Ничего… Пустой сон, самый глубокий, самый крепкий сон, в котором нет ничего. Ни удушливо-влажных джунглей, ни давящих жарой пустынь. Даже грязного, вонючего города нет, с его заплёванными тротуарами и задрыпанными лачугами. Нет…
Джон проснулся, а точнее сказать очухался. Вчера он поистине крепко надрался в пабе «У друга Хосе». Это прекраснейшее питейное заведение было его любимым местом отдыха, где собирались по большей части нормальные жители города. Хриплое и горящее горло Джона издало протяжный тихий стон. В его голове какой-то негодяй запускал трескающие фейерверки и настойчиво стучал молотом в такт сердцу по большому бронзовому гонгу. Точно бронзовый, потому что сильно звенит и вибрирует. Собрав все усилия в кулак, как волевые, так и физические, он приподнялся в кровати и открыл глаза. Яркие лучи солнца с бешеной скоростью врезались в плотные шторы и лениво просачивались в комнату мягким жёлтым светом. В гостиничном номере всё было спокойно и безмятежно, лишь перевёрнутый ботинок посреди комнаты немым укором напоминал о его вчерашнем состоянии.
Он встал с постели, подошел к грубо выпиленному деревянному комоду и выудил бутылку крепкой кашасы. Плеснул в стакан бодрящее количество и большим глотком выпил. «Ох… Твою мать… Теперь лучше» - сказал он про себя с небольшой ноткой оптимизма. Принял душ, побрился и переоделся в чистое. Заглотил яичницу с невкусным местным хлебом и запил всё это водой из бутылки. Часы показывали 8 часов утра. Столь раннее время пробуждения было связанно с его неспособностью нормально спать на пьяную голову. Всегда, вне зависимости от количества и крепости выпитого, он плохо спал. Хотя, Джон считал это достоинством: раньше встанешь – раньше придешь в себя. «Через час нужно быть в госпитале» - что бы собрать эту мысль ему понадобилось с минуту пялится на движение секундной стрелки. Довольно резво встав из-за стола, он опять подошел к комоду. Достал заряженный Кольт М1911 и повертел в руке. Его тяжесть и чистота, совершенство форм и изгибов вселяла уверенность и твёрдость владельцу такого оружия.
Он застегнул кобуру и уже собирался подойти к двери, как вдруг в тишине гостиничной комнаты зазвонил телефон. Джон снял трубку:
- Кто говорит? – спросил он твёрдым голосом и слегка удивился, ведь последним звуком из его глотки был похмельный стон.
- Это я, Дэйв.
- Да, привет.
- Я слышу, ты слегка раздраженный, наверное, прерываю твой завтрак?
- Нет, тебе показалось. К тому же я уже позавтракал, - На самом деле его голос был действительно раздраженным. Он не выносил таких типов как директора госпиталя Дэйва. Такие как он корчат из себя мать Терезу, со скорбящим сердцем размером с эту грёбаную страну, раздираемую гражданской войной, голодом, болезнями и всеми вытекающими отсюда последствиями. И вечно лезут во всякое дерьмо, в которое их никто не звал. Для Джона было загадкой: как Дэйву с таким рвением удавалось оставаться в живых? В таком месте как это, без хорошего ствола и униформы белому человеку и в магазин за газировкой опасно выйти. Наверное, такие люди под Богом ходят. Если он ещё есть. – Чего тебе?
- Это… зайди ко мне в кабинет как закончишь осмотр, хорошо?
- Да, зайду.
- Вот и договорились. – В его голосе звучала простодушная радость одиннадцатилетней девочки. - Пока, Джон.
Джон повесил трубку. «Как всегда оптимистичен. Можно даже позавидовать». Он натянуто улыбнулся и подошел к зеркалу. Голубыми глазами на него смотрел светловолосый мужчина лет сорока, среднего роста и телосложения, с жилистыми скулами. Зелёная униформа смотрелась на нём вполне неплохо. Пусть она была помятая, и краска выцвела, зато на негров она действовала также как два года назад, когда была новой. Дело в том, что местные видели в белом человеке во-первых чужака, а во-вторых лёгкую мишень для воровства, мошенничества или чего хуже убийства. Но была волшебная военная форма, почти гарант безопасности на опасных пыльных улицах города. Так как правительственная армия была широко известна жесткими репрессиями против всего, что было против неё и правительства в лице местного диктатора, военная форма внушала уважение и страх среди всякого сброда головорезов. Если бы какой-то капитан недосчитался одного солдата в своей роте, он бы незамедлительно послал всех остальных «поискать» пропавшего в том месте, где его видели в последний раз. Дезертирство исключалось по той простой причине, что в армии хорошо кормили. Генералам нужно было много крепкого, здорового пушечного мяса. А что касается иностранных специалистов… то с белым человеком в форме никто не хотел связываться.
Джон вышел на улицу. В горячем воздухе висела мелкая пыль. Белое солнце нещадно жарило тело и вонзалось острыми иглами в мозг через раздраженные глаза. Надев очки, он закурил сигарету и направился в госпиталь.