В городе сегодня было туманно. Я шёл по мёртвой, пустынной улице, и в голове было настолько же пустынно. Иногда краем глаза я замечал, как из гущи тумана выезжает старый форд, освещая себе путь тусклыми фарами, пролетает мимо меня и скрывается где-то позади. Уходит звук ревущего мотора, и здесь снова становится тихо, остаются только молчаливый, безжизненный тротуар, величественно нависающие надо мной фасады домов, одинокие фонарные столбы. Я подношу ко рту сигарету, втягиваю в себя едкий дым, выдыхаю. Клубы углерода поднимаются выше, растворяются в воздухе и смешиваются с туманом, дополняя и сгущая его. Где-то там, за этой пеленой, скрывается солнце. Его лучи, должно быть, тщетно пытаются пробиться сквозь густую вуаль, покрывшую наш город в эти дни. Сейчас середина дня, но туман настолько плотный, что вокруг царит полумрак, придавая кованым балконам и резным пилястрам ещё большую мрачность.
Издали слышится сдавленный плач. Я не поднимаю головы, не ускоряю шаг. Я продолжаю молча вдыхать сигаретный дым, выпускаю его наружу и наблюдаю, как он сливается в единое целое с окружающим меня туманом. А плач становится всё ближе. Я иду дальше и наконец замечаю впереди себя, сквозь дымную пелену, какую-то женскую фигуру. Она стоит, облокотившись о фонарный столб, и тихо всхлипывает. Я остановился, поднёс ко рту папиросу в очередной раз. Глубоко затягиваюсь и медленно, тонкой струёй пускаю чадный дым в её сторону. Её образ начинает плыть, размазывается, как акварельные краски от пролитой на холст воды, и исчезает. Я всё ещё слышу её плач, но сквозь дымную стену её больше не видно. Я, удовлетворившись этим, продолжаю идти вперёд. Я медленно ступаю по плитке, шаг за шагом, её всхлипы приближаются. Когда я подошёл ближе, женщина заметила меня, встрепенулась, замолчала, на секунду замешкалась и побежала через дорогу. В тот момент, когда она только начала разворачиваться, мне показалось, что время стало течь медленнее. Она делает шаг в сторону дороги, я начинаю поднимать сигарету. Вон она уже почти на середине дороги, и я бью пальцем по сигарете, чтобы струсить пепел. Она спотыкается, падает, с её изящной ножки спадает миниатюрная чёрная туфелька. Она оборачивается, хочет ползти назад за ней. Но уже поздно – я вижу, как из тумана светят два ярких фонаря, слышу отдалённый звук мотора. А женщина плачет, тянется за туфелькой. Кажется, она подвернула ногу. Но вот фары машины начинают рассекать дымную стену неподалёку от неё, освещают дорогу у неё под ногами. Она оборачивается, кричит, боится. Она пытается встать и убежать, но я бью пальцем по сигарете второй раз, и форд на огромной скорости сбивает её, отбрасывая на несколько метров в сторону. Спустя несколько секунд тишина восстановилась. Тело этой женщины бездыханно, беззвучно лежит в мрачных объятиях тумана, уродливо скривившись. Я затягиваюсь, выдыхаю струю едкого дыма в её сторону, и её тело снова поглощается тёмной пеленой, исчезая из моего поля зрения, из этого мира, навсегда. Теперь больше никто не увидит её бед, её страданий, её плача. Она утонула в глубоком озере табачного дыма, она живёт на его дне, где больше не живёт никто. Никто больше не увидит её плача… Как и её улыбки.