Со времен реформации протестантские церкви отрицают молитвы за усопших. Хотя в лютеранском календаре и присутствует День поминовения усопших, но речь идет о простом воспоминании о них. В классическом лютеранстве не предполагается, что молитва за усопших может как-то изменить их судьбу. Лютеранский молитвенник не предусматривает каких-то частых, тем более ежедневных, молитв за ушедших из жизни. Вот пример: «О милостивый Боже, Отче Небесный! Сегодня, вспоминая кончину …, мы смиряемся под Твоею могучею десницею .. Мы благодарим Тебя, Господи, вспоминая о …, за (его/ее) время пребывания среди нас, за (его/ее) труд и служение, за наше братство с (ним/ней). На примере (его/ее) кончины .. помоги нам осознать, сколь мало дней нам осталось и сколь кратки эти дни .. Отче, даруй нам наше братство друг с другом в течение этого краткого и драгоценного времени благодати, помоги нам приготовиться к братству со святыми, уже достигшими Небесного дома и к братству с Тобой в неизменной и вечной радости. Аминь» . Как видим, это нельзя назвать молением об упокоении. Об усопшем просто вспоминают, а молятся - о себе. Православные авторы (напр., св. Николай Японский) не раз отмечали, что протестантские молитвы об упокоении – это только повод, чтобы молиться о себе. Получается, что люди не столько озабочены судьбой ушедшего из жизни, сколько своей собственной. В рамках протестантского учения о спасении это вполне естественно.
Но если мы обратимся к символическим книгам раннего лютеранства, то его позиция в данном вопросе будет не столь однозначной. В Апологии Аугсбургского Исповедания Меланхтон говорит: «Нам известно, что древние говорят о молитве за мертвых, которой мы не запрещаем. Однако мы не одобряем отправления ex opere operato Причастия за мертвых» . Чуть далее Меланхтон отвечает своим католическим оппонентам, которые связывали лютеранское отрицание молитвы за умерших с ересью арианства. Назвав своих критиков ослами, Меланхтон упоминает, что св. Епифаний Кипрский порицал Ария за то, что тот доказывал бесполезность молитв за усопших. Разумеется, соратник Лютера спешит уверить, что «мы не защищаем Ария», мы, дескать, только отрицаем магическое понимание мессы, согласно которому определенное количество месс автоматически освобождает усопшего от тягостной судьбы, независимо от его воли. С этой критикой учения ex opere operato православные солидарны. Кажется, что лютеране не столько против молений за мертвых, сколько против злоупотреблений католичества. А если эти злоупотребления убрать, что дальше? Как быть с тем, что молитвы за умерших вроде бы разрешаются? Недаром Стивенсон пишет, что этот фрагмент Апологии может испугать «современного лютеранского читателя» . Что же их так пугает? Неужели необходимость молиться за собственных близких? Вот это христианская любовь!
Стивенсон считает данную фразу из Меланхтона уступкой. Это вероятно. Известно, что Меланхтон был мастером компромиссов и умел находить слова, подходящие разным исповеданиям (иногда кажется, что это просто незаменимый человек для нынешних экуменических собраний). В той же Апологии он утверждал, что лютеране одобряют почитание святых. Затем, правда, разъясняется, что это почитание сводится лишь к воспоминаниям и, в некоторой степени, к подражанию (учитывая, что лютеран не устраивает монашество и многие элементы аскетизма), но никак не к молитвам святым. Собственно, само построение фраз, - «мы не запрещаем», «мы не защищаем», - наводит на мысль, что автор постоянно оправдывается, стесняется сказать открыто о протестантской доктрине, не желая при этом признать правоту своих оппонентов. Ведь можно было бы сказать: мы, лютеране, согласны, что нужно молиться за умерших, мы разрешаем такую молитву; но нет, - «мы не запрещаем», - так да или нет? Конечно, ортодоксальный лютеранин 16 века никогда не стал бы защищать Ария. Но вместо того, чтобы написать «мы опровергаем Ария», автор Апологии предпочел опять «не». Понятно, что оказаться заодно с еретиком, отрицавшим учение о Троице, - компания не из приятных. Однако фактически так и произошло: лютеранская позиция по вопросу о молитвах за усопших оказалась очень похожей на позицию древних еретиков.
Характерно, что когда Юстас Йонас перевел текст Апологии с латыни на немецкий, то этот спорный фрагмент (мы не запрещаем молитв за мертвых) был убран, и сказано было только о благодарственных молитвах живых вместе с умершими святыми за вечные сокровища, которые даровал всем Бог. После этого и спорить стало не о чем. Впрочем, в 1528 году сам Лютер высказался так: «Что касается умерших, то поскольку в Писании ничего не сказано об этом, я не считаю грехом молиться следующей произвольной молитвой или подобной ей: «Возлюбленный Боже, если эта душа пребывает в состоянии, допускающем милость, будь к ней милостив». И если это сделать единожды или дважды, будет вполне достаточно» . Здесь молитвы за усопших, по крайне мере, в какой-то степени допускаются;.
Впрочем, и сегодня у протестантов не все однозначно в этом вопросе. Англиканский епископ Н.Т. Райт пишет: «..умершие.. остаются нашими братьями и сестрами во Христе. Когда мы совершаем евхаристию, они находятся с нами, вместе с ангелами и архангелами. Почему нам тогда не молиться за них и вместе с ними? Первые деятели Реформации и их последователи изо всех сил старались отказаться от «молитвы за умерших» именно потому, что это было тесно связано с представлениями о чистилище и о том, что усопшим надо как можно быстрее оттуда выбраться. Если отбросить идею чистилища.. нет никаких препятствий для молитвы за умерших и есть все основания - не для молитвы об избавлении от чистилища, но молитвы о том, чтобы умершие наслаждались покоем и наполнились Божьей радостью и миром» (Райт Т. Главная тайна Библии. - С.215). Если это и «реабилитация» молитв за усопших, то какая-то «слабая». Православные тоже отвергает идею чистилища, но они все же молятся за освобождение душ усопших из ада. Готов ли епископ Райт поддержать подобную практику, или у него, судя по всему, речь идет только о молитвах за усопших святых? Или все-таки он продолжает находиться под гипнозом реформационной критики католических представлений о молитвах об освобождении усопших от мучений как «выкупе» и «индульгенции»? Верно, видимо, последнее. Тем более, что тут же автор высказывается против почитания святых, т.к. не «находит» в Новом Завете идеи, что святые на небесах активно молятся за людей на земле или что святым нужно молиться. Из текста следует, что он продолжает видеть подобные идеи в юридическом свете: якобы христиане не могут обращаться к Отцу лично, и потому прибегают к помощи юридических посредников, своего рода адвокатов перед Верховным Судьей. Таким образом, епископ Райт, даже признавая в некоторой степени молитвы за усопших, все же отрицает «активную связь» между небесами и землей, т.к. продолжает воспринимать молитвенное общение со святыми или молитвы за усопших на юридический лад как сообщение «заслуг» и т.д., а не как общение в любви Господней. Но отрицание активной связи Неба и Земли - это отрицание Церкви..
Стивенсон говорит, что литургическое поминовение усопших имеет целью показать реальные узы любви, но это не молитва об их душах, чтобы они преодолели преграду между гибелью и спасением. Какие странные у лютеран узы любви! Получается, что можно один или два раза за всю жизнь «полюбить» своего усопшего ближнего, - и этого достаточно?! Что бы нам сказали наши ближние, если бы мы заявили им, что можем любить их только дважды в течение их жизни? А дальше? А дальше нам наш лютеранский катехизис запрещает. Все же это непонятная, дозированная любовь. Могут возразить: но ведь это любовь к живым, а Лютер говорит о любви к умершим. А что, любовь прекращается со смертью? Или любовь к усопшим выражается только в воспоминаниях о них, а не в стремлении Церкви помочь им молитвой? Мы никогда не должны забывать о том, что у Бога нет резкого разделения между мертвыми и живыми, которое устанавливает реформация, - у Него все живы, и мы всегда должны любить их и стремиться помочь.
Обсуждая проблему загробной участи людей, лютеране критикуют другие исповедания. По традиции, достается в основном католикам, но кое-что перепадает и православным. Осуждается учение о чистилище, с чем в принципе можно согласиться. Православные отвергали эту доктрину задолго до Лютера. Справедливо также замечание Стивенсона, что «лимб некрещеных младенцев», существование которого постулирует католическая церковь, - это спекуляция в области богословия, попытка четко вычертить географию потустороннего мира, о которой так мало сказано в Писании. Критикуя концепцию чистилища, лютеранский автор, тем не менее, весьма благожелательно отзывается о воззрениях Йозефа Ратцингера, поскольку его трактовка пытается смягчить общий «юридический» тон данной доктрины. А в одном месте похвалы Ратцингеру достигают немыслимых пределов: обсуждая полемику католического либерала и модерниста Ганса Кюнга с Ратцингером по поводу бессмертия души, Стивенсон безоговорочно занимает сторону последнего, - «богословие Кюнга обладает надежностью тающей улыбки Чеширского кота, а его нападки на Ратцингера имеют достоинство неистового тявканья шавки у ног Святого Бернарда» .
Хорошо сказано! Только как быть с тем, что в символических книгах лютеранства папа отождествляется с антихристом? Конечно, когда Стивенсон в начале 90-х писал цитируемую книгу, он не мог знать, что кардинал Ратцингер станет папой Бенедиктом XVI, но теперь-то как быть? Выходит, лютеранин источает похвалы в адрес «антихриста»! Нехорошо получилось.. Стоит заметить, что в данной книге акцент на папе как антихристе несколько смягчен. Да, папство идентифицируется с антихристом, но при этом не оспаривается благочестие какого-либо отдельного папы (напр., того же Ратцингера). К тому же, по словам Стивенсона, «лютеранское богословие устанавливает некоторые ограничения отождествлению папства с антихристом .. допускается, что папство не исчерпывает всей тайны антихриста, а скорее воплощает собой наиболее сильное из проявлений этой тайны, с которым Церковь до сих пор сталкивалась в своей истории. Апология отождествляет «царство Магомета» и папство с «частью царства антихриста»; кроме того, Лютер заметил, что изреченное во 2Фес. 2, 7 предсказание исполнилось, когда Цвингли развязал войну против Христа в Его Таинстве Алтаря» .
Если папство только «проявление» антихриста, то с этим при известных замечаниях могут согласиться и православные. В обожествлении папы для православных всегда был явственен дух отступничества. Но представление о том, что папство – наиболее сильное проявление антихристова духа, не может быть разделено. А Наполеон, Гитлер да Ленин со Сталиным и другие монстры 20 века воплощают антихристов дух в меньшей степени, чем папство? Для православия отождествлять католическую церковь с частью «царства антихриста» - это значит не уметь отделять ложь папства от той истины, которая до сих пор присутствует в этом исповедании. Не очень понятно и то, насколько можно сближать ислам (царство Магомета) и католичество (папство). Для Лютера с его полемическим запалом и католичество, и ислам суть законнические религии, а это для виттенбергского реформатора чуть ли не сатанизм. На самом же деле ставить в один ряд ислам, отвергающий божественную природу и распятие Христа, и католичество, признающее все это, было бы весьма неразумным. Если же Лютер увидел «тайну беззакония» из 2Фес. 2, 7 в Цвингли, то православные не будут слишком сильно спорить с этим. Даже если лютеране скажут, что Цвингли - антихрист, мы не будем слишком возражать: конечно, он один из предтеч. Стивенсон полагает, что антихрист в 2Ин. 2, 7, отрицающий Христа во плоти явно указывает на Цвингли и всю реформатскую церковь, отрицающих присутствие Тела Христова в причастии. Суждение довольно здравое. Не следует ли отсюда, что антихрист глубоко запрятан уже в истоках реформации? Добавим, что лютеране не отрицают прихода последнего антихриста, который, по-видимому, уже не ассоциируется с папами. Впрочем, нынешнее лютеранство вообще не столь буквально повторяет мысли эпохи реформации. Например, в современных лютеранских комментариях к Библии, «человек греха» из 2Фес. трактуется так: «Лютеранская традиция называет «человеком греха» папство. Но это должно оставаться лишь историческим суждением, а не библейской истиной. В посланиях Павла «есть нечто неудобовразумительное» (2Пет. 3, 16)» . Т.е. фактически признается, что библейская истина может отличаться от лютеранской традиции, а иначе трудно будет согласовать «человека греха» в лютеранской традиции с антихристом из Откровения Иоанна.
С сожалением приходится констатировать, что либерализм пустил глубокие корни в протестантской эсхатологии. Уже столетие назад Альберт Швейцер предлагал следующую эсхатологическую интерпретацию евангелий: «Осознавая Себя Сыном Человеческим, Иисус возложил руку на колесо мира, чтобы сделать то последнее вращение, которое должно было привести к завершению всю обычную историю. Оно отказалось вращаться, и Он изо всей силы налег на него. Тогда оно действительно тронулось и раздавило Его. Вместо того, чтобы породить эсхатологические обстоятельства, Он разрушил их. Колесо продолжает вращаться, и на нем висит изуродованное тело неизмеримо великого Человека» . Картина апокалиптическая и не такая уж далекая от полного безбожия. Если Сам Бог не устоял перед колесом истории, то кто устоит? В этих словах известного либерального протестанта можно увидеть символическую картину реформации. Это колесо, которое, начиная с 16 века, успешно перемалывает христианские истины; в конце концов, оно перемалывает Богочеловека, распиная Его во второй раз, распиная Его непрерывно, поскольку реформация не может прекратиться ни на минуту. Люди, которые отвергли жертвоприношение Христа в Евхаристии, теперь сами приносят Его в жертву, - в жертву собственным лжеизмышлениям. И эта антилитургия постоянно совершается. Это колесо реформации, как и колесо сансары, приводит к постоянным перерождениям, только перерождения эти все хуже и хуже. И, в отличие от буддизма, эти перерождения приводят ко все большему исчезновению, погружению в «нирвану» реформации, в ад. Как же прекратить работу этой мельницы? Когда изуродованное Тело Богочеловека воскреснет, и колесо перестанет вращаться? Думаю, что на эти вопросы протестанты и сами хотели бы ответить больше всего.
Кроме русского философа Хомякова, Стивенсон по ходу своей книги хвалит также о. Серафима (Роуза) за его критику оккультизма в книге «Душа после смерти». Но похвалы заканчиваются, когда речь заходит о православном понимании посмертного состояния души. Лютеранскому теологу не нравится жертвоприношение литургии за умерших, а также православное учение о мытарствах. Он считает, что православные якобы регулируют утверждения Писания своим преданием. В действительности православные в оправдание литургического жертвоприношения и молитв за умерших ссылаются на 2Мак. 12 и те места Писания, где говорится о молитве всех за всех, поскольку и живые, и мертвые едины в своем предстоянии перед Господом. Литургическая практика древней Церкви доказывает обоснованность таких воззрений. Именно в рамках Предания древней Церкви возникли книги Нового Завета, и если лютеране верят Писанию, то на каком основании они отвергают Предание, восходящее к апостольскому веку? Что же касается, учения о мытарствах, то сами православные признают, что прямо и буквально оно не содержится в Писании. Например, в Догматике митр. Макария читаем: «Как происходит частный суд, - св. Писание не излагает. Но образное представление этого суда, основанное преимущественно на свящ. Предании и согласное со св. Писанием, находим в учении о мытарствах, издревле существующем в православной Церкви» .
Митрополит Макарий приводит множество ссылок на отцов Церкви, начиная с 4-го века, хотя «намеки» на учение о мытарствах видит уже у Тертуллиана, Оригена и св. Ипполита. Мы не собираемся сейчас излагать это учение; заметим только, что православные богословы в данном случае часто цитируют слова ангела, сказанные преп. Макарию: «земные вещи принимай здесь за подобие небесных». Лютеранским критикам тоже необходимо помнить это. Потому митр. Макарий замечает: «Надобно представлять мытарства не в смысле грубом, чувственном, а, сколько для нас возможно, в смысле духовном, и не привязываться к частностям, которые у разных писателей .. при единстве основной мысли о мытарствах, представляются различными» . Как видим, и безо всякой критики со стороны протестантов, православные признают, что данное учение не извлечено в готовом виде из Библии. Но ведь никакая богословская доктрина не извлекается сразу из Писания, - она всегда опосредуется Преданием или преданиями. В частности, это касается и реформаторского «непоминания» умерших. Стивенсон приводит цитату из Роуза о прохождении души через поднебесные заставы, на каждой из которых испытывается та или иная форма греха, комментируя ее так: «Если бы такой путь в точности отображал порядок вещей в загробной жизни, то путешествие кающегося разбойника быстро прекратилось бы при встрече с демонами, несущими особую ответственность за отслеживание грехов, связанных с мятежом и кражей» .
Но, как уже было сказано, в учение о мытарствах необходимо видеть образную картину происходящего, а не «репортаж с места событий». Православные также отвергают аналогии между учением о мытарствах и католической доктриной чистилища: «следует отметить разную степень авторитетности этих воззрений. Если учение о чистилище является догматом Римско-католической церкви, то учение о мытарствах, при всей его общей распространенности, догматического значения не имеет. Из этого не следует, что его каким-то образом следует подвергать сомнению. Это значит лишь то, что образы, в которых Священное Предание .. доносит до нас учение о мытарствах, не заключены в определенные, раз и навсегда принятые Церковью, догматические, т.е. несомненные в своей истинности, формулировки. Эти образы в разные века могут подвергаться различному осмыслению и толкованию» . Можно было бы сказать, что западные христиане, по мнению православных, слишком спешат догматизировать и детализировать великую тайну спасения. Католиков это приводит к обширной географии чистилища и концепции «заслуг», а протестантов – к разным вариантам доктрины предопределения.
Что же касается примера с благоразумным разбойником, упоминаемого Стивенсоном как опровержение учения о мытарствах, то ведь Сам Христос обещал ему: ныне будешь со Мною в раю. Из этих слов Господа нельзя делать правило на все времена, т.е. догмат: мы не висим на кресте рядом с Христом 2000 лет назад и не признаем в этом состоянии Его Господом. Православные авторы, к тому же, не отрицают, что по особой милости Бога человек может быть избавлен от мытарств. В данном случае особая милость Иисуса налицо. Разбойник уверовал в Христа, в Его невинность и божественность, - и вошел в рай, т.е. вера вменилась ему в праведность. Есть ли у нас такая вера? Имеем ли мы дерзость сказать Господу, что есть? В противном случае и предусмотрены мытарства. Лютеране понимают, что даже праведники умирают, не будучи абсолютно чисты: стало быть, душа после смерти должна пройти через испытания, в которых реализуется ее свобода, чтобы очиститься окончательно, ведь очищение не происходит автоматически и насильственно, - иначе это было бы реанимацией католических представлений о чистилище. Но вместо учения о мытарствах, Лютер в Большом катехизисе предлагает такой вариант: «Когда же мы возвратимся в прах, Святой Дух совершит все это в мановение ока» . Но это вряд ли напрямую выведено из Писания: просто собственное мнение Лютера становится преданием лютеранства и вытесняет как искаженное католическое предание, так и Предание Церкви. «Мановение ока» здесь просто ставится вместо сорока дней решения участи души согласно православному учению.