Кажется, я полюбила...

               
Старик Хаим-Берл вместе со мной пил пиво. Из кружки пол-литровой. Глотками короткими, смакуя. Молчком. Закрыв глаза.
- Хаим-Берл, - попросил я, - оторвитесь от кружки. Вы только начали свой рассказ - и замолчали.
- Я вспоминал, - улыбнулся рыжий еврей, открывая глаза. - Ах, молодой друг мой, это была такая странная девушка ...
- Вы сказали, что учились в одной группе в медицинском институте.
- Да, верно, ты ведь знаешь, что я хирург. Был, во всяком случае.
- Я хотел бы услышать о девушке. Тем более - странной.

- Ее звали Елена. Небольшого роста, хорошо сложенная. Шатенка. Носик вздернутый, остренький. Рот – большой, четко и красиво очерченный.
- Ничего странного пока не вижу.
- Она играла в баскетбол. И при своем росте, не более ста шестидесяти сантиметров - на глаз, она была такая прыгучая, что забрасывала мяч сверху.
- Это невозможно.
- Не совсем сверху, конечно, но очень метко. Ее высокие подруги не могли так.
- И в этом вся странность?
- Какой ты торопливый, хавери тов (товарищ дорогой мой – иврит, Ал.Г.). Странность вовсе не в этом.

Он отпил еще несколько глотков пива, закрыв глаза. Лицо его стало печальным, это удивило меня. Потом снова черты лица приняли абстрактное выражение. Хаим-Берл поставил пустую кружку на стол. Я заказал еще по кружке пива.
- Да, странность ее была в другом. Но по порядку. Я на третьем курсе женился на Лиде. Она училась в педагогическом, на геофаке.
- То есть на вашей нынешней жене? Ее ведь зовут Лида.
- Вот именно. Мы прожили с Лидой много лет, всякое бывало в нашей жизни. Трое детей у нас, как ты знаешь, восемь внуков. Но я так и не посмел рассказать ей о том, что было у меня с Еленой. А было вот что ... Закажи-ка сто граммов водки нам. Нальем в пивко.
- Хотите ерша заделать? Это вредно. Тем более в вашем возрасте.
- Закажи. Я хирург. У меня закалка.
- Хорошо.

Мы молча налили в свои кружки с пивом по пятьдесят граммов водки. Молча выпили по полкружки. Я уже боялся, что мой собеседник вообще ничего мне не расскажет, но он вдруг заговорил.
- У меня был друг, Николай Семенов. Славный парень: смелый, веселый, смешливый. Впоследствии он стал известным хирургом. Так вот, у Николая возникла связь с одной ... с одной из сотрудниц института. Она родила от него, но он и не думал жениться официально, жил по-прежнему в общежитии. В этом же громадном общежитии было на верхнем этаже несколько квартир, где жили сотрудники института: аспиранты, лаборанты и так далее.
- То есть ваш друг, его подруга и Елена жили в одном и том же здании?

- Верно, верно. Однажды после практических занятий в онкологическом отделении областной больницы мы были в расстроенных чувствах: нелегко видеть людей, большая часть из которых обречена на муки и ... да ладно, не об этом речь. Короче, Николай предложил заехать к нему в общагу и выпить по «пять грамм спиртяги» для расслабления. И надо же такому случиться, что в эти дни Лида уехала к матери в деревню – поухаживать за ней, та сильно приболела. Мы с Лидой жили у моих родителей в их домишке почти на краю города, поэтому я позвонил им, что задержусь. 

Но Коля повел меня не в свою комнату, а к подруге. Та захлопотала, подготовила хорошую закуску и поставил на стол колбочку со спиртом. Едва мы сели за стол, как вошла Елена (она, Николай и его подруга были из одного города) и села с нами.
Дочери Николая дома не было, ее забрала к себе бабушка, поэтому мой друг, изрядно опьяневший, вдруг погасил свет и брякнулся со своей возлюбленной на кровать.
- Не стесняясь вашего присутствия? – поразился я.
- Да. И чтобы как-то найти свое положение в этой ситуации я предложил Елене пройти в кухню и посидеть там. Она согласилась. И тут ... В кухне оказалась только одна табуретка. Я хотел пройти обратно за стулом, но Елена меня удержала, шепотом попросила не мешать той паре, усадила меня на табуретку и ... села ко мне на колени. Я не успел опомниться, как она уже целовала меня – нежно и страстно. Я сказал тебе, что любил свою жену и ясно, что я не собирался ей изменять. Но это случилось.

- Это было один-единственный раз? – спросил я Хаима-Берла.
- В ту ночь мы имели секс, как теперь говорят, несколько раз. Я скажу тебе, что Елена была до того притягательна ... что после первого раза ...
- Ай-ай-ай, Хаим-Берл, как нехорошо получилось.
- Да. И я сказал себе: никогда это не повторится. Но на лекции по общей хирургии  она села рядом со мной, прижималась, давила коленкой на мое колено. Я не сказал тебе, что у нее были чудо ножки, точеные, как говорится. А коленки – до того аппетитные! В общем, снова я пришел в общежитие – и снова мы были вместе. Уже трезвые. И это было еще лучше. Николай и его подруга деликатно создавали нам все условия, ни о чем не спрашивая.
И когда Лида вернулась из деревни, я почувствовал, что должен ей все рассказать.

Но прежде, чем сделать это, я поговорил со своим отцом. Он меня выслушал мрачно, не перебивая. И сказал:
- Если ты намерен и дальше жить с Лидой, то не говори ей ни о чем. Пожалей ее, себя пожалей и ваш союз с ней - тоже. Пусть этот случай умрет вместе с твоей памятью о нем. Если заколебался, не знаешь, оставить ли жену или оставить любовницу, то это очень плохо. Тогда - выжди. Жизнь сама расставит все по своим местам. Если же ты  не можешь жить без этой нэкэйвы (гулящей – идиш, Ал.Г.), то знай, что я тебе не советчик и не помощник. Вот тебе мой ответ. Решение – за тобой.
Я, честно говоря, был ошарашен этим ответом. Я не видел выхода из созданной мною самим ситуации.

- Но он же нашелся, - вставил я свое не очень доброе замечание.
- Да. В тот же день. Вечером к нам позвонили. Трубку взяла жена.
- Тебя Николай спрашивает. Кажется, он чем-то взволнован.
Я взял  трубку. То был уже не Николай: Елена просила меня срочно с ней встретиться. Я согласился, чувствуя приближение чего-то грозного. Сказал Лиде, что друг срочно хочет со мной поговорить, ждет поблизости. Она пожала плечами, но не возразила.
Действительно, встреча произошла поблизости. Ждала меня Елена. Мы пошли в ближайшее кафе и заказали по кофе с булочкой.
- Фима, - сказала Елена, - я не думала, что так получится. Я думала, что будет, как всегда.
- То есть?

- Видишь ли, у меня огромный опыт, я занималась сексом с мужчинами с шестнадцати лет, то есть имею уже шесть лет стажа, я всегда и умела, да и любила это. Я полагала, что с тобой будет так же. Я ведь, как вода: прошел мужчина через меня, и следа не оставил, как лодка в море. Да, было так. Но с тобой по-другому получилось. Я тоскую по тебе, я вижу тебя во сне, я рада, когда ты просто рядом! На других смотреть не хочется, не то, что прикоснуться. Мне кажется, Фима, я тебя полюбила ...
- Это ужасно! – вырвалось у меня.
- Да, конечно. Понимаю. Это ужасно для тебя. И для меня - тоже. Я ведь никогда не посмею разбить твою семью. Мой отец бросил маму, когда мне было всего три годика, я его не видела. Но я его ненавижу. Хоть он и платит до сих пор алименты. Я не хочу стать бедой для тебя и твоего ребенка. Только одно скажи мне: я тебе была нужна только как ... как подстилка?

Она заплакала. Тихо, без всхлипываний. Лишь слезы текли и текли по ее побледневшим щекам. Я смотрел на нее и чувствовал, что стала она мне близка, что это не просто однокурсница, не просто девушка, с которой я имел секс, что это нечто большее. Я схватил ее руки и стал покрывать их поцелуями. И ... не смейся, мой юный друг ... по моим щекам тоже текли едкие слезы.
Я смотрел на старого человека, изливающего передо мной свою душу, но видел я молодого Хаима-Берла, любящего, страдающего, запутавшегося. Мне было жаль того, молодого Фиму. И жену его. И бедняжку Елену.
Рассказчик видел мое сочувствие. Кивнул как бы в благодарность. И продолжал свой рассказ.
- Леночка, - шептал я, как сумасшедший, - Леночка, Леночка.
Она поцеловал меня в голову, оттолкнула и сказала:
- Спасибо. Ты ответил. Прощай. Не иди за мной.
И быстро, почти бегом удалилась.

Тут я заметил, что мы оба даже не притронулись ни к кофе, ни к булочкам. Расплатившись, я вышел на улицу. Дул теплый ветер, вместе с косым дождем снег сыпал и тут же таял на тротуаре. Я шел, не зная куда, взбудораженный, растерянный, шальной.
Около часа ходил я по улицам. Постепенно я успокоился. Но надолго ли?
Лиде сказал, что Николай советовался со мной по одному вопросу. Она не стала расспрашивать дальше. И в то же время не стала искать близости со мной в ту ночь. Это меня насторожило. Но день за днем шли, и дома все постепенно наладилось.

- Скажите, Хаим-Берл, за всю жизнь у вас были только две женщины? Ваша жена и Елена? – спросил я.
- А зачем вам знать? – ответил он вопросом на вопрос, «по-еврейски».
- Потому что могло быть так, что ваша жена была первой  женщиной, и вы не ведали о том, что может быть лучшее, пока не встретили эту Елену.
- Вы никогда не были следователем? – улыбнулся он усмешливо.
- Нет, но я был директором школы, где каждый день случалось что-то.
- Тогда понятно. Так вот, дружок, до Лиды я имел не один роман, не одну новеллу, и не один фарс с женщинами. Когда я начал службу военную на Дальнем Востоке, я еще был невинным мальчиком, но старшина роты, земляк мой, познакомил с девушкой, которая любила солдат и помогала, как могла, вместе с подругами. Ну и позже я не терялся. Но я не встречал никого, кто бы так мне подходил во всем, как Елена ... Нет, не то слово. Кто бы так вбирал меня в себя и входил в меня самого с такой ...  с таким ощущением счастья ...

- Вы могли бы бросить жену ради нее? – спросил я.
- Не знаю. Не знаю, дружок. Скорее всего – нет. Или? Не знаю.
- А Елена пыталась вас отбить? – спросил я требовательно.
- О! Здесь-то и начинается самое странное. Она как бы не замечала меня ни на лекциях, ни на практике, ни на улице. Она не отвечала на мое приветствие, будто его не слышала. Я словно перестал для нее существовать. Так было и на четвертом курсе, и на пятом ... Сначала я переживал, порывался объясниться с Леночкой, каждая встреча заставляла мое сердце биться сильнее. Но постепенно подошел к выводу, что должен принять такую ситуацию, примириться с ней.
Желание быть с ней подчас охватывало меня с силой почти неодолимой. Но это случалось все реже. В общем, я отказался от Леночки.

Он почти допил свое пиво, поморщился, помолчал.
- Так было до выпускного вечера в институте. На этот вечер я, конечно, пришел вместе со своей женой. Мы потанцевали с ней и собрались домой. И тут ...
Он поперхнулся, выругался  некрасиво, допил последний глоток ерша и громко, очень громко сказал:
- И тут подходит к нам Елена и здоровается с Лидой, а потом ... понимаешь, сперва с ней, а потом, лишь потом – со мной. Я остолбенел и ничего понять не мог. Потому прямо и спросил у жены:
- Вы знакомы?
- Да, - отвечает Лида, - мы давно знакомы с Леночкой.
- С каких это пор?
- С тех самых, как я ее удержала, - говорит Лида так спокойно.

- Удержала? – переспрашиваю.
А сам весь на нерве. Вот-вот оборвется мой блуждающий нерв, вагус.
- Разве я тебе не рассказывала? – как бы удивляется Лида.
- Нет.
- Ничего ему не рассказывай, Лидочка! – говорит Лена. - Никогда. Зачем?
- Я думаю, ему полезно будет знать, - возражает моя супруга.
- Сомневаюсь, - улыбнулась как-то странно Лена.
Тут подошел симпатичный курсант пехотного училища и пригласил на танец Елену. Это был вальс, они сразу с места закрутились-закрутились, а я Лиду снова спрашиваю:
- От чего ты ее удержала? И как удержала?
Спрашиваю жену, а сам дрожу почему-то.
Нехорошо дрожу. Противно.

- Это было несколько месяцев тому назад. Холодно было. Дождь лил косо, ветер гнал его прямо в лицо мне вместе со снегом. Уже темнело. Я шла из универмага по мосту, чтобы сесть в троллейбус и поехать домой. И вдруг вижу, что какая-то женщина решительно взбирается на ограждение. Я кинулась – и как раз успела. Еще бы миг – и она бы упала в воду. А высота там, сам знаешь, довольно приличная. Увидела я ее безумные страдающие глаза и, сама не знаю почему обняла и прижала к себе. Как мать – ребенка. И тогда она стала рыдать. И рассказала мне ... Ты почему побледнел, Фима?
- Побледнел? – как бы удивляюсь я.
А сам не знаю, что делать, что сказать, куда деваться. Да-а ...

-  Ты был в районе, картофель выкапывал, а родители на юге отдыхали. Я ее не отпустила, повела к нам. Она ночевала у нас. Увидела фото, где мы вдвоем, спросила, счастлива ли я с мужем. Я сказала, что очень счастлива. Это же правда. И она сказала, что завидует мне! И рассказала свою историю.
- То есть?
- Обычная история. Полюбила женатого мужика, он ее соблазнил и бросил. И она от отчаяния хотела с собой покончить. Тогда я вспомнила, что я педагог, и провела с ней душеспасительную беседу. Она мне звонила после этого несколько раз. Бедняжка.
- Да-а, - только и смог сказать я жене.
Мне полегчало. Но ненадолго.

Зазвенел телефон. Лида взяла трубку и сказала удивленно:
- Леночка,  легка на помине. Почему-то хочет с тобой поговорить. Ну, возьми же трубку, что ты замер, как статуя?
- Алло, я слушаю, - произнес я, стараясь говорить «твердым» голосом.
- Фима, она ничего не знает, - горячо шептала Леночка, - ничего. То есть знает не про тебя. Смотри же, не проговорись сам. С тебя станет. Я завтра уезжаю на  Сахалин. По распределению. Прощай, любовь моя единственная, милый, милый мой Фимочка! Береги жену свою. Она хорошая. Прощай.
Мне показалось, что пол закачался, как палуба корабля в шторм. Нет у меня слов, дружок, чтобы описать мое состояние. Но я понял главное: Лида  не знает правду. И это меня успокаивало.

Рыжий старик замолчал. Взор его изменился, он как бы смотрел в себя. Или в свое прошлое. Я тоже молчал. История, рассказанная Хаимом-Берлом, не особенно взволновала меня: я прочел немало романов, видел немало сериалов, знал ряд жизненных историй, да и сам успел кое-что пережить.
Однако рано я сделал заключение: мой собеседник полез в карман и вынул фотографию. Несколько секунд смотрел на нее и протянул мне.

Смуглый брюнет в красивой серой шляпе и голубовато-сером искристом костюме смотрел прямо в глаза мне. Рядом с ним сидел огромный пятнистый дог и тоже смотрел прямо в мои глаза. Лицо мужчины показалось мне знакомым. Я решил, что это какой-то актер. И вдруг молнией озарило меня: это же сам Хаим-Берл! Но только молодой! Совсем молодой ... Почему же он черноволосый, а не рыжий? Покрасил волосы? ... Или? ...
- Да-да, дружок, это сын Леночки! Мой сын это!
- Но ведь ...

- Ведь-ведь! Не все еще я рассказал тебе! Всю ночь я мучился, сны видел жуткие, просыпался то и дело, Лиду рассердил до крайности. И под утро уже она мне сказала:
- Вставай, умойся, побрейся, поодеколонься и иди прощаться с Леночкой! Скажи ей самые теплые слова и передай от меня самые добрые пожелания. Ну, быстро-быстро! Давай-давай! Ты обязан это сделать!
- Знает, все знает – и всегда знала, - понял я.
Не стал спорить, не стал расспрашивать, собрался быстро – и в  общагу. Леночка одна была. Еще не встала. Я ей рассказал про разговор с женой.
- Да, она такая, - улыбнулась Елена. – Повезло тебе. Вернешься – поцелуй ее. Нежно и страстно. Вот так!

И она поцеловала меня. И ... В общем, на фото – мой сын. Бизнесмен. Леночка вышла замуж за того курсанта пехотинца. Все ему рассказала про свое прошлое. Про меня – тоже. Он оказался порядочнейшим человеком. Не попрекнул ни разу. Любил всю жизнь. Жаль только, жизнь у него оказалась не очень длинной. Погиб при выполнении боевого задания. Где и как – не знаю. Детей своих не было у них, моего ребенка он усыновил. Воспитывал хорошо, основательно. Почти до совершеннолетия.
- Ваш сын знает, кто его настоящий отец?
- Ты, парень, с ума сошел! Его отец – генерал, герой! А я ... Я далеко. Я только на фото могу смотреть. И Леночку вспоминать.

- Ваша супруга видела это фото?
- Как ты сам думаешь?
- Конечно, нет.
- А вот и ошибся. Да. Да. Да. Тысячу раз «да». Она с Леночкой до сих пор переписывается. А мне – не разрешает. Вот такие дела, мой молодой друг. 
- Да-а ...
- Что «да-а»? Да знаешь ли ты, умник, что я до сих пор нет-нет да и увижу себя с Леночкой во сне?

                2 апреля 2012 года.