Письма к знакомой незнакомке

Степан Аксенов
П И С Ь М А   К   З Н А К О М О Й   Н Е З Н А К О М К  Е


1.     Она не любила опаздывать на работу. Но выйти пораньше сегодня, как и всегда, не получилось. Торопливо сбегая по лестнице, она, конечно бы, прошла мимо почтового ящика не останавливаясь и не заглядывая в него, тем более, что ключа с собой никогда не носила, но вот уже несколько дней замок на ящике был поломан, дверца плотно не закрывалась и поэтому, лежащий в нем голубой конверт подхватила скорее машинально, чтобы за день не выпал на пол и не перепачкался. Таким он казался  чистым и светлым даже в полутьме подъезда.
         Выбежав на улицу и легко застучав по асфальту каблучками, она взглянула на конверт. Адрес, фамилия, имя, отчество напечатаны на машинке. Данных отправителя нет.
         Письма она писать не то чтобы не любила, но ленилась. Поэтому и получала их довольно редко, а в эти дни и вовсе ни от кого не ждала.
         Надорвав конверт, она достала письмо, но заглянуть в него так и не удалось. Подошел троллейбус, люди ринулись к дверям. Письмо пришлось сунуть в сумочку с мыслью прочитать его по дороге. Но в этот раз в троллейбус набилось столько народа, что ни то чтобы читать, стоять было неудобно.
         Какой-то мятый со сна верзила с непомерных размеров сумкой все время рывками пытался подтянуть ее, заблудившуюся в путанице чужих ног, к себе. Поэтому пришлось переключить свое внимание на то, как бы без лишнего шума и скандала уберечь колготки от столь преступных посягательств на дефицитную вещь, и о письме как-то забылось.
         Простим ей эту забывчивость и, может быть, даже отсутствие элементарного любопытства в этот момент. Ведь мы уже знаем, что было раннее утро, писем она не ждала, все торопились на работу и прекрасно представляем, что значат импортные колготки для наших милых женщин.
         Рабочий день привычно окунул ее в постоянные, непрекращающиеся разговоры сотрудниц о плохих мужьях, невозможных детях, о том, где и  что вчера давали
и кому и чего не досталось, о том, где взять то, и с кем можно было бы переговорить для этого, во все те ежедневные разговоры, которые надоели всем нам до того, что уже и нельзя представить нашу жизнь без них.
         И только вечером перед сном она вспомнила о письме. Достала из сумочки уже несколько помятый надорванный конверт. И опять удивилась тому ощущению чистоты и света,  которое, казалось, исходило от него.
         Присев на кровать, при свете ночника она развернула вчетверо сложенный лист бумаги.
         « ПРОШУ ВАС, ПРОЧТИТЕ ДО КОНЦА. ПИСЬМО КОРОТКОЕ И НЕ ОТНИМЕТ У ВАС МНОГО ВРЕМЕНИ» - было напечатано заглавными буквами в верхней части листа. И в самом деле, текст занимал чуть больше его половины.
         «Смело можно сказать, что сейчас мы не знакомы с Вами, хотя давно, так давно, что, кажется, это было в какой-то другой, почти уже не нашей жизни, мы хорошо и близко знали друг друга. Мне очень трудно обратиться к Вам, назвать Вас одним из тех ласковых имен, которыми я называю Вас для себя каждый день все эти годы. Это было бы неуместно сейчас. Я даже сам от этого в растерянности. Как же мне быть, как обратиться к Вам? Может быть так:
                Здравствуйте,
                знакомая моя Незнакомка!
          Вот уже несколько лет ходим мы с Вами по одним и тем же улицам, бываем в одних и тех же местах и ни разу Вы не обратили на меня внимания. Может, это и к лучшему. Все это время я любил и люблю Вас. И прошу Вашего разрешения изредка писать Вам…».
         Больше в письме ничего не было. Ни подписи, ни даты.
         Вначале она ощутила в себе недоумение недосказанностью этого послания. Письмо было, будто бы, не дописано. Потом пришло чувство досады на чью-то дурацкую шутку, недостойный розыгрыш.
         Она отбросила письмо на тумбочку. Взяла книгу. Но почему-то не читалось. Думать об этом странном письме, о том, что кто-то так идиотски решил посмеяться над нею, тоже не хотелось. Она выключила ночник и положила книгу. В темноте она не заметила, что книга столкнула письмо за тумбочку, а утром даже не вспомнила о нем.
         Ей стоило большого труда отыскать его через десять дней, когда она достала из почтового ящика второе письмо и прочла его.



2.      Второе письмо пришло через неделю, но обнаружила она его тремя днями позже, между страницами сложенной газеты.
         Как и большинство женщин, газеты она читала нерегулярно, скорее, от нечего делать, чем от жажды новостей и потребности в информации. И то, и другое она получала в избытке от сослуживиц и подруг. Поэтому, обычно, газеты в беспорядке лежали на полке под вешалкой, пока их не набиралось такое количество, что они начинали мешать нормальному домашнему существованию.
         Скорее всего, это письмо так бы и потерялось или некоторое время спустя при очередной уборке вместе со стопкой ненужных непрочитанных газет было бы отправлено в мусор.
         Но именно эта газета упала на пол, когда она, вернувшись с работы, поставила сумку на нижнюю полку вешалки. Письмо выскользнуло из газеты и вот теперь лежало под ногами посреди прихожей.
         Даже не нагибаясь, она сразу узнала знакомый конверт.
         В первое мгновение она ничего не почувствовала. Просто стояла и бездумно смотрела на письмо. Потом появились какая-то досада и даже раздражение. Зачем это? Кому и что от нее нужно? Ничего хорошего она от этого письма не ждала. Розыгрыш или чья-то злая шутка – другого она не могла себе и представить.
         Она ушла на кухню,  оставив письмо лежать на полу. Включила плитку и приготовила кофе. Раздражение так и не проходило. Сидя за столом, она видела голубой конверт посередине прихожей. Помимо ее воли, он манил, звал ее. Как она ни старалась не смотреть на него, глаза невольно возвращались и возвращались к нему.
         Наконец она глубоко вздохнула, встала, подняла конверт, подержала в руках и даже заставила себя захотеть выбросить его, но почему-то не смогла и, вся внутренне сжавшись, одним резким движением оторвала край конверта и развернула письмо.
         « Идет дождь. Сегодня Вы никуда не пойдете, а будете сидеть на кухне и пить кофе».
         Она повернулась к окну. Накрапывал мелкий дождик. Занятая мыслями о письме, она не заметила, как он начался.
         - Боже, как он мог знать? Да нет, быть этого не может. Нелепица какая-то. Простое совпадение.
         «И раз уж Вы дома и идти Вам никуда не придется, я побуду немного с Вами. Надеюсь не прогоните непрошенного визитера, тем более, что я уже сел за стол и смотрю с улыбкой на Ваше милое и такое сердитое в это мгновение лицо».
         На минуту ей показалось, что и впрямь кто-то сидит перед нею, улыбается и внимательно смотрит на нее.
         Вздрогнув, она подняла глаза – никого.
         - Черти что! Мистика какая-то.
         «Что же, давайте поговорим о дожде. Женщинам почему-то дождь не нравится. Более того, женщины дождь не любят. Рушится прическа, плывет косметика, мокрое платье облегает тело. Женщина чувствует себя беззащитной перед дождем. Будто ее раздели в людном месте и теперь каждый может пялиться не нее.
         Но, уверяю Вас это не так. Дождь смывает с женщины все лишнее и наносное. А своей беспомощной беззащитностью она вызывает желание помочь, защитить ее, ставшую в одно мгновение такой милой и хрупкой, от буйства стихии.
         Увы, в хорошую погоду, когда навстречу мужчине идет уверенной независимой походкой современная женщина во всем своем блестке и красе, чаще возникает желание как-то защититься самому, а то и, да-да, опасливо обойти ее стороною. Как бы чего не вышло!
         Но ведь начали мы не о женщинах, а о дожде. Я очень люблю дождь с детства. Разный и всякий. Но особенно люблю начало дождя.
         Чудесный летний день. На небе ни облачка. И вдруг налетает сильный порыв ветра. Он мчится над самой землею, захватывая пыль и песок, поднимает их струями вверх, закручивает в спирали и роняет. Ему не до них, он торопится  дальше, пока есть силы, озорной и задорный.
         Протираю запорошенные глаза и смотрю в небо. Что такое? Еще минуту назад прозрачное до бесконечности, оно сереет, появляются невесть откуда, низко летящие рваные тучи и вот уже первая капля дождя падает на землю.
         Большая и упругая она не разбивается вдребезги, а подскакивает, словно мячик, и легко ложиться на пыль. И тут начинается самое интересное. Вспомните, Вы же видели это: по поверхности неподвижной капли побежали пылинки. Все выше и выше. Кажется, что капля крутится, как шарик, наматывая на себя тонкую пленочку пылинок.
         Но уже упали на землю другие, пока еще редкие, дождевые капли. И снова пыль побежала по ним тонкими струйками.
         Женщины, кто в чем, выскакивают из подъездов и суматошно бегут к бельевым веревкам, но, конечно же, не успевают.
         Тысячи, миллионы дождинок стеной обрушиваются с неба, моментально прибивая пыль, растекаясь лужами и ручейками. Мальчишки с воплями босиком, засучив до колен штаны, отважно бросаются в них…
         И над всей этой кутерьмой – обновленная, умытая зелень деревьев.
         Но, взгляните в окошко. Дождь уже кончился и я ухожу. Спасибо за кофе. Не грустите Я  - ненадолго. Мы скоро встретимся. Поэтому не прощаюсь».
          Дождя и в самом деле уже не было. Солнечные лучи играли в посветлевшей листве деревьев и мальчишки бегали по лужам.
         - Не грустите! Вот еще…- но передразнить не получилось.
         Она долго в задумчивости смотрела на улицу. Ей даже показалось, что когда-то, давным - давно, кто-то говорил ей что-то похожее. Но кто – не вспомнилось. Да и могла ли тут быть какая-нибудь связь?
         Она глубоко вздохнула и прошла в спальню. Первое письмо очень долго не находилось. Ей пришлось даже опуститься не пол и заглянуть под тумбочку. Достав письмо, она ощутила какое-то унижение от того, что вот за этим,  в общем-то, совершенно ненужным и непонятным ей клочком бумаги, приходится ползать по комнате на коленях. Злость захлестнула ее. Она резко встала и уже хотела, было, разорвать оба эти письма в клочья. И опять что-то помешало ей сделать это.


3.       Минуло несколько дней. Замок в почтовом ящике был починен, а ключ от него она теперь постоянно носила с собой, не упуская случая заглянуть в ящик, каждый раз проходя мимо него.
         За это время она несколько успокоилась. Раздражение прошло. Появилось любопытство, желание угадать, кто же все-таки пишет ей, хотя она еще и опасалась, что все обернется шуткой, и часто вечерами, перечитывая письма, перебирала в памяти всех своих близких друзей и просто знакомых, прикидывая, кто бы из них был способен на такое.
         Третье письмо начиналось так:
         «Здравствуйте, светлая моя!
         Простите мне такое вольное обращение. Называя Вас так, я не желаю заполучить Вас в безраздельную свою собственность. Человек свободен от рождения и должен принадлежать только себе. Всякая попытка подчинить  другого человека своей воле оканчивается, как правило, плачевно. В душе растет внутренний протест против своего угнетателя. А если он особенно усердствует, то может превратиться и в тюремщика. А тюремщик кроме ненависти не вызывает к себе.
         Для меня, только для меня самого, Вы – светлая. Уважая свою свободу, ни в коей мере никогда не посягну я и на  Вашу.
         Итак, светлая моя! Сегодня я долго шел за Вами по улице, заходил в магазины и вот мы уже у Вашего дома.
         Легко и стремительно поднялись Вы по лестнице, я же не смел уже идти за Вами и остался у подъезда. Только мысли мои неслышно опустились на Ваше плечико.
         Ваш неизменный хвостик коснулся их и едва не случилось непоправимое – от щекотки они чуть было не сказали: «А-пчхи!»- чем бы выдали свое присутствие с головой. Едва сдержавшись, они пересели поближе к Вашему ушку и вот теперь нашептывают Вам: «Светлая моя! Милая моя!».
         Не прогоняйте их, пожалуйста. Пусть этим вечером они побудут вместе с Вами. Поговорите с ними о чем-нибудь, а потом они вернутся ко мне и все расскажут».
         Прочитав это письмо, она немного успокоилась, кажется, никто не собирался ее обидеть. Более того, она восприняла его как приглашение к какой-то забавной, необычной игре.
         - Что ж, пусть сегодня будет так, как он этого хочет. Пусть его мысли побудут со мною. Я поговорю с ним. А там будет видно.
         Включившись в игру, она даже подобрала волосы вверх, чтобы не причинять излишнего беспокойства его мыслям, чтобы они нечаянно не сказали: «А-пчхи!».
         Весь вечер она беззаботно болтала с ними обо всем, что приходило в голову, и легла спать в прекрасном настроении, пожелав им благополучно добраться до хозяина. Ей даже показалось, что плечу стало чуточку легче, словно что-то воздушное и незримое покинуло его.
         Этой ночью она спала спокойно и проснулась с первыми лучами солнца отдохнувшая и бодрая, как никогда, с какой-то неизъяснимой радостью от наступившего нового дня.



4.       Поскольку сегодня она встала рано, то спокойно и без спешки собралась на работу. Утро было тихим и ласковым, и она решила пару остановок пройти пешком.
          Спускаясь по лестнице, она уже больше по привычке, чем в надежде на новое письмо, ведь третье она получила вчера вечером, заглянула в ящик.
          К ее удивлению он не был пуст. Но почту, как известно, по ночам не носят. Торопливо раскрыв сумочку, она вынула ключ, открыла ящик и взяла конверт – все такой же голубой и светлый.
         Выйдя на улицу, она присела на скамейку у подъезда.

         «Милая моя! Большое Вам спасибо, что не прогнали мои мысли. Вчера они вернулись несколько позже, чем я ожидал. Но я не в обиде. Они мне обо всем рассказали и я рад, что вы подружились и прекрасно провели вечер.
         И вот мы снова встретились с Вами и весь день не расстанемся. Везде и всюду я буду следовать за Вами, а вечером, если позволите, приду к Вам в гости. Ничего, что без приглашения? Но мне кажется, что Вы не будете против.
         До вечера, любовь моя…».

         Весь день она провела, как на иголках Думы о том, что вечером она прочитает следующее письмо, ни на минуту не оставляли ее.
         Заметившие такое ее состояние, подруги вначале молча переглядывались, а потом пристали к ней с вопросами: что  случилось? Разозлившись на себя за то, что не может совладать с собой и так по-дурацки ведет себя, она даже нагрубила им, о чем сейчас же и пожалела.               
         Едва дождавшись окончания рабочего дня, она тут же поехала прямо домой, хотя, обычно, никогда не торопилась,- дома никто ее не ждал и одна в пустой квартире она часто откровенно скучала.         
         Надежды ее не были обмануты, Ее снова ждало письмо. Читать она начала еще на лестнице.

         «Сейчас Вы войдете в свою квартиру, щелкнет замок, закроется дверь, отгораживая Вас от всего мира. Вот мы и дома, прелесть моя.
         Сегодня Вы были прекрасны, как никогда, в своем белом воздушном платье. Целый день, как и обещал, я неотлучно находился рядом, и открыто, не таясь, любовался Вами.
         Если бы мне случилось быть богом, и нужно было бы создать женщину – я создал бы Вас. Не сочтите за комплимент, я говорю Вам даже не то, что думаю, а что чувствую, а это гораздо глубже.
         Прошу Вас, проходите в комнату, не надо стоять в коридоре. Будьте сегодня в своем доме моей желанной гостьей. Присаживайтесь в кресло. Здесь Вам будет удобно. Я уже приготовил для Вас чай. А вот, пожалуйста, конфеты. Сидите, сидите. Ничего не надо делать. Я сам.
         А знаете, когда я был уже большим мальчиком, я был тайно влюблен в женщину Ваших лет. Она была разведена и жила вдвоем  с сынишкой. Целыми вечерами я ходил за нею следом и жалел, что так медленно взрослею. Мне хотелось купить себе трость и завести трубку. Я думал, что с тростью в руке и трубкой в зубах, я буду выглядеть солидным, и она обратит на меня внимание. Трости я так и не купил, а от трубки страшно кашлял, потому что курить еще не умел, да вдобавок, по незнанию, набивал ее крепчайшим папиросным табаком из шикарной коробки с черным всадником на фоне снежных гор.
         Прошло несколько лет. Женщина вышла замуж и уехала в другой город. А я так и остался без трости, но с привычкой к табаку.
         Надеюсь, Вы меня не ревнуете. Это было давно и неправда.
         С тех пор, как я встретил Вас, весь мир для меня в одном понятье - Вы!»

         Остаток вечера она провела в кресле, перебирая и перечитывая письма.
         Что-то совершенно незнакомое появилось в ней. Она еще долго не могла понять, осмыслить это новое свое ощущение важности и нужности ее жизни в жизни другого человека.


5.       Теперь она стала ждать эти странные письма и даже огорчалась, если ни утром, ни после работы в ящике ничего не было. Но огорчения были недолгими потому, что в такие дни, пусть несколько позже, но письмо появлялось в ящике.
         Она уже догадывалась, что их приносит не почтальон: во-первых письма были без штемпеля, а во-вторых появлялись они в самое неожиданное время.
         Теперь она часто стояла у окна, глядя на улицу, и пыталась угадать, кто из входящих в подъезд мог бы приносить эти письма. Всех жильцов подъезда она знала, чужие почти не заходили и никто из них не был похож на того человека, который еще очень неопределенно и расплывчато рисовался ей в воображении.

         «Здравствуйте, прелестная моя!
         Я стою на улице и вижу, как Вы не отходите от окошка. Простите, что сегодня немного опоздал и заставил Вас ждать. Я даже чуточку виноват перед Вами, так как сделал это намеренно: мне хотелось подольше видеть Вас.
         Тень скрывает меня и я вижу Ваш силуэт, такой тонкий и хрупкий.
         Свет от лампы запутался в Ваших  волосах и никак не может выбраться, а, скорее всего, и не хочет. Я так завидую ему. Мне тоже хочется заблудиться в них, искать и не находить дорогу. Трогать их нежно рукою.
         Но счастье видеть Вас так непродолжительно. Вы отходите от окна, открываете дверь и спускаетесь по лестнице. Да, письмо уже ждет вас. Сейчас Вы сядете на диван и будете читать его, а я Вас сегодня так больше и не увижу. Одно лишь мне в утешение, что мои мысли с Вами».

         Этой ночью она долго не могла заснуть. Ею овладело желание,  во что бы то ни стало увидеть этого человека. Но как это сделать, она так и не придумала.
 


6.      Нельзя сказать, что мужчины не обращали на нее внимания. Скорее наоборот. Не однажды ей приходилось выслушивать комплименты от совершенно посторонних мужчин и, хотя в душе ей, конечно, было приятно, она ни разу не поддалась соблазну столь легким образом развить несерьезное знакомство, прекрасно понимая, что те же слова эти мужчины могут сказать через пять минут любой другой хорошенькой женщине.
         С тех пор, как стали приходить письма, на улице, в транспорте, в магазинах, везде, где случалось ей бывать, она более внимательно присматривалась к мужчинам, которые, по ее мнению, обращали на нее внимание. Но сердце подсказывало ей, что среди них нет, во всяком случае, еще не попался ей на глаза, тот человек, которого она с каждым днем испытывала все большую потребность увидеть.

         «Счастье мое!
         Что-то мне этой ночью не спится. Сижу у стола у открытого окна и думаю о Вас. Напротив меня высоко в небе маленькая  голубая  звезда. Мне нравится, нет, я уверен, что эта звезда Ваша. С ней я и разговариваю.
         Если Вы утром проснетесь рано и посмотрите на запад, то у самого горизонта увидите ее, уже убегающую в завтра, и, быть может, она еще успеет Вам поведать, о чем мы тут с ней всю ночь проговорили.
         Звездочка моя! Синяя моя! Маленькая моя! Ах, если б не только мысли наши были не ограничены ни пространством, ни временем! Если бы души наши могли хоть на краткое мгновение вырваться из плена наших тел. Моя душа, непременно, сейчас же выпорхнула из меня и устремилась бы к этой звезде. Ведь Ваша душа должна, по крайней мере, ночевать там, если уж не быть постоянно.
         И были бы души наши этой ночью там, далеко-далеко, в безбрежном холодном космосе вместе. И, мне кажется, им не было бы холодно. Я хотел сказать, что они взялись бы за руки и смотрели в глаза друг другу, но почему-то не уверен, есть ли у душ наших руки и глаза. Говорят, что души сливаются. Это даже еще лучше. Тогда наши души сольются. И, боже, как это должно быть прекрасно!
         Но, почему о космосе говорят - безжизненный?  Если все звезды чьи-то, то сколько  же там людских жизней и судеб?!  Никому не счесть. Может быть, им даже там как же тесно, как нам на земле.
         А вот, где моя звезда, я не знаю. Смотрю на небо и не узнаю, не угадываю себя ни в одной из них. Неужели кто-то, кто за это отвечает, должен же быть и над звездами начальник, как же без него, забыл зажечь мою звезду и поэтому мне в этой жизни так печально и одиноко.
         Прошу Вас, посмотрите внимательно, может быть, Вам удастся угадать и увидеть. Может наши звезды недалеко, может они совсем рядом и уже давным-давно протянули друг другу руки – лучики, а мы никак не найдем друг друга».
   
         У нее появилось новое занятие смотреть на звездное небо. Но нет, как она не старалась, звезды не сказали ей ничего.


         7.       Весь июнь шли дожди по два, три раза на день. Это стало уже всем надоедать. Люди ворчали и бранились на погоду. Впрочем, это такое дело, что на всех не угодишь. Стоит постоять солнечной погоде несколько дней, как непременно находятся граждане и гражданки, которым жарко и душно, которые ждут- не дождутся освежающего дождика и легкой прохлады. А зарядит дождь на полдня – опять не так, опять плохо .- почему так долго, и снова хочется солнца.
         Как ни странно, она на дожди этим летом не обижалась. Стоя у окна, она внимательно всматривалась в них, вначале вспоминая его второе письмо и, представляя, что вот сейчас и он так же стоит, наверное, у окна, смотрит на лужи, мокрые деревья и думает о ней.
         Через некоторое время она заметила, что дожди, и в самом деле, все разные: один – веселый, искрящийся, другой – грустный. Бывают озорные, бедовые. Бывают дожди неулыбы. Бывают спокойные и страстные. У каждого дождя был свой характер. Она так увлеклась этим занятием, что стоило первой капле стукнуть об оконное стекло: «Здравствуй, мы пришли!» - как она бросала любые начатые дела и часами смотрела на дождь. И с каждым разом ей становилось все интереснее и интереснее проверить себя: угадает ли она по первым, еще неясным признакам характер будущего дождя.
         Но тут случилась беда. Перестали приходить письма. Их не было и день, и два, и неделю.
         Первые дни она не волновалась, просто была удивлена и потеряна. Жизнь стала казаться какой-то скучной и серой. Она ходила по комнатам из угла в угол без всякой цели, ничего не делалось, все валилось из рук. Она злилась на свою хандру, напридумала тысячу причин, почему бы у нее могло быть плохое настроение, и никак не хотела признаться себе, что это только потому, что нет писем, что она настолько привыкла к ним, что уже не может обходиться без них, что она уже не может жить той своей старой безмятежной жизнью, что мысли и чувства этого человека стали частью ее самое, что она уже давно полюбила его.
         Ей казалось это диким и невозможным, любить человека, не зная его имени, не видя его ни разу, не говоря с ним.
         А вот это было уже неправдой. В этом она себя обманывала. Ведь внутренне она постоянно общалась с ним, точнее с его мыслями, говорила с ними целыми днями, в чем-то советовалась, на что-то иногда даже сердилась.
         Наконец она сдалась. Сил бороться с собой уже не было.
         - Да, я люблю его! Люблю!! Люблю!!! – хотя так и не могла себе представить, как же можно любить, по сути дела, неизвестно кого.
         И в этот же день пришло новое письмо.

8.       «Любовь моя!
          Так уж случилось, что целую неделю я не мог писать Вам. Простите, бога ради, если огорчил Вас этим. Правильнее было бы сказать, что не мог отправить Вам письма, потому что ни на минуту не забывал о Вас, и мысль бежала за мыслью, все о Вас, слово ложилось за словом, все для Вас, но не было ни малейшей возможности записать их на бумаге.
         Кругом были только раскаленные пески и огонь, который нужно было погасить. Люди не спали сутками и уже не стояли на ногах. Но нужно было работать. Огонь, наконец, победили. Все расслабились, стояли, лениво переговариваясь, вернее было бы сказать, цедя или роняя отдельные слова, потому что сил говорить уже не было.
         И тут случилось страшное. Газ все- таки нашел себе какую-то щелку, вытек из труб и снова взрыв. Сразу никто и не понял, что случилось. Но в это мгновение мне показалось, что я услышал Ваш голос: «Я люблю его!» - и обернулся на него.
         Ком огня летел в мою сторону. Я упал лицом на еще горячую землю и не мог понять, что же жжет сильнее, песок лицо и ладони или пламя спину. Но это был последний взрыв.
         Вы спасли меня, ненаглядная моя. Сейчас я уже дома, вошел и пишу Вам. Я столько дней не видел Вас. Я так соскучился. Пока все. Потерпите еще немножко. Я быстренько приведу себя в порядок. Сяду за стол и буду писать и писать Вам, пока во мне не останется ни одной невысказанной мысли.
         Нет, хоть одну-то я оставлю, оставлю непременно, чтобы именно с нее начать новое письмо.»
      
         Чувства захлестнули ее. Сразу обессилев, она опустилась на диван и долго сидела так и смотрела вникуда. Кто же этот человек, который так любит ее, почему ни разу за все это время он не подошел к ней, не заговорил с нею, не намекнул, хотя бы, в письме, где живет, кем работает. Как найти ей его? А что найти необходимо – уже нет никаких сомнений. Может он без рук, без ног? Да нет, как бы он тогда выполнял такую опасную работу. Может  некрасив или обезображен, да тем же самым огнем, про который он писал?
         Неужели он не понимает, что для любящей женщины это чепуха, что любя, она даже не замечает этого, ведь, если по-настоящему любят, то любят не за нос, уши, глаза, а всего человека вцелом, его суть, его сущность, его душу.
         Да, но как он может знать, что она любит его? Но, он же услышал. Он же написал. Теперь он знает. Теперь он непременно появится. И она не сможет не узнать, не угадать его.
         После этого она немного успокоилась, взяла себя в руки и решила терпеливо ждать. Теперь она  была уверена, что их встреча близка и неизбежна.
         А письма приходили и приходили все такие же добрые, нежные и ласковые.

9.       Писем было уже столько много, что они лежали на столе стопкой. Поскольку все они были без дат, чтобы не перепутать, она сама на каждом конверте поставила номер, и вечерами раскладывала их на столе и перечитывала одно за другим.
         Однажды, возвращаясь с работы, она через прорезь в почтовом ящике увидела письмо и очень обрадовалась ему. Но достав обычный конверт, поняла, что это не от него.
          Письмо было от мужа. Она сразу узнала это по почерку. Зв все это время она ни разу не вспомнила о нем и была вдвойне раздосадована, что так ошиблась и что он опять напоминает о себе.
         Замуж она вышла едва ей исполнилось восемнадцать лет, просто потому, что он сделал ей официальное предложение при родителях и у нее, по сути еще девочки, не хватило ни смелости, ни решительности, как-то противится тому, чего ей совсем не хотелось, казалось стыдным отказаться раз уж дело приняло огласку и об этом через родителей узнали родственники и знакомые.
         Все те три месяца до свадьбы она, словно бы, и не понимала, что происходит. Все приготовления к свадьбе ее будто бы и не касались. Она была, как во сне. И только накануне, ночью, она проснулась, со всей очевидностью представив себе все то насилие, которое совершали с таким подъемом и радостью самые близкие ей люди над ее волей и судьбой.
          Всю ночь она проплакала. Ей нестерпимо хотелось убежать из дома, где-нибудь спрятаться. Это желание не покидало ее и в ЗАГСе, но опять показалось стыдным подвести, огорчить и расстроить такое количество веселых и счастливых людей.
         Семейная жизнь, конечно же, не сложилась. С первого дня совместного проживания, и чем дальше – тем больше, все раздражало ее в нем: и как он ест, как пьет, как ходит, как разговаривает, как одевается – буквально все. Ночи, проведенные с ним, стали для нее сущей пыткой. После его поцелуев она, отвернувшись, незаметно терла и терла губы ладонью, стараясь не оставить на них даже следов его ласк.
         И сколько он не уверял ее в своей любви, она всегда относилась к нему безразлично и холодно. В конце  концов он ушел жить к своим родителям, в городе почти не бывал, все мотался по каким-то командировкам, а к ней заходил редко, только за тем, чтобы взять что-то из своих вещей. Ключ от квартиры у него был. И так как о своих визитах он всегда извещал ее заранее, в эти дни она старалась уйти куда-нибудь к подругам и поэтому уже не могла вспомнить, когда они виделись в последний раз.
         Вот и этой запиской он просил ее разрешения зайти сегодня вечером за книгами.
         Войдя в комнату, она посмотрела на разложенные на столе письма, и решила, что их надо куда-нибудь убрать.
         Она не хотела ни с кем делиться своей любовью. Но, куда же положить их? Она вспомнила, что в столе у мужа было много папок с разными бумагами. Открыв стол, она вытащила из стопки самую тонкую, почти пустую, чтобы сложить в нее письма, развязала тесемки и вынула несколько листков, исписанных быстрым, малопонятным почерком мужа.
         Сложив письма в папку и спрятав ее в бельевой шкаф, она вернулась к столу, чтобы прибрать и эти листки. Это были черновики каких-то писем с исправлениями и помарками. Заглянув в первый листок, она, с трудом разбирая, прочитала:
         « Прошу Вас, прочтите до конца. Письмо короткое и не отнимет у Вас много времени.
         Смело можно сказать, что сейчас мы не знакомы с Вами, хотя давно, так давно, что, кажется, это было в какой-то другой, почти уже не в нашей жизни, мы хорошо и близко знали друг друга…»
         Все в ней похолодело. Она лихорадочно просмотрела остальные листки. Сомнений не оставалось, это были черновики тех ласковых писем, что она получала в голубых конвертах.
         Ноги не держали ее. Она опустилась прямо на пол. Листки разлетелись по всей комнате.
         Она плакала горько, навзрыд, как маленький ребенок, для которого каждая последняя обида самая сильная, сильнее которой и быть на свете не может.
         Мужа она не любила, не могла и не хотела любить.
         Но, как тогда ей быть с той любовью, которая теперь навсегда поселилась в ее сердце?...