Знаете, есть такая шутка: «Вы не любите кошек?! Вы просто не умеете их готовить!» Так вот, я кошек не люблю ни в каком виде!
Когда летним субботним утром на пороге моей квартиры возник Палыч, нежно прижимающий к себе своего любимого Кузю, я сразу заподозрил неладное.
Мы дружим с первого класса (школьные учителя до сих пор вздрагивают, вспоминая нас), да еще ко всему прочему я крестный его дочери Лизы.
Кузя – жирный, наглый, избалованный кот, абсолютно белый, с голубыми глазами. Любимец семьи. Самый большой таракан в башке Палыча.
Смотрят, значит, они оба на меня сонного, и Палыч ласково так говорит:
– Мишаня, пусть Кузя у тебя побудет до вторника, а? Нам к теще надо ехать. Я вот и корм принес, и туалет его, чтобы ты не ругался, а?
Только я набрал в легкие побольше воздуха, чтобы послать его куда подальше, как он со словами «Лизонька только тебе и доверяет, а!» выпустил Кузю, быстро сунул мне в руки коробку с туалетом и кормом, а сам бросился вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
Мне ничего не оставалось, как сбросить с себя тяжеленного Кузю, поставить в прихожей туалет, положить на кухне кошачью еду и ругать Палыча последними словами!
Так вот, этот котяра прогулялся по квартире, все обнюхал, удобно расположился в моем кресле и начал хитро на меня поглядывать.
Я, признаюсь, всегда раньше думал, что кошки спят (ну, или лежат) свернувшись калачиком, становясь при этом трогательными и беззащитными.
Кузя же расселся (в буквальном смысле слова) таким холеным самцом, раскинув лапы и выставив живот. Только я хотел вышвырнуть его в коридор, на половичок (по моему понятию ему там самое место), как он уснул. То есть, реально, закрыл глаза и начал похрапывать.
Я пошел на кухню, поставил чайник, достал хлеб, нарезал колбасы… тишина.
Когда я начал жевать первый бутерброд, раздался звонок сотового.
Палыч радостно рассказал мне, что Кузя спокойный и обычно любит поспать на кресле, так что, если я не буду его тревожить и буду кормить в восемь утра и в восемь вечера, все будет чудненько. Выпалив этот текст, мой друг благоразумно отключился.
Суббота выдалась суетной. После завтрака я мотался по торговым точкам, потом на склад, потом завез кое-что маме. Домой приехал уже около семи вечера. Все было действительно чудесно: Кузя спал, предварительно сходив в свой туалет. Спал, уже свернувшись калачиком. «Умница!», – подумал я, разогревая картошку с котлетами. Пока я возился с овощным салатом, котик проснулся, потянулся и требовательно посмотрел на меня. Я поставил на пол блюдце, насыпал туда «Китикэт» (признаться, не удержался и попробовал сам –совсем неплохо), посмотрел, как Кузя хряпает свою пайку, и всерьез задумался над тем, не изменить ли свое отношение к кошкам.
Потом я пил чай, а Кузя тем временем терся о мои ноги…
В два часа ночи, когда сон особенно крепок, меня разбудил звук ударов о дверь спальни. Ничего не понимая, я открыл дверь и увидел, как Кузя, разбегаясь, готовится к очередному прыжку.
Дав ему пенделя, я закрыл дверь и мгновенно уснул, но уже через пять минут снова проснулся от грохота на кухне – это «котик» играл блюдцем.
До шести утра творилось что-то невообразимое. Выспавшийся Кузя носился по квартире, обрывал занавески, разбил вазу с цветами и помочился в мои ботинки!
– Задушу, подонок! – закричал я и действительно так крепко сжал Кузю, что он притих. Я уснул измученный, с накатившей головной болью.
В восемь утра Кузя, требуя завтрака, голосил так, как-будто Игорь Кио, распиливал свою ассистентку по-настоящему.
Позавтракав, эта падла уселась в кресло и мгновенно уснула, похрапывая.
Я посмотрел на себя в зеркало…в общем, лучше бы я не смотрел.
Мне представились бессонные ночи воскресенья и понедельника.
– Нет! – решил я, и, как достойный последователь учения Павлова, начал думать, что делать дальше. Впав в полудрему, я вспомнил детство, как мы гоняли кошек… Эврика!!!
Словно ошпаренный, я бросился на кухню, взял консервную банку из-под «Китикета», метнулся в туалет, достал из шкафчика инструмент и кусок капроновой бечевки (всерьез подумав при этом, не линчевать ли Кузю!).
Сделал в банке дырку и продел в нее бечевку, завязав морским узлом. Положил в банку несколько металлических шариков от старого подшипника.
Закрыл крышкой и заклеил скотчем, чтобы шарики не выпали.
Тихонько, чтобы не потревожить, привязал другой конец бечевки к хвосту спящего Кузи.
С огромным удовольствием дал котику такую оплеуху, что его, как ветром, сдуло с кресла.
Сонный Кузя, не понимая в чем дело, рванул на кухню, сопровождаемый грохотом консервной банки.
Сам я отлично выспался в машине, попил пивка в кафе, с особым удовольствием отправляя в рот куски хорошо прожаренного мяса именно в восемь часов вечера, когда котика нужно было кормить!
Когда я подъехал к дому, тетя Глаша, бессменный часовой у дверей в подъезд, сказала, чуть поджав губы:
– У вас, Михал Ефимыч, еще работают!
Из моей квартиры доносился ровный гул – это Кузя, так ничего и не поняв, носился по квартире, дурея от грохота консервной банки!
Ночью мы с котиком спали, как боги.
С утра же, как только Кузя поел, я, сжав его в братских объятьях, снова привязал к его хвосту волшебную банку и ушел на работу.
Надо ли говорить о том, что малыш не только чудно уснул вечером, но и проспал завтрак?
Вернулся Палыч и, забирая Кузю, торжественно вручил мне пол-литровую бутылку «Хеннеси». Поблагодарил, пряча глаза, и испарился.
Через неделю он тряс мою руку, смотрел на меня повлажневшими глазами и говорил:
– Он спит ночью, а! Как это ты, а?
А вам знакомы отупение
и грезы раннею весной,
когда от женщин слабнет зрение
и часто ходишь сам не свой?
Когда вдруг стало очень грустно,
вдруг без причины громкий смех,
вдруг письменно, а чаще устно
послать подальше хочешь всех?
Когда сидишь на витамине,
когда с утра вставать невмочь,
когда завидуешь скотине,
что в стойле спит и день, и ночь?
Так вам знакомо отупение?
Оно – расплата за грехи.
Пора бороться с обострением!
Пора читать мои стихи!