах котлет не помешает никому, только я открыла рот: «Пожертвуйте на храм!». Голодный монах сунул картонный сейф мне под нос. «Хотите котлету?!» « Нет, вы что! Строгий пост!» . Я отвернулась. Бо полезла в кошелек.
«Так никто же не увидит!» - сказала Бо, засовывая деньги в коробку. Монах испарился.
«Это у него послушание такое собирать деньги»
«Но он же голодный!»
« Что поделаешь… - задумчиво жуя котлету, сказала я, глазами искала монаха, но он исчез. Мимо пробежала очень стройная девушка. Туда. Потом обратно.
«Вот хорошо, чтоб это она была нашей попутчицей, а то там напряженный парень какой-то едет». Мелькнула и ушла мысль. Мы с Бо пошли за пивом. Удивительно, из шести котлет Бо съела полторы, причем ни одной целой, а только откусывая от очередной моей.
«Странно, мне никогда бы не пришло в голову откусывать у кого-то котлету в таких условиях. Ведь вот возьми и съешь свои котлеты, но нет надо вот так. Ладно пусть как хочет, так и ест. Главное, что мы их не выкинули». Благодаря этим котлетам Бо удалось покорить и напряжённого парня и стройную девушку.
- Его звали Вираж. Он был в холке метр семьдесят, а еще голова. У него такие длинные конечности. Я люблю Ганноверов.
- Это кто такие?
- Это немецкая порода.
В свои почти 30 она выглядит на 20. Подтянутая не то слово.
Потом мы приехали в Севастополь. Вопреки солнечному образу и солнечному Киеву, нас встретил дождь и лицо противного стояночника. Он содрал деньги. Копейки. Но если бы у меня в паспорте была прописка Севастополь, я бы заплатила за 1 день простоя 8.50, а не 15. Это копейки, но как воровито он смотрел на номера машины, как тянулась его рука, как он талдычил: "Вы неместные! Вы из Киева! С вас 15.Были б местные 8.50. вон у нас в правилах написано". "Я неместная? Да я здесь живу!!! Сто лет!!! Понял!" "Покажи паспорт!" "Тебе подлому гаду паспорт показать? Вот мой паспорт!" Быстро сварганенный "фак" запечатлелся у него на сетчатке, надеюсь, надолго.
Дома я легла спать. Просто спать. Мне этого хотелось. И увидела там следующее.
Тело человека в синем гробу. Навожу фокус. Это не человек. Это я. Слева у изголовья в двух метрах стоит Бо. Без эмоций. Справа два священника. Незнакомые. Они стоят и ждут команды. Я еще жива. Просто не могу подать знака.
- Что же вы делаете? Зачем меня хороните. Почему я не могу встать и пойти. Вот же я все это вижу и слышу, а вы меня - нет.
Вдруг я понимаю, что вижу все это в видоискатель камеры. Бо, гроб, себя и священников, и они ждут команды режиссёра.
- Вставай, давай. Иди спать в комнату. Отдай подушку.
- Отстань. Я вижу сон.
«Что у нас с кадром? Ищу оператора. Видоискатель камеры одинок»
- Отдай одеяло. Иди спать в комнату.
- Свари мне спагетти. Мне нравится их запах.
Я, Бо и Вова Батюнин сидим в гаражной яме-эстакаде. Должен позвонить Саша. Крутой мэн. Хозяин гаража. Бо и Батюнин говорят: «Давайте накроемся брезентом. Нас никто не заметит, даже если посмотрит сверху». Они накрываются и таятся. Тревожно всем.
« Слушайте, ненавижу прятаться и таиться. Мы в чем-то виноваты? Давайте в этом признаемся и все будет ок!?» В этот момент в гараж заходит Саша и звонит мне на флешку, в которой я храню видео. Я подношу её к уху…
- Идем кушать! Паста готова!
- Щас секунду. - Эти хорошие итальянские спагетти наполнили квартиру живым духом. Будто бы Бо взяла и изъяла меня из реальности моего сна. Как фотографию выхватываешь из-под луча света и бросаешь в проявитель. Сон кончился, но ощущение не исчезло. По мне ползло чувство опасности. Рядом были мои товарищи. Они спрятались под брезент, думая, что их не видно и опасность пройдет мимо, а мне на флешку звонил человек, который только что вошел в гараж, тот самый, который и источал эту опасность, и вот он уже подходит к яме и мне нужно отвечать вслух, но сделать это так, чтобы он не понял, что мы здесь. Во сне я понимала, что это очень сложная задача, но верила в то, что и её можно решить, но не знала как. Если бы не спагетти, этот сон закончился бы плохо. Их живой дух поднял меня и привел на кухню. Сыр и кетчуп с чилийским перцем.
«Лучше любой огненной воды. Еще ромашки и всё ок.»
Я поглотила тарелку за пару минут и направилась к термосу. В нём меня ждала моя ромашка с шиповником. Шикарный настой трав на воде. Я налила и увидела жидкость блеклого цвета.
- Где моя ромашка?
- Там было немного. Я выпила и заварила «шипшину».
- Ой. Ну это совсем не то, чего я ожидала. Ладно, пойду спать.
«Если ты продолжишь делать вещи «хайскул», то можешь вернуться. Кирилл почему-то выглядывал из-под какой-то декорации, как из окошка киоска. Я перевернулась на другой бок. В зале было очень светло. Из этого мы сделали вывод, что до спектакля оставалось достаточно времени. Рядом со мной была Надя. Мы заняли свои места и приготовились смотреть. Приглушённо раздавалась музыка.
- Слушай, она снова перепутала музыку. Как так можно? Я пишу и пишу, а она путает.
- Ты пишешь музыку?
-А что об этом никто не знает? Ты этого не знаешь?
Я повернулась, чтобы разглядеть свою спутницу. Справа от меня сидела Земфира.
- Ну, да ты пишешь музыку. Это все знают.
По сцене шла высокая худая дама справа налево. Маленькая игрушечная детская коляска остановила её.
- Ты видишь? Она нелепо смотрится на сцене. Ты это видишь? Эта колясочка она теряется. А эта дама она всё выше и выше. Ты видишь?
Я повернулась, чтобы разглядеть свою спутницу. У неё был до боли знакомый голос. Справа от меня сидела Дина.
- Ну, да вижу. И что?
Юга тянул меня в сторону. За руку. Плотно закусив зубами.Я проснулась.
- Ну, да ладно. Пойдём погуляем.
Когда мы возвращались, мы заметили маленького мальчика. Он был в красных доспехах. Просто стоял напротив подъезда. Один во всем дворе.
- Привет.
- Здравствуйте.
- Играешь?
- Нет. Ведь я один. А как одному можно играть?
-Юга, сидеть!
-А что других детей больше нет?
- Будут. Летом приедут.
-Ой. А какую же тебе игру предложить… Я в детстве играла в камешки и песок. Перебирала камешки и лопаткой поднимала песок. У меня не было, конечно, таких доспехов…
-Это мне дедушка подарил. Очень давно. Потом он умер прямо в море. Потом были похороны. Я думал – хоронят другого человека, но бабушка сказала, что это дедушка…
-…
-Теперь мы... нас осталось…- два пальца мальчик показал мне
-Даня, а ну давай домой, - вышла из подъезда бабушка. Данька побежал к бабушке. Я зашла в подъезд. Села за комп и написала это.