... Существует пять стадий смерти. Первая стадия — стадия отрицания и неприятия трагического факта. Вторая стадия — стадия протеста. Третья стадия — просьба об отсрочке.
Четвертая стадия — реактивная депрессия, которая, как правило, сочетается с чувством вины и обиды, жалости и горя. Пятая стадия — принятие собственной смерти.
Если попроще: "Это не со мной", "Почему я?", "Подожди немного", "Я хочу жить", "Я готов
умереть"...
Это был самый неожиданный поворот событий. Сказать, что я был удивлен - это
ничего не сказать.
Впервые в жизни я был в шоке от этой девушки.
Плохо знакомый с трипами от герыча, я поначалу растерялся. Потом вспомнил, что надо
быстро вывести ее из кайфа, потащил в ванную, сунул под холодную воду.
Она никак не реагировала на происходящее, что странно, но вполне ожидаемо.
Я смотрел на синие сгибы ее локтей, почти почерневшие уже от уколов, чувствовал
нарастающий шторм бешенства где-то неподалеку от моего бесполезного сердца, но все
еще не знал, что же мне делать.
- Хватит... - промяукала она, слабо дернувшись в моих руках.
Ну наконец-то. Я вытащил ее из-под крана, взял полотенце и начал вытирать ее волосы.
Через пару секунд белое полотенце превратилось в серое с темными разводами.
Как же так можно было запустить себя? Держа ее в одной руке, другой я заткнул ванну
пробкой и включил горячую воду.
Она даже не пыталась жаловаться, плакать, прижиматься ко мне. Казалось, она все еще
не верила, что это я стою рядом с ней. Или же просто давно перестала видеть во мне
какую-то опору.
Да что за бред, я ведь никогда и не был для нее опорой.
Она молчала и тогда, когда я раздевал ее, опускал в воду, ругался сквозь зубы.
Меня бесило и пугало такое дикое молчание. Вспомнился тот день на вписке у Женька,
когда я отмывал ее от крови, а она точно так же молчала, глядя пустыми глазами
сквозь меня.
Она настолько исхудала, что боялся ее сломать неосторожным прикосновением.
Движимый горькой злостью, я надавил ей на уколы, надеясь, что хотя бы боль заставит
ее издать хоть какие-то звуки, но и это не помогло.
Молчание. Теперь я понял, каким гнетущим оно бывает.
Я вытащил ее из воды, принявшей темно-серый цвет, завернул в полотенце, отнес в ком-
нату и приступил к поискам ее одежды. Я нашел только свои собственные шорты и
кучу грязных тряпок. Пребывая в ужасе, я одел на нее шорты и свою майку, которую
я снял с себя.
Мне казалось, что я во сне. В глупом, страшном, бессмысленном сне.
Я сжал ее плечи, заставил посмотреть мне в глаза.
- Кто? - спросил я тоном, не терпящим игнора.
Она равнодушно смотрела на меня, словно не понимала, зачем я вообще тут взялся.
- Говори, кто посадил тебя на иглу! - начал орать я, почувствовав, как волна
разъедающей душу злости ударила в череп.
Взбешенный ее молчанием, замахнулся на нее, пытаясь пробить это полумертвое тело
на слезы, чтобы она в истерике рассказала хоть что-нибудь, но она всего лишь
сжалась в комок, закрыла уши руками.
- Уходи.
Весь мой запал тут же исчез. Как будто дерзкого гопа перед самой дракой окатили
ледяной водой.
Она прекрасно осознавала, что происходит. Она приказывала мне уйти, и я не мог
понять, от стыда или от чего-то другого.
- Почему я должен уйти?
- Я не хочу тебя видеть. Убирайся.
Если бы не гематомы на ее руках, я пожал бы плечами и свалил. Но сейчас я должен
был узнать, что произошло.
Если она ненавидит меня за то, что стала наркоманкой, это нормально.
- Я уйду, но только после того, как ты скажешь, кто с тобой это сделал.
Наконец-то ее взгляд принял осмысленное выражение. Я смотрел в ее глаза, когда-то
такие милые, и охреневал от силы той злобы и ненависти, затаившейся в них.
- С каких пор тебя это интересует? - саркастично улыбнулась она. - На путь истинный
встал, что ли?
- Прекрати выебываться и отвечай на мой вопрос, - попытался я отмахнуться от ее
упреков, кстати очень даже справедливых.
- Тебя это все равно не касается.
- Ты моя девушка.
- У тебя уже три месяца как нет девушки.
Мне не хотелось превращать все это в сопливые разборки, но по-другому, видимо, ее
не разговоришь.
- А не ты ли висла на мне, когда я уезжал в Ростов?
Для нее, видимо, мой аргумент был не аргумент.
- У меня теперь есть на ком виснуть, не волнуйся.
Хм. Придется все-таки обратить внимание на ее слова и уяснить, что она серьезно
решила, что я ей больше не нужен.
1:1, значит.
Сначала я ее, потом она меня.
Неплохо.
- Я люблю тебя, - вдруг выпалил я, совершенно случайно, не задумываясь, не осозна-
вая даже того, что это я сказал.
Эта фраза, которую она никогда не слышала от меня, сказанная как-то безнадежно,
утонула в тишине.
Я посмотрел ей в глаза и понял, как же я опоздал со своим признанием.
- Поздно, Леш, - словно прочитав мои мысли, подтвердила она. - Уже ничего нельзя
сделать. Уходи.
- А ты? - упирался я.
Внезапный звонок в дверь прорезал воздух. Мы отреагировали на него по-разному: я -
с досадой, она - с явным ужасом.
- Твою ж мать, - процедила она, резко поднимаясь.
- Кто это?
Она проигнорила мой вопрос, рванув к двери, в которую уже начинали бешено херачить
с кулака.
Я нутром чуял, что она меня добьет. Услышав скрип открываемой двери, я направился в
коридор.
Трое парней уставились на меня с презрением. Видимо, они меня знали. Один из них
был Шевченко, который меня почему-то не узнал, или просто сделал вид, что не
узнал. Вот тварь.
- Принимай следующих, няша, - весело провозгласил он. - Или ты еще с этим не закон-
чила?
Через мгновение я продрался сквозь них, вцепился в глотку Шевченко и с наслаждением
слушал, как хрустит его челюсть под моим кулаком. А потом меня выкинули на лестнич-
ную клетку, как щенка, и захлопнули дверь перед моим носом.
А я так и не успел урвать хоть один ее взгляд напоследок.
Видно, не судьба.