В далёком сегодня от нас 1971 году, находясь в походе в тайге Северного Урала, ругали чем не попадя нашу действительность - за отношение к картографическим материалам для туристов. Всё было тогда засекречено. По тем «картам», которые были у нас, сегодня не двинулся бы с места ни один, уважающий себя, турист.
Мы, понятное дело, двигались. Двигались по тому, что смогли достать. А сейчас, "расплачиваясь" за это, сидели у костра, днём, на какой-то необычно широкой старой просеке, позаросшей березняком и осинником, которой на нашей «карте» не было. Нет, мы не потерялись в тайге, да и не боялись этого. Позади нас, на западе, в двух-трёх днях пути был Уральский хребет, справа, к югу, примерно в километре от нас – река, которая, как и мы, в конечной точке пути доберётся до Оби. Но это так, в планетарном масштабе, конкретно же ткнуть пальцем в карту и сказать – мы здесь – было невозможно. Мы ощущали себя «очкариком», потерявшим внезапно очки.
Стоял солнечный день первой половины сентября, где-то два часа пополудни. Комар практически пропал, воздух, абсолютно прозрачный из-за отсутствия пыльцы, днём неплохо прогревался. Утром, на реке, поодаль которой мы и двигались, появлялись забереги – предвестники недалёкой зимы, днём они оттаивали, чтобы появиться наутро заново. Словом – золотая пора. Осенью, где ещё незаметно разрушительное присутствие человека, тайга необычайно богата. Лосей и тем более медведей мы, по понятной причине, старались избегать, хотя несколько раз замечали друг друга. Рябчики, утки, глухари – вот кто составлял основную «мясную» часть нашего меню. Грибов, особенно подберёзовиков, было полно. Брусники, да и других ягод тоже в изобилии. Наткнувшись на не обозначенную просеку, решили пообедать, тем более что и время подошло. Метрах в двадцати от нас струился в сторону реки тихий таёжный ручей, по-мансийски – ёль. Вода, холодная,отфильтрованная мощным слоем мха, была необыкновенно вкусна – не напьёшься, аж зубы прихватывает. Варили густой, «глухариный» суп, куда были подрезаны и молодые подберёзовики, собранные буквально под ногами. Наша группа давно, чтобы не терять время, готовила густые похлёбки типа суп-каша. Порции объёмные, никто не жаловался. Пообедав, сидели, прихлебывая чай, сытые и умиротворённые. Двигаться не хотелось никуда, такие дни – тёплые, солнечные, с ласковым ветерком, осенью в тайге тоже нечасты. Два, три дня и начнется ненастье. Хотелось полениться, постоять лагерем, понежиться.… Однако всем было понятно, что этого не будет. Мой друг – Женя Фролов, руководивший походом, в отличие от меня, грешного, регламент движения соблюдал неукоснительно. Он, кстати, был и председателем нашего турклуба «Альтаир».
– Рота, подъём! - Дважды Фролов не повторял, и все стали медленно собирать полегчавшие (все-таки середина маршрута) рюкзаки.
Внезапно послышалось «кряканье» сойки и мы, повернувшись в сторону этого «кряканья», стали просматривать в наши два бинокля просеку. Сойка зазря сигнал не подаст, от её глаза не скроешься. Неожиданно увидели вдалеке человека, двигавшегося по просеке с ружьём на плече и небольшим рюкзаком. Одет он был в «энцефалитку», такие же брюки, на ногах – резиновые сапоги. Незнакомый человек в тайге – сначала враг, это потом будем разбираться, кто таков. Мы зарядили стволы. Человек, чем-то увлечённый, нас просто не замечал, но вдруг почуял запах костра и варева. Упал на землю и, обнаружив источник запаха, долго рассматривал нас в бинокль. А мы, настороженно, тоже в бинокли, его. Видимо решив, что с такими рюкзаками в тайге ходят только туристы, человек «сломал» ружьё, вытащил из него патроны, сунул их в карман. «Сломанное» ружьё положил на плечо, подобрал попавшуюся по пути здоровую сушину и подошёл к костру. Все условности контакта в тайге были им соблюдены, мы тоже их соблюли – налили человеку полную миску супа, дали ржаной подсоленный сухарь, ложку, поставили котелок со свежезаваренным чаем ближе к костру. Он молча и с удовольствием ел, облизывая пальцы от глухарятины, затем так же молча пил чай, слегка покряхтывая. Фролов молчал и человек молчал.
– Анатолий Бойченко. Из Свердловска. Аспирант Уральского Отделения Академии Наук.
Он представился, делая небольшие паузы после каждого слова в этой фразе, наверное для значительности.
– Вова! – Обратился ко мне Фролов. – Мы бичей с академиками не спутаем? Ну-ка, врежь по нему мелким дробом!
Это было часто употребляемое Женькой выражение, примерно означавшее: «Да, уж»! Было понятно, что Женька уже всё оценил, принял Анатолия за своего, но сразу не хочет в этом признаться, смотрит, как тот среагирует на его фразу. Анатолий засмеялся, показывая, что шутку принял. Он был некрупным мужиком, с лицом, поросшим каштановой бородой и скупыми, точно выверенными движениями лесовика. По тому, как он удобно устроился после обеда на земле, была видна привычка к жизни в тайге, которую нельзя купить, нельзя получить за месяц пребывания в ней, как в нашем случае.
– Ну, и как же тебя, Толя, из Свердловска сюда одного занесло? – Уже абсолютно дружелюбно спросил Фролов.
– Да вот так – усмехнулся Анатолий. - Сейчас расскажу.
После этого он залез в свой рюкзак и достал из него планшет. А из планшета… Бог мой, перед нашими глазами явилась НАСТОЯЩАЯ КАРТА этого района!
– Ставим лагерь – выдавил я, увидев ошалевшие от увиденной карты глаза Женьки. Тот молча кивнул, пробормотав своё – «мелким дробом».
– Который год – начал Толя – в конце марта ухожу в тайгу. Выхожу к людям в начале ноября. Палатку и спальник не таскаю. К вечеру нарубаю лапник для лежанки, разжигаю нодью, на ней же и готовлю. Специально не охочусь, но без убоины бываю редко.Всё остальное время занимаюсь изучением распространения сосны в тайге. Почему сосны? Да потому что всем нам нужна сосна, сосновый лес. Это и первосортная древесина, это и природное чудо – живица, из которой много чего делают такого, что без неё и не обойтись. Сосновые пни тоже выкорчёвываются и очень даже идут в дело. Сосна растёт на песках, вот по пескам и иду за ней, за зоной её распространения. Ещё интересно – вот мы с вами сидим на лесосеке. Да, это не просека, а лесосека. Раньше здесь, на этом квартале, росла сосна, но вот, вырубили, а после вырубки на этом месте новый сосняк-то не вырос, а самосевом пошла листва – осина да берёза. Да иван-чай вон, поразросся. Но тайга-то жива, ведь как-то хвойники возобновляются? Вот для этого и хожу в тайгу. Чтобы понять и познать. Триста патронов, три кило соли, три кило муки. Ружьё, топор, спички, меховые сапоги, вот, накидка от дождя. Ну, есть у меня ещё и леска с мушками, три крючка и поплавок. К сожалению, «мелким дробом» по рябчикам не могу, патроны берегу, из экономии заряжаю их «тройкой и единицей», для рябчика многовато, а для тетерева, утки и глухаря – в самый раз. Он засмеялся, дав понять, что монолог закончил.
Что-то им было недоговорено, но нам это было абсолютно «до фонаря», теперь была понятна его лёгкость и экономность движений, вызывавших неподдельное уважение к человеку, живущему семь – восемь месяцев в одиночку в тайге. Не местному, привыкшему к этому образу жизни и не знающему другого, а горожанину, казалось бы давно потерявшему нюх и инстинкт выживания. Ан нет! Вот эта его «переключаемость», от авторучки – к ружью, костра от одной спички (а они у него все считанные) – до кандидатской, над которой он работал, – нас сразила.
В конечном счете, всё на земле имеет счёт, и мы попросили Толю разрешить нам скалькировать часть его карты. Взяв карту, кальку – а она всегда в то время носилась с собой, как раз вот для таких непредвиденных случаев, мы начали переносить на кальку часть карты. В первую очередь и в основном - гидрографию, какие-то характерные приметы, преобладающие высоты. Толя, смотревший на наше старание, заметил, что он не спешит, ему нужно денёк повозиться как раз на этой лесосеке. Фролов тут же дал команду никуда не торопиться, рисовать тщательно, более подробно и, если Толя позволит, захватить максимально большой «кусок» карты.
– Да рисуйте, мужики – и наши «художники» продолжали эту важную работу под руководством Володи Ольховского. Володька, ведущий инженер - конструктор, проводил у кульмана всю свою «нетуристскую» жизнь. По рождению череповецкий, затем учившийся и живший когда-то в Новокузнецке, был влюблённым в тайгу человеком. Он хорошо понимал, что эта калька даст нашему клубу, да и нам, перспективу роста. Так оно и было.
Благодаря этой кальке, в 73 и 74 годах мы сходили по Северному Уралу серьёзные пеше-водные маршруты из Европы в Азию и часто, по-доброму, вспоминали эту удивительную встречу в тайге.
Пока мы с Женькой возились у костра, готовя ужин, Толя, достав блокнотик, что-то писал или рисовал. Женька подошёл к нему и протянул десяток патронов, с « мелким дробом», заряженных на рябчика. Толя, засмеявшись, сказал, что Женькино выражение он не забудет.
Наутро, после завтрака, мы решили двинуться дальше, благо теперь было ясно куда. Теперь у нас было ощущение человека, который внезапно обнаружил потерявшиеся очки, надел их и враз прозрел! Толе мы отдали кое-что из припасов, а он остался на месте нашего лагеря, как вчера нам и сказал. Обменялись адресами, понимая формальность этого ритуала. Может быть, и напишется пара писем, возможно и ответ придёт, а потом жизнь закрутит, завертит и оставит в недолгой людской памяти нашу встречу лишь для рассказа на вечере туристов о нашем походе в тайгу.
Но нет, оказывается иногда жизнь нам преподносит такие повороты, в которые невозможно и поверить.
Правда, это уже сюжет для другого рассказа.