До тридцати лет эта женщина жила в безвестности, а в 1898 году выставила на Большой Берлинской художественной выставке три литографии и три офорта: “Силезское восстание ткачей”. О нем написал пьесу Герхард Гауптман – пьесу, сразу после премьеры запрещенную. Женщина видела премьеру, а потом четыре года создавала свои графические листы, от которых зрители отходили потрясенные.
Потрясены были и два самых знаменитых живописца Германии – Адольф Менцель, как никто изображавший эпоху Фридриха Великого, и Макс Либерман, будущий президент Прусской академии художеств. Они предложили отметить графические работы Кете Кольвиц золотой медалью. Император Вильгельм II выразил свое крайнее недоумение: “Награды должны украшать лишь достойных!”
Но независимые люди в империи все-таки были: директор Дрезденской галереи приобрел с выставки графику Кольвиц для Кабинета гравюр, а в следующем году в том же Дрездене она получила золотую медаль на Немецкой художественной выставке.
После этого ненависть и признание шли за художницей рядом. В январе 1906 году императрица Августа Виктория потребовала сорвать с афишных тумб столицы все до единого рекламные плакаты выставки “Домашнее хозяйство”: ее возмутило, что Кете Кольвиц изобразила женщину, усталую от домашнего труда. Но августейшее недовольство вне Берлина никого не интересовало. За семь больших офортов “Крестьянская война ХVI в.”, выполненных в той же суровой манере, что и “Восставшие ткачи”, художницу отметили в Риме престижной премией “Вилла Романа”.
Отец Кете Кольвиц, кёнигсбергский каменщик и проповедник Карл Шмидт, рано заметил талант дочери и пригласил учителя – гравера Мауера. Восемнадцати лет в “Рисовальной школе для дам” она создала свой первый автопортрет, и тему эту не оставляла до глубокой старости. Не потому, что любила свое лицо, а потому, что оно очень ясно выражало ее отношение к миру и жизни.
Впрочем, ничто не предвещало славы, которой она удостоилась. Работала медленно, неторопливо, – гравёру, в отличие от живописца, поправить неудачную линию нет возможности... Делала множество зарисовок. Стала заниматься скульптурой. Темой была жизнь бедняков. Муж Кете был врачом больничной кассы, и других пациентов у него не было. Мать и дитя – любимый мотив в те годы. Да еще автопортреты.
После берлинской и дрезденской выставок Кете стала преподавать в одном из берлинских художественных училищ, но три года спустя поняла, что ей самой надо учиться. Она провела в Париже 1904 и 1905 годы, занималась в скульптурном классе “Академии Юлиана”, хранившей строгие античные традиции ее основателя Родольфе Юлиана (с 1868 года он первым открыл двери своей мастерской для начинающих художниц, которых по нелепой традиции не принимали живописные школы Франции). Кете исповедовала иные, нежели Академия, взгляды (их потом назвали экспрессионизмом), но считала, что взломать традицию можно, только в совершенстве овладев ею. Одним из ее духовных учителей скульптуры стал Огюст Роден. По иронии судьбы именно в эти годы ее знаменитые офорты копировал возжелавший стать художником молодой человек по имени Адольф Шикльгрубер.
...Война грянула 1 августа 1914-го, а в ночь с 22 на 23 сентября возле деревеньки во Фландрии был убит рядовой Петер Кольвиц...
Кете окаменела. Несовершеннолетний, не подлежавший мобилизации, он пошел добровольцем. Отец был против. Она встала на сторону сына – и убила его!.. Четыре года думала только об этом, четыре года не могла взять в руки ни карандаш, ни резец. В 1912 году, когде еще никто не думал о войне, Кете основала “Союз женщин искусств”, – работа в нем спасла ее от сумасшествия. И еще – мысленное создание памятника сыну и всем убитым на войне – немцам, бельгийцам, французам... Через восемнадцать лет она установила скульптурную группу “Горе родителей” на бельгийском солдатском кладбище Роггевельде. На том самом, где среди могил была могила Петера.
А отмеченный в июле 1917 года по всей стране 50-летний юбилей Кете Кольвиц был символом неудержимо надвигавшегося разгрома Германии. И через год после того, как он свершился, Кете Кольвиц стала первой женщиной – членом Прусской Академии художеств.
Выдающийся мастер Эрнст Барлах, с которым она подружилась, резал гравюры на дереве. Они открыли Кете новое сильное средство художественной выразительности, под их впечатлением появилась в той же технике серия ее гравюр “Война”. А как закономерное увенчание таланта, в 1928 году Кете Кольвиц стала руководителем Графической мастерской Берлинской Академии искусств.
Но покамест шли самые первые годы второго десятилетия ХХ века. Боль от вида искалеченных солдат и обездоленных рабочих вызвала у Кете сочувственное отношение к всевозможным левым, от борцов за свободные аборты до германских социал-демократов и российских большевиков. Не вступая ни в какую политическую партию (что впоследствии спасло от нацистского концлагеря), она всерьез помогала борцам за всемирную пролетарскую революцию. Тем более, что в сентябре 1921 года в Берлине состоялась “Международная конференция комитетов помощи населению голодающих районов Советской России”. Сегодня мы знаем, что голод был вызван большевиками-ленинцами, которые подчистую вывозили семенное зерно, чтобы уничтожить зажиточное (умевшее хозяйствовать!) крестьянство и сделать всех бедняками. А в те годы рабочие несли свои пфенниги в МОПР, или Международный комитет рабочей помощи – “Межрабпом", руководимый из Москвы коммунисткой Кларой Цеткин и изготовлявший на московской киностудии “Межрабпром-Русь” веселые комедии о счастливой жизни под знаменами Ленина-Сталина. И Кете Кольвиц выпустила плакат “Помогите России!”
Для помощи же культурной и научной беспартийные германские интеллектуалы – Альберт Эйнштейн, братья Генрих и Томас Манны, Кете Кольвиц и другие – основали в 1923 году “Общество друзей Новой России”, но долго им там хозяйствовать не позволили. Генеральным секретарем, а также издателем и ответственным редактором журнала “Новая Россия” 1 февраля 1924 года назначили Эриха, сотрудника прессбюро компартии Германии, носившего замечательную для коммуниста фамилию: Барон.
В творчестве Кете Кольвиц тот год отмечен тремя плакатами: “Голодающие дети”, “Долой запрещение абортов!” и самым знаменитым “Нет войне!”. Жаль, ей перед тем не попалась на глаза сверхсекретная докладная записка одного из советских военных: “Во время визита германской военной делегации во главе с подполковником Менцелем в Москве 14 мая 1923 г. был выработан договор о строительстве химзавода по производству отравляющих веществ. На его создание немецкая сторона выделила 35 млн. марок. Годовая производительность «Берсоли» по договору должна быть следующей: <---> фосгена — 60 и иприта — 75 тыс. пудов”.
Впрочем, съездила в 1927-м в СССР – и, подобно Эйнштейну, который “социализму советского образца предпочел парламентскую демократию”, прекратила борьбу за торжество диктатуры пролетариата: социал-демократическая “Форвертс” в том году по меньшей мере 18 раз писала о военных связях Москвы с Берлином.
Когда пришли к власти нацисты, они отнесли Кете к “дегенератам”, мазня которых лишь подчеркивает величие национал-социалистического реализма. Ее не тронули – просто изгнали из Прусской Академии искусств и запретили принимать ее работы на выставки. Спасало только, что Карла, ее мужа, с работы не уволили, только попугали, продержав несколько месяцев под “запретом на профессию”. Кете была всемирно знаменита, и в одной из заграничных газет появилась статья о ее бедственном положении. В гестапо пригрозили, что отправят в концлагерь, если не напишет опровержение...
Кете теперь работала только для себя, создала в 1937 году две небольшие, удивительные по воздействию скульптуры, “Башню Матерей” и “Пьету”, – как бы предвидела свое горе: в сороковом году скончался Карл... С этого времени над всеми ее работами так или иначе – смерть. И цикл гравюр она посвятила своему другу Эрсту Барлаху, умершему в 1938 году в ожидании ареста.
Бомба второй мировой войны разрушила берлинскую квартиру Кете Кольвиц. Погибли почти все доски ее гравюр, рисунки и скульптуры, бесчисленные эскизы и проекты. Снова помог Дрезден. Жить в пригородный замок Морицбург пригласил принц Эрнст Генрих Саксонский. Там она скончалась 22 апреля 1945 года, в сентябре урну с ее прахом погребли в Берлине.
А памятник... В Берлине памятников два – две ее скульптуры: одна на Кольвицплац, другая в Альте Вахе. А еще два памятника находятся в храмах Гюстрова и Кёльна. Первый создан Барлахом. Он глядел на Кете, когда лепил лицо своего “Ангела смерти”, парящего на бронзовых цепях над круглой плитой с датами – 1914-1919.
В Кёльне находится поздняя, уже не авторская, копия, и цифры другие: 1914-1919 и 1940-1945. Как написал один из русских посетителей, “этот Ангел со скорбно закрытыми очами, строго сжатым безмолвным ртом витает в тишине и полумраке храма, охраняя покой погибших и напоминая о них живым”.